Галобионты

– Давай, – он выхватил из рук девушки мгновенно запотевшую бутылку с холодным напитком, одним махом отвинтил пробку и опрокинул в себя бутылку.

Это было ни с чем не сравнимое по своей остроте наслаждение. Вместе с ледяной влагой, в него вливались жизненные силы. Продавщица, словно завороженная, наблюдала за тем, как странный человек огромного роста с плечами, достойными чемпиона мира по культуризму, жадно поглощает минералку.

– Еще, – прохрипел он, вытирая рот и бросая на пол опустевшую пластиковую бутылку.

Не говоря ни слова, девушка достала вторую бутылку и протянула ее мужчине.

Эту он пил уже не так жадно и даже сумел определить ее вкус, который, кстати, нисколько ему не понравился.

– Еще две, – сказал он, переведя дыхание.

К продавщице вернулся дар речи.

– Надо заплатить сначала, – произнесла она осторожно.

Несколько покупателей заинтриговано наблюдали за происходившим. Он обвел их мрачным взглядом.

– Сколько?

Продавщица назвала сумму. Он бросил на прилавок купюру, забрал две бутылки и направился к выходу.

– Подождите! – крикнула девушка. – Вы не взяли сдачу.

Не останавливаясь, он бросил через плечо быстрый взгляд и вышел из магазина, так не удостоив продавщицу ответом. Эту девушку ему благодарить совсем не хотелось.

На вокзале, среди толчеи и суматохи, он довольно легко затерялся в толпе и перестал обращать на себя внимание. Побродив некоторое время по привокзальной площади, он оказался рядом со старухой, торгующей вареной кукурузой.

– Купи, сыночек, – заверещала она, – кукуруза свежая, только что сваренная.

Он взял у нее початок, кинул ей какую-то мелочь, но уходить не спешил.

– Где здесь рядом гостиница? – просил он у старухи.

– А ты что, приезжий? – старуха оглядела его зоркими глазками.

– Да.

– А деньги у тебя есть, сынок?

– Да, – так же односложно отвечал он.

– Надолго к нам? – старуха так и буравила его глазами.

– Нет, всего на пару дней.

– Я могу комнату сдать, только деньги вперед.

– Сколько?

– Я много не беру, – издалека начала бабка, алчно вытаращившись на него.

Ему было противно говорить с этой старухой, а тем более выносить ее неприятный взгляд. Но он подавил отвращение и задал единственный интересующий его на данный момент вопрос:

– Душ у тебя есть?

– А как же, сынок, конечно, есть, – закивала старуха, – все удобства. Лучше, чем в гостинице. И помоешься, и покушаешь, и поспишь, как барин.

– Пойдем, – сказал он.

– Э-э, – протянула бабка, не двигаясь с места, – я деньги вперед беру.

Он бросил ей на колени бумажник.

– Хватит?

Старуха пересчитала деньги.

– Ой, касатик, – медоточивым голоском, от которого она сделалась еще противнее, заговорила бабка, – должно хватить.

Он понимал, что заплатил ей гораздо больше, чем следовало бы, но ему было все равно. Все его существо требовало прохлады и отдыха, казалось, еще немного, и он упадет замертво. По пути бабка начала было приставать к нему с расспросами, однако он сразу оборвал ее в довольно грубой форме.

«Надо послать старуху в магазин, чтобы купила мне приличную одежду», – подумал он, шествуя за семенящей бабкой.

Судя по всему, можно было говорить о том, что первая часть задуманного мероприятия прошла вполне успешно.

* * *

ГЛАВА 2

Стоял погожий денек бабьего лета. Супруга советника Президента Ольга Викторовна Тимофеева с удовольствием шла пешком по Малой Бронной. Это была статная дама сорока лет, весь облик которой говорил о неусыпных стараниях приостановить увядание и сохранить остатки былой привлекательности. В первые минуты прогулки Ольга Викторовна не жалела о своем решении отпустить водителя: так приятно было пройтись по улице, наслаждаясь последними в этом году теплыми лучами солнца. Несмотря на то, что часы только что пробили одиннадцать, улица буквально кишела народом, словно люди в одночасье сорвались со своих рабочих мест и студенческих парт, чтобы, подобно Ольге Викторовне, успеть урвать последние солнечные денечки. Все успели соскучиться по теплой безветренной погоде за четыре недели не по-сентябрьски холодной и сырой осени, пришедшей на смену благодатному августу. По утверждениям синоптиков, наблюдалась аномально теплая для этого времени года погода. Говорили, что сейчас на добрых десять градусов теплее, чем должно быть в октябре. Неизвестно было, сколько продлится это неожиданное второе бабье лето.

