Белый Клинок

Эйрис сделала выпад.

Несмех даже не ощутил соприкоснувшихся лезвий. Звон – и прямой меч девушки отбросило в сторону.

– Хорошо, Большой! Хорошо! – воскликнула она.

Несмех вращал меч, наслаждаясь властью над ним, наслаждаясь пением стали… Он и сам готов был петь от радости!

Еще один выпад – и снова конгай даже не ощутил удара.

Он упивался собственной силой!

…и даже не понял, что произошло. Меч вдруг вырвался из руки, а сам юноша, откачнувшись назад, полетел в пропасть.

Эйрис успела поймать его запястье и удержала от падения. Обескураженный, Несмех увидел, что она хохочет.

– Оу! Большой! Мне наконец-то понравилось обучать тебя!

– Ты обезоружила меня! – воскликнул юноша, возмущенный ее весельем.

– Оу! Ты просто забыл, что ты не один! Не огорчайся! – Она похлопала юношу по вздувшимся мышцам предплечья.– Ты сделал все, как надо! Оу! – Она снова засмеялась, и Несмех понял, что она очень довольна.

– Ты, несмышленыш-чужак, за какой-то час сделал то, на что мне, дочери Народа, понадобилось два года! Большой! Когда ты станешь Властвующим, возьмешь меня в ученицы?

Несмех смутился, но потом, заразившись ее радостью, улыбнулся:

– Возьму! Если ты не будешь вышибать у меня меч! Кстати, как это тебе удалось? – После похвалы наставницы его самомнение подросло.

– Я нашла твой исток и спустилась вниз по реке! – ответила Эйрис.

– Очень красиво! – пробурчал Несмех.– А теперь скажи, как говорят для несмышленышей-чужаков! Чтобы было понятно!

Глаза Эйрис заискрились. Она была изумительно красива в этот момент.

– Когда ты играешь мечом, Большой, вы – вдвоем! Ты и он. Когда ты сражаешься – вы тоже вдвоем. Ты и твой противник. Там, где двое хотят быть вдвоем (как ты и твой меч), третьему места нет. Вы, вдвоем, отталкиваете его. Но я играю в эту игру дольше вас! – Она снова засмеялась.– Потому я стала третьей и ваш союз распался! Я поймала твой меч – и он стал моим! Если бы ты умел играть по-настоящему, ты принял бы меня и мой клинок! Потому что в этой игре нет ограничений! Оу! Большой! Поединок – самая интересная игра, какую я знаю!

– Видел я! – буркнул Несмех, глядя на разгоряченное лицо и восторженные глаза расшалившегося ребенка.– Кровью пахнет!

– Бо-ольшой! – Эйрис нисколько не обиделась. И ни капельки не огорчилась.

– Ты – камень, Большой! Большой, грузный, серый валун! Выигрыш, проигрыш, чем они больше, тем интересней игра! Это – как Вечное Лоно! Что больше жизни? Только смерть! И потому мы побеждаем Лоно, а не оно нас! Потому что Лес – это Жизнь! Сначала Жизнь, а потом Смерть. А мы – сначала Смерть, а потом – Жизнь!

– Мне это совсем не нравится! – проворчал Несмех.– И не нравится, что это нравится тебе!

– Глупости! Пойдем. Я хочу, чтобы ты показал кое-кому Поющий Шатер. Видишь, я уже начинаю тобой хвастаться!

– Поющий Шатер – это защита, которую я только что делал? – спросил Несмех.

– Не защита,– поправила Эйрис.– Поющий Шатер – не для того, чтобы защищаться, а для того, чтобы чувствовать. Понимаешь?

– Вроде бы, да,– задумчиво произнес конгай.

А прилично стрелять из лука он так и не научился.

* * *

Прошло девять месяцев с тех пор, как Тилод, которого теперь звали Несмехом, попал в Гибельный лес. Молодой фарангец очень изменился. Тело его, опаленное южным солнцем, обрело тот же цвет, что и у большинства Хозяев Реки. Он потерял четверть веса, и сила его увеличилась вдвое, а мышцы обрели твердость дерева и прочность шелковой бечевы.

