Кого ты видишь? Я жертва. Книга вторая

– Кто? Он? Преподобный за тобой следит?

– Родители волнуются, – сохраняя невозмутимый тон, соврала и продумывала пути для отступления. Парень преградил дорогу:

– Едем. Скорее. От него подальше.

– Я никуда. И ни с кем. Не собираюсь.

Шульгин уперто наступал, а я топтала носки туфель грузной дамы в нелепой расшитой шляпке, пока не вздрогнула от следующего сигнала – «Такси у входа. Беги!»

Шульгин взбеленился еще больше, но на этот раз отпрянул:

– Кто?

– Такси ждет у входа.

– Отпусти. Ты едешь со мной, – развернул к себе, грубо схватил за локоть. Свирепея, я прошипела в блаженные глаза спятившего соседа:

– Держи дистанцию. Мы не друзья.

– Какая темпераментная! А с ним ты тоже так царапалась? Теперь понятно, почему до сих пор жива. Преподобный растягивает удовольствие. Ты же восхитительная, сводящая с ума. И я хочу вкусить тебяа-а… – Шульгин разошелся и начал проявлять признаки агрессии. Я уже освобождалась от злосчастной тележки, а он бесцеремонно обхватил меня за талию и притянул к себе. – У меня мало времени. – Я брыкалась, но была абсолютно обездвижена в его хватке. Покупатели и охрана предпочли нас не замечать. Стас шипел над ухом. – Ты ничего не понимаешь. Считаешь, я тебя ломаю. Наоборот. Спасаю жизнь. Ценой своей. Я рискую. Ради тебя рискую. Он убьет меня. Как убил других. Ты должна мне верить.

– Прекрати. – Мы застряли в самой узкой части прохода между двумя длинными прилавками кассы. Он выхватил несколько упаковок презервативов из стойки, бросил в тележку, распаляясь с еще большим жаром:

– Забывчивая южная звезда. Он не способен ни на что. Только жрать и убивать. И ты опять умрешь. Я видел. А я буду ублажать. Я не убийца. Мы уедем далеко. На острова. Он не найдет тебя. И сдохнет… – Я застыла с открытым ртом. По коже побежали мурашки. Его лицо все приближалось. – Камиллаа-а… Я смогу тебя спасти. Ты станешь моей греческой богиней. Изнываю по тебе. Выбери меня…

В ладони зашелся телефон. Наваждение разрушено. Вывернувшись из-под руки сумасшедшего Шульгина, я решительно оттолкнула от себя тележку, выбежала на крыльцо и… влетела в распахнутую дверцу желтого Volkswagen Polo под шашками.

– Сударыня, уже минут пятнадцать, как вас жду.

Нервы не выдержали стрессового накала. Меня трясло:

– Ч-что? Вы, вероятно, меня с кем-то спутали?

– Не-а. Я за вами. – Машина тут же тронулась. Меня окатило стойким перегаром. Я зажала нос, рассматривая водителя. Виртуозно совершая маневр между прибывающими автомобилями, он увидел мое напуганное выражение лица и виновато пожал плечами. – Прежний клиент. Он только вышел. Уж извините.

Не вникая в смысл, я заметила на стоянке Honda CR-V Шульгина. Стас рванул было за мной, но тут же с перекошенным лицом попятился обратно в супермаркет.

Подъезжая к дому, я никак не могла выдумать причину своего фола, в отчаянии посмотрела на телефон и выдохнула. Звонок:

– Возвращайся, детка, скользкие дороги. Жди медведя. Боюсь только, рейс задержат из-за непогоды. Я уже в магазине. Что мама наказала? – Отец ждал гостя с воодушевлением. Проглотив обреченность, я отчиталась деревянным голосом.

Стол был накрыт. Разнообразное меню, деликатесные закуски, сервировка, свечи, музыка, укомплектованный бар под разнообразные коктейли, млеющие в предвкушении родители, и сама виновница – роскошная пантера: с натянутой вымученной улыбкой, на пороге истерики и обморочного состояния.

