Полная версия
Запретная дверь
– Все-таки я не очень понимаю, о чем вы говорите, доктор.
– Безлюдное жилище и мазут на полу – признаки общего болезненного состояния. А вот лестница на чердак, которая показалась вам ненадежной, является опасным символом.
– Символом чего?
– Наверное, слышали, что голову иногда называют чердаком? В вашем сновидении это так. Лестница на него – кровеносные сосуды. Если она скрипучая и ненадежная, вас нельзя выписывать. Есть вероятность, что инсульт может повториться...
Старушка посмотрела на него с испугом.
– Не волнуйтесь, Анастасия Кирилловна, если томография подтвердит мои подозрения, мы сделаем все возможное, чтобы не допустить нового кровоизлияния – обещаю вам как истинный карьерист. Поэтому вы отсюда не уйдете, пока в своем сне не отыщете спицы, которыми вяжут двумя руками, пока скрипучая лестница не станет прочной, а дом не наполнится радостными лицами людей...
– Доктор Ильин! – позвал его заглянувший в палату Тюрин.
Андрей извинился перед старушкой и вышел в коридор.
Прислонившись к стене, Костя провожал взглядом зад молодой медсестры, катящей тележку со свежими простынями.
– Ты чего хотел? – спросил Андрей.
– Что?
Медсестра свернула за угол, и Тюрин получил свободу.
– Там тебя к телефону. Девушка какая-то домогается.
– Грязно домогается?
– Грязнее некуда. «Будьте любезны, позовите Андрея Ильина, мою киску». Тьфу!
– Спасибо, Костя.
Андрей быстрым шагом направился в ординаторскую. Звонить могла только Анжела.
В комнате заведующий отделением Михаил Перельман, откинувшись на стуле, потягивал чай, приходя в себя после оперативки у главврача. Они поздоровались. Тюрин вошел следом.
– Вон тебе звонят, – указал Перельман на телефонную трубку, лежащую на столе. Андрей взял ее:
– Алло?
– Андрюша, это я...
Услышав в динамике мелодичный голос Анжелы, Андрей неожиданно вспомнил какую-то обиду, которую девушка нанесла ему недавно. Он попытался вспомнить причину, но не смог.
– Анжела? – Он изобразил легкое удивление. – А мне сказали, Люська звонит.
Она засмеялась.
– Перестань! У тебя никого нет, кроме меня, и быть не может. С твоей-то работой заводить двух подружек?
– Ты права. Две не для меня. Вот три-четыре...
Анжела снова залилась смехом. Андрей представил ее волосы, пахнущие свежестью, и большие волнующие глаза. Еще откуда-то всплыли дымчатые солнцезащитные очки, но он прогнал этот образ. Анжела была настоящей красавицей. Иногда он не понимал, почему она выбрала именно его, обычного врача, разрывающегося между двумя работами. Получив от природы яркую внешность, Анжела могла найти более удачный вариант.
– Андрюша, я насчет вчерашнего разговора. Мы должны сходить.
– В ЗАГС? – уточнил Андрей и пожалел.
Перельман с Тюриным заговорщицки исполнили на губах марш Мендельсона.
– Что там у тебя? – осторожно спросила девушка.
– Так, коллеги забавляются.
При слове «забавляются» Перельман с Тюриным сделали озлобленные лица и изобразили драку. Ординаторскую наполнили каратистские выкрики и звуки ударов. Глядя на них, Андрей не удержался и хихикнул.
– Надеюсь, тебе весело оттого, что мы подадим заявление, – произнесла Анжела обиженно.
– Если честно, я давно собирался это сделать.
– Не боишься?
– Кто, я? Я ничего не боюсь!
– Тогда встречаемся в шесть у памятника Плеханову. Нужно успеть до семи, я хочу еще посмотреть букеты. Пока, котик!
Из динамика раздались длинные гудки.
– Люблю, – сказал Тюрин, – когда на свадьбе осетрину заливную подают. Не дай бог, осетрины не окажется – всех твоих больных вылечу.
– Иди-иди! – Перельман стал выталкивать Тюрина из ординаторской. – Не мешай человеку сунуть голову в петлю и оттолкнуться от табурета.
Погрузившись в себя, Андрей не заметил, как остался один.