Ольга Викторовна сняла пиджак, оставшись в кашемировой водолазке, но ей все равно было жарко. По ее мнению девицы дефилировали чуть ли не в чем мать родила. Когда едешь в машине с тонированными стеклами, это не так заметно. А теперь Ольге Викторовне казалось, что она находится не на одной из оживленных центральных улиц столицы, а где-нибудь на приморском курорте, откуда рукой подать до пляжа. Она нахмурилась и начала жалеть, что отпустила шофера – до ее дома оставалось еще шесть кварталов. Пока она дойдет, будет вся в мыле и не то что не получит удовольствия от прогулки, но напротив, запыхается и устанет.

Хорошее настроение супруги советника Президента портилось на глазах. Она думала о том, что сегодня же вечером обсудит с мужем долгожданную поездку в Лондон. Ольга Викторовна очень любила этот город. Он немного напоминал ей родной Петербург, но английская публика, на ее взгляд, была гораздо изысканнее петербургской. Ольга Викторовна не отдавала себе отчета, что судит лондонцев по впечатлениям, получаемым из окна лимузинов или по тем людям, которых она встречала на официальных банкетах и фуршетах. Ольга Викторовна успела отвыкнуть от простого народа за удивительно короткий срок. Прошло всего два года с тех пор, как ее супруг занял столь ответственный пост, а она начала ездить исключительно на правительственных автомобилях и регулярно бывать за границей. Геннадий Аверьянович уже давно обещал жене очередную поездку. Но она все откладывалась по разным государственным причинам. Ольге Викторовне очень хотелось поскорее покинуть пределы родины, которая начинала ее утомлять, если она оставалась на ней дольше двух-трех месяцев. Однако в связи с событиями последних недель о поездке можно было забыть не менее, чем на месяц, если не больше.

От всех этих мыслей у Ольги Викторовны настроение и вовсе упало. Она стала озираться по сторонам в поисках чего-то, что поможет ей отвлечься от неприятных переживаний. В этот момент ее внимание было привлечено мальчишкой-газетчиком. Казалось, сорванец являет собой ожившего экранного героя фильма типа «Республика ШКИД» или другого в таком же роде, посвященного беспризорникам. На мальчишке были пузырящиеся на коленях затертые штаны, грязный порванный в нескольких местах свитер, какие-то совершенно невообразимые боты, в которых в свое время хаживал не один бомж. Картину дополняла фуражка с погнутым козырьком и дырой на макушке. Но на Ольгу Викторовну самое сильное впечатление произвело даже не это. Мальчишке было не больше одиннадцати-двенадцати лет, а он уже смолил сигарету без фильтра, способом заправского курильщика приткнув окурок в уголок рта. При этом он как-то умудрялся кричать громким и пронзительным голосом, так, что он него шарахались все прохожие, а кое-кто даже порывался огреть крикуна сумкой или пакетом. В руках у мальчишки была пачка газет, из чего можно было заключить, что он зарабатывает себе на жизнь столь нелегким трудом. Это впечатление подтверждалось и призывными криками, которые испускал юный труженик. В шуме транспорта Ольга Викторовна никак не могла расслышать его слов, но, судя по интонациям, предположила, что он выкрикивает заголовки статей.

Ольга Викторовна остановившись посреди тротуара, с живейшим интересом разглядывала мальчишку. Мальчишка не преминул заметить женщину, обратившую внимание на его скромную персону.

– Купите газету! – возопил он так, что Ольга Викторовна отшатнулась в испуге, врезавшись спиной в торопящегося куда-то толстяка.

– Ну ты, дамочка, смотри, куда тебя несет, – проворчал толстяк, бесцеремонно отпихнув супругу советника Президента, и пошел своей дорогой.

– Тетенька! – пискнул мальчик жалобно. – Купите газету! Калифорнийские врачи изобрели вакцину против курения! Новая информация о взрыве подлодки!

Ольга Викторовна нахмурилась. Она-то прекрасно знала, что собой представляет желтая пресса. Видя, что женщина нисколько не убеждена его возгласами, мальчишка закричал еще громче и одновременно жалобнее.

