Полная версия
Капканы и империи
Селим I отрёкся от престола7 в пользу сына Девлета. При Девлете калгой был назначен Шагин (родственник) и нурэддином – Саадет (родной брат), который хотел стать калгой. Вскоре умирает Шагин. Его место занял Шахбез (родной брат хана). Впоследствии между тремя родными братьями возникает конфликт, и Шахбез уезжает в Черкесию к сыну своего аталыка8. На требования хана о возвращении на родину он отвечает отказом. В декабре 1699 года калга Шахбез был убит в Бесленеях в доме князя Тимур-Булата Канокова. Калгой ханства стал Саадет. На освободившееся место нурэддина назначили Газы (родного брата хана), который выяснил правду: Саадет нанял четырёх черкесов, и по его приказу убили Шахбеза. Об этом стало известно хану Давлету (ему доставили пойманных черкесов на допрос). Хан приложил все силы, чтобы скрыть неприглядную правду, за что и поплатился: он был смещён с должности.
В те годы, когда случались распри и конфликты между сыновьями или братьями крымских ханов, они укрывались на землях черкесов в семьях своих аталыков до тех пор, пока на родине «не утихнет буря».
На территории Крымского ханства было поселение, которое так и называлось «Черкесская». Одни историки утверждают, что появилось это поселение недалеко от известного бахчисарайского фонтана по повелению крымского хана с умыслом, чтобы задолго до рождения сына начинать присматривать за приглашёнными черкесскими семьями, дабы определиться, кому из них доверить воспитание наследника престола Крымского ханства. По другой версии, поселение появилось тогда, когда семьи аталыков решили последовать из Черкесии в Крым за своими воспитанниками. Но могли быть и принцы, которые пожелали остаться на черкесской земле.
Крымские ханы отдавали сыновей черкесскому аталыку с семилетнего возраста. До достижения юношеского возраста аталык должен был обучать мальчика тонкостям военного искусства, дипломатии, красноречия, помочь овладеть каким-нибудь ремеслом. Таким образом, крымские принцы и черкесские аталыки соединялись друг с другом духом родства, побратимства и рыцарского благородства. При достижении совершеннолетия аталык должен был при всей экипировке и амуниции, в сопровождении многочисленных родственников с почестями и подарками вернуть своего воспитанника родителям.
Молдавский господарь Д. Кантемир писал по этому поводу, что страна черкесов является школой для татар, где каждый мужчина, который не обучался военному делу или хорошим манерам, считается «тентеком», то есть нестоящим, ничтожным человеком. Хан тоже одаривал аталыка деньгами, подарками, оружием, дорогими кожаными изделиями. В сердце крымских принцев оставалась любовь к своей второй родине, которой они считали Черкесию. Да и черкесские семьи «сражались» за право посадить на крымский трон своего воспитанника, ибо знали, что тот не даст их в обиду.
Воистину говорят, что «в семье не без урода» или «паршивая овца всё стадо портит». Нашёлся Каплан-Гирей, которому нужен был повод развязать войну с Черкесией, дабы заявить о своём восшествии на ханский престол.
Каплан-Гирей отправил в 1707 году своего брата калгу Менглы-Гирея с отрядом сейменов (гвардейцев) в Кабарду. Вначале крымцы были приняты в Кабарде по всем правилам гостеприимства и расквартированы. Но их пребывание затянулось на полтора месяца.
Далее гостеприимство крымцы приняли за покорность и потребовали предоставления невольников – 2 000 рабов в качестве компенсации за убийство в 1699 году калги Шахбез-Гирея в Бесленее. Ультимативное требование о выдаче двух тысяч невольников, сопровождавшееся грабежами, вызвало возмущение кабардинского народа.
Созванный верховным правителем Кургоко Атажукиным совет князей и дворян, называемый «Хáсэ», принял решение уничтожить нарушивших законы гостеприимства крымских гвардейцев. Этот приказ поступил каждому хозяину, у которого были размещены крымцы. В течение одной ночи за исключением калги и его группы все мирзы9 были уничтожены. Калге и его личной охране было позволено уйти, чтобы он смог доложить о случившемся.
Хан Каплан-Гирей теперь получил удобный предлог для похода на Кабарду. Но объявлять войну Кабарде без санкции султана османской империи Ахмеда III он не мог. Каплан-Гирей отправил в Стамбул послов, которые сообщили султану Ахмеду III (1703 – 1730) о случившемся и передали просьбу хана: позволить совершить поход против Кабарды. Султан Ахмед III не только дал на это согласие, но и повелел, чтобы сам Каплан–Гирей возглавил поход в Кабарду, разорил кабардинцев, сжёг дотла их жилища. Кроме того, султан выделил хану денежные средства, артиллерию, 4 000 турецких сипахов10-янычар11 в помощь.