– Детка, ты побледнела. – родители заметили мою напряженность.

– Голова немного беспокоит. Переволновалась перед встречей, – я бессовестно слукавила перед отцом и тут же получила срочную замену игрока. Взвинченная сирена удалилась к себе, закрыла дверь на ключ и бросилась на кровать.

В голове нарастал шум, грозящий перейти в адскую боль. Память проигрывала обрывки параноидальных воплей Шульгина, циничные оскорбления Гордона, фрагменты безумных зомби в клубе, похотливые взгляды бомжей, визг раненой собаки, эпизодами – истекающие кровью лапы Ли и корчащийся в рвоте Стас на гостевой парковке. Но лейтмотивом – последняя ночь с Марком. Стеклянные глаза, истошные крики и его перерезанные вены. Сознание выхватило постаревших за одну ночь родителей…

Под рукой вибрация. «Телефон?» – трясущимися руками проверила номер и радовалась, что не заработала инфаркт.

– Звездочка, погода – мрак! Как ты здесь дышишь? – На другом конце уже балагурил беззаботный Вантуз Княжин. – Но я компенсирую издержки – на этот раз заберу с собой любимую подругу. Я заслужил с тобою месяц.

– Месяц?! Ох. Опасаюсь аллергии, – отбиваясь безобидными издевками, я только успевала переваривать шокирующую информацию, щедро приправленную колоритными шутками южного медведя. Иван басил без остановки:

– С профилактикой моей непереносимости ты опоздала. Я бронировал билеты. Так что не обессудь, закидывайся антигистаминами. Улетаем через день. – Самобытная детина чем-то закусила, мне удалось вставить коротенькое слово:

– Подожди. А сам ты где? – Формальная часть препирательств была закончена. Я еле выдержала беззаботный тон. Насмеявшись, Иван перешел к делу:

– Спускайся. Я на кухне.

– Ты уже приехал?! – Вскочила на ноги, пытаясь сориентироваться в полной темноте закрытых наглухо жалюзи. Непосредственное чудо выразительно икнуло:

– Привет от пахлавы Тамары Львовны. Кароч. Самолет. Такси. Я оперативно.

– Оперативность – твое второе имя. Раз занял комнату для гостей с видом на холодильник, теперь займи ванную. Отдохни. – Я старалась выиграть время.

– Ванную? Не думал. Но как же заманчиво звучит… – Иван впадал в блаженную иллюзию. – Ванна с пеной, всю ночь у жаркого камина, твои горячие…

– Иван?! – В моем опасном состоянии не хватало только Ивана с его романтическими фантазиями. – Отправишься немедленно в аэропорт! – я закашлялась. Княжин снисходительно хохотнул:

– Твои горячие аперитивы. Брейк, звездочка. Я только приехал. О костылях пока не узнавал. Будь милосердной к ик… жениху. Выходи скорее, у меня глюк-ик-и… – икающий медведь басил, а я стояла у зеркала и критично оценивала свою спину, открытую нескромным вырезом платья. Сексапильный внешний вид в сочетании с глазами на мокром месте могли произвести неизгладимое впечатление на истосковавшегося гостя. «Второе экзальтированное чудо, но на этот раз, при полной боевой экипировке НАЗа за один только вечер?! Да я не переживу».

– Дыши ровно, Княжин! Сиди на месте! – отрезала. Телефон полетел в подушки. Печальные мысли притаились за мигренью и отступили до ночных кошмаров. Я судорожно соображала над сменой образа. Необходим был компромисс, чтобы не задеть чувств взыскательной Тамары Львовны и не контузить Ваню. Уставилась на эксклюзивный гардероб и вздрогнула от стука в дверь:

– И где ты? Молнию заело? Уже идуу-у… – он притворно заголосил под дверью, и мое терпение стало стремительно сдавать позиции. Я представила блаженных родителей, грядущие свадебные перспективы и зарычала:

– Иди, пожуй чего, только не двигайся! – Получив газетой по носу, колоритный жених ретировался к пищеблоку, но продолжал отвлекать от напряженных и безуспешных поисков звонками. Я была похожа на прилавок бутика модной одежды в зените сезонной распродажи. Самообладание было подорвано. Заваленная лучшими экземплярами гардероба, нащупала вопящий телефон под грудой вещей, и, не дожидаясь подколов, принялась отчитывать энтузиаста в камуфляже:

– Фальстарт, Княжин! Уймись! И дай мне, если не одеться, то хотя бы отдышаться. – Вместо взрыва хохота мне продемонстрировали громкое учащенное пыхтение. Эта издевательская имитация загнанного зверя оказалась последней каплей. – Если ты не прекратишь эти домогательства, то не получишь от меня ни то, что месяц! Несчастные два дня! Ты обещал «любить-беречь-заботиться», а не рассматривать перспективы моей насильственной смерти. И не смей злоупотреблять доверием моих родителей, размахивая нашими билетами. Даже если они и предоставили тебе такой удобный случай и оставили нас наедине…

Моя отповедь захлебнулась в нечеловеческом раскатистом рычании:

– Уубью урр-ро-да!

Пораженная, я сбросила звонок и обреченно взглянула на неизвестный номер:

– Гордон?! Я оказала себе неоценимую услугу. Компромат от первого лица. – Отчаянно пытаясь выбраться из плачевного положения, затравленная сирена сидела на краешке кровати и боялась посмотреть на выключенный телефон: «Что? Ну что же я ему скажу?» Голова раскалывалась, желудок свело тошнотворным спазмом, руки било мелкой дрожью. Взгляд упал в зеркало. В памяти восстало утреннее приведение и слова его ваятеля: «Я – мужчина…».

Я вернула образу достойный вид и безразлично включила телефон.

Звонок раздался через три секунды:

– Девочка…

– Чем обязана, господин Гордон?

– Больше не могу. Я умираюу-у…

– Какая очаровательная привычка! Но попахивает извращением. Ты всех так девушек пугаешь? Драматический экстрим, для остроты ощущений? Или же только для доверчивой меня приготовил свой криминальный образ?

Меня перебил осипший баритон:

– Помоги, родная…

– С реанимацией ты не по адресу. Как и с гормональной дисфункцией, тоже. Обратись с проблемами к специалисту. Или воспользуйся традиционным методом – найди очередную пассию и умирай в ее присутствии, – учтивым тоном я проговаривала каждое слово, пока меня не оглушило:

– Черт тебя дери! Я должен быть у тебя. Сейчас же! Не противься!

– В моем «дерьме» ты не участвуешь, «родной». – я оборвала грубые пьяные ругательства и равнодушно сбросила звонок, но спокойствие было лишь видимым. Замирая от потрясения, сердце бунтовало против репрессий в адрес своего кумира. Я кусала губы, немилосердно закидывая вещи обратно в нишу. – Нет! Ты не будешь размазней! Тебя предали, надругались над доверием. А ты все такая же мечтательная дура? Он – варвар! Признай же наконец!

На глаза навернулись слезы пережитого унижения. Я схватила надрывающийся телефон, гнев вылился в три коротких слова:

– Я. Существую. Параллельно.

Гордон взял себя в руки и удивил лаконичной речью, лишенной эмоций:

– Неприемлемо. С кем ты?

– Ты – не единственный мужчина с острой формой высокого либидо.

– Представь нас. Я буду вести себя… п-прилично. – Хрипловатый голос приобрел металлические ноты диктатора. Мои слезы высохли.

– Представить тебя?! В качестве кого?

– Друга.

– Ты уволен.

Задохнулся. Уже через помехи связи я услышала зуммер и оглушительный звон разлетающегося вдребезги стекла. Несколько минут гнетущей неизвестности, и моя гордость испустила дух. Я испуганно вцепилась в телефон:

– Где ты?