Он научился многому. И многое из того, что он теперь умел, пришло будто само по себе.

Навыки и умения, за которые Береговой Народ платил годами изнурительной работы, начинавшейся с самого рождения и не кончавшейся никогда, давались Несмеху за считанные месяцы.

Несколько раз бывший фарангский зодчий ощущал, что некто живет у него внутри и словно подталкивает, подсказывает, дает ощутить нужное. В глазах Берегового Народа он уже давно перестал читать доброжелательное превосходство. Успехи Несмех принимал как должное, потому что всегда – и в прежней своей жизни – быстро добивался того, чего хотел. Он не понимал разницы. Но ее понимали Хозяева Реки. Сделанное им за девять месяцев было невозможно без высшей магии или помощи богов. Жившие в тени Вечного Лона знали это так же твердо, как знали они, откуда течет Зеленая Река. А поскольку магом Несмех не был, значит ему покровительствовали боги. Для Черных Охотников Лона это было Чудом.

Лишь два человека в Береговом Городе знали, а точнее, догадывались о предназначении Несмеха. О том, что его ожидает. И они выполняли волю…– Нет, не волю: никто не приказывает Хозяевам Реки! – желание тех, кого искренне почитали.

* * *

– Одевайся! – Эйрис положила костюм на край ложа.

Несмех, который только-только задремал, недовольно посмотрел на нее:

– Ты сказала: на сегодня – все! – проворчал он.– Я поел! – Он похлопал себя по животу.– Давай отложим на завтра!

– Пошевеливайся! – Эйрис не обратила никакого внимания на ворчание ученика.– Мы идем в Лоно! Слушающий сказал: благоприятное время! Но – только до восхода первой звезды!

– Ого! – воскликнул Несмех, сразу оказавшись на ногах.– Ты хочешь сказать, что мы встретим закат в джунглях?

– В Вечном Лоне! – поправила его девушка.

– Ночь в Вечном Лоне! – мечтательно произнес Несмех, натягивая шелковые шаровары.– Однако сердце мое чует: мне еще не время умирать!

– Для овладевшего Основами Земли, Потока и Ветра ты очень скромен! – фыркнула Эйрис.

– А ты сама не хочешь одеться? – поинтересовался Несмех.– Или ты отправишь в ночные джунгли меня одного?

– Стоило бы! – Эйрис щелкнула его по носу и выскользнула из пещеры.

Несмех успел привыкнуть к костюму Черного Охотника. В нем конгай чувствовал себя в безопасности – как моллюск в раковине. Привык и к оружию, к тому, что меч висит за спиной, а не у бедра.

Эйрис, как всегда, оделась быстрее, чем он. Девушка ждала его на верхней террасе. Рука ее в черной перчатке нервно теребила перевязь с кармашками, где лежали отравленные стрелки к духовой трубке. Несмех впервые заметил, что ее мучит беспокойство.

– Ты не боишься уколоться? – спросил он.

– Нет! Идем!

У края лабиринта их поджидали шестеро Охотников.

Клапаны закрывали лица, но Несмех узнал двоих из тех, что управляли краурхом.

– Сегодня – пешком? – спросил он.

Никто не потрудился ему ответить.

Как только они пересекли Полосу, Охотники окружили их кольцом и отряд почти бегом двинулся вперед, предоставив конгаю поломать голову над причинами такой спешки.

Несмех был в джунглях шестой раз и уже не чувствовал себя новичком. Иногда он даже замечал опасность прежде, чем ее отражал клинок одного из Хозяев Реки. Впрочем, нападали на Черных Охотников только растения и совершенно безмозглые гады. Глядя вниз, Несмех часто замечал следы огромных лап, вооруженных очень солидными когтями, но не видел тех, кому они принадлежали.

– Большие хищники предпочитают ночь! – заметила как-то Эйрис.