– Тетенька, ну купите газету! Мне хлеба купить не на что! – и тут же бодро и звонко продолжил: – В районе катастрофы были замечены дельфины!

Ольга Викторовна укоризненно покачала головой.

– Эти писаки уже совсем потеряли всякий стыд, – громко произнесла она, так, что некоторые прохожие обернулись в ее сторону, – пишут такой бред, что просто не веришь собственным глазам. Ну какие могут быть дельфины в Северном море? Там же температура не поднимается выше нескольких градусов тепла, – продолжала возмущаться Ольга Викторовна, – а дельфины… – глубокомысленно закончила она, вытянув для убедительности указательный палец и почти ткнув им в лицо мальчишке.

Любой другой на его месте уже давно бы плюнул на эту вздорную бабу и пошел искать удачу с другими, более сговорчивыми прохожими. Но мальчишка оказался как нельзя более решительным.

– Ну пожалуйста, тетенька, купите газету! – заканючил он.

Ольга Викторовна, которой надоело пререкаться с мальчишкой, попыталась обойти его и продолжить путь. Она была раздосадована до крайности. Однако бойкий юнец оказался проворнее. Он, пятясь, бежал перед Ольгой Викторовной, не переставая жалобно поскуливать. Жена советника Президента была очень деликатной женщиной и не могла равнодушно переносить столь нелицеприятное зрелище, как этот мальчишка. К тому же Ольга Викторовна замечала, что прохожие с все большим интересом начинают присматриваться к тому, что происходит. А ей, как супруге не самой последней политической фигуры, не пристало привлекать к себе внимание. Она покраснела от гнева и досады, попадись ей сейчас водитель Виталий, Ольга Викторовна, наверное, разорвала бы его в клочья.

– Ну хорошо, – ледяным тоном сказала Ольга Викторовна, – я куплю у тебя газету, но не потому, что мне интересно читать какую-то чушь, а только для того, чтобы избавить себя от твоего вида. Ты меня понял?

Последние слова Ольга Викторовна прошипела, склонившись к мальчишке и буравя его испепеляющим взглядом. Но тот и бровью не повел.

– А может, сразу две купите, – не растерялся он, – для мужа, например, или для вашей мамы…

Этого бедная женщина уже не могла перенести. Она открыла сумочку, вынула кошелек и долго рылась в нем, отыскивая самую мелкую купюру – мелочи у Ольги Викторовны не было.

И тут мальчишка снова избавил супругу советника от проблем, осторожно вытянув у нее из пальцев одну из бумажек. Не дав Ольге Викторовне опомниться, он сунул ей в руки все свои газеты и был таков, оставив ее в недоумении стоящей посреди тротуара.

Если бы Ольга Викторовна нашла в себе силы последовать за мальчишкой, она увидела бы, как он, свернув за угол, нырнул в первую же подворотню. А если бы она зашла туда, то обнаружила бы, как мальчишка подбежал к невзрачному мужчине в серой рубашке и коричневых брюках, лениво попыхивающему сигаретой, очень тихо произнес несколько слов, после чего мальчишка едва уловимым движением взял что-то из руки взрослого, сунул в карман и исчез так же быстро, как и появился. Мужчина в свою очередь спокойно докурил сигарету, сплюнул через плечо, при этом кинув быстрый взгляд назад и в стороны, а затем направился к выходу из подворотни все в той же ленивой манере. Но как только он оказался на многолюдной улице, его облик изменился кардинальным образом. Мужчина шел быстро и сосредоточено, как человек, спешащий по важному делу.

Но Ольга Викторовна ничего этого не видела. Постояв еще некоторое время, она вернула кошелек на место и медленно пошла вперед по Малой Бронной, переваривая неприятную сцену. Только через несколько десятков шагов она вспомнила о газетах, которые всучил ей наглый мальчишка. Оказалось, их совсем немного – всего шесть штук. Сначала Ольга Викторовна хотела выбросить газеты, но урна ей почему-то не попадалась, а мусорить на улице ей не хотелось. Потом, когда возмущение стало понемногу ослабевать, Ольге Викторовне пришло в голову, что неплохо было бы все-таки ознакомиться с содержанием газет, которые обошлись ей в довольно-таки кругленькую сумму.

