Космолетчики. Близкие звезды

От того, как Гардон это сказал, у Джоя сладко засосало под ложечкой и возникло острое желание увидеть в составе комиссии инструктора летной подготовки, который чуть его не завалил на экзамене после второго курса.

– Стажера ко мне.

– Да, сэр.

После официальной части обстановка несколько разрядилась. Представители СКБ покинули мостик. Следом поплелся приунывший стажер.

– Мало мне других проблем, Рэджинальд, – вполголоса сказал Пол Дорвард, проводив их взглядом. – «Дух огня» – как его обозвали СМИ – «вырвался из недр планеты, чтобы сразиться со звездолетом АСП за территорию…» Как тебе такая подача?

Рэд пожал печами.

– О человеческих жизнях, принесенных в жертву ради освоения планеты, меня теперь спрашивают едва ли не чаще, чем о том, разумен ли он в человеческом понимании, – сообщил Дорвард.

– Нет, не разумен.

– Не вздумай сказать это кому-нибудь еще, пока не утихнет дискуссия на тему, имеет ли человечество моральное право подвергать Файр климатической трансформации с учетом обнаруженных форм жизни.

– Терраформирование Файра? Серьезно?! Тогда о чем тут дискутировать… Тварь представляет угрозу для климатехников и колонистов и подлежит уничтожению.

– Объяснишь это экоактивистам, ксенозащитникам, контактерам и религиозным проповедникам, когда они до тебя доберутся. Советую заранее приготовить ответ на вопрос, зачем ты ее спровоцировал.

– Облет района осуществлялся по распоряжению Вейса, а не по моей инициативе, – сухо заметил Рэд. – Если бы он поручил это орбитальникам или группе планетарной разведки, еще неизвестно, какие потери мы бы сейчас подсчитывали. У одних грузовики с посадочных платформ валятся. У других все планеты необитаемы… Вам было бы что сказать о жертвах духа огня, Пол. И о том, зачем все они его спровоцировали. Не сомневайтесь!

– Рэджинальд, поработай над интонацией, – холодно посоветовал Дорвард. – Тебе скоро Дэйву отчитываться. И нам всем вместе с Вейсом предстоит разбор полетов, который самым тщательным образом будет изучаться в Департаменте космоплавания.

«Что тут изучать – поменяйте руководителя работ на Файре, пришлите сюда толковых планетологов, а командира планетарных разведчиков отправьте под арест за халатность!» – хотел сказать Рэд, но этого шеф ему уже не спустил бы. Да и с Вейсом было все не так однозначно. В конце концов, тот принял единственное разумное решение, начав прицельное исследование опасного района с воздуха, и поручил это самым высококвалифицированным пилотам из всех, что имелись в его распоряжении, – то есть самому Гардону и его экипажу.

– Виноват, господин командор. Больше не повторится.

– Надеюсь. Кстати, капитан, позволь представить, – Дорвард развернулся к женщине-медику, которая терпеливо дожидалась конца их короткого разговора. – Доктор Кира Излетинская, возглавляет медико-биологическую группу. Впрочем, кажется, вы знакомы?

– Так и есть, господин командор, – Излетинская подошла протянула Гардону руку, – некоторое время назад мы действительно встречались в центральном госпитале космопроходцев.

– Тем лучше, – подытожил Дорвард. – Обсуждение в рубке через сорок минут, Рэджинальд. Завтра с утра все участники инцидента в полном распоряжении доктора Излетинской, затем совещание у Вейса. А потом обсудим перспективы.

Шеф-пилот отошел, поздоровался со Стрэйком, и они о чем-то оживленно заговорили.

– Кира! – приглушенно воскликнул Рэд. – Я глазам не верю!

– Напрасно, – улыбнулась Излетинская. – Я пойду распаковывать вещи, а ты, капитан, заходи вечерком. Мы ведь лет пять не виделись, не меньше.

– Около того. Только, боюсь, террор в рубке при непосредственном участии СКБ растянется надолго. А правила приличия…

– Я только что наблюдала, как тщательно ты их соблюдаешь.

– Нет-нет, то была субординация! – горячо заверил Рэд. – С приличиями у меня полный порядок.

– Заходите в любое время, господин капитан, – сказала Кира. – До завтра мне все равно решительно нечем заняться, разве что поболтать со старыми друзьями.

