Полная версия
Трансформация
«И что вообще за дерьмо в меня этот дед вколол?»
Словно инопланетянин, я осторожно касаюсь кончиками пальцев стола, оценивая свои ощущения и совершенно не узнавая пластмассовую поверхность на ощупь.
Затем принимаюсь лапать его обеими руками.
«Похоже на диссоциатив какой-то…»
Так нихрена и не поняв, я хватаю следующий объект для изучения – салфетку из раздолбанной салфетницы и, прикрыв глаза, начинаю мять её в руках.
Не сразу, но всё же я узнаю её – да, точно, это самая обычная салфетка, но такое ощущение, что прямо сейчас мне открываются сотни её новых граней, которые я раньше не замечал, а секунду назад ещё не был способен дифференцировать из-за их бесчисленного количества.
Но я вдруг выпускаю её из рук, внезапно почувствовав вкус бумаги у себя на языке.
Мерзкой, дешёвой, шершавой бумаги, наверняка прошедшей тысячи кругов переработки, перед тем как попасть ко мне в руки.
Тут же открываю глаза, пытаясь понять, что же происходит, но, когда привкус проходит, я, недолго думая, хватаю солонку со стола.
Я принимаюсь по-новому ощупывать стекло и его проскальзывающие под пальцами грани. Снова закрываю глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Никогда в жизни я так внимательно не прислушивался к ним, а сейчас обнаруживал способность всецело погружаться в это… Но, когда я случайно задеваю крошечные гранулы соли у основания горлышка, на языке вдруг (по-другому и не описать) взрывается соленый привкус. На этот раз я не открываю глаз. И чем внимательней прислушиваюсь к вкусу, тем сильнее он становится. Такое чувство, что он разливается по полости рта, а когда эти ощущения захватывают меня без остатка, где-то в голове я даже начинаю различать присущие только этим соленым гранулам звуки. Это трудно описать, они словно кристально-океанические…
Увлеченный ощущениями, я всё глубже проваливался в собственную вселенную бесконечной вариативности ассоциаций и интерпретаций. Не глядя, я хватал со столика всё подряд и внимательно вслушивался в тающую на языке многоцветную музыку сахара (перед моим внутренним взором плыли целые картины); всматривался в приятные покалывания, пробегающие по всему телу, от радужной оды, которую спровоцировала капелька соуса BBQ, размазанная по подушечкам пальцев; и вмалчивался в трехмерный фрактальный трип от горошков черного перца, перекатывающихся в ладони…
В один из таких моментов мне даже показалось, что я наблюдаю, как кристаллизуется время… но эту иллюзию разрушила пробежавшая по помещению забегаловки легкая вибрация, которая из-за моего обостренного восприятия показалась мне настоящим землетрясением…
«Какого черта?» – думаю я, не сразу поняв, что происходит.
Затем открываю глаза и, вынырнув из мира собственных проекций, замечаю еле подрагивающие предметы на своём столике и тихо позвякивающую посуду на соседних.
Странно, до этого я никогда не замечал, что здесь такое происходит.
Но быстро проскочив по цепочке вспыхнувших ассоциаций, до меня кое-что доходит.
«Ну конечно…»
Откуда ни возьмись в голове всплывает где-то мельком увиденный план подземных тоннелей города и подробная карта района. Всё это накладывается друг на друга (плюс – берётся в расчет время, специфический род и диапазон вибрации), и я прихожу к выводу:
«Да, точно, прям под этим местом должна проходить линия метро. И, кажется, состав именно здесь начинает торможение…»
Довольно скоро эта легкая дрожь, вернувшая меня в реальный мир, затихает.
«Но как же я раньше этого не замечал?»
Начинаю вертеться по сторонам, чтобы понять, заметил ли это кто-нибудь ещё, кроме меня. Но вокруг вижу, помимо Гопа, протирающего стойку, лишь четыре посетителя, которые с головой погружены в себя.
Один сидит за стойкой и тупо пялится перед собой, потягивая кофе.
Два других расположились в паре столиков от меня. Тот, что поближе, безостановочно бормочет, не вдаваясь в подробности, слушают ли его, а другой иногда кивает и даже что-то отвечает, продолжая думать о своём.
Четвертый сидит в другом конце зала и уплетает сэндвич с картошкой фри за обе щеки, не отрывая глаз от экрана гало-телефона.
Так, стоп.
