Полная версия
Император, который знал свою судьбу
Невероятное для того времени предложение русского царя удивило Европу. Некоторые политики приветствовали его и утверждали, что царь войдет в историю как Николай Миротворец. Однако, были и такие, которые отозвались весьма нелестно, в том числе принц Уэльский и кайзер Вильгельм. Последний телеграфировал своему кузену, Николаю II: «Вообрази монарха, распускающего свои полки, овеянные вековой историей, и предающего свой народ анархии и демократии».
Все же большинство государств поддержали инициативу России, и мирная конференция была созвана в Гааге в мае 1899 г. На ней присутствовали двадцать крупнейших европейских держав, а также США, Мексика, Япония, Китай, Персия и Сиам. Предложения российского правительства по сдерживанию гонки вооружений не были приняты, но была подписана конвенция по правилам ведения войны и учрежден постоянно действующий Международный арбитражный суд.
В 1907 г. и снова по инициативе России конференция была повторена. На этот раз в ней приняли участие более 250 официальных представителей из 44 стран (приехали даже представители стран из Латинской Америки). Принятые на двух Гаагских конгрессах мира конвенции и декларации оказались весьма жизнеспособными и позднее, после Первой и Второй мировых войн, вошли в уставы Лиги Наций и ООН.
Сам Николай II в течение своего правления несколько раз передавал спорные международные вопросы (с участием России) на рассмотрение в Международный суд в Гааге; в 1914 г., накануне Первой мировой войны, он просил кайзера Вильгельма помочь ему передать спор между Австрией и Сербией на рассмотрение этого суда, – однако, события развивались столь стремительно, что война началась раньше, чем дипломаты успели договориться.
Мрачные предсказания Кайро, о которых Николай II впервые узнал в 1896 г., были точны. В том числе и в том, что «война будет неизбежна, несмотря на все усилия этого человека для ее предотвращения».
Во время этого рассказа показываются документальные кинокадры открытия Гаагской конференции 1899 года, затем японской войны, затем второй Гаагской конференции – 1907 года; затем – начала Первой мировой войны.
СЦЕНА 2\2. 1901 год. Первое послание из прошлого. Монах Авель.
Справочные материалы:
В.А. Семенов, зам. директора ГМЗ «Гатчина» по научной работе:
«В последние годы появились многочисленные публикации, в которых затрагивается тема пророчеств монаха Авеля, сделанных в царствование императора Павла I, и описывается посещение императором Николаем II Гатчинского дворца 11 или 12 марта 1901 года. Причем, сведения, сообщаемые всеми современными авторами, основаны на книге известного духовного писателя Сергея Александровича Нилуса (1862 – 1929) «На берегу Божьей реки», а также на «историческом сказании» «Вещий инок» другого писателя П.Н. Шабельского-Борк (1896 – 1952), писавшего под псевдонимами Кирибеевич и Старый Кирибей.
<…>
Согласно камер-фурьерскому журналу в 1901 г. Николай II впервые посетил Гатчину 4 февраля, когда он выезжал на охоту. Этот выезд находит отражение в дневнике:
«4-го Февраля. Воскресенье. Ясный нехолодный день. После обедни отправился с Эрни и другими охотниками в Гатчину. Охотились в фазанине. Я убил: 51 штуку, 9 куропаток, 41 фазана и беляка. [Подчеркивание в оригинале – В.С.] Всего убито 291. Вернулись в город в 5 1/2 ч.»
Следующий же раз, согласно камер-фурьерскому журналу, Николай II посетил Гатчину, причем вновь выехав только на охоту без посещения дворца, в ночь с 6 на 7 апреля. Этот факт также находит отражение в дневнике:
«7-го Апреля. Суббота. В 2 ч. Ночи отправился в Гатчино на мой глухариный ток. Пели они отлично. Я убил одного, кот. токовал на земле. Много снега лежало в лесу. Вернулся домой в 6 ч.»