* * *

Отделение многопрофильной клиники космопроходцев, куда Излетинская пришла работать по окончании института, считалось не самым престижным местом. Однако выбора у Киры тогда не было. Дочери исполнилось всего два года, а предложенные Излетинской в отделе трудоустройства вакансии предполагали частые выезды в различные филиалы клиники. Так что на первых порах пришлось довольствоваться ролью врача неспециализированного отделения и лечить всевозможный сброд, которому были не по карману профильные специалисты госпиталя. На дорогостоящее оборудование и разнообразие лекарственных препаратов рассчитывать также не приходилось.

Зато Кира повидала немало и существенно пополнила перечень практических навыков, которыми владела. Пациенты, зачастую не имевшие даже документов, удостоверяющих личность, не предъявляли претензий персоналу, довольствуясь предоставленным кровом и едой на период лечения.

Шагая к приемному отделению, Излетинская ломала голову над проблемой размещения больных в переполненном стационаре. Войны Второй волны существенно добавили врачам работы. Занятая своими мыслями, она чуть не столкнулась в дверях с реаниматологом Службы Спасения, неодобрительно взглянувшим на ее накрашенные ресницы и отглаженный сиреневый костюмчик.

– Добрый вечер, что везете?

– Потенциальный труп, – хмуро буркнул врач.

– Почему труп, можно подробнее?

– В документах подробности, читать надо. Я как пациентов взял на борт, так сразу и отправил. Для чего – непонятно. Все равно никто не читает!

Врач потер красные от бессонницы глаза и оглянулся в поисках потенциального любовника встретившей его куклы. Все знают, чем они там в отделениях занимаются! Даже документы на поступающих раненых просматривать не успевают. Но любовник все не шел, а Кира уже склонилась над носилками, врач шмыгнул носом и нехотя сказал:

– Этого по пути загрузили, патруль миротворческих сил передал. Там рядом Служба безопасности крутилась, их спросите, кто такой. Оранжерейник какой-то. Несколько ранений различной степени тяжести. С кровопотерей. Сознания, разумеется, нет. Зато кроме черепно-мозговой травмы есть множественные переломы конечностей. Думали, не довезем. С филиалом связались, телеметрию передали – не берут. Остальных им сдал, а этого сказали к вам… Забирайте.

«Оранжерейниками» называли наемников, участвовавших в боевых действиях, и за соблюдением формальностей в отношении них строго следили.

Врач попрощался и вышел. Из перевязочной примчалась расторопная медсестричка Дана и в ожидании остановилась в дверях. Кира приоткрыла реанимационный саркофаг, посмотрела на тело, утопленное в гель, маску на лице, герметизирующую пленку на грудной клетке, пластик регенератора, сковавший правую ногу до паха, и временные повязки, пропитанные кровью:

– К черту диагностику, Дана! Завози его прямо в операционную. И вызови мне доктора Кейси, он сегодня курирует нас от травматологии. Понадобится помощь. Оформи запрос в реанимацию и нейрохирургию. Может, на сей раз они над нами сжалятся и помогут.

Дальше события разворачивались стремительно.

– Кира Владимировна, реанимация не берет, но обещает прислать консультанта. Доктор Кейси сейчас спустится. Нейрохирурги… – помощница сделала паузу, – консультант будет на связи, как только освободится.

– Хорошо.

То есть все было совсем нехорошо. Кира посмотрела на багровую полосу гемостатика, которая тянулась к наружному углу глаза от рваной раны на виске, едва прикрытой сползшей повязкой.

– Кира Владимировна, СКБ сбросила данные. В местное подразделение СБ они сами сообщили. Это наемник, бежавший из Зоны-77 во время бунта.

– Еще что-то есть?

– Сейчас… Имя: Рэджинальд Гардон. Двадцать два года. Банка органов не имеет. Страховки нет.

– Что, собственно, и ожидалось, – пробормотала Кира и зябко повела плечами, определяя, с чего начать. – Дана, ты мне здесь нужна. Да не переодевайся уже!

Кибер-хирург развернул манипуляторы и замер в ожидании команды.

– Кира Владимировна! Давление не определяется…

– Вижу!

Включился автоматический реанимационный комплекс. И в этот момент на счастье Излетинской и Гардона в операционную, оживленно переговариваясь, вошли доктор Кейси и реаниматолог, который посмотрел в несчастные глаза девчонок, дежуривших в приемнике, смачно выругался, завел парню сердце, отрегулировал аппаратное дыхание и вообще провозился в богом проклятом отделении на целых пять минут дольше, чем планировал.