Отряд вошел в узкую расщелину между скалами, и Несмех подумал, что, кажется, понимает, почему они идут пешком.

Склоны ущелья были совершенно лишены почвы и отвесно уходили вверх на два десятка локтей.

Как всегда бывало на относительно открытом месте, над ними тут же закружилась стая пятнистых ургов.

Одна из тварей даже решилась атаковать, но тут же шлепнулась в десяти шагах от замыкающего Охотника. Тот даже не остановился, чтобы вырезать стрелу. Оставив в покое людей, урги накинулись на раненого сородича.

Огненный шар пульсировал в белесом небе. Раскаленные стены дышали жаром. Ноги Несмеха искали опору меж осыпавшихся камней, все чувства его были обострены, но ум совершенно свободен. Сейчас ничто не могло отвлечь конгая от разгадывания загадки: какой сюрприз готовит ему Эйрис.

За эти месяцы отношение Несмеха к девушке переменилось. Да и сам он изменился настолько, что с трудом мог вспомнить себя прежнего. Теперь молодой человек не мог даже представить, что когда-то Эйрис не было в его жизни. Он доверил ей себя и знал: она верит в него. Вправе ли Несмех желать большего? Вот разве отдать за нее жизнь. Иногда Несмех мечтал об этом. Но понимал, впрочем: умереть в Вечном Лоне – штука нехитрая. Иное дело – выжить. И Несмех очень хотел научиться выживать в Гибельном Лесу. Может быть, тогда он рискнет сказать Эйрис, кто она для него?

Стены ущелья раздвинулись, и их снова обступил Лес.

Высоченные, в четыре-пять обхватов, стволы могучими колоннами уходили вверх, вознося к небу тяжкие многоярусные кроны. Подрост под ними слабенький, едва достающий человеку до пояса. В нем проложена утоптанная тропа, огибавшая более густые участки. Несмех не знал, кто прокладывает тропы в джунглях. Рисунок их постоянно менялся, но Охотники ради безопасности предпочитали идти по тропам, а не напрямик. Вот только куда? Несмех уже знал, что Хозяева Реки чуют направление, как пард чует дорогу домой.

Эйрис окликнула шедшего впереди, и тот свернул влево.

Несмех удивился. Прежде передовой Охотник сам выбирал путь.

Лес изменился, поредел. Вокруг мощных морщинистых стволов царил полумрак. Молодая поросль чахла без света, и можно было идти, не расчищая дорогу мечами. Полумрак, темные колонны стволов… И тишина. Самое непривычное после неумолчного звона, гула, писка молодых джунглей.

Стайка пасущихся травоядных ящеров со смешными полосатыми мордочками проводила людей настороженными взглядами. А шагов через двести из кустов с треском выбрался черный тяжеломордый зверь, отдаленно напоминающий хуруга, присел на толстые когтистые лапы, разинул пасть и свирепо заперхал. Один из воинов снял со спины лук, но не выстрелил.

Эйрис показала знаком: обойдем! И шепотом, Несмеху:

– Она не нападет! Просто сторожит яйца.

Прямо посреди тропы рос желтый пористый гриб размером с голову ребенка. Охотники аккуратно перешагнули через него.

– Не задень! – предупредила Эйрис.– Он выдыхает яд, лишающий сил.

Несмех с опаской посмотрел на растение.

В десяти шагах впереди тропа обрывалась. Судя по цвету растительности, синему с коричневым, там был овраг. Или ущелье.

Эйрис сделала знак шедшему впереди: остановись!

Девушка отстегнула клапан и понюхала воздух.

– Здесь,– сказала она.

И, к удивлению Несмеха, сопровождавшие их Охотники, кивнув поочередно девушке и конгаю, разомкнули кольцо. Построившись цепочкой, они развернулись и двинулись обратно.

Минута – и они исчезли, растворившись в буйстве красок Вечного Лона.