«А когда они здесь появились?»
С тем, что жрет, всё ясно – он уже был, когда я пришел. А остальные?
Я поднапрягся и вспомнил, что пока залипал в свои ощущения, до меня с равным перерывом во времени раза три донёсся звон колокольчика, что висит над дверьми при входе.
«Что-то не сходится. Может, кто-то уже вышел?»
Пытаюсь разобраться с этим, но в эту секунду из сортира появляется мужик и, поправляя на себе штаны, проходит неподалеку.
«Понятно…»
Тогда я возвращаюсь к своему столу и, опустив взгляд, вдруг замечаю перед собой тарелку с яичницей из синтетического белка и двумя полосками ненатурального бекона.
«А это как тут оказалось?»
Снова я поднапрягся и вспомнил, как не так давно ко мне подходил этот громила Гоп. Он сунул тарелку мне под нос со словами: «Bon appétit», – но я был настолько поглощён своими экспериментами, что на отвали ответил:
«Ага, спасибо», – и даже не обратил на него внимания.
Я опять покосился на других посетителей заведения – на этих ходячих мертвецов, которые ничего не видят, ничего не слышат и ничего не замечают, – а после меня пронзило осознание того, что всё это время вплоть до этого момента я жил точно так же, как они – ни черта не замечая. Каждую долбанную секунду вокруг меня происходило столько всего, но из-за своей невосприимчивости и тупости я упускал целые пласты жизни из-под носа… Меня переполнило ощущение, что всё это время, вплоть до этого момента, я бродил в густом тумане, и только сейчас я случайно выбрался из него. Словно всё до этого момента было невнятным сном, и только сейчас я очнулся…
И тут кое-что произошло.
Краем глаза я неожиданно замечаю, как через огромные окна справа от меня мазки солнечного света попали на край барной стойки и стали стекать вниз – в проход между столами.
Я поворачиваюсь и поднимаю взгляд через стекло: солнечный диск прямо на моих глазах, дрожа и искажаясь, выглядывает из-за крыш небоскребов напротив. Его сияние постепенно заполняет помещение и вскоре касается меня.
«Невероятно…»
Полузакрытые жалюзи на окнах режут столбы света горизонтальными линиями и оставляют в них темные прожилки.
Но, несмотря на невообразимость происходящего, кажется, я единственный, кто это замечает…
Когда сияние добирается до моих глаз, я закрываю веки. Я чувствую, как тепло растекается по коже на лице. Как свет опускается всё ниже и через некоторое время уже касается моей руки. Он начинает греть её, то время как другая рука, что лежит на бедре в тени под столиком, остается чуть влажной и холодной.
Я ощущаю всё это единовременно: тепло, лицо, руки, кожа на них и даже дыхание – всё в одно мгновение.
И тут по моему телу пробегают мурашки и всё внезапно обретает смысл.
Я ещё внимательней прислушиваюсь к себе и к окружающему миру, и даже немного удивляюсь тому, насколько безгранична моя концентрация. Тому, что с каждой секундой она становится только сильней. Это искренне изумляет – впервые в жизни ощутить кристально ясное мышление.
Я досконально чувствую каждую частичку своего тела и вместе с тем, несмотря на закрытые глаза, ощущаю всё происходящее вокруг, и воспринимаю это как неотъемлемую часть себя.
Чувствую, как стонет моя спина, как гудит башка, как ноет желудок, и как сердце тяжелыми ударами пытается вырваться из груди; но одновременно с этим я ощущаю, как поднимается солнце, как подрагивают окна от проезжающих мимо машин, как в заведении столовые приборы бьются о тарелки, и как проходит на глубине вагон метро…
Знаю, я истощил себя уже очень давно, и всё моё тело разваливается на части…
Знаю – мир, жизнь, прошлое, будущее и возможности… всё это было у меня под носом, но я этого не замечал…
Всё это время я был не здесь…
Но, несмотря на это, теперь я окончательно проснулся и готов всё изменить…
Когда же я, наконец, открываю глаза и опускаю взгляд на тарелку, думаю:
«А сейчас – самое время хорошенечко пожрать…»
* * *
«Пора выбираться отсюда…»
Когда я вернулся в свою каморку, работа пошла на ура.
