Дорога к вечности

По традициям клана Накамура между знакомством и помолвкой должно было пройти не меньше десяти лет, и не менее пяти – между помолвкой и браком. Женщины-Накамура знали, что такое ожидание. Когда мужчины совершают подвиги и творят историю, их спутницы должны терпеливо блюсти семейный очаг – так говорили матери этого клана своим дочерям. И дочери, конечно, запоминали.

Такэда не знала, почему Дэйну так трудно было превратить их «конфетно-букетные» отношения в более близкие – о проклятии она не знала. Но воспринимала как должное и его отлучки, и странные ухаживания.

Прошло два года, прежде чем молодой человек решился сделать ей официальное предложение. Правда, оно прозвучало в такой форме, что девушка ничего не поняла. Дэйн поджидал ее близ метрополии, сидя в густой кроне груши (чтоб не бросаться в глаза дозорным), и, когда она проходила неподалеку, собирался эффектно спрыгнуть, но вместо этого банально сверзился. На шум отреагировала система безопасности и Арману пришлось улепетывать. Он метко швырнул в Такэду букетом и на бегу выстрелил заранее заготовленное предложение руки и сердца, которое в результате прозвучало приблизительно: «Я те… лю… Вых… за… ме… за-а-а!».

Девушка, конечно, ничего не поняла.

Следующего случая ей пришлось ждать еще год. На этот раз молодой человек, как раз закончивший курс демонологии, решил использовать какого-нибудь демона – надо ж было показать любимой девушке, что в магических науках он преуспел. А если уж доказывать, то доказывать по полной программе. Раздобыв каталог демонов, Дэйн выбрал самого мощного из тех, что мог надеяться вызвать и подчинить без посторонней помощи.

С выбранным демоном он возился больше трех недель. Тот оказался куда сильнее, чем Арман ожидал, пару раз чуть не вырвался из тисков заклинания, и в ходе подчинения всерьез попытался сам подчинить своего пленителя. К счастью, рядом оказался Гэр Некромант, к которому младший сын Мэльдора на всякий случай обратился за консультацией, он, образно говоря, дал демону щелчок по лбу. Тот утих.

Результатом трехнедельных трудов стал демон-гигант, обладающий множеством способностей, в частности, способностью к трансформациям, к изменению голоса, цвета и консистенции чешуи. Теперь он был покорен и готов сделать все, что угодно. Для большего эффекта Дэйн заставил его принять боевую форму, разукрасил яркими лентами (морда демона подрагивала в негодовании от такого надругательства, но подчинение держалось прочно) и отправил петь Такэде серенаду.

Демон мог спеть эту серенаду хоть тенором, хоть басом, хоть контральто – на выбор. И можно было побиться об заклад, что, немного подрегулировав голос, он дал бы фору любому приличному оперному певцу. Но спеть ему не дали. Как только это существо оказалось в непосредственной близости к Такэде и взяло гитару на изготовку, на него немедленно накинулись отец и брат девушки. Оба были хорошими магами, и от демона в несколько мгновений осталась лишь жалкая кучка пепла.

– Да что же это такое! – воскликнул Дэйн, сползая по водосточной трубе, как только отец и брат его избранницы удалились за совком и шваброй. – Не везет.

– Привет, – по своей привычке чуть растягивая слова, произнесла Такэда. Язык Накамура был неспешен, как их традиции. – Жалко, что я не догадалась сразу, что это от тебя.

– Нервные у тебя родственники.

– Пожалуй, – она улыбнулась. Потом в одно мгновение стала очень серьезна. – Знаешь, мои родственники… не в восторге от твоих ухаживаний.

– Слишком громкая музыка по ночам? – догадался он.

– Ну… Не совсем, – девушка смутилась. – Словом, ты сам. Мой отец не очень любит Мортимеров.

– Ну, он не одинок в своих чувствах. Ты можешь успокоить своего отца – к Мортимерам я уже давно не имею отношения. Я давно уже Арман… Ну ладно, не так давно, но все равно.

– Думаю, для моего отца эта разница малозначительна.

– Ни фига себе! Разница огромна! Мортимеры – клан, Арманы – семейство, и вообще…

Такэда залилась смехом. Смеющаяся, она была очаровательна, и особенно ей шло длинное алое платье, в котором она была на этот раз. Ничего удивительного – при отце, строгом ревнителе традиций, она редко появлялась в брюках и тем более в рокерской коже. Дэйн почувствовал, что заливается краской под цвет ее платья.