Охотники ушли. Несмех посмотрел на Эйрис. У девушки был вид ищущего след пса. Наконец она удовлетворенно щелкнула языком и застегнула клапан капюшона.

– Дальше мы пойдем одни! – Голос Эйрис приглушала шелковая ткань.

Несмех напряженно озирался вокруг. Ему чудились тысячи опасностей.

Но Эйрис уже нырнула под длиннющую, в моховой бороде ветку лесного исполина, и Несмеху осталось только последовать за ней.

Шли напрямик. Никакой тропы, никакого следа, по которому конгай мог бы угадать направление. Но Эйрис явно знала, куда идет. Они двигались быстро. Молодая поросль и кустарник исчезли совсем, а трава была невысока: ей приходилось пробиваться сквозь слой постоянно опадающей листвы. Кое-где ветви исполинских крон деревьев одного вида срастались, образуя живые арки. Никогда лучу солнца не удавалось достигнуть здешней земли. Разве что рухнет один из великанов, открыв изрядный кусок раскаленного неба. Ненадолго. Могучие жизненные силы Вечного Лона быстро закроют брешь.

Несмех перепрыгивал через ползучие лианы, уворачивался от свисающих сверху ростков-щупалец, на всякий случай старался держаться подальше от многочисленных грибов. Когда он прошел слишком близко от куста-ползуна, растение попыталось воткнуть ему в спину ядовитый шип. Но острие лишь скользнуло по плотной ткани куртки.

Иногда Несмеху казалось: он видит какие-то большие тела, бесшумно скользящие между черных стволов. Но, присмотревшись, юноша каждый раз убеждался: то лишь игра света или шевеление какого-нибудь растения.

Рассказывая о Лоне, его наставница сказала, что черное одеяние Охотника внушает почтение небольшим хищникам, а больших в джунглях не так уж много. Из тех, что охотятся днем.

– Вряд ли на тебя не будут нападать чаще, чем раза два в час! – уверила его девушка.

– Спасибо, мне довольно и этого! – отозвался конгай.

Но Эйрис была права: не животные, а растения представляли бо€льшую опасность.

«Если ты не пахнешь страхом, ни один зверь меньше тебя размером не решится напасть! Если боишься – десятка крыс довольно, чтобы взять твою жизнь!»

Несмех не боялся, но был весьма далек от того, чтобы ощущать себя уверенно. Да, он неплохо владел широким мечом Охотника и даже мог послать стрелу в голову бегущей крысы в надежде, что не промахнется больше, чем на ладонь. Но Пурпурный Стрелок бросает семена-стрелы с не меньшей точностью, а клюв бегающей на двух ногах ящерицы манк одним ударом раскалывает череп кугурра.

Трехцветная медовница опустилась на край огромного, лилово-желтого цветка. Летающее создание было так грациозно, что юноша невольно замер. Лазурное, как морская волна, горлышко летуньи пульсировало, пока алый язычок плясал, собирая нектар. Несмех не мог оторвать от нее глаз. А когда наконец, взбежав на изящных пальчиках, медовница оттолкнулась от края цветка и вспорхнула, Несмех обнаружил, что больше не видит Эйрис. Поначалу это не слишком обеспокоило юношу. Ускорив шаг, он направился туда, где в последний раз видел ее черный силуэт. Он шел очень быстро, но девушки не было. Когда же он решился позвать ее, то сообразил, что она, может быть, слишком далеко и не слышит.

Оставшись один, Несмех не испугался. Он был уверен: как только Эйрис заметит его отсутствие, она тотчас вернется. Поэтому лучше всего ему остаться на месте и ждать. Так Несмех и поступил. Прислонившись спиной к стволу толстого дерева, он огляделся. Ему в диковинку было даже просто стоять здесь, в джунглях. Обычно Охотники все время двигались. У них всегда была какая-то цель.