– Если не обеспечить ему хотя бы минимум наблюдения, не оживет, – сказал он на прощание. – Наш шеф ваших неплатежеспособных пациентов недолюбливает. Схему лечения я расписал, сами посмотрите, что из перечня у вас есть… Больше ничем помочь не могу.

Кира с Даной рассыпались в благодарностях.

– Зайду утром, – неуверенно произнес доктор Кейси, – если доживет, посмотрю, что можно будет сделать на базе вашего оперблока.

– Значит, я пока возьму его себе, – сказала Кира.

– У тебя же под завязку.

– Найду одно место. Инфекционный бокс пока свободен.

– Заведующая убьет тебя и правильно сделает. Перепрофилирование без ее ведома! Кира…

– Впереди два выходных, до понедельника ее не будет. Без мониторинга он до утра не доживет. Жалко мальчика и своих трудов, и…

– Кира! Я как раз хотел сказать, что всех не пережалеешь. И не забывай, мальчик из тюрьмы сбежал.

Излетинская посмотрела на Гардона, наполовину погруженного в изотоническую биоактивную среду, опутанного сетью регенерационных щупалец и полупрозрачных трубок, и горько улыбнулась. Выходные пролетят незаметно. Дочь она увидит хорошо если на несколько часов…

Рэд находился без сознания четверо суток. На пятое утро он услышал мелодичный и печальный серебряный звон, увидел рассеянный белый свет и туманный силуэт женщины и подумал, что умер. Но звон трансформировался в голос, белый свет в лампу на потолке, и Рэд ощутил совершенно не потустороннюю боль при попытке вдохнуть поглубже. Женский силуэт оставался в центре меняющейся, по мере того как он приходил в себя, картины окружающего мира. Левый глаз по-прежнему видел только рассеянный свет.

– Доброе утро, – сказала ему Кира.

Тогда они и познакомились.

Спустя две недели Излетинская зашла к Гардону в палату и присела на край постели, не зная, как начать непростой разговор. Рэд сидел напротив в передвижном кресле.

– Рэджи, скажи мне, у тебя есть страховки, сбережения, ценные бумаги, недвижимость, которую можно заложить или продать?

– Зачем?

Излетинская вздохнула:

– Тебе необходима консультация нейрохирурга, операция по восстановлению зрения на левый глаз и серия операций на бедре и коленном суставе с использованием бионических имплантов. Если, конечно, ты хочешь смотреть на мир двумя глазами и ходить без костылей.

Рэд довольно долго молчал.

– Хочу, – сказал он. – Мне нужен терминал с выходом на банковскую сеть.

– Ничего не выйдет, – покачала головой Кира.

– Да нет же, – улыбнулся Рэд, – я не собираюсь грабить банк. Просто я вспомнил, что действительно могу снять деньги со счета.

– Такой терминал здесь есть только в зоне персонала. Им пользуются сотрудники… С учетом специфики отделения посторонним запрещено…

– Помоги мне, Кира, – глухо сказал Рэд.

В свое время отец сделал долгосрочный вклад на его имя. В семнадцать лет, порвав с прошлым, Рэд героически пообещал себе забыть о деньгах лорда Найвиса навсегда. Но слово «инвалидность», произнесенное Кирой, не оставило былому юношескому максимализму никаких шансов, и в тот же вечер врач с пациентом незаконно проникли в зону персонала.

– Я из-за тебя за решетку угожу, – шепотом сказала Излетинская.

– Не страшно. Я знаю, как оттуда сбегают.

– Ну уж нет…

Почему Кира поверила тогда Гардону? Она так и не смогла ответить себе на этот вопрос.

Ни до, ни после у нее не складывались такие глубокие доверительные отношения с пациентами, переходящие в многолетнюю дружбу.

* * *

Джой собрал документы и ровно через пятнадцать минут появился на пороге гостевой каюты. Артур Дэйв сидел за столом.

– Господин полковник, стажер Ив прибыл по вашему приказу.

– Хорошо, Джой. Не возражаешь, если я буду называть тебя по имени?

– Нет, сэр.

– Присаживайся.

– Спасибо, сэр. – Джой присел на краешек кресла, на которое широким жестом указал ему Дэйв.

– Ну, расскажи мне, Джой, как ты оказался на корабле свободного поиска. Честно говоря, я не ожидал встретить стажера Высшей Школы Космолетчиков в такой глуши.