– Ты же все прекрасно понимаешь, – сказала девушка. – Отца не проведешь. К тому же у тебя очень плохая репутация.

– Но я давно исправился. Я давно стал таким респектабельным, что просто противно.

– Трудно себе представить, что именно ты называешь «респектабельный».

– Хорошо, согласен. Относительно респектабельный. Зато со мной не соскучишься.

– Вот это верно.

– И я достаточно обеспеченный… ну, чтоб содержать семью.

– В самом деле? – на губах Такэды застыла чуть ироническая улыбка, которая делала ее лицо совершенно неподвижным, будто маска. – И что же?

– Ну, так… Э-э… Но для тебя-то мои ухаживания… Ну, они тебе не неприятны?

– Довольно приятны. Даже забавны. – Девушка вспомнила, как выглядел боевой демон в лентах и фыркнула.

– Ну, так тогда, может, ты и мое предложение примешь?

– Смотря какое.

– Да я собрался жениться. И если ты согласишься выйти за меня… – с деланой небрежностью проговорил Арман.

– А если я не соглашусь, то на ком ты собираешься женишься? – деловито поинтересовалась девушка.

– Что я, дурак – жениться на ком-то еще?!

– Хм…

– Не обижайся. Такэда! Просто я хотел сказать, что ни на ком другом жениться не собираюсь – только на тебе. Ну, пожалуйста. Согласись. Ведь я тебе не противен, а?

– Нет, конечно. Ты мне нравишься. Очень нравишься.

– Есть какое-то «но»?

– Только одно, – вздохнула девушка. – Мой отец не даст согласия на этот брак. Равно и наш патриарх – тоже.

– Но…

– Без их согласия я за тебя выйти не могу. Никак не могу. Наши традиции говорят… Между прочим, сюда идет папа. С пылесосом.

– Подожди, – Дэйн бросился к ограде и мигом взлетел на нее. – А если я сумею договориться?

– Я буду только рада. Давай же!

И Арман ловко исчез по ту сторону ограды под аккомпанемент возмущенного крика отца Такэды. Мгновением позже добавился и голос ее брата, которому сын Мэльдора, видно, тоже оказался не по вкусу. Впрочем, их вспышка была объяснима – оба они вряд ли желали обстоятельно разбираться, с какой такой целью он прислал в их дом боевого демона.

Дэйн засел в библиотеке и несколько дней изучал традиции Накамура. В результате он явился в метрополию своего клана, разряженный в шелковую ацуита с орнаментом из стилизованных журавлей, парчовую роскошную хандзири (откровенно говоря, полностью одежда именовалась хандзири-но-кагирину, но это название молодой человек не смог запомнить даже за неделю) и пояс оби с ткаными золотыми солнцами. К этому наряду по традиции полагался меч, и Дэйн гордо привесил к поясу клинок, который Накамура именовали кэн за двустороннюю заточку.

Увидев его в таком виде, Моргана села мимо кресла и несколько минут лишь молча хлопала ресницами.

– Ты б хоть что-нибудь сказала бы.

– Скажу, что у тебя идиотский вид, – выдавила она наконец. – Ты похож на вешалку под кучей ткани.

– Да ладно… А что, я неправильно навернул пояс? – и Дэйн завертелся вокруг себя, пытаясь заглянуть себе за спину. – Да… Пожалуй, кривовато.

– Но, братец… С чего ты так разрядился?

– А вот. Захотелось попробовать.

– Но согласись, что ко всем этим халатам…

– Это не халаты! Это ацуита и хандзири!

– Да какая разница? Я в том смысле, что со всем этим ботинки смотрятся как-то… не очень.

– А что мне прикажешь надеть? Сандалии, что ли? – Дэйн глубоко задумался. Поколебавшись, он заключил: – Ну нет. Пойду в ботинках. Вряд ли Накамура будут заглядывать мне под халат… э-э, под хандзири.

– Ты собрался к Накамура?

– Да… Э-э… В гости.

– Ну-ну, – пробормотала Моргана и ушла к себе.

В метрополии Накамура, где все, конечно, заметили недостатки его туалета, не сказали ничего. Эдано, глава клана, славился своей выдержкой, он принял гостя весьма любезно, и если патриарха шокировало то, как Арман носил традиционную одежду его рода, он воспринял происходящее, как должное. С любезным видом принял гостя, выслушал его предложение, и Дэйн был просто поражен, когда ему отказали. Правда, очень вежливо, но непреклонно.