Ответил не сразу. Сердце откликнулось знакомой болью на дрожащий шепот:

– Убей меня. Сама. Своей руко… – Связь оборвалась вместе с сердцем.

Как в тумане, незамеченной я преодолела лестничный пролет. Ваня и родители были заняты увлекательной демонстрацией морских презентов к отцовскому юбилею. На столешнице возвышался внушительный осетр. Громила задабривал отца печенью и балыком катрана, матушку – живыми устрицами. Меня ожидало ассорти ракообразных. Однако сам юбиляр, хотя и был признателен, но рьяно охранял мой покой. Я рассеянно наблюдала семейную идиллию и холодела.

Где-то на бульваре прорезался почти мотоциклетный рев незнакомого движка. Я интуитивно сорвалась. Скинула на ступенях туфли на высоченном каблуке, на носочках прошмыгнула мимо кухни, приоткрыла дверь и в изумлении застыла на пороге: «Как он попал за закрытые ворота?» На меня летела хищная ракета. Голодный взгляд на жертве, невероятная скорость, минимум движений, секунда до столкновения… Хватка на моем безвольном теле.

– Гордон? – Растворяясь в темноте влажного тумана, дом исчезал из виду. Лика галопировала следом. Не замедляясь, похититель скомандовал: «Вперед!» Калитка распахнулась. Ли беспрекословно запрыгнула в открытый багажник безобразно забрызганного грязью внедорожника, меня пристегнули ремнем безопасности к переднему сидению. Я еще изучала карбоновую сложную приборную панель, мужской интерьер в военном стиле, а тяжелая махина уже разогналась до ста и едва не снесла шлагбаум. Глаза заслезились от паров спирта, разлитого по салону.

– Что происходит?

– Не сейчас, Любовь моя. – Он гнал в неизвестном направлении.

Сосредоточенно дыша, я поджимала колени к подбородку, пытаясь натянуть на бедра подол своего коктейльного футляра, слишком миниатюрного, даже для «черного маленького платья». К мраморной статуе обращаться больше не рисковала. Ли являла собой аналогичное изваяние. В плотном тумане внезапно выросли бетонные колоссы. Автомобиль остро осадили тормоза.

– Ли, место! – Властный рык. Я в руках Гордона.

Портик, балюстрада, сводчатая арка на уровне трех метров от земли. «Да где мы вообще?» – светлые очертания размывались в темноте. Под ноги спланировала его куртка. Варварски расправляясь с пуговицами, хищник раздевался дальше:

– Моя! – он сорвал с себя рубаху, и я всхлипнула, попятилась, умоляюще прикрываясь руками. Мгновенно среагировал. – Что ты, воробушек? Не бойся меня.

Гордон заботливо укутывал меня в свою рубашку и боялся сделать лишнее движение. Перегар и пот перебивали его запах. Дремучая щетина. Такого Гордона я видела впервые. Зрелище жуткое. Я давно потеряла надежду понять смысл его слов, но его состояние, даже через испуг, не оставило меня равнодушной:

– Что с тобой? – Зубы еще стучали, а пальцы уже запутались во влажных волнах. Я старалась заглянуть в его глаза, но не могла.

– Не гони. Не могу сопротивляться. – Кающийся грешник медленно оседал на бетонные плиты, беспомощно уклоняясь от моих рук. – Не смотри. Нельзя.

Меня колотило крупной дрожью. Я поймала его лицо в ладони: «Лука?»

– Я вырождаюсь. Погибаю без тебя. – он поднял веки, и я с трудом устояла на ногах: «Не верю. Не могу!» Чужие, мертвые глаза слепорожденного в обугленных глазницах. Он взмолился. – Ну, пожалуйста, не надо! Не смотри!

