Изгнанные в облака

Рустем Омаров

Изгнанные в облака

Глава 1

Вот уже неделю я пробираюсь по пустоши. Если вы увидели бы меня, то задались бы вопросом, куда идет этот подросток с чубчиком, узким лицом и изможденным прищуром, в черных роговых очках, густыми бровями, трико с отвисшими коленями и огромным рюкзаком по пустоши? В общем-то, миловидным, но не лишенным пары прыщей.

Меня спасает от голода обычная речушка, где я ловлю рыбу. Воды ее текут в обрамлении кустарниковых плесов, резких обрывов и зарослей камыша. Все это время я двигался вдоль ее берегов. И лишь увидев гору, которая возвышалась в некотором отдалении от берега, я впервые покинул дышащие свежестью берега и направился к ней. Разумеется, я прежде отдал должное возмущенному кишечнику в тени камышей.

Огромная гора. Она возвышалась надо мной как перст судьбы, занимая полнеба.

Птицы летали вокруг гранитного массива, словно чайки вокруг рифа. Они ныряли в пожелтевшие кусты и исчезали. Базальтовые лепестки казалось, ловили теплый ветер. Роза пустоши.

В воздухе пахло сырой землей, пригретой солнцем. Аромат дальних пожарищ заполнял внутреннюю пустоту. Сердце замирало с каждым вздохом, словно чувствуя подвох. День ласкал меня едва теплым ветерком, игрался с моей прической, сдувал пот со лба, забирался куда-то под щиколотки. Самый неподходящий день, чтобы умереть.

Мои ноги периодически проваливались в какие-то черные норы, и всякий раз я инстинктивно вздрагивал, представляя себе тварь, которая смотрит на меня на дне.

Я обречен. Эта мысль вдруг сконцентрировалась у висков, и затуманила гору, превратив ее в мутную сливово-серую массу.

Если бы не моя трусость, мои родители были бы живы. Я сжал кулаки до побеления костяшек и в сердцах пнул засохший куст.

Природа мудро обошлась с зайцами. Когда их хватает хищник, они умирают раньше, чем их тело начинают раздирать клыки и когти. Они умирают от инфаркта. Человеку бы сейчас эта способность пригодилось.

Меньше всего на свете я хотел бы умереть, в качестве гамбургера для уродца размером с двухэтажный дом.

Вздохнув, я полез на гору. Не добравшись и до четверти горы, мои колени задрожали. Я понял, что силы на исходе.

Я присел, чтобы отдохнуть. С высоты пустошь казалась сплошным зеленым ковром. Лишь струилась змейка реки и плес, где я забросил свои удочки. Я тяжело дышал и разглядывал разноцветные камни под моими ногами. Рисунки на их поверхности напоминали какую-то неведомую карту.

Очнувшись от транса, я огляделся. Дорога начиналась откуда-то из-за горизонта и обвивала эту гору.

Я встал и полез наверх.

Вся пустошь лежала как на ладони. Вдалеке белело какое-то селение. То, что я увидел следом, заставило меня протереть глаза. Я открыл глаза пошире и убедился, что это не мираж. Это виновник краха человеческой цивилизации. Одно из тех существ, что погубили моих родителей.

Со стороны сила в сторону горы шел….ропт.

С высоты горы он казался игрушечным. Оживший оловянный солдатик. Антропоморфное чудовище, возникшее в один прекрасный день и превратившее человеческий род в блюда для шведского стола. Он шел точно по дороге. Я оглянулся назад. По пустоши ехала темная машина. Прямо на рандеву с чудовищем.

Надо все взвесить. Я всегда все взвешивал, прежде чем что-то сделать. Иногда мыслительным процессом все заканчивалось.

Грудная клетка завыла от спертого воздуха. И заскользил вниз. Вслед за мной посыпались камни. Немного спустившись с верхушки, я начал махать руками. О том, чтобы спуститься ниже не было и речи. Умирать, ради того, кто беззаботно ехал в машине я не собирался. Ропт вполне мог обойти гору и оказался прямо перед моим носом.