После получения прямых указаний от султана хан Каплан-Гирей созвал совет из знатных мирз с целью обсуждения вопросов, связанных с походом. Хан потребовал увеличения налогов с жителей ханства и по одному добровольцу мужского пола из каждого дома. Его предупреждали об обременительности введения дополнительных налогов, но он пренебрёг советами мирз и развернул приготовления к войне.
К османо-крымским войскам добавились личная гвардия хана, отряды ногайцев из Буджакской орды (Бессарабии) и с Правобережья Кубани. По одним данным, численность османо-крымского войска, состоявшего из конницы и пехоты, составляла от 20 до 30 тысяч, по другим – от 30 до 40 тысяч. Это войско отличалось не только своей внушительной численностью, но и хорошим вооружением, что делало его достаточно грозным для начала 18 века.
Кабарда, учитывая огромное численное превосходство противника и осознавая масштабы серьёзных последствий в случае поражения, впервые обратилась за помощью к союзникам и соседям. Послы с просьбой о военной помощи были отправлены к хану Калмыкии, донским, астраханским и гребенским казакам. Все отказали… «Без согласования с русским царём Петром I они не имеют права вмешиваться в крымско-кабардинский конфликт»12.
Верховный князь Кабарды Кургоко Атажукин созвал съезд Хáсэ (князей, дворян и тфокотлей13, представителей известных кабардинских фамилий). Перед лицом надвигавшейся угрозы, в условиях изоляции и отсутствия поддержки, Атажукин обратился ко всем собравшимся с единственным вопросом: изъявить унизительную покорность или же вступить в войну за свою независимость? Ответ был единодушным – сложить голову в битве, нежели позорное рабство под пятой Гиреев. Кабардинские князья перед надвигавшейся бедой объединились, прекратили все междоусобные распри и выступили сплочённой мощной ратью.
Кургоко Атажукин возглавил совет обороны. В Кабарде была объявлена всеобщая мобилизация для мужчин с 14 лет. По некоторым сведениям, военные силы обороны составили от 7 до 10 тысяч человек кавалерии из дворян. Была собрана пехота из крестьян как вспомогательный род войск.
По Кабарде строились эшелонизированные укрепления защитного характера из огромных валунов и балок. По решению совета, все женщины и дети были эвакуированы в недоступные горные убежища.
Османо-крымские войска прибыли к границам Кабарды в середине лета. С целью выиграть время князь Кургоко Атажукин вступил в переговоры с ханом. Послы князя «предложили» хану откупные дары в виде небольшого количества невольников и драгоценных вещей, но хан ответил, что меньше 3 000 пленных не возьмёт. В ответ на эти заявления мои предки заявили хану, что большинство черкесов уже приняли ислам, почти в каждом ауле построены мечети и с негодованием обратили внимание: «Как можно требовать рабов от единоверца?!» Но алчный Каплан-Гирей был непреклонен…
Полтора месяца кабардинцы изматывали противника внезапными набегами, лишая их преимущества не только численного, но и артиллерийского. Кабардинцы и османо-крымцы готовились к решающей схватке…
В истории есть три версии рекогносцировки сражения.
По первой версии, кабардинцы использовали черкесский вариант «троянского коня» с привлечением ложных перебежчиков. Под видом перебежчиков (предателей) Кургоко Атажукин внедрил во вражеское войско 12 своих воинов. Они поспособствовали проводу крымского войска в обход позиций кабардинцев к верховьям реки Малка и заключению в кольцо с последующей тыловой атакой. На беду крымцев и счастье кабардинцев, крымские мирзы поверили перебежчикам. В начале осени хан оставил часть войска в Баксанском ущелье, а остальные отряды повёл к верховьям Малки. Там, в нагорье вблизи горы Сосруко, крымцы разбили свой военный лагерь.
По второй версии, к началу осени значительно поредевшее и измотанное османо-крымское войско тактикой внезапного нападения было оттеснено к верховьям реки Малки кабардинскими отрядами.
По третьей – первая битва началась 16 сентября 1708 года. Противостояние продолжалось до позднего вечера и закончилось отступлением моих черкесов. На военном совете хана было принято решение остановить бой и продолжить его на следующий день. Крымские военачальники получили приказ отвести войска в узкое ущелье, окружённое со всех сторон горами.