Изможденная гипсовая маска истукана выскользнула из моих рук. Сердце вынесло приговор для оскорбленной гордости: «Кто я такая, чтобы судить его?» Я прозревала, а Гордон свидетельствовал против себя, не поднимая головы:

– Ты боялась меня. Я видел – искала повод. И я дал тебе уйти. Сам подтолкнул. Любовь моя. Я виноват. Прости-и… – Мой вид давно был далек от совершенства: в помятом платье, необутая, растрепанная, обескураженная. Он уткнулся лбом в мои бедра и ревел. – Сгораю без тебя. Не уходи. Не уходи-и!

Я набрала в грудь воздуха, и меня окончательно деморализовало.

«Ох! Его язык! Да что же с ним такое? – он вылизывал мои колени под ажурными чулками с какой-то слепой, животной ненасытностью. – Да откуда ж эта обездоленность одичавшей псины?»

– Люк? – я звала, но он меня не слышал.

– Маленькая моя, беззащитная. Всех вырежу. Каждого подвешу за муды! – грязно сквернословя, маньяк со всеми признаками абстиненции дошел до моих лодыжек и совсем распластался на полу. Гора несокрушимых мускулов без разумной составляющей. – Аа… Только слово. Скажи мне слово… Вытащи меня…

Осипший баритон сломался. Начинался пароксизм. Я судорожно соображала. На ум приходил только клинический гипноз: «Слово?! Какое же кодовое слово?» Когда он начал задыхаться, моя рациональность отказала. Выкрикнула интуитивно:

– Ты – мой! – Его язык застыл на моей правой щиколотке. С трепетом дотянулась до поникших, обнаженных плеч и приласкала. – Слышишь? Мой.

Невменяемый зверь дернулся в конвульсии и оказался на коленях:

– Умру, но не отдам тебя! – Свирепый рык эхом отразился от сводов арки. «Угадала?!» – я взяла драгоценное лицо в ладони и, отвлекая себя от нервного срыва, продолжила возвращать человеческие черты буйному душевнобольному:

– Не надо умирать. Живи. Я здесь. Твоя. – едва касаясь, я целовала сомкнутые наглухо веки, античный лоб, напряженные надбровья, переносицу, серебристые виски, заросшие щетиной, скулы и шептала. – Вернись ко мне. Открой глаза.

Он ухватился за мысль, но воевал с ветряными мельницами:

– Хищник усмирен. Я обуздал свой гнев. Теперь могу находиться рядом и не навредить. И я про… – Я поглаживала его брови и дышала: «Говори, говори со мной». Под закрытыми веками шла борьба. Глаза горели. Ресницы трепетали. Мышцы век непрерывно сокращались. Хриплый баритон еще доказывал, срываясь до рычания. – Нет, не прошу. Не заслужил. Ты, ты позволь остаться рядом. Просто, быть. Вне статуса, без причин, не нарушая твоих принципов. Только… твоей тенью.

– Не тенью. У тебя другая категория. – я сделала акцент, и он распахнул ясные глаза. Синие королевские сапфиры без всякого намека на безумие мерцали в свете Луны и говорили о здравости ума. Вопросительный взгляд хищника сосредоточился на мне: «Другая категория?»

Я позволила себе маленькую месть, наблюдая его легкую контузию:

– Разочарован?

– Да. Нет. Мм… Стоп! Ты возвращаешь мне легальный доступ?! – Гордон уже демонстрировал чудеса твердой памяти. – А ведь я… так и не знаю свою категорию.

«Кто я?» – в глаза хищника вернулось потустороннее голубоватое свечение. Смиряясь с этой странностью, я приоткрыла завесу своего святая святых:

– Мой седовласый Херувим.

Его лицо исказила страдальческая гримаса. Горько усмехнулся:

– Я – падший.

У меня начинался откат. Дрожащими пальцами я прикоснулась к его губам:

– Это уже неважно.

– Уже? Неважно?! – он совсем охрип и перестал дышать.

– Ты существуешь. И кем бы ни был, должен знать. – Силы истощились. Чтобы не оказаться на полу в обмороке, обняла его за шею. – Я люблю тебя.