Впрочем, синий джип даже не думал останавливаться. Он пронесся в облаке пыли, даже не сбавляя скорости. Я побежал вдоль верхушки горы и припал к земле.

Машина остановилась прямо перед роптом. Наступила поистине театральная пауза. Чудовище постояло некоторое время в задумчивости, а затем в пару прыжков настигло джип, пытавшийся развернуться. Ропт одним ударом руки смял капот. А потом оторвал крышу. Все это он проделал быстро. Вероятно, он уже делал это много раз. Так, наверное, вскрывает консервы с осьминогами, какой-нибудь турист на привале.

Он ловко извлек одного пассажира. Безумный крик оглушил долину. И этот крик сгустил пространство в одну точку. Этот крик раздавался до тех пор, пока челюсти монстра не сомкнулись на его спине. А потом человек заглох, и тело его обмякло, и ноги его повисли как тряпичная кукла. Пассажир, тем временем выбежав из машины, побежал прочь с криком. Серая куртка лопалась на нем – лысом толстяке. Оборачиваясь, он отстреливался из автомата. По телу ропта пробежали искры. Однако чудовище даже не соизволил двинуться с места, пока не прожевал свою добычу. А затем очень легко настиг убегающего.

Стрелять бесполезно. С момента как ропты появились, человечество перепробовало все возможные способы их умертвить: гранатометы, мины, нейтронные бомбы и даже ядерное оружие. Когда чудовищный гриб осел, люди увидели, что ропты даже не обгорели…

Спотыкаясь, я побежал в сторону базальтовой розы. Между двумя лепестками скал притаилась тесная расщелина. Вход в нее украшало граффити с признаниями в любви.

Расщелина оказалось достаточно глубокой и широкой, чтобы я мог протиснуться между створок и спуститься вниз, где лаз немного расширялся. Там на глубине я притаился во мраке.

Через некоторое время в голову мне пришла мысль, что неплохо бы вылезти и посмотреть в какую сторону направился ропт. Впрочем, когда я дернулся наверх, то понял, что…не в силах покинуть нору. Чудовище вполне могло залезть на гору после трапезы. По той же причине, что и я. Сверху лучше видно.

Я, стараясь не дышать, смотрел на край расщелины, как завороженный. Каждый раз, когда я продвигался к своей цели, сердце начинало биться так сильно, что я останавливался. Я, замер, задыхаясь. В какой-то момент я понял, что обессилен. Руки мои ослабли настолько, что я поднимал их с трудом. А дыхание вырывалось из легких как из кузнечного горна.

Снаружи раздался шум. Как будто, кто-то сбрасывал камни с вершины горы. Я полез обратно вглубь расщелины.

Уголок неба затмила голову ропта. Отвратительная серая масса, покрытая темными буграми.

Я чувствовал тяжесть, с которой он наступал землю, потроша даже мелкие камни.

Смерть смотрела на меня. Чудовищная боль.

Ропт без глаз. Лишь черные щели на сером обезображенном лице. Я лежал на холодной земле. И словно стал этой землей.

Чудовище по-прежнему стояло и смотрело в расщелину.

А потом чудовище просунуло свою руку. Небо исчезло. Пещера погрузилась в мрак. Я с силой вдавился в землю.

Рука ропта остановилось недалеко от меня. Темные, серые, узловатые, покрытые пирамидами, бороздами и выпуклостями пальцы, каждый размером с тюленя погладили стенки. Рука тянулась все ближе и ближе.

Драться. Только драться. Я сжал кулаки.

В это время лапы ропта отпрянули назад.

Я лежал на дне, подавленный и разбитый. Дыхание клубилось в дымке пыли. Звездопад в одиноком солнечном луче. А потом время сгустилось в одну точку. Может, я уже мертв.