Как только юноша остановился, мелкая живность совершенно перестала обращать на него внимание. Нахальные крабы бегали по сапогам. Толстая оранжевая жаба плюхнулась сверху прямо на голову и, не удержавшись, свалилась вниз, на спину пробегавшей крысы. Та шарахнулась, а потом, мгновенно сориентировавшись, вцепилась в тощую оранжевую ногу нежданной жертвы. Жаба была вдвое больше, но полосатая хищница в полминуты прикончила ее и принялась пировать. Впрочем, не успела она проглотить и пары кусочков, как три ее сородича и два больших черных краба явились потребовать свою долю.

– Тилод!

В первый раз Несмех даже не обратил внимания на зов. Он уже позабыл имя, которое дала ему мать. Да и кто, кроме Эйрис, мог позвать его? А Эйрис позвала бы иначе. Но справа от него вновь отчетливо раздалось:

– Тилод!

Женский голос. Юноша огляделся. Потом обогнул дерево.

– Тилод!

Определенно женский голос. Нежный. Лукавый. Он доносился из зарослей высокой красной травы. Несмех смутно помнил – такие места считаются опасными. Не из-за самой травы, но из-за того, что могло в ней скрываться. Сейчас поверхность ее волновалась.

Угроза? Несмех колебался. И нежный женский голосок опять окликнул его:

– Тилод!

В Лоне так: если ты не знаешь – избегай! Несмех помнил это, но голос был так слаб и так нежен. И так похож на голос Эйрис, такой, каким он хотел бы…

«Вдруг она там, в траве?» – подумал юноша. Отчасти он осознавал, что пытается обмануть сам себя, но: «Вдруг она попала в беду, не может выйти, не может даже подняться…»

Несмех приблизился к краю травяного круга. Красные тонкие стебли поднимались до подбородка юноши.

«Я буду осторожен!» – попытался он успокоить себя. И, вынув из ножен меч, принялся прорубать путь.

Стебли были мягкими. Каждый взмах освобождал полукруг в три локтя шириной. Взмах – шаг, взмах – шаг. Несмех без труда пересек травяное пятно, оставив в нем широкий проход. И лишь в тот миг, когда меч подсек последние стебли, юноша увидел ее.

Она стояла в каких-нибудь десяти шагах. У нее были пушистые волосы цвета заходящего солнца. И кожа желтая, как у жителей Тайдуана. И глаза тоже по-тайски немного раскосые. Опустив меч, Несмех, уставился на изящную фигурку. Чудесная девушка, со смущенной полуулыбкой, вновь произнесла-пропела:

– Тилод!

Голос ее был голосом любимой, которая встречает тебя после долгой разлуки:

– Тилод!

У юноши перехватило дыхание от восхищения и нежности.

Бедра ее обнимала юбка, сплетенная из цветов. Маленькие босые ступни стояли прямо на траве. (Несмех с ужасом подумал о тысяче смертей, готовых разорвать нежную золотистую кожу.) Он невольно сделал шаг вперед, а девушка – назад, отчего ее круглые груди вздрогнули и соприкоснулись.

– Ты пойдешь со мной? – Такая несбыточная надежда, такой зов и такая нежность были в ее голосе, что Несмех, позабыв обо всем, судорожно кивнул и сделал еще один шаг.

Девушка протянула ему маленькую ручку. Она уже наполовину повернулась, но все еще смотрела сияющими темными глазами в глаза юноши, когда твердые, как когти, пальцы вонзились в плечо Несмеха.

Рот девушки приоткрылся, показав белые блестящие зубки с чуть выступающими остренькими клыками. Она опять повернулась к юноше. Ее маленькая ножка оторвалась от земли, чтобы сделать шаг к Несмеху…

Юноша ничего не успел сообразить. И не успел ничего предпринять. Слава богам! Он собирался ударить схватившего мечом, но не успел, а потом из-за его спины вынырнула рука в черной перчатке, и рука эта сжимала тяжелый изогнутый меч Берегового Народа:

– Не шевелись! – тихо произнес за спиной Несмеха голос Эйрис. И громче, той, золотокожей: – Только подойди – и я убью его!