– Любишь?! – Реакция оказалась непредсказуемой. Среди мрачного мертвого пантеона восстал античный бог. Я – на его руках высоко под потолком. Он удерживал меня одной рукой, другую поместил под голову, крепко прижал к себе, благоговейно прильнул ко лбу губами и… взвыл. Горько, глубоко, из сердца. Тучи закрыли единственный источник света. Вибрация его голоса, кромешная темнота и мое подвешенное состояние совершено дезориентировали. Когда под сводами осталось только эхо его гулкого пульса, я прошептала:

– Любимый, и что это за реквием?

Исполин расхохотался:

– По себе. – Со светлой грустью продышал мне в губы. – Плач души.

На бедре, под кружевной резинкой опомнился мой телефон. Гордон ревниво прищурился, а я оживала под фанатичным радиоактивным взглядом, уговаривала себя: «Это просто спазм глазных сосудов», и чувствовала прилив сил:

– Извини. Я должна ответить.

– Звездочка? Ты где? Пахлава закончилась, а тебя все нет. – Княжин до сих пор икал. Я приглушила ладонью источник не прошедшего цензуру, непереводимого рычания и мягко ответила в предельно лаконичной форме:

– Жди. Уже иду.

– Кто это? – Ощетинившийся хищник следил за каждым моим вздохом.

– Мне надо возвращаться. – Я надеялась, он помнил о нашем разговоре, но Гордон глухо выругался и только крепче сомкнул и без того тесные объятия: «Не отдам!» Я запаниковала, но вслух твердо приказала. – Люк? Без. Вариантов.

– Кто он? Которого из Княжиных ты отпевала по телефону?

– Я знаю одного. Ивана. Он мой… – запнулась, и меня нелюбезно оборвали:

– Жених, – хищник с трудом сглотнул и ядовито прошипел, – фиктивный.

Сердце пребывало в тотальной эйфории, когда с самой счастливой улыбкой я появилась в столовой перед щедро сервированным столом. Повисла пауза. Отец вздохнул. Мама рассеянно крутила в пальцах гроздь черной «Изабеллы». Княжин громко сглотнул вместо приветствия. Я приостыла, вспомнив о нескромном обаянии, нашедшем невинную жертву, и смущенно спрятала за стулом еще влажные колени. Не сдержалась. Залилась смехом на глазах у изумленной публики.

– Ты из параллельной Вселенной? – Вопрос мамы был справедливым. Я вовсе не походила на прошлое загримированное приведение. Теперь я дышала и смеялась. Сухие, скучные сценарии были заброшены. Я больше не утомляла себя академической игрой. Я с удовольствием импровизировала. Меня уже распирало озорство. Брови взлетели с намеком на двусмысленность:

– Я должна была подготовиться перед приятной встречей. – Картинно протягивая руки навстречу старому другу, комедийная актриса уже дефилировала к застывшему медведю. Не дошла. Меня заграбастали в объятия, клюнули носом в висок и не отпустили. Я прочистила горло. – Ваня?

Камуфляжный «милитарист» был труднее всех: не мигал, не издавал ни звука, и похоже, был претендентом на искусственную вентиляцию легких. «Ну, уж нет! Дышите, мой хороший. Такой чести удостоился только Гордон, и то не без последствий!» Пришлось брать инициативу в свои руки:

– Ну, Ваня, наконец-то!

Громила с трудом очнулся, отстранился и вспомнил о неуклюжей пародии на светские манеры:

– Вау! Круто выглядишь! – склонился над моей протянутой рукой. В другой моей руке, заметно перетягивая центр тяжести, уже покоился увесистый букет пожарно-красных роз. «Репрессии мне гарантированы», – позиция млеющих родителей крайне настораживала. Зарывшись носом в розы, я незаметно указала Ване в сторону экзальтированных Бригов. Естественно, на оперативную реакцию и не надеялась. Иван стойко придерживался амплуа медведя-тугодума и не выпадал из образа. Я почти отчаялась, ожидая, пока этот ретранслятор начнет прием. Через четверть часа после уничтожения половины закусок под аперитивы Княжин откликнулся. В своей манере.