Во дворце же первый раз Николай II в 1901 г. побывал 8 апреля. Запись в камер-фурьерском журнале гласит:
«В 7 час. 15 мин. Их Величества изволили проследовать по железной дороге в Гатчину, кушали за обеденным столом у императрицы матушки».
В дневнике Николая в записи за это число читаем:
«Поехали к обеду в Гатчино, куда Мама только что переехала. Провел с нею весь вечер».
Кроме того, в апреле 1901 г. император, как следует из камер-фурьерского журнала, посетил Гатчину еще четыре раза: 12, 15, 19 и 27 числа. Все эти сведения подтверждаются записями в дневнике. Таким образом, в «пограничный» период к интересующим нас датам (11 – 12 марта 1901 г.) можно отметить семь случаев посещения Гатчины Николаем II. Все они зафиксированы как в камер-фурьерском журнале, так и в дневнике. Поэтому крайне маловероятно (можно сказать, вообще невероятно), чтобы посещение 11 или 12 марта не нашло бы отражения в камер-фурьерском журнале и дневнике или хотя бы в одном из этих источников. Следовательно, сведения, приводимые С.А. Нилусом со слов М.Ф. Герингер, ошибочны. Что же касается П.Н. Шабельского-Борк, к его «историческим сказаниям» не следует относиться как к серьезной исторической литературе, поскольку этот автор с неимоверной легкостью обращается с историческим материалом и дает полный простор своей фантазии, с чем нам уже приходилось сталкиваться.
Отметим еще одно обстоятельство: 4 марта 1901 г. вдовствующая императрица Мария Федоровна из Аничкова дворца отбыла в Копенгаген, откуда вернулась только 29 марта. Конечно, этот факт сам по себе ничего не доказывает. Однако весьма странно, что императрица-мать, наверняка зная о столь важном предстоящем событии для императорской семьи, уезжает не только из Петербурга, но и из России. Это тем более странно в связи с тем, что после смерти императора Александра III Гатчинский дворец в неизмеримо большей степени был резиденцией Марии Федоровны, чем Николая II.
<…>
У нас нет оснований ставить сегодня под сомнение наличие пророчеств Авеля, однако, несомненно, на наш взгляд, что если Николай II и познакомился с ними, то это произошло не 11 или 12 марта 1901 г., и уж точно не в Гатчинском дворце».
В.А. Семенов, зам. директора ГМЗ «Гатчина» по научной работе
Примечание автора (Б.Р.): изложенное позволяет все же предположить, что Николай и Александра во время посещения Гатчинского дворца 8 апреля 1901 года могли ознакомиться с посланием-пророчеством Авеля. На это указывает и тот факт, что после этого в том же апреле Николай Второй еще четыре раза побывал у своей матери в Гатчинском дворце. Что касается дневников Николая Второго, то общепризнано, что в них отсутствуют записи о том, что он не считал возможным доверять бумаге. Невозможно даже предположить, что он записал бы в дневник хотя бы кратко эту историю. Мистика в его дневниках напрочь отсутствует, хотя его жизнь была полна мистики, и он много раз встречался с мистиками и предсказателями.
Действующие лица:
– НИКОЛАЙ и АЛЕКСАНДА, а также:
– ГЕРИНГЕР – обер-камерфрау императрицы – Мария Федоровна Герингер, ровесница императрицы -
– ФРЕДЕРИКС – Владимир Борисович Фредерикс (1838-1927?), из финских дворян, министр Императорского двора, адъютант, член Императорского совета, генерал от кавалерии; очень пожилой человек (в 1901г. ему было 63 года); гибкая фигура, длинные усы, очаровательные манеры;
– МАРИЯ ФЁДОРОВНА – вдова Александра III (вдовствующая императрица), мать Николая II, 54-х лет (1847-1928), обаятельная и умная маленькая женщина с какой-то детской свежестью лица и взгляда.
– Свита государя;
Место и время действия:
8 апреля 1901 года.
НАТ\ИНТ: Царское Село, Александровский дворец, затем Гатчинский дворец.
ЭПИЗОД 1.