В забегаловке я закинулся ещё парой легких, но богатых витаминами салатов. Не надо быть гением, чтобы понять: плачевное состояние моего организма, в частности, является последствием неправильного питания. Последние лет пять я ел раз в день и по преимуществу какое-то дерьмо. А ведь телу нужны биологически значимые элементы и минералы. К тому же в «Crepes&Beer» довольно вкусно кормят. Забавно, раньше я этого не замечал – сжирал всё и даже голову не включал.
Перед началом работы я посмотрел на таблетки, которыми всегда закидывался перед тем, как заняться делом. Красные пилюли в блистерной упаковке лежали там же, где я их оставил вчера – на левом краю стола. Подумал:
«Ну уж нет. Обойдусь без этого дерьма».
И скинул их в ящик стола, по содержанию напоминающий мусорную корзину. А ведь ещё вчера я не представлял жизнь без этих препаратов. Подсел, как свинья.
Кстати да, болевые ощущения в теле притупились слегка – я перестал на них концентрировать свое внимание. То же самое касается и приступов синестезии. Я постепенно привыкал к новым тактильным ощущениям старого мира и повышенному восприятию своих органов чувств. Было забавно, когда я, не глядя, провел пальцами по клавиатуре и понял, что могу прочитать все полустертые буквы, цифры и знаки на ощупь, как слепой.
А потом работа сама собой закрутилась.
Я был предельно сфокусирован.
Но в то же время моя концентрация была такой естественной.
Мысли и идеи сами собой появлялись у меня в голове, несмотря на то, что последние годы я бился за каждую секунду продуктивной работы. Любая умственная активность вызывала у меня лавину сопротивления. Внимание так и норовило куда-то ускользнуть. Я постоянно обнаруживал себя то на сторонних сайтах, то смотрящим какую-то ерунду, то прокручивающим ленту новостей, до которых мне не было никакого дела. Но теперь эта проблема испарилась. Теперь мой мозг сам будто требовал подкинуть ему задачку, да посложнее.
Уже через час работы я имел полноценный концепт алгоритма, над которым работал последнее время.
Почти четыре месяца назад вместо уплаты довольно крупного долга один знакомый делец скинул мне рабочий Kill-Chain к уязвимости от сервера одного очень большого казино. Для тех, кто не в теме: Kill-Chain – это что-то вроде инструкции по взлому с полным списком инструментов (вирусов и прочей лабуды) для получения доступа к ресурсу. Оставалось дело за «малым»: придумать и написать алгоритм, а также вирус, чтобы его встроить…
Вообще такие наборы обычно используют для того, чтобы ломануть сервер какой-нибудь организации, а потом шантажировать её с целью выкупа. Но за это можно присесть, и надолго – законы за киберпреступления в нашей стране были очень жестоки. Ещё вариант: продать уязвимость конкурентам, но и здесь можно влипнуть. Поэтому я выбрал третий вариант.
А именно – выдоить эту корову по-полному.
Всё оказалось намного проще, чем мне думалось поначалу. По моему новоиспеченному плану я должен был взломать главное казино нашего города с помощью заполученного мной Kill-Chain’а и внести небольшие изменения в работу программ по выдаче псевдослучайных чисел, а также софта, регулирующего процент выдачи игроку. Затем скрыть следы взлома, оставляя крохотный канал связи с моими утилитками, а вот уже всем остальным должны заняться мои тридцать шесть ботов, которые, симулируя человеческий распорядок дня из шестнадцати стран, будут обдирать казино, дергая за онлайн рычаги в тот момент, когда программа будет поднимать процент на сдачу слот-машин до небес.
И если у меня всё получится (а в этом я не сомневался), я сумею воплотить в жизнь настоящую Американскую мечту. Это как заполучить Святой Грааль. Кто не мечтал нагнуть казино и жить на его бабки?
Сам знаю лучше вас. Нет смысла отвечать: об этом думал абсолютно каждый «крекер3» нашего города.
Но всё же, пока я отстукивал на клавиатуре алгоритм и код вирусника, в моей голове фоном проскакивала мысль: «Неужели это всё, на что я способен?.. Может, я упускаю что?..»
Я работал без перерыва часов так семь. И отвлекся лишь однажды, в момент, когда солнце стало опускаться за дома. Подумал:
«Может, подняться и поглядеть на закат? – Но через секунду: – Нет, как-нибудь в другой раз…»
Всегда я так.
Но, надо сказать, за столь короткий срок я выполнил объём работы, с которым не справился бы, наверное, и за полгода.