Но факт остаётся фактом: противоборствующие войска оказались в верховьях реки Малки, ставшей ловушкой для османо-крымского войска.
Кабардинцы, окружив войска противника, отрезали все пути к их отступлению. В ночь на 17 сентября при луне, освещавшей лагерь османо-крымцев, кабардинцы выступили в атаку. С гор полетели исполинского размера валуны, потом начался обстрел из луков и арбалетов, военное действо закончилось стремительным кавалерийским налётом. Паника, начавшаяся в тылу противника, усугубила их положение – они не смогли выстроиться боевым порядком и отразить стремительный набег. По одной версии, в бой смогла вступить конница во главе с ханом, во второй – побег возглавил сам хан Каплан-Гирей, бежавший с поля битвы.
У кабардинцев бытует версия, что Кургоко Атажукин с отрядом догнал хана Каплан-Гирея, но милостиво позволил ему уйти (из политических и тактических соображений), сказав, что униженный и опозоренный хан красноречивее павшего, воздвигнутого в ранг мученика или же храброго на поле сражения.
В истории взаимоотношений Крымского ханства и Кабарды в течение 300 лет было множество битв. «Канжальская» была не единственной крупной битвой, в которой кабардинцы одерживали верх. Но именно эта победа имела такой мощный международный резонанс, потому что война была объявлена турецким султаном, и победа, одержанная в Канжальской битве, косвенно говорила о победе над турецким султаном вообще! Кабарда ещё не раз станет победителем в 1720, 1729, 1731 и 1739 годах. В последующем Кабарда получит мировое признание как независимое государство, что найдёт отражение в статье (артикуме) 6 Белградского мирного трактата от 18.09.1739 года между Россией и Османской империей:
Артикум 6.
«…Об обеих Кабардах, то есть Большой и Малой, и Кабардинском народе, с обеих сторон соглашеносъ, что быть тем Кабардам вольным, и не быть под владением ни одного ни другого Империя, но токмо за барьеру между обеими Империями служить имеют; и что и от другой стороны блистательной Порты Туркам и Татарам во оныя не вступаться, и оных не обезпокоивать такожде и от Всероссийской Империи оныя в покое оставлены будут. Но что однакоже по древнему обыкновению браны будут во Всероссийскую Империю от тех Кабардинцев, для спокойнаго их пребывания аманаты; и Оттоманской Порте, також позволяется для такой же причины, брать от них таких же аманатов; а ежели помянутые Кабардинцы причину жалобы подадут одной или другой Державе, каждой позволяется наказать».
Подписанный между Османской и Российской империями договор делал Кабарду независимой, и теперь она должна была служить «барьером между обеими державами».
В этой победе Кабарда оказала незаменимую и косвенную военную помощь и своему стратегическому союзнику – царской России. Так, победой в Канжальской битве осенью 1708 г. Кабарда фактически выручила Россию в Северной войне. Весной 1708 г. шведская армия во главе с королём Карлом XII вступила на территорию нынешней Белоруссии и развернула наступление. Султаном Османской империи была обещана помощь Карлу XII. Шведский король рассчитывал на полную поддержку крымских войск, но разгром хана Каплан-Гирея оставил первого без необходимой поддержки, что сказалось на победе Петра I над шведами в бою под Полтавой…
…Именно этот период я выбрал для переговоров со своими предками. Разговор предстоял сложный. Но 1708 год далёк от 1763. Надеюсь, что мои увещевания помогут предотвратить беду.
Часть 6
Три часа ночи. Заурчавший от голода желудок прервал мои мысли. Я поел, умылся, усердно помолился, поставил будильник на семь утра и лёг. Мысли долго не давали заснуть. Я всё перебирал информацию, перебирал и думал.
Только начал засыпать, как зазвенел будильник.
– Есть ещё один час, может, это злая шутка или плод моего воображения…
Приняв холодный душ, я заварил чай, но расхотел. Бывало, я нервничал перед экзаменами, но сейчас меня просто трясло. Если бы кто-то взял меня сейчас за плечи, его бы здорово потрусило. В номере был только сублимированный кофе, но и такому я был рад. Заварил покрепче, хотя предупреждают, что через 20 минут ложный «бодрящий» эффект растворимого кофе улетучится, и на человека навалится неодолимая дремота. Но не сон меня беспокоил… Недосып в моей ситуации не самый неприятный казус.