Камера показывает Царское село и Александровский дворец. Императорская чета за поздним завтраком (накануне Николай был на глухарином току в ночное время). В окно светит яркое весеннее солнце.
АЛЕКСАНДРА:
Ники, кто поедет с нами в Гатчино? Я не знаю, мы едем туда по семейным делам, или это официальный выезд? И потом, кто этот Авель? Почему это так важно? Почему император Павел распорядился запечатать его письмо личной печатью и не вскрывать сто лет по его кончине? Сто лет! Я сгораю от любопытства, мой милый Ники!
НИКОЛАЙ:
Милая женушка, как много вопросов! Впрочем, я тебя понимаю – я и сам уже месяц в радостном нетерпении… Сто лет минуло 11 марта – мы служили панихиду в тот день. Тогда бы и поехали в Гатчино, но Мама – ведь это ее дворец – была в Дании и только неделю назад вернулась. Но я кое-что рассказывал тебе об Авеле и об этой истории с письмом из прошлого месяц назад, после панихиды.
АЛЕКСАНДРА:
Да, милый, я помню, что этот монах – Василий Васильев – делал дерзкие предсказания великой Екатерине, Павлу Петровичу, Александру Павловичу, и что все они сажали его в тюрьму, но следующий государь, – убедившись, что его предсказания были точны, – выпускал его и беседовал с ним лично, и что затем этот упрямый человек вновь писал дерзновенные листы с мрачными прогнозами. И вновь его отправляли в темницу, и он умер в глубокой старости в церковной тюрьме в Суздале при твоем прадеде, Николае Первом. Но почему Павел Первый запечатал письмо этого монаха на сто лет? Это наша семейная тайна, или это имеет значение для всей России? В этом ларце, в Гатчино, запечатаны предсказания о нас с тобой, или о будущем России? Кому Павел адресовал это письмо сто лет назад?
НИКОЛАЙ:
Отец рассказывал, что сей Авель через год по смерти Павла Петровича написал книгу, в которой предсказал взятие Москвы супостатом и пожар ее, причем и год указал – 1812-й. Государь Александр поэтому и распорядился посадить его вновь в Соловецкую темницу, – «пока не сбудется его предсказание». И ведь Кутузов Москву оставил вопреки воле своего государя, ничего об Авеле не зная… Так что предсказывал сей Авель как судьбу государей наших, так и судьбу России. Однако, не только мрачные и дерзновенные слова он писал – и величие России, и славные дела предков наших он тоже предсказывал. Но я даже предположить не могу, что там ждет нас в Гатчинском дворце, и почему Павел Петрович написал на конверте: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины». Все государи, предки мои, знали об этом, но никто не мог знать, что в конверте. Сегодня узнаем! … А дело это не только наше семейное, но и государственное, поэтому поедем мы с министром двора, с нашим бароном Фредериксом, и со свитой. Однако, само письмо адресовано мне лично как потомку, так что читать его будем только мы с тобою. Что бы ни было там, – радость или дерзновенные слова, – это останется нашей тайной, нашим знанием. И никому об этом знать дано не будет. Милая женушка, надеюсь я, что ждет нас радость – ведь это будет третье предсказание в моей жизни, после мрачных пророчеств японского старика в Киото, десять лет тому, и еще более мрачных прогнозов графа Хамона, Кайро. Хотя на третий раз, но чаю найти в пророчествах величие России и нашу радость.
АЛЕКСАНДРА:
Милый Ники, ты ведь ни разу не искал сам этих слов Судьбы! Ни этот старик в Японии, ни Кайро – ты ведь не искал встреч с ними, ни с каким другим предсказателем. Это первый раз, когда мы сами идем навстречу словам Судьбы. Даст Бог, это будут добрые слова, я верю в это, Ники!
НИКОЛАЙ:
Хммм… Этой ночью, на току близ Гатчины, я много думал об этом… Этого письма я тоже не искал. Павел Петрович адресовал его мне, даже не зная кому… Но я тоже чаю радости. В Гатчине мы будем молиться с тобой с покорностью судьбе и со смирением, и с тихой радостью и надеждой. Бог может дать даже грозным словам Авеля иной смысл и вразумить нас.