Все прошлые четыре месяца я вроде как работал над тем, чтоб это провернуть, но, по правде говоря, занимался полной ерундой. Только сейчас мне стало очевидно – всё это время я только делал вид, что думал, а на самом деле пробуксовывал на месте. Вместо того, чтобы реально подумать и решать вопрос, мой мозг прокручивал пустые умственные операции, которые ни к чему не приводили, и всё же высасывали из меня остатки сил. А всё потому, что я и сам не верил, что это возможно, и не считал себя достойным сорвать подобный куш. А ещё это значит, что, несмотря на громогласные заявления и позу озлобленного на весь мир, ещё буквально сутки назад я не был готов ничего менять. И вместо того, чтобы действовать, я блуждал в потёмках собственного усталого разума.
Но теперь эта усталость прошла. Я чувствовал это. Я ощущал себя настоящим супергероем, суперменом под транквилизатором – спокойным, уравновешенным, но вместе с тем способным перевернуть весь мир. Только лазеров из глаз не хватало. Хотя вместо них у меня была такая концентрация, которой даже супермен бы обзавидовался…
Когда наконец-то завершил все дела на сегодня, я встал и впервые за десять лет хорошенько размял спину, которая за эти годы превратилась в долбаный зигзаг. А потом взглянул на часы – на циферблате было без восьми минут десять, – и подумал:
«Ну, что? Пора в подвал…»
* * *
Дум-дум-дум – эхом проносится по катакомбам.
Раздаются шаркающие шаги, и вскоре металлическая дверь со скрежетом откатывается в сторону.
В щели снова появляется сморщенная башка.
– Ну что, Профессор, ещё укольчик?
На лице старика проступает хитроумная ухмылка.
Глупый, глупый крысёныш…
Стадия C
Цок…
Цок-цок…
Нет, на этот раз это не клавиатура…
Цок-цок…
Это пряжки на ремнях, которыми мои руки прикованы к койке…
Цок-цок…
Метал бьётся о металл и производит звук, когда я поочередно дёргаю онемевшими до бесчувствия конечностями…
Цок-цок…
Дергать руками – это единственное, что я могу себе позволить, чтобы поразвлечься, когда достаёт тупо пялиться глазами хамелеона на голые стены тёмной комнатушки, где меня держат взаперти…
Цок-цок…
Ну или ещё я могу поцокать языком, но, признаться, это даётся мне с трудом. Да, как вы уже поняли, я не в своей каморке, но размеры помещения почти один в один. Только компьютера и серверов нет – здесь абсолютно пусто. Пусто, также как и в моей голове…
Цок-цок…
Вы, наверно, заметили, мозг у меня намного меньше, чем раньше. Точнее сказать, его у меня практически нет… Но это меня ни капельки не напрягает. Я отношусь к этому как к своеобразному отдыху. Так сказать, отпуск, который я заслужил за время своей тяжелой умственной работы…
А сейчас т-ссс – тихо…
Топ-топ-топ-топ…
Слышите? По коридору кто-то идёт? Сравнительно легкие шаги такие. Это Маргарет – значит, сегодня её смена. Мне нравится Маргарет, она заботится обо мне…
Дззз…
Дверь открывается, и в тёмное помещение заливается свет из коридора, а в сияющем проходе появляется тёмная фигура. Она закрепляет створу и заходит внутрь…
– Ть, – цокает немолодой женский голос. – Ты снова слюни напускал?
И вправду – слюни у меня рекой текут по подбородку. На вязких сгустках переливается тускловатый свет. Я растекаюсь в улыбке имбецила и разеваю рот, лёжа на койке с чуть приподнятым подголовником.
– Ладно, сейчас вытру тебя…
Она подходит ближе, и запах Маргарет – запах лаванды – ударяет мне в нос. Маргарет достаёт платок и, предварительно встряхнув его, насухо вытирает мне лицо. Я же говорил, Маргарет всегда заботится обо мне, в отличие от этого жирного хмыря Тони. Но ничего. В моем новом мире таких как он не будет, зато таких заботливых, как Маргарет, будет до хрена…
– Ну вот, другое дело, – она смотрит на мою тупую рожу с разъезжающимся в разные стороны глазами и одобрительно кивает, а я делаю жвачные движения нижней челюстью и что-то мямлю, но что именно – не разберешь – вырываются только нечленораздельные звуки.