Объяснить причины своего отказа патриарх не объяснил.

– Ну неужели я настолько криво повязал пояс? – вопрошал расстроенный Дэйн, когда остался наедине с Такэдой днем позже.

– При чем тут пояс? – девушка не выдержала и улыбнулась. – Оби ты действительно повязал неправильно. И хандзири тоже… Где ты добыл эту одежду?

– Места знать надо, – пробормотал Арман. – Но разве важно, что я там неправильно повязал?

– Ты выглядел очень потешно.

– Ваш патриарх поэтому отказал мне?

– Нет, не поэтому. Я говорила – у тебя очень плохая репутация.

Такэда смотрела на него со странным выражением. Значение мимики на ее неподвижном, как у всех Накамура, лице очень сложно было разгадать. Но у молодого человека почему-то кольнуло сердце. Он ласково коснулся ее щеки.

– Ты огорчена этим?

Девушка, помедлив, кивнула. Для Дэйна это было самой лучшей наградой.

– Но в таком случае… – осторожно начал он.

– Нет! – решительно отрезала она. – Я люблю тебя, но никогда не выйду за тебя, если мой отец или мой патриарх не дадут согласие. Согласие патриарха намного более значимо, – и, развернувшись, зашагала обратно к метрополии.

– Ты любишь меня? – переспросил он ей вслед.

Такэда, обернувшись, кивнула. Арман лихорадочно соображал.

– Постой. А… А если я сумею похитить тебя? – он пытался вспомнить все подробности традиций, о которых столько сумел прочитать. – Если я сумею тебя похитить, ведь по вашим канонам это будет вполне… Вполне традиционно, правда?

В глазах девушки на миг вспыхнул интерес.

– Да. Если ты сумеешь меня похитить, то я смогу выйти за тебя замуж без согласия родственников. Но ты должен похищать меня из метрополии, и в ситуации, когда отец и патриарх знают о твоих намерениях. А это почти невозможно.

– Но я уже однажды проник в метрополию, и никто не понял, как именно.

– Даже ты сам.

– Но это же наилучший способ сохранить тайну, правда?

– И потом – ты смог войти. Но надо же еще и выйти.

– А я попробую.

Она ласково улыбнулась.

– Попробуй.

Дэйн подошел к делу, как всегда – по-своему очень серьезно. Он потратил две недели на то, чтоб подготовить запас химических веществ, которые по его прикидкам должны были сбить с толку людей и собак. Оставалась лишь магия.

Вот с магией, особенно боевой и системной, которая ложилась в основу любых стационарных магических схем, дело обстояло очень плохо. Системно-боевые чары считались самой сложной наукой среди всех чародейских наук, серьезно Арман ею никогда не занимался. Разумеется, какое-то представление об этом разделе знаний он получил, занимаясь магией материалов. Но чары, используемые в химии – это не то.

Но, несмотря на возражения здравого смысла, Дэйн решил действовать наудачу. И, готовясь к этому рейду, отправил патриарху письмо с извещением, что намерен выкрасть у него Такэду. Он помнил слова своей любимой – главу клана нужно известить о своих намерениях.

Через два дня письмо вернулось обратно. Правда, Эдано явно прочел его, поскольку в самом конце Арман обнаружил несколько странных значков, красиво нарисованных чернилами. В недоумении он связался по видеофону с Такэдой – она, в преддверии похищения терпеливо ждала результатов его усилий в метрополии, но к видеофону охотно подбегала каждый раз, когда ему хотелось с ней поговорить.

– Ты случайно не знаешь, что означают эти закорючки?

– Знаю, – ответила девушка. – Это иероглифы.

– Вот точно – иероглифы. Закорючки. А что они означают?

– Но-но! Поуважительнее. Мы так пишем.

– Да? Прости… Но, постой – это же неудобно!

– Зато красиво… – запальчиво бросила она и тут же вздохнула. – Ты на меня плохо влияешь. В начале нашего знакомства я никогда не сказала бы так.

– Ладно. Что тут накаря… э-э… написано?

– Если переводить буквально… Только буквально будет трудновато… А вот если найти аналог во всеобщем языке, то приблизительно… «Ну давай, давай»…

– Да? Что ж… Пусть будет «давай, давай»…

На следующий же вечер Дэйн уже был у метрополии.