АЛЕКСАНДРА:
Ники, это самое интересное приключение, в которое я пускаюсь с тобой в этом году. Герингер, Мария Федоровна! Где вы? Мне пора собираться.
ЭПИЗОД 2.
Камера показывает вокзал в Царском селе, поезд (Их Величества в сопровождении барона Фредерикса садятся в него); затем поезд подъезжает к Гатчине; кое-где еще лежит снег. На экране – Гатчинский дворец. Вдовствующая императрица встречает гостей, сына и невестку. Очень теплая встреча. Вечер, около 20ч, закат солнца очень красив, но производит мрачное впечатление. Все немного взволнованы, но спокойны. Николай бросает взгляд на большое красное закатное солнце. Он видит черный профиль крупного ворона на низкой ветви дерева прямо на красном фоне закатного солнца. Из дворца доносится бой часов. Все входят во дворец. Вдовствующая императрица приглашает гостей к обеденный зал, в котором слуги закончили расставлять блюда на столе – обед на троих (Мария Федоровна, Николай и Александра).
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Хорошо, самые свежие новости вы мне рассказали. Слава Богу, что дети здоровы и веселы, и что ты, Аликс несешь наше сокровище легко. Роды будут в июне? Хорошо… За обедом мы поговорим обо всем подробнее, а пока, Ники и Аликс, вы можете пройти сейчас по этой анфиладе прямо к ларцу. Держите ключ. Ларец опечатан без малого сто лет назад личной печатью моей тезки, вдовы Павла Петровича – ведь это она выполнила волю покойного и положила письмо в ларец. Письмо должно быть опечатано личной печатью Павла Первого. Барон! (обращается к барону Фредериксу) – Вы как министр двора Его Величества должны сверить печати… Все! Да исполнится его воля, а над нею – воля Божья!
Камера следует за императорской четой по анфиладе дворца, показывает небольшую залу, и в ней посредине на пьедестале довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями. Ларец заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца, на четырех столбиках, на кольцах, протянут толстый, красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ. Барон Фредерикс снимает красный шнур, берет ларец в руки, смотрит на печать; передает ларец Николаю. Николай снимает печать и открывает ларец ключом; вынимает толстый конверт, запечатанный сургучной печатью. Камера показывает конверт крупным планом; хорошо видна надпись: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины». Николай вместе с Фредериксом сверяет печать на конверте с имеющимся у Фредерикса изображением печати Павла Первого.
ФРЕДЕРИКС:
Ваши Величества, дети мои, я оставляю Вас здесь и покидаю дворец (уходит с поклоном; Николай спокойно вскрывает конверт. Александра отходит в угол залы и садится на диван в ожидании).
НИКОЛАЙ
(начинает тихо читать вслух):
«Благословенный потомок мой, Николай!..» (удивленно смотрит на Александру, затем продолжает читать) «Это письмо предназначено лично тебе, и никто более не должен прочитать его. Прочитав, ты убедишься в этом сам».
АЛЕКСАНДРА:
Ники, я должна уйти?
НИКОЛАЙ:
Нет. Я думаю, он не знал, что моя жена будет такова как ты, что мы любим друг друга и что мы с тобой одно целое пред Богом. Однако, позволь мне прочитать сначала не вслух, и затем я передам это письмо тебе.
АЛЕКСАНДРА:
Сядь рядом со мной. Я хочу слышать твое дыхание, пока ты будешь читать это странное письмо. Откуда твой прапрадед мог знать, что через сто лет будет царствовать император по имени Николай?
Николай садится рядом с Александрой, молча читает письмо. По мере чтение лицо его сначала выражает удивление, затем волнение; едва слышно его спокойное дыхание, которое в конце, однако, становится более слышным. Александра взволнованно смотрит на него, берет за руку. За окном залы – последний луч солнца и темнота. Зала освещена свечами. Николай заканчивает читать письмо; передает его Александре.