Первым, что попалось ей на глаза, была газетная шапка:

«ПОДВОДНУЮ ЛОДКУ ВЗОРВАЛИ ДЕЛЬФИНЫ»

Целых три столбца на первой полосе посвящались рассказам очевидцев, утверждавших, что они видели нескольких дельфинов в непосредственной близости от места катастрофы.

«Чушь!» – подумала Ольга Викторовна, однако дочитала статью до конца, потому что в эти дни ничто другое не могло вызвать такого же интереса как произошедшая трагедия.

Придя домой, уставшая и очень недовольная, супруга советника Президента бросила газеты на пуфик в прихожей и тотчас же о них позабыла – через пятнадцать минут к ней на дом должна была явиться маникюрша.

Геннадий Аверьянович вернулся как обычно очень поздно. И, как это часто бывало в последнее время, не в самом лучшем физическом и моральном состоянии. В администрации Президента со дня этого злополучного взрыва на АПЛ царило сильное напряжение. Все ждали, что оно должно вылиться в крупную головомойку. Чем дольше этого не происходило, тем сильнее нарастало напряжение. Геннадий Аверьянович называл это цепной реакцией.

Он сразу обратил внимание на ворох газет в прихожей, которые горничная почему-то не позаботилась убрать.

– Что это, Валюша? – спросил Геннадий Аверьянович, указывая на брошенные газеты.

– Я не знаю, – ответила горничная, – это Ольга Викторовна принесла откуда-то.

– Можно было и убрать их, – проворчал Геннадий Аверьянович.

Горничная проворно заспешила к пуфику и собралась унести газеты.

– Постой, Валюша, – Геннадий Аверьянович взял у нее газеты и принялся их просматривать.

– Очень интересно, – сказал он, обнаружив, что держит в руках шесть экземпляров одного и того же издания. Название ему ни о чем не говорило, наводя на мысль, что это мелкая бульварная газетенка.

– Чего ради Ольге Викторовне понадобилось приносить сюда это. Ей что, мало тех газет и журналов, которые мы выписываем? – озадаченно вопросил он Валюшу.

Горничная хранила молчание, понимая, что слышит не столько вопросы, сколько мысли, высказываемые вслух.

Геннадий Аверьянович направился было в комнату к супруге, чтобы расспросить ее об этом необычном инциденте, но Ольга Викторовна опередила его, выйдя в коридор.

– Геннадий, – произнесла она таким тоном, что советник Президента сразу почувствовал беспокойство, – мы в этом году поедем за границу или будем ждать следующего года?

Геннадий Аверьянович вздохнул, готовясь выдержать атаку жены. Силы были не равны: Ольга Викторовна весь день копила энергию и решимость, в то время как ее супруг растрачивал и то, и другое на своем рабочем месте. Мысли о газете разом вылетели из его понурившейся головы, он машинально бросил газеты на стул в коридоре и побрел за женой, сожалея, что Президент не задержал его сегодня на работе до полуночи. Тогда Геннадий Аверьянович вернулся бы домой, когда Ольга Викторовна уже легла спать, значит, ему удалось бы избежать тяжелого объяснения с супругой. Так было на протяжении почти всей текущей недели, но на сей раз удача от него отвернулась.

Когда измученный Геннадий Аверьянович добрался до своей постели, ему уже было не до газет, неизвестно как оказавшихся в его квартире. Таблетка успокоительного, услужливо поднесенная ему супругой, когда он начал краснеть и хватать ртом воздух, подействовала почти сразу.

Однако от судьбы, как говорится, не уйдешь. Наутро, когда Геннадий Аверьянович уселся за завтрак, он обнаружил на столе одну из вчерашних газет. Была суббота, на работу можно было особенно не спешить. Президент сам сказал, что он, Геннадий Аверьянович, может отдохнуть несколько часов, они, дескать, заслужили хотя бы полдня спокойного и приятного времяпрепровождения после недельной нервотрепки.

Геннадий Аверьянович отпил глоток кофе со сливками и развернул газету.

«ПОДВОДНУЮ ЛОДКУ ВЗОРВАЛИ ДЕЛЬФИНЫ»

«Хм, ничего себе, – сказал себе советник Президента, отставляя чашку и погружаясь в чтение. Вся информация, касающаяся катастрофы, даже самая невероятная и фантастическая, обязательно должна была быть принята к сведению. Об этом им неоднократно говорил Президент. Поэтому Геннадий Аверьянович добросовестно ознакомился с содержанием статьи. Реакция советника главы государства не намного отличалась от реакции его супруги. Правда, он не сказал не „чушь“, а „ерунда“.