Золотоволосая еще раз позвала:

– Тилод!

Пальцы Эйрис больно сдавили его плечо. Он не шевельнулся. Он и сам уже начал ощущать опасность, исходившую от маленькой красавицы.

И, поняв, что нет, он не пойдет, девушка вскинула маленькую головку, повернулась и, покачивая круглыми ягодицами, скрылась между деревьев.

Несмех заметил, что лесная живность освобождает ей путь так же, как уступала дорогу Натро при подъеме на вершину водопада.

Эйрис разжала пальцы. Юноша услышал ее облегченный вздох.

– Один из них все время шел за мной! – сказала она.– Я думала – это ты, а когда заметила разницу – была уже далеко.

В отличие от Эйрис, Несмеха неожиданное приключение только развлекло.

– Кто она? Из какого народа? – поинтересовался он.– Вот не думал, что в Гибельном лесу живут такие прелестные…

Глаза Эйрис сузились, и Несмех осекся – наставница не на шутку рассердилась.

– Ты – глупец! – В ее голосе была такая ярость, что Несмех невольно поднял руку: ему показалось – сейчас она его ударит!

– Она – из Рожденных-в-Тумане! Тех, кто приходит к слабым и уводит их навсегда. Мы не трогаем ее народ, не хотим их мести! Но Слушающий говорит: наши пути пересекутся. Они живут в Лоне и не боятся Лона! Лоно боится их! Даже глупые ползуны стараются убраться с их пути!

– Но она выглядела совсем как женщина! – воскликнул Несмех.– И очень красивая женщина!

Эйрис передернула плечами:

– Они могут принимать любой облик! Тот, кто однажды позвал меня, был похож на моего отца! – и – уже другим тоном – поинтересовалась: – Она показалась тебе красивей, чем я?

– Чем ты? – Несмех искренне удивился.– Нет,– и уверенно: – Нет! Конечно, нет! – Он улыбнулся, забыв, что под клапаном не видно его лица, только глаза.

Но девушка догадалась, что он улыбается.

– Я рассердилась на тебя, Большой! Но ты виноват не больше, чем я сама! Прости меня! – Она приблизилась к нему вплотную и провела ладонью по груди Несмеха.– Ты ничего не знаешь о них! Я не должна была оставлять тебя одного. Будь мы вдвоем, Рожденная-в-Тумане не позвала бы тебя!

– Откуда она знает мое имя?

– Они умеют заглядывать в мысли!

– Эйрис! Скажи, ты действительно убила бы меня, если бы она подошла?

– Не знаю… Должна была убить… Но она не подошла! – Эйрис отодвинулась от него.

– Кстати,– заметил Несмех.– Ты не забыла, где мы?

Из-под клапана раздался приглушенный смех:

– Не бойся! Я начеку!

Они снова двигались сквозь джунгли. К цели, неведомой молодому конгаю. Почти час шли без особых приключений. Если не считать мгновения, когда с пересекающей тропку ветви свесилась широкая плоская голова на длинной пятнистой шее. Несмех едва успел различить в листве массивное туловище, как Эйрис уже вскинула руку: маленький серпик, вертясь, просвистел в воздухе и вонзился в выпученный желтый глаз. Чудовище сердито заурчало, и голова тут же исчезла в листве.

Несмех почти привык к Вечному Лону, перестал ждать от него подвоха. Гибельный лес оказался не таким уж страшным. Конгай наслаждался, любуясь причудливостью форм и бешенством красок. Ему, зодчему, каждый неожиданный изгиб древесного ствола казался чудесным.

Он так увлекся, что едва не толкнул в спину резко остановившуюся Эйрис.

Девушка подняла вверх указательный палец: молчи!

Нижние, в два обхвата, покрытые черной шероховатой корой ветви простирались у них над головами параллельно земле. Вертикальные побеги с венчиками голубой листвы вырастали из них, тянулись к невидимому солнцу.