– На выпускной курс выдается пять разрешений, оставляющих за курсантами право выбора звездолета и радиуса удаленности. Я прошел по результатам тестирования. – Джой выложил на стол бумаги с личной подписью начальника ВШК.

– Я просмотрю, – Дэйв подвинул к себе документы, – но участвовать в облете неисследованных планет стажерам запрещено Кодексом Космоплавателей, единым для всех ведомств.

– В параграфе восемь, пункте пятнадцать, Кодекса написано, что я имею на это право в качестве наблюдателя. Самостоятельные рейсы у меня были только на дистанционно контролируемых модулях.

– Хм. Работать пилотом, даже вторым, намного интереснее. Это же твоя будущая специальность. Согласен?

У Джоя похолодели пальцы ног, затекла спина и вспотели ладони. Ему предстояло добровольно сделать самую большую глупость в жизни: наврать с три короба полковнику СКБ. И он разволновался. Предать Гардона, спасшего ему жизнь, и Стрэйка, взявшего его часть вины на себя, Джой не мог. Но волноваться-то он имел право!

– К сожалению, капитан Гардон не доверяет пилотаж человеку без опыта. Но даже посмотреть, как работают специалисты из его команды, для меня большая удача. Мне еще не приходилось встречать профессионалов такой высокой квалификации. У них есть чему поучится. Кроме того, у меня были самостоятельные полеты на пилотируемых модулях на орбитальную базу и управление поверхностными модулями с борта звездолета…

– Достаточно! – Полковник подарил Джою такой взгляд, что стажера бросило в жар. – Я понял тот объем работ, который ты обычно выполнял здесь. Чем ты занимался в день происшествия, Джой?

– Я был в рубке «Моники», сэр.

– Ты не пошел наблюдателем в такой интересный заход?

– Я мечтал об этом, сэр! Но капитан и первый пилот Стрэйк даже слушать меня не стали. Район полукольцевых гор считался здесь самым опасным, и, как выяснилось, не без оснований.

– Что было потом? – быстро спросил Дэйв.

– Обсуждение случившегося, господин полковник, – честно ответил Джой, не вдаваясь в подробности, – жаль только, что капитан Гардон почти не принимал участия в разговоре. Он как раз готовил рапорт в СКБ.

Артур Дэйв давно понял, что стажер будет отвечать только так, как его научили, но формально придраться было не к чему. Он задал еще несколько вопросов, не имевших решающего значения, и отпустил парня.

На мостике ситуацию разбирали более подробно. Гардон не умел и не хотел оправдываться. Дорвард постарался несколько смягчить его слова, но своего капитана однозначно поддержал. Дэйв решил придраться к Стрэйку и Эдварду, но те дружно списали все на гипноз, и кроме красочного описания галлюцинаций полковник ничего от них не добился. Экипаж «Моники» был совершенно чист перед СКБ. Хотя некоторые нарушения техники безопасности полетов и потерю планетолета капитану все-таки поставили на вид.

Было уже около полуночи по корабельному стандарту, когда Гардон пришел к Излетинской.

– Можно? Приглашение еще в силе? – спросил он на пороге.

– Конечно, Рэд. Заходи, расскажу тебе кое-что интересное на сон грядущий.

Он прошел в каюту.

– Поверить не могу… Кира, солнышко, как тебя сюда занесло?

– Пол Дорвард пригласил поработать во благо АСП. Садись. Сейчас, конечно, курить будешь, отрываясь за те часы, что провел рядом с полковником Дэйвом в образе благонравном и законопослушном?

– Еще одно упоминание его имени сегодня я не перенесу, – сказал Рэд, уселся, расстегнул форменную куртку и достал пачку сигарет из внутреннего кармана.

– Все так плохо?

– Нет. Просто он никак не хотел понять, что если бы я мог совершить нечто более выдающееся, я бы так и сделал.

Кира, сидевшая за компьютером, развернула лепестки экрана.

– Если бы не вы, огненных осьминогов на этой планете могло стать больше… Читай! Это первый отчет биологической группы с поверхности Файра. А я накрою на стол. Будем пить кофе как в старые добрые времена.

Прочитав отчет, Рэд расхохотался.

– Так эти твари… – он запнулся, подбирая достойный эквивалент слову, вертевшемуся на языке.