А не наврежу ли я? Смею ли я – не историк – вмешиваться? А подберу ли я нужные, убедительные слова?
Я собрал свой нехитрый скарб в чёрный рюкзак.
Когда торопишься, кажется, что время неподвижно, или наоборот. Сейчас оно стремительно уносилось.
Зашёл в ванную ещё раз ополоснуть лицо холодной водой. Когда вышел, чуть было не подпрыгнул от неожиданности. Посреди комнаты стоял Костя.
Выглядел он как банковский служащий: в сером костюмчике и при галстуке, будто собрался в офис.
– Мог бы постучаться! Я хоть морально подготовился бы, – недовольно буркнул я вместо приветствия.
Он открыл дверь, вышел, закрыв за собой дверь, потом постучался, сам же себе открыл дверь и вошёл обратно.
– С добрым утром! Так устроит? – съехидничал он. – Готов? Успел передумать?
– Ты наверняка уже считал все мои мысли, да? – спросил я.
– Я был занят другими делами. Меня с тобой не было… Так что надумал? Отменяешь свою просьбу? Доведёшь идею до конца?
– Боюсь. Я сильно боюсь. Трушу сильнее новобранца, которому предстоит приподняться из окопа и идти наперерез с гранатой к танку, зная, что эти шаги и будут последними, но уверен, что погибает во имя жизни на земле, защищая Родину. И я обязан защитить живущих. Я должен.
– Кто там у вас шампанское пьёт? Кто не рискует, тот не пьёт! – бравировал Костя.
– Да будь оно неладно, это шампанское!
– Что берёшь в дорогу?
– Да, вот… Смотри: коробка из-под обуви, здесь зубная щётка с пастой, влажные салфетки, два козинака, одна плитка горького шоколада, два аккумулятора, телефон. Такой список устраивает внештатного сотрудника «Победы»? Всё умещается в этот крошечный рюкзак.
– Список адекватный, объём нормальный, добро пожаловать на борт «Победы».
– Лишь бы борт оставался «Победой», а не скатился бы к «Беде»,– шептал я себе под нос.
– А как будет происходить моё перемещение? Это не больно?
– Да нет. Ты ничего не почувствуешь. Главное – глаза сразу не открывай, – сказал Костя.
– А почему?
– Тебе говорят не открывай, значит, не открывай! Потому…
– Ты там меня не роняй, ставь аккуратненько…
Костя раздосадованно схватился за голову двумя руками.
– Куда желаешь сперва наведаться? Мне нужен ориентир для посадки.
– Первый пункт назначения – Кабарда. Первые дни после победы над османо-крымцами в Канжальской битве. Наверняка, будет день, когда верховный князь Кургоко Атажукин и члены Хáсэ собираются после сражения. Я желаю встретиться и переговорить с Кургоко Атажукиным. Это будет конец сентября 1708. В интернете нет упоминания о конкретном месте, где он жил. Думаю, что тебе будет несложно найти его.
– Каков второй пункт назначения?
– Николай II родился 6 мая (по старому стилю) или 18 мая 1868 года – по новому. Хочу предстать перед счастливым отцом – цесаревичем Александром. Но, чтобы он был один, а время – вечернее, вероятнее всего, конец мая…
– И последний пункт?
– Деревня Рансхофен, разросшаяся до города Браунау-на-Инне. Год 1874. Там проживала мать Гитлера. Июнь. В дневное время. Мне нужно оказаться перед Кларой Пёльцль. Встреча нужна особая. Необходимо, чтобы она находилась в своей комнате, а я эффектно появлюсь перед ней. И мне не улыбается, чтобы она приняла меня за озабоченного ловеласа… Боже упаси!
– Понял.
– Можно просьбу?
– Говори…
– Можно меня не ронять, не кидать, а, естественно, тактично, и, главное, эффектно представить тем, к кому собираюсь нежданным гостем? Чтобы они уже были там, а я спокойно появлюсь перед ними? Понимаешь, мне нужно, мне необходимо, чтобы меня восприняли серьёзно и поверили моим словам.
– Ладно, я понял твоё стремление. Пять минут осталось до старта, – сказал Костя.
– Можно я присяду?
– Нужно. И я присяду.
Мы сели. Я – на край кровати. Он – на стул.
Я верил и не верил в происходящее. В голове всё это ещё не укладывалось.
– Можно я маме позвоню? – спросил я.