Я проснулся оттого, что по мне поползла сколопендра. Я с отвращением отбросил насекомое.

Я, пошатываясь, встал и пополз наверх. Чудовище не видело меня. И у него не было причин торчать здесь до вечера. Впрочем, выйти на поверхность оказалось нелегко. Словно невидимый барьер остановил меня.

Отдышавшись, я высунул голову и огляделся. Где-то вдалеке заливались птицы, и сходил с ума сверчок. Чувствуя боль во всем теле, я выполз наружу. Я возвышался над пустошью. В той стороне, где погибли мои родители, алел кровавый закат.

Очки. Они лежали внизу перед входом в расщелину. И они превратились в прах.

Я пощупал брюки. Так и есть – предательская влага. Когда рука монстра тянулась ко мне, я малость перепугался.

Глава 2

– Бум Чпок к доске, – учитель уставился на меня, не мигая. Голубые его глаза мерцали неоновой синевой. Белые прилизанные волосы лежали волосок к волоску.

Он сидел на стуле и почти не мигал. На белом фоне позади учителя всплыли рисунки из каких-то деклараций. Доска реагировала на слова и начинала к каждому слову, произнесенному в кабинете подбирать иллюстрации.

– Итак, сегодня вы должны были выучить апокрифы великого правителя Эрманна Дакоте, начиная со второго параграфа.

Я встал и набрал в рот воздух, и понял, что не могу вспомнить ни единого слова из этого трухлявого параграфа. Сейчас он мне казался набором бессмысленных слов.

– Да ну брось его, – сзади раздался голос Антара – одноклассника. Он держал в руки карты и сейчас был его ход. Он морщил лоб.

– Итак, что вы можете мне ответить ученик Бум, – раздался голос учителя. Он поправил ниспадающую челку. – Ученик Антар, пожалуйста, прекратите заниматься посторонними делами.

Сзади раздалось ругательства и крики. Антар проиграл раздачу. Толстый Санбо пододвинул себе фишки.

– Это все из-за тебя кикимора, – прокричал Антар. Он встал и двинулся в сторону учителя. Я оказался на его пути. Стальные пальцы, обхватив меня за шиворот, я полетел оземь.

– Ты тупой призрак из-за тебя я продул раздачу, – заорал Антар учителю в ухо.

– Ученик Антар Кушен. Когда ты окончишь школу, то, скорее всего, отправишься в какую-нибудь вонючую дыру, сгинешь вместе в трущобах, где тебя съедят на завтрак и даже не поперхнуться по-настоящему крутые ребята. Антар ты считаешь себя заправилой. Но завтра, я обещаю, ты будешь, жрать дерьмо и просить добавки, где-нибудь на болотах…

Антар махнул рукой, которая прошла сквозь учителя. Голос начал воспроизводиться с помехами. Голосовые сенсоры считывали речь с движения губ. Антар плюнул в голограмму и направился обратно. Проходя мимо меня, он сделал движение, словно собирается меня ударить. Я непроизвольно дернулся. Класс засмеялся.

***

Во все расставленные удилища попались рыбы. Я даже задумался над тем, не отпустить ли мне лишнюю еду обратно в воду. Впрочем, тут же голод погасил во мне зачатки гуманизма.

Следующий вопрос. Я должен решить, что делать с костром. Пламя могло привлечь внимание монстров. Но если не разожгу костер, то могу умереть от описторхоза. Речная рыба полна заразы. Нет, конечно же, я не разожгу костер.

Я вздохнул и с сожалением посмотрел на сырую рыбу. Кушать хотелось так, возникли мысли сожрать ее целиком. Я нащупал в кармане зажигалку и огляделся. Вроде бы с высоты горы тварь видно. Я огляделся и принюхался. Над багровым небом стоял дым. Где-то далеко горели пожары. Можно зажечь костер – дым будет незаметен. Но я спрятал зажигалку обратно в карман и впился зубами в сырую плоть.