– Ты правильно понял, – подсказала Излетинская, – у них была первая брачная ночь.

– День! Какая наглость, трахаться среди бела дня на виду у всей экспедиции!

– Дело отнюдь не во времени суток. Вы помешали интимной близости инопланетных форм жизни, бестактно запустив в них зондом. Спариваются они не чаще, чем раз в несколько десятков лет, и наверняка находят это мероприятие приятным и заслуживающим уважения со стороны пришельцев.

– А с оранжевыми щупальцами был мальчик или девочка? – вкрадчиво спросил Гардон.

– Похоже, девочка, которой ты изрядно подпортил внешний вид путем отрывания частей тела.

– Не-ет, драгоценная Кира Владимировна, не надо с больной головы на здоровую! – запротестовал Рэд. – Она сама виновата: или любовь, или обед. Хотела нас сожрать, да еще и удовольствие получить. Ей не слишком было бы?

Кира рассмеялась.

– Что, не согласна?

– Согласна.

– А галлюцинации? – поинтересовался капитан.

– Не знаю, Рэд. Это же предварительные данные – самое начало работы. – Излетинская разливала кофе. – Лучше расскажи, что у вас происходило на мостике.

– В общем, ничего особенного. Дэйв ворчал, пытал стажера и придирался к мелочам. В конце концов сказал, что принципиальных ошибок в действиях экипажа не нашел. И если медики не будут иметь претензий к участникам инцидента, его можно считать исчерпанным.

– А ты как думаешь, медики будут их иметь?

– Я не врач, – отрезал Рэд.

– Разве я сказала «коллега»?

– Это уже допрос или можно не отвечать, учитывая дружеский тон беседы?

Кира поставила перед капитаном чашечку с кофе, чуть развернула стол, придав ему овальную форму, и уселась в кресло напротив. Рэд затушил сигарету.

– За последние несколько лет я составила тебе три липовых заключения о допуске к работам в пространстве, капитан, и думаю, что тем самым заслужила право задать несколько вопросов.

Излетинская вскинула на него глаза. Едва притронувшись к кофе, Рэд поставил чашку на блюдце и отодвинул подальше.

– Да. Конечно. Я тебе очень признателен. Просто мне не нравится этот разговор…

– А мне не нравится, как ты все время прижимаешь руку к виску. И как ты приволакиваешь ногу при ходьбе. И еще как ты неадекватно реагируешь на совершенно безобидные вопросы, мне тоже не нравится! Когда мы виделись в последний раз, ничего этого не было.

Гардон демонстративно убрал руку от виска, вытряхнул из пачки вторую сигарету и подался вперед.

– Когда мы с тобой виделись в последний раз, я был в отпуске! А не болтался в клубке щупалец с двумя салагами на борту.

Кира взяла паузу и помахала рукой в воздухе, разгоняя то ли сигаретный дым, то ли повисшее в каюте напряжение:

– Не буду лукавить, я ожидала твоей негативной реакции и подготовилась заранее, – с этими словами она поставила на стол небольшую бутылку коньяка. – Думаю, после употребления данного средства мой профессиональный взгляд немножко замылится, а твой язык немножко развяжется.

– Ну, Кира… – ахнул Рэд. – Вот хотел же я прийти к тебе в гости не с пустыми руками! Но не рискнул.

– А я рискнула.

– Не знаю, что и сказать. Может, закуришь?

– Я?!

– Но ведь застал же я вас как-то с сигаретой в зубах посреди ординаторской, доктор.

– Я тогда с мужем разводилась. А тебе надо было меньше шляться по отделению по ночам и не врываться без стука. Видишь, я сделала, что могла. Выкладывай. Судя по тому, как давно мы не виделись, и твоему безобразному поведению у меня есть все основания предполагать, что дела идут не лучшим образом.

Все-таки это был допрос. Привилегированный, тщательно обставленный, скорее всего проводившийся с величайшего соизволения шеф-пилота АСП, если не по его прямому распоряжению. Но так или иначе разговор бы все равно состоялся. Лучше пусть так – с Кирой в роли главного экзекутора и с глазу на глаз. Милость руководства не знала границ.

– Хорошо, – сдался Рэд, разливая коньяк. – Твой последний аргумент оказался очень убедительным. Последние полгода, может, чуть больше… со мной действительно что-то происходит. Стареем, как говорит Блохин. – Капитан усмехнулся.

– Тебе тридцать восемь лет, Рэджи. О какой старости тут может идти речь?