– Звони. Почему ты у меня спрашиваешь? Звони, пожалуйста! Набрал маму. Гудки показались бесконечными.
– Алло, сынок, как ты?
– Мамуля, я в порядке. Мам, я выезжаю для интервью, для встреч. Нас предупредили, что нужно выключить телефон. Поэтому буду недоступен. Поступило предложение после выставки в Ленэкспо поехать в Хельсинки на два дня. В общем, хотел предупредить, что если вдруг не получится позвонить, чтобы ты вовсе не переживала. У меня роуминг не подключён и вряд ли уже получится. Это надо было сделать в Залукокоаже ещё до выезда.
– Хорошо, сынок! Удачи! Позвони сразу, когда появится возможность, – сказала мама.
– Мам… – и я вдруг замолчал. Эти секунды показались вечностью.
– Ты почему молчишь? Я слушаю тебя…
– Мамуля, я тебя люблю. Крепко целую и обнимаю.
– И я тебя, сынок!
– До связи, мамуля!
Дрожащими руками я положил телефон в рюкзак.
– Всё. Пять минут прошло, – сказал Костя.
– Не спеши, может быть, я маму больше не услышу, не увижу.
– Слушай, если ты трусишь или передумал, то ничего не будет. Всё останется как есть. – Костя поднялся и пошёл к двери.
– Стой! Я хочу. Я должен попробовать. Просто мне страшно.
– Я тебя понимаю. Это всё естественно! И я бы убоялся.
– Готов! – я встал и застегнул рюкзак.
– Ну и я готов! – Костя подошёл ко мне и вывел к самому центру комнаты.
Он встал передо мной и крепко взял меня за плечи.
– Сейчас ты снова увидишь мои два крыла, но не бойся. Мы никуда не полетим, ты действительно ничего не почувствуешь. А крылья закроют тебя. Они понадобятся для перемещения. Посчитай до 20 и только потом открой глаза…
– А как до двадцати? Быстро? Медленно?
– Начни считать от 1001 до 1020. Когда досчитаешь до двадцати, откроешь глаза. У тебя 24 часа. Когда закончится встреча и будешь готов к следующей, ты должен произнести: «Я готов к встрече», и я тебя заберу. Организую тебе встречи так, как ты и хотел, без посторонних, но это может быть и ночь. Кто знает… Это я к тому, что ты должен чётко контролировать и экономить свои 24 часа. Уложишься раньше – хорошо, но если не успеешь, то можешь не вернуться обратно в своё время, – наставлял Костя.
Мне стало дурно от услышанного, и ноги предательски подкосились. Усилием воли я выдавил из себя, что не отступлю. На часах 08.05. Отсчёт пошёл!
За спиной Кости медленно стали расправляться крылья. Они мерно увеличивались и, увеличиваясь, заполняли комнату. Потрясающе величаво эти красивые опахала тянулись ко мне. Они нежно обволакивали меня в молочно-белый кокон, бережно пеленали меня и окутывали. Я начал считать…
Глава II
Часть 1
…Я был совсем один. Ощущение как в океанариуме. Это когда ты становишься на горизонтальный эскалатор, и он тебя увозит, а над тобой прозрачное слюдяное стекло, над которым вода, где плавают и пёстрые рыбёшки, и акулы, и мурены. Но я стоял, и подо мной не было никакого эскалатора, а всё же я перемещался. Над головой стремительно проносились цифры, множество цифр, тексты, формулы. Я слышал голоса, обрывки чьей-то мольбы, снова голоса, потом звуки мелодии… Будто миллионы уст одновременно шептали мне в ухо свои просьбы. «О боже, пожалуйста!», «Яраби14, прошу тебя!», «Умоляю, спаси моего ребёнка!», «Господи, спасибо тебе!». А перед глазами продолжали нестись миллионы строк с цифрами и формулами. И в эту секунду в памяти всплыли строки-мысли из Амира Макоева: «Я не из тех, кто просит Его: помоги, спаси, сохрани, сделай, устрой, направь, дай, дай, дай… Я из тех, кто в конце пути произнесёт только одну фразу: прости».
Тут же пришёл на ум документальный фильм о Николе Тесле. На вопрос журналиста: где он берёт свои идеи, Тесла ответил, что он садится, закрывает глаза, сосредотачивается и подключается к информационному полю Земли, и, мысленно ходит по этому полю, выбирая нужную ему информацию. А потом он отключается от поля и изучает, разрабатывает полученную информацию. Поначалу мне это казалось бредом, но, очутившись в том же поле, «чертоги» моей памяти выдали именно это воспоминание!