– Ээ… Может, в рестик сходим, ну, типа, потусим?

– Ой, что ты, мой хороший! Такой богатый стол. Я для тебя старалась. – Коварная кокетка уже хлебосольно нагружала огромную тарелку растерянного гостя.

– Но детка, стол подождет. – матушка попыталась вернуть свидание в правильное русло, но восторженная сирена не унималась:

– Ванюша, дорогой, а я приготовила для тебя бесподобные коктейли. Под стать моему оригинальному предложению… – я прыснула, вспоминая инициатора столь многообещающей перспективы нашего «романтического свидания» и сразила присутствующих уже не только умопомрачительной внешностью и гостеприимством, но и пошатнувшимся рассудком. – Устроим домашний игорный дом!

В этот вечер отец был лоялен к моим причудам. Видимо, коктейли давали мне определенные преимущества. Тамара Львовна страдала головной болью, прибывая в полном смятении чувств по поводу безрассудств ее доченьки. Но в одном Бриги были солидарны. Такого телефонного обвала они не могли припомнить за всю мою жизнь: звонки, мессенджеры. Пришлось отключить звук на телефоне.

– О, извините! Это срочно. – Я выглядела слишком интригующе. Блеск в глазах, закушенные губы, голос, срывающийся на томный шепот и дежурные фразы, диссонирующие с тайным смыслом. На виду у подозрительных родителей я не смогла бы сохранять бесстрастный вид. Поэтому в целях своей же безопасности, покидала обозреваемую позицию, чтобы отдаться чувствам.

– Любовь моя, ты не скучаешь? Чем вы занимаетесь? – Гордон искренне беспокоился, снедаемый чувством вины за то, что испортил мне вечер.

– Шахматами. – тоном, подтверждающим причастность к заговору, двадцать третий раз я отчитывалась перед своим опекуном о состоянии текущих дел.

– Иван держится?

– Запивает свое горе коктейлями из виски, джина и абсента.

Официальная часть была исчерпана, и трезвость покидала чат.

– Сгораю без тебя. Я. Не могу. Дышать… – Зависший на телефоне ревнивый зверь с надсадным рыком склонял симптомы своей ломки. – Еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться. Не выкрасть тебя из дома. Черт! Убеди! Успокой меня! Сейчас…

– Любимый. – я задыхалась от переполнявших меня эмоций. Он требовал:

– Скажи еще. Еще! Мне мало. Хочу услышать снова…

Я пребывала не в лучшем состоянии, являя собой классический пример медиума на сеансе автоматического письма в состоянии транса:

– Люблю тебя, люблю… – Рука по памяти выводила его глаза угольным карандашом на тонированной бумаге. Когда я очертила его губы, мой диктатор уже тяжело дышал:

– Да что же это? Черт! Ты заставляешь хищника делать противоестественные вещи – делить тебя с другим. Я требую компенсации. Скажи, что ты принадлежишь мне!

– Только тебе, любимый… – Щеки пылали, я чудом уловила шаги за дверью. – Дорогой собственник, я вас покидаю. Гости обеспокоены моим отсутствием.

Услышав его досадливое стон-проклятие-рычание, я не смогла сдержать смущенного смешка, чем и навлекла на себя справедливые Ванины подозрения:

– Хм, принцесса цирка, я тебя не узнаю! Не могу поверить, что ты так лучишься из-за моего приезда. Ты подсела на наркотики? Бриги поэтому меня срочно выцепили? Или… ты всегда такая… – Ореховые глаза придирчиво следили за моими ювелирными движениями, пока я наливала в стакан воду из хрустального кувшина. Я насупилась. Иван вдруг восхищенно выдохнул. – Такая ослепительная! – Я вздрогнула. Ваня тоскливо уставился на проливной дождь, меняя тему. – Ну и что за клоунада? Почему мы остались у Бригов на виду?