Что-то похожее на:
«Спасибо, мамочка…»
Да, из-за почти полного отсутствия неокортекса я немного впал в детство. Счастливые времена. А Маргарет поднимает мне подголовник повыше (знает, как я люблю), потом туфлей снимает блок с колесиков и, исчезнув из моего поля зрения, принимается толкать кровать. Она вывозит меня в коридор.
Цок-цок…
Я радостно дергаю руками и разглядываю всё вокруг глазами морского конька. Но, по правде сказать, я практически ни черта не вижу, моя зрительная кора полностью разрушена, что не мешает моим глазным яблокам беспорядочно крутиться без перерыва. Со своей мертвенно бледной кожей и наполовину отсутствующей башкой я напоминаю стрёмную раздолбанную куклу из фарфора, в которую вселился нечистый дух…
Какой же жалкий вид для надежды человечества.
Все люди, проплывающие мимо: работники научного центра, охранники, открывающие передо мной двери, и редкие пациенты – абсолютно все разглядывают мою вскрытую тыкву, из которой постоянно сочится кровь…
Цок-цок…
– Ну, ну. Не балуйся – говорит Маргарет, продолжая толкать меня вместе с койкой. – Мы почти приехали.
И, надо сказать, она не врёт. Проехав по длинным коридорам – свернув один раз налево, потом направо, потом снова налево, – мы докатываемся до небольшой кишки, в конце которой одна единственная дверь с надписью: «Процедурный кабинет», а выше горит красным лампочка: «Не входить». Мы подъезжаем к ней всё ближе и ближе.
Маргарет везёт меня на «стрижку»…
– Вот и всё, – она расталкивает передо мной створы и затаскивает койку внутрь вслед за собой.
Я слегка подскакиваю на небольшом пороге, и мы оказываемся в довольно тёмном кабинете. Его озаряет зеленоватый свет дрожащих ламп.
– А вот и наш самый важный пациент! – она выразительно повышает голос, чтобы было слышно на всё помещение.
Через секунду из подсобки появляется высокий, седой, худощавый мужчина с широченной улыбкой на лице. На нём белый медицинский халат и шапочка на волосы:
– О! – завидев нас он начинает добродушно хохотать. – Как всегда вовремя!
Он натягивает хирургические перчатки на ходу и звонко хлопает резинкой по предплечью.
– Скажи доктору «Здравствуйте!» – просит меня Маргарет.
Я снова пускаю слюни по подбородку и пытаюсь нацелить оба глаза на дока, который сходу залезает мне в лицо, но у меня ни хрена не получается – глаза всё крутятся, как бильярдные шары.
– Сейчас мы тебя посмотрим, – говорит док.
Он засовывает пальцы мне в правый глаз, раздвигает веки пошире и светит фонариком.
– Реакция есть, – мой зрачок убегает куда подальше, закатываясь в череп вместе с радужкой, а второй, кажется, смотрит прямо на него. – Это хорошо!
Док осматривает мою вскрытую, как консервная банка, голову и вертит её из стороны в сторону, потом говорит:
– Ну что, приступим? – он улыбается во все зубы и снова немного хохочет.
Они с Маргарет отвязывают меня от койки и усаживают моё непослушное тело на деревянный стул. Потом приковывают к нему ремнями: руки, ноги и даже туловище, чтобы я не соскользнул, а голову закрепляют жгутом.
– Пациент, вы даёте согласие на процедуру? – снова шутит он.
К нему подходит Маргарет и передаёт прибор для декортикации – такая штука, похожая на сырорезку. Она отвечает за меня:
– Молчит – значит, согласен!
Они хохочут.
– Это хорошо!
И доктор, сунув руки мне в голову, срезает сырорезкой лоскут с моих мозгов, которые успели немного регенерировать с нашей прошлой встречи. Затем бросает срезанную нервную ткань в небольшую металлическую ванночку у Маргарет в руках…
– Первая пошла!
Но, несмотря на происходящее и разъезжающиеся в разные стороны глаза, на моей роже довольная улыбка…
– А вот и вторая! Молодой человек, куда вам столько мозгов?
Так что не беспокойтесь, со мной всё будет в порядке…
А пока они нарезают мой мозг, как сыр тофу, отмотаем немного назад:
Ф-фффффф…
Да, я снова в метро.
В грязном, вонючем вагоне, полном бедняков и роботизированных людей.