Свадьба... Чересчур громкое слово для него, хотя самое подходящее для Анжелы. Она давно только и говорит о платье, которое будет вот с таким декольте; о том, посадить ли на машину куклу или ограничиться кольцами; кого пригласить, а кого наказать за то, что не пригласил когда-то ее... Андрей в ответ либо шутил, либо отмалчивался. Чего хорошего в одном дне, составленном из заботы, как бы чего не сорвалось? Андрея Ильина больше увлекал поворот, который совершит его жизнь.
Несмотря на плотный график работы, в его жизни ощущался вакуум. Андрей знал причину: ему не хватало семейных отношений. На улице его взгляд притягивали пары с детскими колясками, дети, шагающие в школу с ранцами, шумные семьи, направлявшиеся в парк развлечений или кафе-мороженое... Если Анжела хотела свадьбу, то он хотел семью. Он мечтал о семье. О любящей жене, которая всегда рядом. О детях, его частице, его кровинушке. Звонок Анжелы приблизил заветную мечту. Андрей ощутил волнующую радость.
...Круглые настенные часы показывали одиннадцать. Он вдруг вспомнил о Кривокрасове, ожидавшем в кабинете Перельмана. Андрей должен был встретиться с ним полчаса назад. Вот почему Миша торчал здесь!
Он пулей вылетел из ординаторской. Ни в этот, ни в какой другой день подать заявление в ЗАГС им с Анжелой было не суждено.
5
Развалившись в кресле заведующего отделением, Кривокрасов нервно дергал рычаг массивной зажигалки на столе Перельмана. Из-под подпрыгивающей крышки черепа вырывалась струя пламени.
– Разрешите, Анатолий Федорович?..
– Где ты шлялся? – Он с трудом сдерживал гнев. – Я потерял из-за тебя все утро. Все утро коту под хвост!
– Простите.
– Что значит – простите? Это не детский сад.
Андрей молча стоял перед профессором, словно нерадивый ученик перед завучем. Что толку оправдываться? Да, опоздал. Но сегодня особенный день... Сказать ему, что они с Анжелой поженятся? А какой смысл? Кривокрасов не поймет этой маленькой радости. Да он Анжелу-то не знает. Его интересует только своя ненаглядная персона.
– Я всегда подозревал, Ильин, – произнес Кривокрасов, – что ты необязательный человек. На тебя нельзя положиться.
«Что он сказал? – поразился Андрей. – Кто необязательный?»
Обвинение было настолько несправедливым, что он потерял дар речи. Как Кривокрасов мог назвать его необязательным! Андрей приходил на работу раньше всех и уходил позже всех. Он сгорал от стыда, если не выполнял поручений, а потому всегда их выполнял. Он никогда не забывал, о чем его просили. Как можно назвать его необязательным!
– Не буду долго предварять, скажу в лоб. Университет собирается открыть лабораторию сновидений.
Вот и подтвердился слух, рассказанный Тюриным. Андрей огорченно сник. От радости после разговора с Анжелой не осталось и следа.
– А как же мы?
– Займемся препаратами от бессонницы.
– Но вы же понимаете, это не моя тема. Я не занимаюсь лекарствами.
– Кто сказал, что ты ими займешься? Твоя должность на кафедре будет сокращена.
Андрея бросило в холод.
Вот так неожиданно он лишился трети своего заработка. Конечно, о том, чтобы забыть о сновидениях, не могло быть и речи, он продолжит ими заниматься. Просто найдет другую кафедру... Хотя вряд ли кто-то поддержит исследования, для которых создана целая лаборатория. Поездка во Францию, естественно, отменяется. Ха-ха. Анжела уже составила список покупок. Боже, как обидно! Его выкинули на улицу в тот момент, когда создано учреждение, в котором он мог бы добиться успеха. Но путь туда закрыт, туда взяли своих да наших.
Андрей ощутил жестокое разочарование. Девять лет после окончания медуниверситета он упорно трудился. Все свободное время тратил исключительно на работу, стараясь чего-то добиться в этой жизни. Редко встречался с друзьями, не брал отпуска. Он точно не знал, чего добьется – званий, почета или денег, но был уверен в успехе. А еще ему нравилось заниматься сновидениями. Безумно нравилось. Эти исследования он любил, возможно, больше, чем Анжелу. Но за все девять лет в голову даже не приходила мысль, что можно разом лишиться всех перспектив. Что лайнер под названием «Успех» пройдет мимо.
– Руководство университета сочло невозможным продолжение твоей работы на кафедре, – невозмутимо добивал Кривокрасов. – Меня просили поговорить с тобой.