Придя после долгого крепкого сна и калорийного завтрака в благодушнейшее расположение духа, Геннадий Аверьянович по дороге в Кремль подумал о том, что Президента все же стоит поставить в известность относительно очередной газетной утки.

Вероятнее всего Геннадий Аверьянович благополучно забыл бы о своем намерении, если бы не одно маленькое обстоятельство. Президент в этот день ознакомлялся с программой пребывания в курортной зоне Черноморского побережья России. Среди многочисленных экскурсий было посещение уникального дельфинария. Уникальность его заключалась в том, что он был расположен прямо в море, в небольшой, но глубокой бухточке и огражден от остальной воды бетонной стеной. Это был единственный в стране дельфинарий, где животные обитали практически в естественной среде.

Президент ставил галочки рядом с наименованиями тех объектов, на которых он хотел бы побывать. Дойдя до дельфинария, он в нерешительности призадумался. Именно в этот момент Геннадий Аверьянович вспомнил прочитанную утром статью. Он сказал об этом Президенту.

– Это несерьезно, – последовал ответ.

– Я понимаю, – тут же согласился Геннадий Аверьянович, – но забавно, как далеко может простираться фантазия этих писак.

– На мой взгляд, в этом нет совершенно ничего забавного, – возразил Президент, – у этих людей нет ничего святого, они не гнушаются никакими способами, лишь бы только привлечь читателей и увеличить объем продаж.

Тут подал голос Секретчик, генерал военной разведки, который по неизвестным Геннадию Аверьяновичу причинам должен был сопровождать Президента в поездке на юг страны.

Это был импозантный мужчина, крупный, с небольшим „пивным“ брюшком, холеным лицом, с сочными алыми губами. Жгучий брюнет с роскошной шевелюрой. Советнику Президента он почему-то не внушал доверия. Да и о каком доверии может идти речь, если перед тобой сидит человек, всю свою сознательную жизнь проработавший в военной разведке. Геннадий Аверьянович подозревал, что Президент разделяет это мнение. Но насколько данное предположение было близко к истине, оставалось только догадываться. Президент никогда не давал ни малейшего намека на то, какие эмоции у него вызывает та или иная персона.

– А что, – вдруг произнес Секретчик, – по-моему, дельфинарий – это очень интересное место.

– Вот как? – Президент поднял брови и вопросительно посмотрел на Секретчика, ожидая пояснения.

– Я рискую показаться несведущим и наивным, – продолжал тот, – но на мой взгляд, если бы эта статья была напечатана не в какой-то бульварной газетенке, а в серьезном журнале, информация стоила бы того, чтобы ею заинтересовались соответствующие службы.

– Вы хотите сказать, – не удержался Геннадий Аверьянович, – что верите в эту чушь?

Секретчик живо повернулся в сторону советника Президента.

– Я хочу сказать, – произнес он с некоторой снисходительностью, так во всяком случае показалось Геннадию Аверьяновичу, – что в той ситуации, в которой мы сейчас находимся, нельзя пренебрегать ни одной появившейся версией, пусть это даже кажется нам газетной уткой.

Геннадий Аверьянович счел ниже своего достоинства вступать в дискуссию с Секретчиком, он обратил свой взор на Президента.

– С детства мечтал побывать в дельфинарии, – неожиданно произнес тот с едва заметной улыбкой.

Вопрос был решен. А вечером того же дня работники дельфинария получили правительственную телеграмму, извещавшую о том, что Президент собирается их посетить.

Рабочий день в администрации Президента закончился. И снова Геннадий Аверьянович возвращался домой в плохом настроении и совершенно обессиленный. Зато Секретчик, который сам сел за руль своей „Volvo“, насвистывал веселую песенку. Фокус с мальчишкой-газетчиком удался. Первый, так сказать, пробный шар оказался весьма успешно упавшим в лузу. Секретчик был заядлым бильярдистом и любил при всяком удобном случае проводить параллели с любимой игрой.

„Теперь мы поиграем“, – с улыбкой проговорил он, но взгляд его при этом были жестким и не сулил ничего хорошего.

* * *

Он пролежал в ванной больше получаса. И пробыл бы еще дольше в холодной, пахнущей хлоркой воде, если бы старуха не помешала ему тихим стуком в дверь.