Я решил искупаться. Вода в реке напоминало зеркало. В воздухе повис запах прелой земли. В последнее время, я очень часто засыпал в страхе. После того, что я пережил, сегодня, возможно, буду спать крепче.

Навстречу мне выбежал навозный жук. У него такие же проблемы, что и у меня. Мы оба можем погибнуть каждую минуту.

Я достал из рюкзака смартфон, чтобы посмотреть на фотографии моих родителей. Гаджет не включился. Зарядка, которую я берег, закончилось. Я с сожалением уставился на черный экран.

А за спиной вдруг послышался шорох. Столь явственный, что я сразу понял, это не тот шорох, что чудится трусливому человеку, вынужденному ночевать в дикой местности одному. Это реальный шорох. Я оглянулся.

Кустарниковый лес трепыхал. В сумерках лес превратился в средоточие мрака. Не может ропт быть таким скромным. Скорее всего, мною бы уже закусили. Это животное. Вот только что за животное?

– Эй, кто там, – я крикнул в темноту. – Выходи…

Я встал, и только сейчас понял, что нога у меня болит. Я тут же упал, корчась от боли.

В голову пришла мысль, что это все-таки ропт. Я распахнул глаза, силясь разглядеть врага.

И тут же источник шума активизировался. Я понял, что из темноты кто-то идет. Сначала появилась тень – длинная зловещая, а потом обрисовался силуэт. Так и есть – девушка. Волосы, перехваченные на затылке, белое узкое лицо и большие миндалевидные карие глаза. Тонкий нос чуть с горбинкой. Тяжеловатый подбородок придавал ее образу немного агрессии. Скулы ее подрумянены ожогами. Линия темных бровей сгрудились в озабоченную складку. Серый тренировочный костюм с капюшоном облегал стройную фигуру. Понравилась ли она мне с первого взгляда. Пожалуй, и, да и нет. Вот уже четыре года моим идеалом женской красоты был электронный календарь с полуобнаженными красотками с выдающимися формами. Сотня красоток самых разных расцветок. Вряд ли девушка, которая возникла из леса, могла бы составить им конкуренцию. А все из-за того, что глаза ее немного косили. Пожалуй, это придавало ей глуповатый вид. Впрочем, немного общения и эти глаза уже поражали своей наивностью и силой.

Она приблизилась ко мне, держа в руках камень. В глазах у нее застыли слезы.

– С тобой все в порядке? – вскочил я, забыв про боль. И все же это была девушка, настоящая девушка с огромными ресницами, бросающими тень на горящие глаза. Мультяшка смотрела на меня и на ее лбу собрались морщинки. Она поднесла к лицу тонкое белое запястье и вытерла пот со лба.

Внутри что-то оборвалось, заклокотало. Я попробовал, что-то сказать, но воздуха не хватило. Я беспомощно открыл рот. Но звук не получался.

Тут я вспомнил, что я в одних трусах. Застиранные штаны висели на кусте ирги.

– Если ты на меня нападешь, я ударю, – предупредила она. Голос оказался глубокий. Он звучал, словно откуда-то сверху и падал, разбиваясь о землю, тысячами переливов бархатных. Каждый звук с ее уст хотелось щупать и трогать.

– Слушай, ведь это… ты вышла из лесу с камнем, – сказал, я. Это не мой голос. Это голос какого-то пропитого бездомного.

Девушка мрачно смотрела, пока я одевал еще влажные, но чистые штаны. Я не мог попасть в штанину, и наконец, раздался треск. Брюки разошлись по шву. Я не подал виду и водрузил остатки материи на зад. После чего я взглянул на нее. Пожалуй, если она убежит, то преследовать ее не стану.

– Присаживайся, – сказал я. – Откуда ты?