– Чего уж тут говорить! – расстроенно сказал Андрей.
– Тебе предлагают возглавить новую лабораторию.
У Андрея ослабли колени. Он застыл с раскрытым ртом, а ухмыляющийся Аптекарь выбрался из-за стола и стал трясти его руку, бормоча нечленораздельные поздравления. Какая сволочь. Чуть до инфаркта не довел, а теперь улыбается.
– Лабораторию сновидений? – переспросил Андрей осипшим голосом.
– Университет решил вплотную заняться ими. Отстали мы от американцев и французов, нагонять пора. Лаборатория будет сформирована через шесть месяцев. Средства пойдут частично из бюджета, частично от спонсоров.
– Потрясающе, – ответил Андрей, в голове которого снова и снова повторялось: «Тебе предлагают возглавить новую лабораторию».
Кривокрасов вернулся за стол:
– Теперь поговорим о нашем докладе на конференции во Франции.
Андрей непонимающе посмотрел на профессора.
Он не ослышался? Кривокрасов назвал доклад «нашим»? Если имеется в виду кафедра неврологии, которую они будут представлять на конференции, тогда понятно. Но если...
– О чем будет доклад?
– Я собираюсь написать о спектре исследований, проведенных мной...
Анатолий Ефимович покачал пухлым пальцем:
– Говори правильно. Мы делаем общее дело.
– ...проведенных нашей кафедрой, – выдавил из себя Андрей под удовлетворенный кивок профессора. Неужели через шесть месяцев он отпочкуется от Аптекаря? Не верилось в это счастье. – Тема доклада: «Ранняя диагностика патологических заболеваний по сновидениям». Я начну с исследований профессора Касаткина, подробно объясню, как мы развили его исследования, приведу примеры сновидений, показывающих заболевания на ранней стадии...
– Ранняя диагностика – это на восемьдесят процентов вылеченная болезнь, – влез Кривокрасов. – Не забудь вставить в текст.
– Хорошо. После теоретической части перейду к примерам. По сновидениям мы выявили на ранней стадии ишемию, геморрагические инсульты, аневризмы, опухоли внутренних органов, спинного и головного мозга.
– Все это хорошо, но тему нужно поменять, – сказал Кривокрасов. – Она должна быть броской и запоминающейся.
– Как поменять? – удивился Ильин. – Название точное, это именно то, чем я занимаюсь.
– Но доклад буду читать я.
Оторопевший Андрей уставился на неандертальца за столом Перельмана. Он впервые об этом слышал. Что за новость? Кривокрасов не занимается сновидениями, хотя... На память пришли совместные статьи, имя профессора, стоящее перед его именем. После конференции авторство работ будут связывать с тем ученым, который выступит с докладом. Кривокрасов легко и небрежно водрузил волосатую лапу на исследования Андрея.
– Но мы договаривались, что доклад прочту я, – возразил он.
– Ты слишком молод. Это международная конференция, для выступления нужен представительный ученый.
– Но это мои исследования!
– Не хочешь лететь во Францию? – невинно поинтересовался профессор.
Андрей промолчал.
– Если не хочешь, тебя заменит Ковальчук. Он не упрямый, как осел, подготовит доклад по другой проблеме, которой занимается кафедра.
Андрей не знал, что делать. Аптекарь безжалостно загнал его в угол.
– Слушай, Ильин... – Кривокрасов решил сменить тактику и улыбнулся, изображая своего парня. У акулы было бы больше шансов. – Ну что ты упрямишься? Через шесть месяцев ты возглавишь лабораторию сновидений и вплотную займешься исследованиями. А пока нужно показать, что наша кафедра не стояла в стороне, а сыграла важную роль в становлении этой перспективной работы... Или боишься, что я не упомяну о тебе в докладе? Неужели ты думаешь, я могу так поступить?
Андрей не думал. Он был уверен, что Кривокрасов так и поступит.
– Я хочу выступить сам, – упрямо произнес Андрей.
Улыбка исчезла с лица профессора. Глаза превратились в щели.
– Ты едешь в Париж, – с расстановкой сказал он. – Будь благодарен.
– Это мои исследования. Я потратил на них девять лет. Вы не имеете права отбирать мои исследования!
Опираясь ладонями на столешницу, Кривокрасов поднялся из кресла.
– Начальником себя ощутил, да? Власть унюхал? Неблагодарный! Я ему карьеру устраиваю... – Он обвел диким взглядом стены кабинета. – За границу с собой беру, а он мне заявляет!