Несмех застыл на месте, вглядываясь в полумрак, но не увидел ровно ничего. Рука Эйрис заставила его пригнуться к земле.

Они перебрались на десять шагов левее, к стволу ближайшего исполина.

– Что? – шепнул Несмех на ухо девушке.

– Там,– прошептала Эйрис, указав направление кивком головы.

Вначале Несмех по-прежнему ничего не видел, кроме чередования цветных пятен. Потом на расстоянии примерно сорока шагов разглядел нечто, показавшееся ему древесным стволом причудливой формы, темно-коричневым стволом с зелеными пятнами, беспорядочно разбросанными по гладкой коре. Юноша перевел взгляд выше и вдруг заметил блестящий желто-зеленый глаз с черным пятном зрачка. И тут, словно по волшебству, из массы цветных теней возникла круглая, похожая на обтесанный валун, голова, зеленая, глянцевая, с ярко-алыми розеткоподобными пятнами, издали выглядевшими как раскрывшиеся цветы. Голова была в десяти локтях над землей. На складках толстой шеи цвет зелени переходил в темно-коричневый. Верхние конечности, принятые Несмехом за расходящиеся ветви, были в обхват толщиной.

Огромный глаз, казалось, смотрел прямо на Несмеха.

Хорахш!

– Он видит нас? – шепотом спросил юноша.

– Надеюсь, нет!

– Как он огромен…

– Что ты! Совсем маленький. Это плохо. Будь он большим и старым, вряд ли обратил бы на нас внимание.

Маленький? Несмех чувствовал себя чем-то вроде крысы, ненароком сунувшейся в логово леопарда.

– У него хороший слух?

– Так себе. Но шуметь не стоит. Не шевелись. Может, он нас не заметит. Сейчас день, днем хорахш охотится редко. Если не учует…

– Я едва не принял его за дерево..

– Еще бы! Не будь он так похож на дерево, ему нелегко было бы охотиться.

– Да уж. Такой туше нужно много мяса. Он, вероятно, не слишком поворотлив?

Эйрис беззвучно рассмеялась.

– Быстрей кугурра,– прошептала она.– Самый отважный из нашего народа не станет сражаться с ним. Хорахш – это смерть!

Ящер застыл, будто высеченный из камня. Массивная голова сливалась с кронами деревьев. Широко расставленные, чудовищно толстые задние лапы вросли в землю черными изогнутыми когтями. Могучий хвост обернулся вокруг ствола. Закругленный кончик его, повисший в воздухе, как побег зеленой лианы, не шевелился.

– Долго нам ждать? – спросил Несмех.

– Не знаю, может быть, несколько часов. Если мы попробуем уйти, он наверняка нас заметит.

– Несколько часов? Выждать, пока стемнеет…

– Большой! Когда стемнеет, он сразу увидит нас! В темноте он намного лучше видит живое! Свет ему мешает.

– Как так может быть?

– Не знаю! Нам надо уйти отсюда до темноты!

– Может, взобраться на дерево?

– Ты не успеешь! Сорок шагов для хорахша – один прыжок. Шевельнись – и ты у него в зубах! Подожди! Время еще есть. Может, появится кто-то, кем он заинтересуется… Или заснет. Мы увидим, если он закроет глаз. Пока остается только ждать.

И они ждали. Прижавшись к толстым, выступающим из земли корням лесного великана, Несмех позавидовал крабам: тем было наплевать на огромного хищника.

Хорахш качнул тяжелой головой. Пасть его приоткрылась, из нее выскользнул толстый мокрый черный язык и смахнул крупную древесную лягушку, ползшую по стволу. Пасть захлопнулась, белая пленка задернула желто-зеленый глаз.

– Попробуем! – Эйрис осторожно приподнялась.

И тут переменился ветер.

Несмех увидел, как ноздря ящера превратилась из узкой щели в круглую дыру. Огромная голова резко дернулась. Теперь оба глаза смотрели на них. Эйрис застыла, но сейчас это уже не имело значения.