Он изумился тому, насколько легко ему удалось миновать первый круг защиты. Немного особой химической смеси, сдобренной чарами, которую он пролил на одежду – и она, испаряясь, сделала его невидимым для видео– и магических камер. Еще немного химии пришлось применить, чтоб вскрыть магнитный замок на одном из черных ходов. Арман не был уверен в составе, действовал наобум, но изобретение подействовало, как надо – пока жидкость не стекла со считывающей поверхности, механизм сошел с ума и открывался-закрывался хаотически. Достаточно было вовремя рвануть дверь.

Он забрался на крышу и протиснулся между сложными магическими конструкциями – в слепой зоне, единственной, которую просматривали только видеокамеры. Беззвучно спрыгнул во двор, прянул вбок, за какую-то каменную конструкцию, то ли странную скульптуру, то ли незаконченную беседку. Затем сумел пробраться во внутренний дворик, проскочив под аркой. И вот тут-то на него насели.

Из сводчатой двери, напоминающей готическое окно, выглянул человек в черном, и по жесту его руки Дэйн сумел разгадать адресованное ему заклинание в тот же момент, когда кинул первое из заготовленных «сюрпризов». Говоря откровенно, он рассчитывал, что к Такэде сумеет пробраться, не потратив запас, а вот обратно порезвится всласть. Почему он так считал, и сам, наверное, не понимал до конца. Видимо, слишком свято верил в свою удачу.

Противник, судя по жесту и движению губ, собирался обездвижить противника, но вместо этого опрокинулся на спину, словно от удара – только Арман знал, что у несчастного ненадолго отказал мозжечок, который в мозгу человека отвечает за равновесие. Чары были не боевые, они применялись в магической медицине, потому защитный артефакт охранника их пропустил.

Младший сын Мэльдора недавно понял одну простую вещь – защитные артефакты невозможно составить в расчете на все случаи жизни. Как правило, в них закладывают от десятка до нескольких сотен основных боевых заклинаний, которые они должны отражать, и напитывают большой мощью – так построены и самые лучшие защитные чары. А значит, чем более непредсказуемым окажется атака, тем больше шансов, что она пройдет.

К тому же это вполне в духе Мортимеров – шутить таким образом. В свое время Руин добивался отличных результатов, используя заклинания «облако перца», «облако соли», «гравитационный хаос». Чтоб сформировать свой оригинальный подход, Дэйн несколько недель шерстил медицинские справочники, и, оставив список заклятий, убедился, что на хорошего медика лучше не нападать – слишком это опасно.

Следующую пару охранников постигло острое расстройство желудка, еще троих – сильнейший насморк и кашель. Еще один начал чесаться – это заняло обе его руки, и колдовать тут уже было невозможно. Дэйн не хотел повторяться, поэтому очередному нападающему позволил подойти, схватился с ним врукопашную. Одно случайное прикосновение в схватке – и заклинание клизмы вкачало в кишки этого несчастного добрых пару литров воды с полезными бифидобактериями: надо ж было хоть чем-то утешить пострадавшего.

Арман перепрыгнул через него и бросился бежать по высокому коридору к галереям, которые оплетали главное здание метрополии. Он помнил, где именно ждала его Такэда. Это было не так и далеко.

Наверное, ему следовало предусмотреть, что патриарх отлично понимает, с кем он имеет дело, и хотя бы попытается построить на пути нежеланного жениха действительно серьезную преграду. Но когда, выскочив из-под арки, ведущей в нужный дворик, Дэйн натолкнулся на двоих Накамура в зеленых одеяниях, он воспринял это просто как одну из случайностей. Ведь в мире нет ничего невозможного, ну совершенно ничего!

У одного из Накамура из ушей сразу полезли разноцветные тараканы и засновали по его лицу. Но тот почему-то отнесся к этому на изумление равнодушно. Он даже не стал смахивать тех насекомых, которые норовили залезть ему в глаза. Второе готовое заклинание, что Дэйн, не медля ни минуты, кинул во второго противника – отличное заклинание, очень мощное и пронырливое, – тот брезгливо перехватил в воздухе и втянул в себя, переработав в энергию. Если б младший сын Мэльдора смог в этот момент оценить уровень этих двоих, он, наверное, понял бы, что обречен – перед ним стояло двое архимагов.