Мультяшка молчала. Она не собиралась садиться. Кузнечик задавал жару, словно пытался пустить романтический музыкальный фон. Тогда я опустился вниз и присел. Затем взглянул на нее искоса. Нет, определенно в ней что-то есть. Что-то страшное.

– Я думал в кустах ропт, – продолжил я. – Сегодня меня, итак, чуть не сожрали.

– Ропт? – спросила она и осторожно, оглянулась по сторонам.

– Здесь их нет, – я почесал ухо.

– Я видела, как один ушел на юг со стороны горы.

– Я тоже его видел.

Девушка опустила руку с камнем и взглянула вдаль. Она сложила губы гармошкой.

– А вдруг он вернется?

– Ну, что же, – я драматично вскинул руки и улыбнулся. – Тогда нам не повезет.

Девушка смотрела на меня словно на редкий музейный экземпляр. Глаза ее сверкали огоньком жизни. Моя нервозность вдруг куда-то сошла и на место запуганной травоядной твари начал приходить умудренный жизнью следопыт и хищник.

– Угощайся, – я протянул окунька.

Мультяшка улыбнулась, сквозь слезу. Тонкие бледные губы растянулись с хитринкой.

– Спасибо, – осторожно протянув руку, она взяла рыбу. – Ой, она сырая.

Девушка аккуратно присела на корточки, очертив изгибы своих бедер.

– Я как раз собирался разжечь костер, – сказал я извиняющимся тоном. Когда я встал, чтобы собрать ветки, то заметил, что девушка старается на меня не смотреть и закусывает нервно губу.

– Извини, что я так себя вела.

– Ничего страшного, – впервые я почувствовал свой вальяжный голос – Как тебя зовут?

– Яика Дедзети.

Рыбу она все еще держала так, словно собиралась выбросить.

– Ух ты, – восклицание вырвалось у меня само собой. – Крутое имя.

– А тебя? – она спросила уже нежно.

Впрочем, сам вопрос застал меня врасплох.

У меня самое глупое имя из всех возможных на Земле. Конечно, компьютерное имя наречение позволило унифицировать имена на планете, сделать их уникальными. Но все же, ты не сможешь ни возненавидеть мировой диктат, если тебя зовут Бум Чпок. Мои родители относились к моим возмущениям по-философски. Ну, еще бы. Моего отца звали Корнелиус Шант. А мою маму звали Понтозия Аля. Красивые имена.

– Меня зовут Чпок. Бум Чпок, – сказал я, громко выдохнув.

– Да уж, не повезло тебе с именем, – хихикнула девушка.

– У нас в классе был парень по имени Хрен, а у его родителей не было денег на новую процедуру имя наречения. Вот это я понимаю – трагедия.

– О, ты собираешься разжечь костер. А разве дым не увидит ропт?

– Никакой атропос не может меня лишить ужина, – сказал я, щелкая зажигалкой. – Какая разница сколько прожить. Жизнь всего лишь короткое недоразумение.

– А, по-моему, ты испугался, когда я вышла, – девушка поправила локон. Я взял у нее сырую рыбу, которая она с облегчением мне передала, проткнул веткой и положил на костер.

. Слезы на ее глазах высохли. Она смотрела на меня так печально и с такой тоской, что я шумно выдохнул. Костер разгорался все сильнее, но подбрасывать дров я не стал. Разум подсказал, что я, итак, сделал сегодня немало безумных поступков.

– Откуда ты…ммм…Яика?

– Зети. Называй меня Зети. Я из селения неподалеку.

– Я видел его с горы.

– Да я оттуда.

Ночь сгустила воздух до состояния, когда темноту и пряные запахи трав хотелось щупать. Где-то глубоко в груди. Я разглядывал Зети, которая отводила взгляд и задумчиво суживала глаза.

– Ропт напал на ваше селение?

– Их было несколько, – она закрыла глаза, и слезы размером с жемчужину покатились между пальцев. – Бедный Элоик.

– Кто такой Элоик?