НИКОЛАЙ:
Прежде чем ты прочтешь это… Послушай меня… Это совсем не то, что мы ждали с радостью. Это совсем не то, но я не могу не верить этим пророчествам – ведь здесь перечислены все государи, которые правили после Павла Петровича – все мои предки! И про всех все написано, каковы они будут! … Каковы они были…Мне жарко стало здесь…
Взволнованно подходит к окну (вне залы, в анфиладе), открывает его. Слышно карканье ворона; в окно врывается легкий порыв ветра, свечи в зале гаснут. Из полной темноты возникает следующая сцена – В ЧЕРНО-БЕЛОМ формате.
ЭПИЗОД 3. 14 декабря 1796 года. Павел Первый и монах Авель.
Действующие лица:
– ПАВЕЛ – Павел Первый, император, возраст 42 года;
– АВЕЛЬ – монах Авель, 39-ти лет, но по виду гораздо старше; человек простой и угрюмый.
Место и время действия:
тот же Гатчинский дворец, та же зала 105 лет назад (почти тот же вид), 14 декабря 1796 года.
За окном – морозный туман. По мере развития диалога за окном темнеет и Павел Петрович сам зажигает свечи в зале – в тот момент, когда речь заходит о царствовании Николая Второго. Павел,– умный, тонкий и склонный к мистике, – ведет диалог ласково и спокойно, но временами хмурясь, недовольный ответами Авеля; Авель отвечает поначалу угрюмо и как бы нехотя.
Начинает диалог Павел, Авель отвечает на его вопросы.
ПАВЕЛ:
Честной отец! О тебе говорят, да я и сам вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия. Что скажешь ты о моем царствовании и судьбе моей? Что зришь ты прозорливыми очами о Роде моем во мгле веков и о Державе Российской? Назови поименно преемников моих на Престоле Российском, предреки и их судьбу.
АВЕЛЬ:
Эх, Батюшка-Царь! – (Авель качает головой) – Почто себе печаль предречь меня понуждаешь? Коротко будет царствование твое, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. В Страстную Субботу погребут тебя… Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою… Но народ русский правдивой душой своей поймет и оценит тебя и к гробнице твоей понесет скорби свои, прося твоего заступничества и умягчения сердец неправедных и жестоких. Число лет твоих подобно счету букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о Царственном Доме твоем: "Дому сему подобает твердыня Господня в долготу дней"…
ПАВЕЛ:
О сем ты прав. Девиз сей получил я в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть Собор во имя Святого Архистратига Михаила, где ныне воздвигнут Михайловский замок. Вождю небесных Воинств посвятил я и замок, и церковь…
АВЕЛЬ:
Зрю в нем преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет. О судьбе же Державы Российской было в молитве откровение мне о трех лютых игах: татарском, польском и грядущем еще – жидовском.
ПАВЕЛ:
Что? Святая Русь под игом жидовским? Не быть сему вовеки! – гневно нахмурился Император Павел Петрович. – Пустое болтаешь, черноризец…
АВЕЛЬ:
А где татары, Ваше Императорское Величество? Где поляки? И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, батюшка-Царь: христоубийцы понесут свое…
ПАВЕЛ:
Что ждет преемника моего. Цесаревича Александра?
АВЕЛЬ:
Француз Москву при нем спалит, а он Париж у него заберет и Благословенным наречется. Но тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы и праведным будет в очах Божиих…
ПАВЕЛ:
А кто наследует Императору Александру?
АВЕЛЬ:
Сын твой Николай…
ПАВЕЛ:
Как? У Александра не будет сына? Тогда Цесаревич Константин, старший сын мой…
АВЕЛЬ:
Константин царствовать не восхочет, памятуя судьбу твою… Начало же царствования сына твоего Николая бунтом вольтерьянским зачнется, и сие будет семя злотворное, семя пагубное для России, кабы не благодать Божия, Россию покрывающая. Через сто лет после того оскудеет Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения Держава Российская обратится.
ПАВЕЛ:
После сына моего Николая на престоле Российском кто будет?