– Вы едете на конференцию только потому, что вовремя втиснули свое имя рядом...
Воздух вокруг Кривокрасова, казалось, задрожал от злости.
– Ты что себе позволяешь, щенок!
Андрей застыл.
Ему тоже захотелось выпустить гнев, откровенно выложить все, что думает о профессоре. К счастью, возобладал разум. Андрей не ввязался в ссору, только побелел лицом.
– Если это все, что вы хотели сказать, – холодно ответил он, – тогда до свидания. Меня ждут больные.
Андрей вышел из кабинета, звучно хлопнув дверью. Уже в коридоре прислонился к стене и провел дрожащей рукой по лбу.
– Потише с дверью, – раздался голос Перельмана. – Месяц, как ремонт закончили. Угробите кабинет.
Заведующий неврологией как раз выходил из процедурной. Под мышкой торчал журнал учета лекарств, весь в закладках.
– Что мне всегда нравилось в ваших отношениях с Кривокрасовым, – сказал он, – так это тонкий дух товарищества и взаимопонимания.
– Мне предложили возглавить научно-исследовательскую лабораторию в университете.
– Я слышал об этом. – Миша пожал ему руку. – Поздравляю. Ты этого заслуживаешь.
– Так неожиданно. Я думал, ее возглавит кто-то из университета.
Перельман не спеша, по-сталински достал из кармана трубку и сдавил зубами мундштук. Он не курил давно, но привычка возиться с трубкой осталась. Взяв Андрея под руку, Миша повел его по коридору прочь от своего кабинета.
– А кто? – спросил он. – Исследование совершенно новое. Нужен ученый, который разбирается в этой области и может набрать подходящую команду. Где взять такого? А вот... – Он указал трубкой в сторону. – На кафедре неврологии чего-то там копаются со сновидениями. Давайте посмотрим... Кривокрасов? Его, кроме испытаний лекарств, ничего не интересует. Да и характер у Аптекаря известен, скверный характер... Ковальчук? Исследование механизмов сна. Уже теплее, но все равно не то. К тому же Дениска теоретик до мозга костей, в книжках копаться ему нет равных, но в остальном... Остаешься ты. Ты занимаешься именно теми исследованиями, ради которых организуют лабораторию. У тебя огромный практический опыт. Ты кандидат медицинских наук и отличный диагност, пашешь двадцать четыре часа в сутки на протяжении девяти лет. Организаторские способности присутствуют. Чего еще надо?
– Я не уверен, что потяну должность.
– Это хорошо. Значит, будешь преодолевать себя, чтобы не пасть в грязь лицом.
Они дошли до палат. Андрею было нужно к своим пациентам, Перельману к своим.
– У тебя все получится, – произнес Миша. – Единственное, о чем хочу предупредить: остерегайся Кривокрасова. Мы вместе учились, я его прекрасно знаю. Ему по силам испортить тебе жизнь до того, как вы расстанетесь.
6
Экран монитора показывал комнату, погруженную в полумрак. Посреди комнаты стояла кровать, на которой, опутанный датчиками и электродами, спал худой мужчина. Рядом с изображением тянулись кривые физиологических параметров: кардиограмма, биотоки мозга, движение глазных яблок, кислород в крови, сокращение мышц.
– Побежал куда-то твой Константин Петрович, – сказала Ольга Савинская, медсестра при сомнологическом кабинете отделения функциональной диагностики.
– Побежал, – кивнул Андрей. – Это сновидение повторялось дважды. Он приводит внучку в террариум, расположенный в грязных подвалах. Аквариум питона разбит, а сам питон исчез. Константин Петрович ищет выход, но не может найти. Внучку удается высадить наружу через узкое окошко, но самому в него не пролезть. Он бежит по подвалам, задыхается, чувствует, что питон где-то рядом, ползет за ним в темноте и вот-вот набросится...
– Что тебя настораживает, Андрюша? – спросила Ольга.
– Сон повторяется. Питон все ближе. Не знаю, на что и думать. Болезнь развивается, но что это за болезнь? – Андрей задумчиво поглядел в монитор.
Сомнологический кабинет организовывали своими силами и при активном участии Ильина. Здесь обследовали тех, кто во время сна страдал нарушением дыхания и сердечной деятельности. Когда Андрею требовалось понаблюдать за сновидениями своих пациентов, он договаривался с завотделением, и ему выделяли окно в расписании. Как, например, сегодня.