– Мой братишка, – голос ее звучал утробно. Она ничего вокруг не видела.

А потом она бессильно ладонью ударила по песку. Я не стал спрашивать подробности. Она все рассказала.

***

Зети жила в селении, которое после вторжения …расцвело. Оно пополнилось беженцами из городов. В селении провозгласили автономную власть. И сформировали стратегический запас продовольствия. Все селяне должны были участвовать в силах самообороны или добывать продовольствие. Зети вызвалась учить детей год назад. Хотя сама не успела окончить школу.

Это произошло вчера вечером. Зети рисовала на графическом планшете рисунок для класса. Она работала учительницей на добровольных началах. Уроки проходили в здании местной администрации. До вторжения здания школа в селении отсутствовала.

Уроки уже давно кончились. Луч солнца падал на ее черную прядь. Он обжигал щеку, но Зети не подавала виду. Вдруг рука ее дернулась. Получилась смазанная деталь.

Она повернулась и увидела ропта. Он шел мимо нее. Голова вровень со вторым этажом. Окна вместе со штукатуркой разбились вдребезги и посыпались внутрь. Ропт задел здание плечом.

Зети завизжала и бросилась прочь из кабинета. Она бежала по пустым коридорам, и звук эха усиливался в ее голове.

Она выбежала на улицу, и запахи гари ударили в нос. Три тени удалялись от школы. Великаны накрывали тенью целые дома. Она видела, как солнечные лучи гаснут, едва прикоснувшись с их узлистым телом.

Надо бежать. И она побежала. Вперед через разрушенные ворота. А потом через парк. Она неслась по каменистой тропинке, пока не увидела, как за деревьями вдруг пропал свет. Ропт пытался пройти через парк. Ветви хрустели и стонали.

Зети попятилась назад. Это ее и спасло. Дерево упало на нее – что-то больно хлестнуло по лицу, словно кнутом. Девушка словно провалилась в какое-то другое измерение, где существует только боль.

Она очнулась от криков. Это были крики беспросветной боли где-то вдали. Она вздрогнула и сразу поняла, что погребена под массой тонких ветвей.

Она выползла из-под ветвей. Роптов не было. Солнце догорало в закате. И тогда она побежала в сторону своего дома. Вокруг лежали сваленные крыши, разбитые стекла, где-то тянуло дымом. Периодически раздавались крики, от которых стыла кровь в жилах, из-под обломков пытались вылезти люди.

Ей навстречу рядом с ее домом вышел старик – невысокий с красным пропитым лицом. Плохо одет, а руки покрыты кровью. Он был из числа беженцев. И жил в огороде у кого-то из сердобольных жителей.

– Вы видели моих родителей, моего братишку Элоика? – крикнула Зети.

Лицо старика скорчила гримаса. Он протянул к ней окровавленную руку.

– Да, – обрадовался он. – Их съели.

Взгляд его обезумел, а потом он потянул девушку за руку. Хватка у него оказалась железная. Девушка взвизгнув, рванулась, а потом побежала прочь в сумерки.

***

– А что хотел сосед от тебя?

Спросив это, я вдруг почувствовал себя глупо.

Зети промолчала.

– Он всегда вел себя немного странно, – наконец подала она голос.

Зети посмотрела на меня, нахмурив лоб. Очевидно, мой вопрос ее насторожил.

– Со мной ты в безопасности. Видишь, я в штанах.

Девушка отвернулась и сжала губы.

– А я был на рыбалке, когда на наше поселение напали, – я бросил в огонь мелкие щепки. – С нами было еще четыре семьи. Мы жили в домах на колесах на берегу реки. Мой отец работал гармонистом в оркестре, а мама играла на арфе. А потом после вторжения отец объединился с двумя своими знакомыми коллегами, и мы покинули город. Жили в домах на колесах. Жили весело. Ловили рыбу, разводили птиц.