Он сопротивлялся недолго – они скрутили его за пару секунд, и, хотя один при этом стал оранжевым, как апельсин, а у второго в волосах выросли огромные и довольно тяжелые мальвы, это не помешало им колдовать. Дэйна «упаковали» в парализующие и усыпляющие чары с полным жизнеобеспечением, и последнее, что он видел – это бледное лицо Такэды, которая действительно стояла в этом дворике и все видела. Отодвинув пленника ногой, оба архимага привели себя в порядок, а тот, у которого на голове оказалась целая охапка цветов, аккуратно снял их и кинул на тело Армана.

– Какой наглый парнишка, – бросил он, будто плюнул.

– Но талантливый, черт побери, – проворчал другой. – С выдумкой. Надо будет сказать ему, что есть смысл пытаться превращать в апельсин лишь магов слабее его на два уровня.

– А зачем? – равнодушно процедил первый. – Ты думаешь, он отсюда выйдет?

Каковы были на этот счет планы Эдано Накамура, не знали даже эти двое – старший внук патриарха, Нагао, знаменитый на весь Асгердан специалист по боевым системам, и Хиро, лучший маг в клане, чародей-универсал, а таких во Вселенной вообще было немного. По приказу главы Дома пленника отнесли в тюремное крыло, где и оставили.

Вечером в метрополию Накамура явился Мэльдор Арман. О чем он говорил с Эдано больше четырех часов, осталось тайной, но результат говорил сам за себя – патриарх приказал отпустить пленника, и измученный отец забрал своего непутевого сына.

– Что тебя понесло красть невесту по всем законам их клана? – устало спросил Мэльдор, когда машина уже подъезжала к его дому. Обычно он ездил сам, но на этот раз для солидности взял шофера – и порадовался, потому что после беседы обессилел совершенно. – Подобного не случалось уже больше тысячи лет.

– Она не могла выйти за меня иначе, как с согласия родных – а этого согласия не было – либо через такой вот обряд. И я читал в книгах об этом…

– А ты дочитал, что традиции Накамура требуют защищать своих женщин до последнего? Ты прочел о том, что этот обряд потому и приравнивает похищение к согласию родных, что он вынуждает их смириться. Если б они позволили тебе похитить Такэду, то тем самым добровольно позволили бы тебе жестоко унизить их. Болван! Они имели полное право убить тебя!

– Откуда ты так хорошо знаешь традиции Накамура?

– Я знаю очень многое. А вот ты какого хрена взялся, не изучив вопрос от корки до корки, – я вот чего не понимаю.

– Но что же мне было делать?

– Ждать, идиот! Сейчас не прежние времена. Если девушка действительно любит тебя, она рано или поздно добилась бы от отца согласия на этот брак, пусть с какими-то оговорками в брачном контракте, но все-таки. Накамура отнеслись бы к тебе терпимо хотя бы потому, что патриарх все равно в любой момент мог бы расторгнуть ваш брак, если б счел, что ты совершенно не подходишь его потомице.

Дэйн смущенно опустил глаза.

– Ну, я… Я не подумал.

– А следовало бы. Раз уж ты собрался жениться, надо привыкать вести себя, как взрослый, – пробормотал Мэльдор. – Но, надо сказать, Накамура оказали тебе большую честь. Ты знаешь, кого против тебя поставили?

Младший Арман вопросительно поднял бровь, и отец назвал ему имена.

– Ни фига себе…

– У тебя не было ни малейшего шанса.

– И что же теперь?

– Ничего. Если ты читал об обряде похищения, то должен был знать, что у тебя только одна попытка. И, знаешь ли, вызволить тебя было очень нелегко. Это стоило мне огромного труда. Прошу тебя, больше не попадайся Накамура.

– Тогда… Прошу тебя, устрой эту свадьбу сам.

Мэльдор помолчал, а потом нехотя начал:

– А к чему это? Послушай, может, все и к лучшему. Дэйн, ты же помнишь…

– Я ее люблю.

– Дэйн, ты помнишь, что ты проклят?

– И что же теперь? – тихо спросил молодой человек. – Всю жизнь трястись? Бояться? Шарахаться от любимой? Если меня должен убить собственный сын, то он для этого должен хотя бы родиться и чуток подрасти. А значит, у меня будет по крайней мере пятнадцать лет счастливого супружества. Ради чего ж еще стоит жить, а?

– Дэйн… – пробормотал отец, тронутый до глубины души.

– Пап, договорись о свадьбе, а?