– Говорят, идешь на повышение?
– И ты знаешь! – Он усмехнулся. – Похоже, меня последнего поставили в известность.
– Уволишься из областной?
Он пожал плечами:
– Пока не знаю.
– Жаль, если уволишься, – сказала Савинская, сложив губы в грустную улыбку. На щеках проступили соблазнительные ямочки. – Неизвестно, кто придет вместо тебя. Может, какой-нибудь павлин. Лет пять потребуется, чтобы он превратился в нормального врача.
– Я был напыщенным павлином.
– Ты всегда был добрым. Слишком добрым...
– Хорошо, что у меня есть Кривокрасов.
– Да, этот компенсирует твою доброту.
Прерывистое кваканье вернуло их к монитору.
– Пульс скакнул, – сказала Ольга.
Константин Петрович во сне охнул и дернулся.
– Что он делает руками? – спросила Ольга, глядя на графики. – Во как двуглавые мышцы напряглись.
– За что-то дергает, – предположил Андрей, а в следующую секунду компьютер издал сигнал тревоги более громкий, чем предыдущее кваканье.
– Кислород, – указала Ольга. – У него остановка дыхания!
Андрей бросился к двери, опрокинув стул на роликах. Устройство кабинета не предусматривало прямую дверь из технического помещения в комнату пациента. Андрей оказался в маленьком тамбуре.
Торопясь, он дернул за ручку. И покрылся холодным потом.
Дверь не открылась. Не отошла защелка.
Ни он, ни опытная Савинская не могли ее запереть. Комната пациента вообще никогда не запиралась, он даже не представлял, как выглядит от нее ключ. Для защиты от посторонних существует крепкая наружная дверь. Но внутренние комнаты...
Внутри задыхался пациент, а лечащий врач стоял перед дверью и не мог ему помочь.
– Отойди, Андрей Андреевич! – деловито произнесла набегающая сзади Савинская. – Ты сильно давишь, защелку заклинило.
Ошеломленный Андрей отнял ладонь от ручки. Савинская быстро распахнула дверь, и они влетели в комнату.
Константин Петрович хватал губами воздух. На жилистой шее набухли вены. Он спал, силился вдохнуть... и не мог.
– Язык, – сразу определила Ольга.
– Вижу.
Андрей пропихнул в рот указательный палец и сдвинул запавший язык. Константин Петрович с хриплым присвистом втянул воздух, заморгал, приходя в сознание.
– Все в порядке, – сказал Андрей, присаживаясь на кровать. – Теперь все в порядке... Ух и напугали вы нас.
Пациент ошалело уставился на Андрея.
– Он... он набросился на меня, – невнятно заговорил Константин Петрович. – Питон набросился на меня! И стал душить! Господи, это было ужасно! Я не знал, что делать, не знал...
– У вас дряблое, рыхлое небо. Вдобавок во время сна западает язык, блокируя воздухоносные пути. Поэтому казалось, что вас душит питон. Это лечат лазером, операцию можно провести в нашей больнице.
Выпученные глаза страхового агента Константина Петровича уставились на Андрея.
– Доктор... сегодня я нашел выход.
– Правда? – Андрей проверил пульс – И что там было?
Савинская отлепила от груди пациента датчики, сняла шапочку с электродами.
– Там была странная дверь.
Андрей почувствовал себя так же, как пять минут назад, когда с отчаянием дергал за ручку, пытаясь войти к умирающему пациенту.
– Вы сказали – дверь? – переспросил он.
Константин Петрович кивнул.
– Не очень большая. В центре узор... похож на лабиринт в журнальчике моей внучки. Знаете, в таких нужно найти путь к центру, где сидит принцесса или чудовище.
Перед глазами Андрея вспыхнули обрывки собственного сна. Дверь, в которую он ударяет плечом, пытается подцепить за край...
– Вы пробовали ее открыть? – спросил Андрей изменившимся голосом.
– Пробовал. Но не смог. А потом питон набросился на меня, обвил, стал душить. Я хотел вдохнуть, но он не давал – все душил, душил...
В глазах страхового агента появилась паника. Андрей взял его за руку:
– Все в порядке. Думаю, в течение нескольких дней мы проведем операцию по подтяжке неба. Десять минут неприятных ощущений – и тревожащие сны уйдут.
7
В архив он спустился, держа под мышкой завернутые в пакет три бутерброда и бутылочку минеральной воды – фирменный обед доктора Ильина.