– Тогда я скажу, что устал. По ночам мне начал сниться всякий бред. Файр достал меня своими светофонтанами. Вейс – своими распоряжениями. Неделю назад монтажники сорвались с консоли, ловили их по всему космосу. Только что Стрэйк чуть не погиб из-за небрежности наземных служб, я еще и за него отпахал. Какой вывод напрашивается для руководителя экспедиции? Люди измотались. Так ты дай передохнуть, а не выслуживайся перед начальством за чужой счет. На кой черт эта планета вообще Департаменту сдалась!

Кира предостерегающе поднесла палец к губам. Рэд плеснул себе еще коньяка, разом ополовинив сувенирную по меркам «Моники» бутылку. Он безусловно понял намек, но все равно закончил мысль вслух и даже с некоторым вызовом в голосе, адресованным потенциальному наблюдателю:

– Деньги отмывать и технику списывать можно в менее экстремальных условиях. И тут еще ребята вляпались так, что пришлось угрохать оборудование стоимостью в несколько миллионов. А потом целый вечер объяснять СКБ, что я не имел целью получить страховку и вообще не развлекался, превышая скорости, заложенные в технических характеристиках моих кораблей.

– Я так и думала, что здесь без стажера не обошлось.

Излетинская чувствовала, как тяжело Гардону говорить. Он относился к той категории людей, чьи слабости окружающим видеть не дано. Кира решила дать ему передышку, переменив тему. Рэд купился.

– Все так думают, но мальчишка не при чем, уж поверь мне, – проворчал капитан, – даже если бы на его месте действительно был Стрэйк, ситуация все равно вышла бы из-под контроля. Кто знает, может, именно благодаря стажеру Эдвард Гетт остался в живых. Парнишка хорошо держался. Но ты хотела поговорить обо мне. А я… Меня все это окончательно из колеи выбило. Думал, что не вылезу из катера без посторонней помощи.

– Перегрузки, – подсказала Излетинская скорее утвердительно.

– И это тоже…

– Сколько, Рэд?

– Я не смотрел, если надо, могу телеметрию поднять. Компенсаторы катера сорвало… Мне хватило.

– Ты галлюцинировал?

– Нет. По крайней мере, ничего такого, о чем говорит Эдвард. Я в воспоминаниях утонул под конец. Яркие были, как детские комиксы, я пульт почти не видел… На автопилоте причаливал. Кажется, все-таки отключился ненадолго, не помню, как в шлюз заходил.

Гардон поставил бокал так, что содержимое чуть не расплескалось, и в нем заиграли блики.

– Все! Хватит. Кира, я не хочу больше говорить об этом. Или доставай свой чек-лист и пошли в медотсек.

– Успокойся, Рэджи. Больше и не надо. У тебя синдром хронической усталости, на который наложились – чего греха таить – физические последствия тяжелых травм, полученных много лет назад.

– Одним словом, тестирование, если таковое состоится, я точно не пройду. Узнала, что хотела?

– Рэд, ты похож на дикобраза, – сказала Кира. – Надо же, нисколько не изменился!

Он невесело улыбнулся.

– А вы похорошели, Кира Владимировна. И даже если вы меня завтра комиссуете, я не смогу этого не признать.

– Ах, какая грубая лесть! – сказала Излетинская и улыбнулась в ответ. – Если бы я хотела тебя комиссовать, Рэджи, я бы не вела сейчас душераздирающие беседы. Мне надо знать исходную позицию, чтобы заключение, которое я тебе выдам, устроило Дэйва и Дорварда. Но взамен ты мне кое-что пообещаешь.

– Что же?

– Плановую госпитализацию в ближайший отпуск. Показания налицо. Согласия на все обследования и манипуляции ты подписываешь на пороге клиники.

– В госпиталь – ни за что! – уперся Рэд.

– Ты еще споришь! – возмутилась Кира. Она побарабанила пальцами по столу. – Хорошо. Сойдемся на санаторном комплексе? Правила игры остаются прежними: ты все подписываешь и сидишь там не меньше месяца. Это мое последнее слово.

– Никто меня так надолго не отпустит. Это в отчетах у нас отпуск по шестьдесят дней…

– Дорварда я возьму на себя, не беспокойся. Ну что, идет?

– Идет, – нехотя произнес капитан и снова взялся за бутылку с коньяком, некоторое время остававшуюся без внимания.