Мало кто знал, каким чудом Мэльдору удалось вызволить своего сына, когда Эдано имел все права приказать казнить его. Но, добившись для Дэйна хоть какой-то возможности для совместной жизни с Такэдой, юрист явил чудо еще более поразительное. Не прошло и месяца, как отец принес сыну счастливую для того новость – патриарх Накамура больше не возражает против свадьбы своей много-раз-правнучки с представителем семейства Арман. А это означало, что все теперь по большому счету зависит от самой Такэды, ее отца Камидзуми и брата Иисо. Но для них было как-то неприлично возражать против этого брака, раз уж Эдано выразил иную волю. Они тоже заявили, что не возражают.

Это не было прямым согласием, и в прежние времена девушка вряд ли стала бы женой Дэйна. Но времена действительно изменились, и Такэда согласилась выйти за него замуж.

А еще через два года она родила сына.

Дэйн ничего не сказал жене ни до, ни после этого события. Он совершенно не изменился ни внешне, ни по поведению, а если и задумывался о проклятии, то никак этого не показывал. Казалось, рождение сына его только восхищает, новоявленный отец охотно возился с отпрыском, так что даже самая проницательная женщина вряд ли сумела почуять неладное.

Казалось, брак пошел младшему Арману на пользу – он стал немного спокойнее и, хотя время от времени позволял себе выходки, достойные скорее подростка, гораздо больше времени проводил с женой. Занятия магической химией шли полным ходом, и, хотя лаборатории Галактиса, где он проводил эксперимент за экспериментом, время от времени изрядно страдали, на успехах студента это никак не отражалось. Он закончил полный курс обучения, и еще потом расширенный, и еще высший магистерский.

Его нисколько не удивляло, что ему дают возможность учиться здесь, даже притом, что он доставлял ректорату, деканату и преподавательскому составу уйму неприятностей. Ведь хотя бы раз в год он обязательно делал открытие, составлял новую химическую формулу или некую новейшую магическую структуру, а все подобные достижения юридически принадлежали учебному заведению, студент же, сделавший открытие, получал лишь некоторый процент и, разумеется, скидку на оплату обучения. Дэйн где-то к середине курсов уже ни креда не платил за учебу. При этом молодой Арман приносил Галактису гораздо больше выгоды, чем убытков.

Но когда ему предложили преподавание нескольких предметов на младших курсах, он удивился. Преподаватель – это уже не студент. В Галактис брали лучших из лучших, потому-то тамошнее образование так высоко котировалось и столь дорого стоило.

От такого предложения трудно было отказаться.

– Да ты, я вижу, остепеняешься, – воскликнул изумленный и обрадованный Мэльдор. – Не ожидал…

– Не ожидал, что это вообще когда-нибудь случится?

– Конечно.

– Но, надеюсь, ты не разочарован?

– О чем ты говоришь! Статус нашего семейства куда выше поднимет твое положение преподавателя Галактиса, чем даже получение Руином архимажьего уровня… Должен же он когда-нибудь вернуться в Центр…

– Хм…

– Так что не посрами. И, – Мэльдор стал очень серьезен, – прошу тебя, будь осторожен. Ну, ты понимаешь, о чем я. Не хотелось бы теперь тебя потерять.

– Теперь – когда я так высоко поднимаю статус семейства?

– Думай как хочешь, главное не погибай. Ладно?

– Постараюсь, – вздохнул Дэйн.

Глава 4

Руин сидел у окна и писал – как всегда по утрам, с тех пор, как уличил своего секретаря в нечистой игре и был вынужден казнить его в назидание всем остальным. Казни в Провале воспринимались как нечто само собой разумеющееся, особенно если казненный был виноват хоть в чем-нибудь. Правителей, пожалуй, даже уважали за суровость, и Руин знал, что если будет воздерживаться от строгих мер, его попросту перестанут принимать всерьез.

Он знал, что сумеет удержаться на грани допустимого и не стать таким, каким был отец. То, что случилось с ним двадцать лет назад, заставило его по-другому взглянуть на себя и окружающий мир. Свою душу он научился воспринимать, как нечто материальное, иногда ослабленное, иногда страдающее своими странными и необъяснимыми болезнями. С тех пор, как вернувшемуся из-за грани Вселенной Руину пришлось заново учиться любить и ненавидеть, наслаждаться и мучиться, Арман привык смотреть на себя со стороны, оценивая не только поступки, но и желания, побуждения. Первое время он жил лишь памятью о чувствах. Это было нелегко.