Удивительно, что первыми на открытия гения отзываются злодеи или душегубы. И понеслись фашисты к Николе Тесле, охотясь за его изобретениями, ан нет! Никола Тесла ненавидел их, он взял и предал огню всё, что могло пригодиться фашистам в их чёрном деле.
А Альфред Нобель, изобрётший динамит? Генералы царской армии стали задумываться, как применять изобретение Нобеля, а революционеры уже использовали его в целях убийства Александра II.
За 20 секунд «полёта» столько всего мозг выдал, напомнил!
Часть 2
В комнате находился Кургоко Атажукин – верховный князь Кабарды. Его внимание привлёк большой солнечный зайчик, появившийся на стене. Световое пятно быстро увеличивалось в размерах, озаряя всё вокруг, потом появился и я. Солнечный зайчик неспешно исчез.
Атажукин устремил свой взгляд на меня и молчал в недоумении.
– Да, – подумал я про себя, – а нервы у него крепкие!
Я находился в небольшом помещении с оконцами из бычьего пузыря. Под потолком тянулись балки, которые явно несли не эстетическую, а практическую значимость. Справа от входной двери висела и конская упряжь и плеть. В комнате стоял традиционный круглый «áна»15 на трёх ножках и вокруг него – стулья. Над входной дверью была подкова. По древнему поверью, подкова символизировала счастье. Вся утварь в помещении свидетельствовала о том, что я оказался в мужской половине дома. По стенам висели щиты и традиционные черкесские кинжалы. Казалось, что стены декорировал воин: вокруг некоторых щитов с обеих сторон помещались воинские кинжалы, а вокруг других щитов – парадно-церемониальные доспехи с кинжалами. Были ещё и детские кинжалы. Видимо, эти род Кургоко передавал из поколения в поколение, сохраняя память о предках и обучая подрастающее мужское поколение горской доблести. Висели ещё и диковинные арбалеты, напоминая о рыцарских покоях из художественных фильмов.
У одной из стен был шкаф с открытыми полками. Нижний стеллаж занимал кувшин с удивительной резьбой. Рядом, со шкафом помещалась высокая скамья (вероятно, для удобства), застелённая бурками. Это был угол воина-наездника, в данном случае – правителя Кабарды.
Кургоко Атажукин предстал передо мной мужчиной лет 50-55 в аккуратной бородке с проседью и в черкеске цвета слоновой кости.
Представляю, как нелепо я выглядел в его глазах! Костюмчик, брючки и туфли, странный рюкзак на безбородом и безусом отроке!
Я поднёс правую ладонь к сердцу, слегка наклонил голову в знак почтения и поприветствовал его на адыгском наречии: – Добрый день, уважаемый князь Кургоко Атажукин! Прибыл к Вам с позволения Всевышнего с особой миссией, – начал я.
После упоминания Всевышнего адыг, стоявший с гордой осанкой, вытянулся в струнку.
– Я ваш потомок, и я явился из будущего.
– Что?! – переспросил Атажукин. – Из будущего? Разве такое возможно?
– Да, возможно. Впервые в истории человечества возможно. И я должен услышать от Вас, что то, что вы узнаете или увидите, не покинет пределов этой комнаты, что всё останется между нами. О нашей встрече не должно быть известно никому и никогда, иначе моя миссия потеряет смысл.
Князь приложил свою правую руку к сердцу и молвил: «Слово горца!»
– Позвольте мне, потомку, выразить Вам свою благодарность за победу и восхищение Вашей беспримерной отвагой в Канжальской битве!
– Как ты сказал? Какой Канжал? Может, ты, наконец, представишься? Чей ты сын? Откуда родом? И что здесь происходит?
– Да, Вы правы. Позвольте представиться. Меня зовут Асланбек, моя фамилия – Афаунов. Родился я недалеко от устьев реки Золка16. От той долины, где прошла ваша финальная битва с османо-крымцами, до моего дома около шести часов конского хода. Моего посёлка Залукокоаже ещё нет на карте Вашего времени. 23 февраля 2019 года моему селу исполнилось 115 лет, но сейчас (в 1708 году) там только густые леса, бескрайние поля, чистейшие реки и озёра, да высокий курган. Мы, жители села, называем его просто курган, а в Ваше время его называют городище «Чёрная гора», – добавил, вспомнив интервью директора музея Зольского района Галимат Макоевой.