Сижу, зажатый между пассажиров, и листаю книгу. Одним ухом слушаю через наушник концерт Рахманинова, другим – всё, что происходит вокруг: разговоры людей, шум поезда и объявления метрополитена.
Как вы можете заметить, я немного изменил свой стиль – теперь у меня гладко выбритое лицо, зализанные волосы, и на мне совершенно новый костюм с серебристым отблеском. Но давайте всё по порядку, а то вы запутаетесь.
Перелистываю книжную страницу.
В общем, после второго укола Профессор сказал, что мне нужно сделать перерыв на пару деньков.
– Лады, – ответил ему.
На этот раз процедура прошла тип-топ, без всяких там свёрл, проваливающихся в череп. Он просто впрыснул сыворотку через вставленный в мою голову катетер и сказал: «Вот и всё».
– Ну и отлично.
Как только я зашёл в его подвальную лабораторию, старик провёл завуалированный расспрос: «Как дела?», «Как себя чувствуешь?», «Что-нибудь изменилось?» – хотя раньше такие мелочи его не интересовали. Я отвечал на всё не распыляясь: «Нормально», «Хорошо», «Восприятие немного обострилось, и внимание стало лучше», – а когда сел на его скрипучее, разваливающееся кресло спросил:
– Слушай, Профессор, а ты сам пробовал что-нибудь подобное?
Я почувствовал, как он замялся у меня за спиной, но виду не подал. Он ответил: «А зачем мне это, – как обычно протараторил сквозь стиснутые зубы. – Мне и так хорошо…»
После процедуры старик сунул мне в руки стародавний планшет, походивший больше на доску объявлений, и заставил пройти пару тестов на внимательность, логику и мышление. Результаты по всем параметрам оказались намного выше среднего. Пока делал их, спросил у старика:
– А почему ты раньше их не давал?
Он ответил, что это было не так важно. Важнее то, что дальше произойдёт.
Я пристально поглядел ему в спину.
Ещё он хотел заставить меня вести дневник, но я сказал:
– Не парься, Профессор, я теперь и так всё запомню.
Он остался недоволен, но настаивать не стал, зато выразил сожаление, что я не лабораторная крыса, и меня в клетке не закроешь: «…я бы с удовольствием понаблюдал за тобой 24/7».
– Значит, мне повезло родиться приматом, – пробормотал я.
Да, вот только других учёных это не остановило…
В этот раз я взглянул на его стрёмную лабораторию новым взглядом. И она рассказала мне о нем много нового. Очевидно, у него была склонность к наведению порядка (ну, как склонность… пристрастие уровня ОКР4). Всё его рабочее пространство было вылизано до идеала. Стопки синтетических бумаг будто выровнены по линейке. На столах, стеклянных склянках, пробирках, дорогущих терминалах и опытных образцах – ни одной пылинки, несмотря на тонны пыли в воздухе. Инструменты, скальпели, клещи и микропилы, которые ещё в прошлый мой визит валялись, окровавленные, вразброс, в этот раз были расставлены по размеру и от идеальной чистоты мерцали в стерильно белом свете светодиодных ламп. Совершенный порядок был везде, за исключением тех мест, где старик только что работал (там полный хаос) и оставшейся части помещения, которым он никогда не пользовался. Из-за этого невнимательному взору может показаться, что здесь полный бардак.
И как раз во время этого осмотра я заметил в старом покосившемся шкафу книги, а после процедуры, тестов и разговоров, я спросил:
– А можно взять что-нибудь из этого почитать?
Профессор кинул взгляд на шкаф и снова замялся, явно не хотел с ними расставаться. Но всё же парочку дал.
Признаться, книг до этого я в жизни не держал – не приходилось как-то. Поэтому пока поднимался к себе, я разглядывал их и листал. Натуральную бумагу я тоже трогал впервые. Такие желтые иссохшие страницы. Думал, поднимусь и сяду читать. Но как только открыл дверь в свою каморку (Пииип…), понял, со мной что-то не так. Меня вело, и я резко ощутил себя мертвецки усталым.
На автомате отправил книги на стол, плюхнул матрас на пол и сразу рухнул на него без сил. А уже через секунду, несмотря на ночные конвульсии, я провалился в сон – настолько глубокий и крепкий, что казалось, я погрузился в тёмное, вязкое ничто, которое выплюнуло меня обратно в мир только часов через двадцать.