АВЕЛЬ:
Внук твой, Александр Второй, Царем Освободителем преднареченный. Твой замысел исполнен будет, крепостным он свободу даст: а после турок побьет и славян освободит от ига неверного. Не простят бунтари ему великих деяний, «охоту» на него начнут, убьют среди дня ясного в столице верноподданной отщепенскими руками…
ПАВЕЛ:
Тогда и начнется тобой реченное иго безбожное?
АВЕЛЬ:
Нет еще. Царю Освободителю наследует сын его, а твой правнук, Александр Третий. Миротворец истинный. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет он. А только недолго царствовать будет.
ПАВЕЛ:
Кому передаст он наследие Царское?
АВЕЛЬ:
Николаю Второму – Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. Будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную. О нем свидетельствует Писание: Псалмы 90,10 и 20 открыли мне всю судьбу его. На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим; как некогда Сын Божий. … Война будет, великая война… По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серою зловонною друг друга истреблять начнут. Накануне победы рухнет трон Царский. Измена же будет расти и умножаться. И предан будет правнук твой, многие потомки твои убелят одежду его кровью…Такожде, мужик с топором возьмет в безумии власть, но и сам опосля восплачется. Наступит воистину казнь египетская.
Горько зарыдал вещий Авель и сквозь слезы тихо продолжал:
АВЕЛЬ:
Кровь и слезы напоят сырую землю. Кровавые реки потекут. Брат на брата восстанет. И паки: огнь, меч, нашествие иноплеменников и враг внутренний власть безбожная, будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить святыни ее, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника. А то ли еще будет. Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли. Две войны одна горше другой будут. Новый Батый на Западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени. Но от лица земли не истребится, яко довлеет ему молитва умученного Царя.
ПАВЕЛ:
Ужели сие есть кончина Державы Российский и несть, и не будет спасения?
АВЕЛЬ:
Невозможное человекам, возможно Богу… Бог медлит с помощью, но сказано, что подаст ее вскоре и воздвигнет рог спасения русского. И восстанет в изгнании из дома твоего Князь Великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет Избранник Божий, и на главе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует самое сердце русское. Облик его будет державен и светел, и никто же речет: «Царь здесь или там», но «это он». Воля народная покорится милости Божией, и он сам подтвердит свое призвание… Имя его трикратно суждено в истории Российской. Два тезоименитых уже были на Престоле, но не Царском. Он же воссядет на Царский, как третий. Пути иные сызнова были бы на русское горе <…> Велика будет потом Россия, сбросив иго безбожное. Вернется к истокам древней жизни своей, ко временам Равноапостольного, уму-разуму научится беседою кровавою. Дымом фимиама и молитв наполнится и процветет аки крин небесный. Великая судьба предназначена ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков…
ПАВЕЛ:
Ты говоришь, что иго безбожное нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю я за благо о том, что ныне ты предрек мне о потомке моем, Николае Втором, предварить его, дабы пред ним открылась книга судеб. Да ведает правнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего. Запечатлей, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно. Я же на предсказание твое наложу печать и до праправнука моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в Гатчинском дворце моем. Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей о мне, роде моем и счастье нашей Державы.
И, вложив писание Авелево в конверт, Павел Первый на оном собственноручно начертать соизволил:
«Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины».
ЭПИЗОД 4.
Действие вновь переносится в 1901 год. Николай и Александра в Гатчинском дворце. Свечи в зале дворца гаснут. В темноте тихо звучит органная музыка, переходящая в краткий бой часов. Свечи вновь зажигаются. На экране – 8 апреля 1901 года, Александра читает письмо. Николай нервно курит.
ИНТ. ТА ЖЕ НЕБОЛЬШАЯ ЗАЛА В ГАТЧИНСКОМ ДВОРЦЕ. 8 АПРЕЛЯ 1901 ГОДА (Продолжение Сцены 2\2 (9)).
На экране – 8 апреля 1901 года.
Александра читает письмо. Николай нервно курит.