Я подбросил веток в огонь;

– Неужели вы не знали, что ропты приближаются?

– Нет, – Зети погрустнела. – Наше селение находиться в окружении возвышенностей. Я привыкла к жизни в селе. Четыре года пролетели как один день. Казалось все так и будет – дежурства, маленький тесный мирок – знакомые лица. И я уже перестала бояться. А до вторжения я блетела весь мир. Мой отец был богат – ему принадлежат все земли вокруг. Я была даже в Бабуле и Лютеции

Я, испытующе посмотрел на нее.

– Ты первая девушка, которую я вижу за четыре года.

– И как? – Зети смущенно улыбнулась.

– Ты красивая.

– Я, – взгляд Зети смягчился. – Нет что ты, вот моя мама действительно красивая. Я совсем нет. У меня странный нос.

Я взглянул на ее нос и нашел его великолепным.

–Что ты нос у тебя отличный – заверил я. Интересно получится ли у меня уехать далеко на одних ссанных комплиментах.

Девушка улыбнулась и отвернулась.

– Мне надо вернуться в селение.

– Я помогу тебе, – я глубоко вздохнул. В голосе запорхали бархатистые нотки. Ландыши и фиалки взорвались салютом и начали щекотать мои ноздри. Очевидно, этот аромат исходит от моей гостьи.

Девушка кивнула.

Хруст ветвей раздался внезапно. Мы вскрикнули с девушкой одновременно. Я заорал громче.

– Стой, что это,– остановила меня Зети. Из ветвей выскочил заяц, он промчался мимо костра, так словно нас здесь и не было. За ним, обезумев, мчались две собаки. Они также промчались, даже не взглянув на нас.

Некоторое время мы сидели молча. Зети надула губы и посмотрела.

– М-да, – изрекла она.

А потом вдруг нахмурилась.

– Мне страшно домой возвращаться.

Покрасневший я начал кидать веток в костер.

***

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– 18

– Вы так юны мой милый друг. Я намного старше и опытнее – мне 19.

– Ты попала в мир, где возраст ничего не решает, – холодно заметил я. – Я уже неделю выживаю с достоинством в этом диком мире.

– Да, – Зети кисло улыбнулась.

Я понял, что она вспоминает инцидент с зайцами.

– Зайцы, – сказал я, – В последнее время шалят.

Зети задумалась.

– А где ты училась?

– В Трапатоне в обычной школе, – признался я. – Тяжелые условия. Наш класс совсем не слушался учителей, драки, наркотики, всего этого было валом.

– Я тоже училась Трапатоне в частной школе. У нас такого не было.

– Я состоял в школьной банде.

– О!

– Да это тяжело, драки, разборки, – я покривился. – Чудное время.

Я смотрел на Зети, а ее ясный взгляд говорил, что я попал в точку. Ей нравятся плохие парни.

– Я проезжала мимо школы, там, на перекрестке стояли члены школьных банд. Они все были в голографических тату. Они свистели нам вслед, показывали неприличные жесты, – заметила она. – Наверное, и у тебя есть тату.

– Я должен был пройти испытание, – замялся я.

Зети опустила взгляд.

– Да конечно.

– Нам нужно поспать хотя бы пару часов, – заметил я холодно. – Если мы собираемся в твое селение.

– Я спала там, – Зети указала в чащу. – Там теплее.

– Пойдем?

– Я пойду одна.

– Одна?! Тебе не страшно.

Она покачала головой.

– Ну, я мог тебя провести.

– Ладно, но я возьму этот тюфяк, – сказала девушка и подобрала оный.

Осторожно ступая по тропе, я шел за девушкой, рассуждая о том, не обнять ли мне ее. Однако кустарники возражали, награждая меня легкими отрезвляющими шлепками. Мы дошли до глиняного холма. Нежный песок уже охладел. Ветер издавал стоны в верхушках веток. Вьюрок задавал трель в тональности задорного танца.