– Ты там часом не утонул ли, касатик? – спросила она с плохо скрываемой тревогой.

– Сейчас выхожу! – крикнул он.

Ему не хотелось надевать свои вещи, вернее, вещи тех, кого он закопал на берегу. На крючке висел затрепанный выцветший банный халат, его-то он и натянул на себя, услышав, как затрещали швы.

– Мне нужно купить одежду, – сказал он старухе.

– Какую, касатик? – с готовностью спросила старуха.

– Обычную, – ответил он.

– Я имею в виду, дорогую, или дешевую? У тебя вообще как с деньгами?

– С деньгами у меня нормально, – он с неприязнью посмотрел в жадное лицо старухи, – одежда нужна простая, не слишком дорогая, но и не дешевая. Такая, чтобы в ней было не стыдно на людях показаться.

– Ага, касатик, кажись поняла тебя, – заверещала бабка, – у нас тут недалеко скупка есть, там вещички приличные продают и цены сносные.

– Скупка? – с недоумением переспросил он.

– Ага, скупка, касатик, это вроде как комиссионка, только деньги там стразу дают.

– Постой, – начал догадываться он, – там поношенные вещи продают, так?

– Поношенные, – согласилась старуха, – да только самую малость, с виду и не скажешь. А новые покупать, только деньги на ветер выкидывать…

– Я не хочу носить чужие вещи, – он с отвращением передернул плечами, вспомнив, как влезал в пропахший запахом чужого тела свитер. – Мне нужна новая.

– Как скажешь, сынок, только это тебе раза в три дороже встанет.

Он достал из нагрудного кармана бушлата второй бумажник, принадлежавший, как он помнил, сухопарому рыбаку. Денег в нем оказалось больше.

– Сколько? – уже в который раз за этот день спросил он.

– Так сразу не могу тебе сказать, сынок, – старуха вытянула жилистую шею, безуспешно пытаясь определить количество хрустящих бумажек, которые он держал в руке.

– Ладно, бабка, вот тебе деньги, – он протянул ей большую часть найденных у рыбаков купюр, – этого, я думаю, должно хватить, даже с лихвой. Иди в магазин и купи мне что-нибудь из одежды.

– А что же тебе купить?

– Все, что нужно. Белье, рубашку, брюки, обувь. Только смотри, чтобы по размеру подошло.

– Ой, да как же я пойду без тебя! – всплеснула руками старуха. – А вдруг чего-нибудь не то выберу?

– Поменяешь.

– И то правда.

Видно было, что старуха очень хочет пойти одна, чтобы потратить полученные деньги по своему усмотрению и зажилить пару-тройку сотен. Но в то же время не решается уходить из дома.

– Чего ты ждешь? – спросил он ее напрямик.

– Да вот доченьку свою поджидаю. Она вот-вот прийти должна.

– Не хочешь оставлять меня одного в своих хоромах? – усмехнулся он.

– Да ты на меня не обижайся, касатик, – старуха смущенно повела плечами, – все-таки в первый раз тебя вижу, мало ли что, а так поспокойнее будет.

– А что ж ты меня домой к себе привела? Ты же меня в первый раз видишь.

– А что с меня брать-то?

Старуха похлопала себя по пустым карманам.

– И дом мой, сам видишь какой. Живу на крохи, еле перебиваюсь. Вот комнату сдаю, кой-какой доход получается, на хлебушек.

– Не нужно мне твое барахло, я лягу посплю, а ты иди, не беспокойся.

– И то правда, касатик, поспи, отдохни с дороги. Я тебе в спальне постелю, – засуетилась старуха.

Двухкомнатная квартирка и впрямь находилась в весьма плачевном состоянии. Ветхая мебель, вытертые коврики на дощатом полу с облупившейся краской. Древний телевизор на тонких ножках, ситцевые давно нестиранные занавески на грязных окнах. В спальне стояло несколько железных коек, накрытых драными покрывалами в пятнах и громадный платяной шкаф.

– У тебя что, тут ночлежка? – спросил он, морщась.

– Тем и живу, милок, тем и живу. Надо же как-то пробавляться.

– И много у тебя тут народа ночует?

– Когда как, касатик. Нынче никого нет. Летом больше людей бывает, а сейчас не сезон.

Старуха расстелила постель на одной из кроватей, взбила подушку в посеревшей от времени и грязи наволочке.