– Добрый день, Настасья Павловна!
Хранительница медицинского архива, шестидесятичетырехлетняя бабушка, оторвалась от газеты с телепрограммой, в которой отмечала маркером латиноамериканские сериалы, и подозрительно посмотрела через стойку.
– Чего надо?
– Вы не поверите, если скажу. – Андрей наклонился к ней и произнес заговорщицким шепотом: – Мне нужны истории болезни.
– Очень смешно, – ответила она без тени улыбки.
Ильин прочел из блокнота фамилии пациентов.
– Часть я сегодня выдавала, – заметила бабушка, надевая очки с огромными линзами.
– Кому? – удивился Андрей.
В дальнем углу читального зала он обнаружил Дениса Ковальчука, родственника по кафедре неврологии.
Денис всегда выглядел так, словно только проснулся. Халат мятый, шевелюра всклокоченная, глаза за стеклами очков красные. Как точно заметил Перельман, Денис был теоретиком до мозга костей, поэтому Андрей не особенно удивился, застав его в затхлом помещении архива. Ковальчук работал с историями болезни, а не с больными.
– Здорово, Денис! – сказал Андрей. – Каким ветром?
Ему показалось, что Ковальчук вздрогнул, когда поднял глаза. Наверное, от неожиданности.
– Андрей... – Его голос слегка дрожал. – Рад тебя видеть.
– Я тоже рад... Долго будешь работать? У тебя некоторые истории, которые я хотел глянуть.
– Как раз собирался поговорить по этому поводу. Слышал, ты возглавишь лабораторию сновидений. Поздравляю!
– Спасибо, – улыбнулся Андрей.
– Я, вероятно, тоже войду в состав...
– О! Буду только рад.
– Вот читаю твоих пациентов. Пытаюсь понять, чем ты занимаешься. Не возражаешь?
– Вовсе нет. Мне даже приятно.
– Тема потрясающая, – признался Ковальчук, поправляя очки. – Я нашел твои листочки с записями сновидений, вклеенные в истории. Особенно заинтересовали сновидения Самойлова и Политовой.
– Там простые случаи. Сорокачетырехлетний электромонтер Иван Самойлов лежал у нас в неврологии, восстанавливаясь после травмы позвоночника. Видел повторяющийся сон о том, как жена, умершая несколько лет назад, подавала на обед протухшую рыбу. Он всегда боялся своей жены, а потому не мог отказаться от блюда. Я предположил язвенную болезнь. Хотя Самойлов никогда не жаловался на расстройство желудка, эндоскопия подтвердила диагноз.
Ковальчук беззвучно изобразил губами: «Ух ты!»
– Политовой было за шестьдесят, она страдала склерозом и почти не помнила сновидений. Только какие-то обрывки. Они показались мне странными. Я несколько ночей дежурил возле ее кровати и будил в разные моменты быстрой фазы. Из кусочков сновидений, которые рассказала Политова, сложилась общая картина. В одних снах ей виделись деревья с набухшими почками, в других – как она плывет на лодке по мутной реке, а рядом плывут бочки. В обоих снах присутствовали карлики с изуродованными затылками... Я предположил аневризму.
– Ангиограмма, естественно, подтвердила аневризму.
– Еще какую!
Ковальчук кивнул. Поглядел на часы. Засобирался:
– Пожалуй, мне пора. Потом расскажешь подробнее?
– С удовольствием.
– Еще раз с повышением тебя.
– Еще раз спасибо, – улыбнулся Андрей.
Он сел на место Дэна, освободил от полиэтилена один бутерброд, откусил половину и, жуя, начал листать страницы. Записи двух-, трех-, четырехгодичной давности, сделанные его рукой, замелькали перед глазами.
Политова Ольга Вячеславовна, сорок пятого года рождения:
«Пыталась открыть деревянную дверь. Не смогла. Выход из дома оказался рядом, через другую дверь».
Израйлев Сергей Львович, шестидесятого года рождения.
«Низкая дверь. Постучался в нее, подергал за ручку...» Последние два слова, зачеркнуты, и далее следует: «Нет, дверь без ручки, но на ее поверхности странные узоры».
Андрей съел два бутерброда и запил минералкой. Взял следующую историю болезни.
Соломатина Татьяна Тимофеевна, пятьдесят восьмого года рождения.
Андрей перевернул лист и наткнулся на карандашный рисунок.