Катехон. Труп в подвале тринадцатого дома

Олег Колмаков

Катехон. Труп в подвале тринадцатого дома

Катехон. Труп в подвале тринадцатого дома.

Все имена и события вымышлены. Любое совпадение или аналогия с реальной жизненной ситуацией, абсолютно случайны. Просьба рассматривать данное произведение, как плод воображения автора, как чисто литературный продукт.

Катехон (греч. ο κατέχων, «удерживающий») – в христианской эсхатологии, нечто, временно существующее в материальном мире и препятствующее установлению власти Антихриста, после которой наступит конец света и Второе пришествие.

Основанием для понятия являются слова апостола Павла во Втором послании его к Фессалоникийцам.

«Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придёт, пока не придёт прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святыней, так что в храме Божьем сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьёт духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякой силой и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за это пошлёт им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду».

Глава 1

Лето. Середина июля. С самого утра достаточно душно. Полное соответствие нашему сибирскому резко-континентальному климату. Это когда зимой минус сорок и летом те же сорок, только со знаком плюс. Короче, жара. Ко всему прочему, сегодня ещё и понедельник. Меж тем, я проснулся с жутчайшего похмелья.

Нет-нет, вы только не подумайте ничего такого. Я вовсе не алкаш. Просто так вышло. В субботу отмечал с сослуживцами присвоение очередного звания. Кстати, теперь я подполковник полиции, Васильев Николай Михайлович.

Звание высокое, правда, толку от него вовсе никакого. Скажу больше, сплошное разочарование. Дело в том, что в нашем отделе нет должности, соответствующей моему новому званию. А впрочем, я несколько погорячился. Должности, конечно же, имеются. Ну, там, начальник отдела; его первый зам… Речь же сейчас идёт о свободных должностях, которых в отделе нет. В нашей системе так принято: в завершении служебной карьеры, дать сотруднику очередное звание без должности. Фактически, ты становишься первым кандидатам на увольнение (при каком-либо сокращении штатов или иной реорганизации). Таким незамысловатым и в то же время весьма почётным образом у нас иногда «сплавляют» чуть подзадержавшихся «старичков». Имею в виду заслуженных ветеранов правоохранительных органов, к которым с недавних пор отношусь и я.

В данной практике имеется определённая справедливость. Пожалуй, я действительно несколько пересидел на своей нынешней службе. Ведь, если не считать всё того же начальника отдела (фактически моего ровесника), то из нынешних ребят нет никого даже близкого мне по возрасту, сплошь двадцати пяти – тридцатилетние пацаны. Нечета моему, без малого, «полтиннику». Я им как отец родной, а не коллега.

Моя молодость пришлась на эпоху лихих девяностых, когда Россию рвали на куски, как извне, так и изнутри; когда из каждого утюга гремели «Кар-Мен», «Кино» и «Ласковый май». Увы, всё это… Имею в виду всевозможные ОПГ, рейдерские захваты, бандитский передел территорий и собственности, остались в далёком прошлом. Нынче совсем иная «музыка». Тогда как мой нынешний выезд на осмотр места преступления был, что называется: определяющим. Что-то вроде «дембельского аккорда», венчавшим мою ментовскую карьеру. По завершению данного дела, уж точно: милости просим на заслуженный отдых. За мной, конечно же, числились и иные дела опер учёта. Очень скоро, вместе с остальной документацией я передам их своему преемнику. А вот с «дембельским аккордом» – тут, брат, иной расклад. Здесь мне придётся попотеть, выложиться, показать «мастер-класс» и довести дело до своего логического завершения. Ну, а чтоб «отец родной» случаем не облажался, чтоб сумел он с блеском завершить своё последнее (извиняюсь, крайнее) дело, а заодно и передать весь свой оперской опыт молодому поколению – мне нынче подогнали не самое сложное дельце, которое уж точно не осядет в архивах, на одной полке с самыми непроходимыми «глухарями». Так, чтоб уйти я мог из отдела с гордо поднятой головой и с чистой совестью.

Повторюсь, позавчера мы всем отделом отмечали моё новое звание, вчера опохмелялись лишь избранным кругом. Да так наопохмелялись, что перепили субботу. Потому сегодня и чувствовал я себя не совсем в своей тарелке. Это по молодости я мог пить хоть всю неделю, а тут возраст, который даёт о себе знать едва ли не ежечасно. Пожалуй, действительно, уже пора уходить на заслуженный отдых.

По всем правилам, на место преступления должен выезжать следователь. Однако в системе МВД так уж повелось, что следователь – это сугубо кабинетный работник, который, как правило, в шесть вечера уже дома. И субботу, и воскресенье, как и иное свободное время, он проводит с семьёй. Тогда как на осмотр места преступления чаще всего выезжает именно опер, то есть, я. Либо кто-то из моих коллег. Тем более что закон позволяет так делать. Следаки находят массу причин, дабы увильнуть от выезда на осмотр места преступления.

Учитывая вышеизложенное, у оперуполномоченных свободного времени очень и очень мало. Быть может, именно поэтому семейная жизнь оперативного работника почти всегда не складывается так, как того бы хотелось. Вот и я, последние лет пять живу один. У оперов вообще, самая грязная работа. Ведь вычисляет преступника, находит и задерживает его именно опер. Засада, задержание, «раскол» преступника – все это наша, оперская работа. Подавляющую часть совершённых преступлений раскрываем именно мы. Служба интересная, но весьма рискованная, потому и имеет массу подводных камней. Непосредственный контакт с преступником очень часто оборачивается для оперативника ранением, либо иным причинением вреда здоровью. Нашего брата, достаточно легко обвинить в каком-нибудь превышении должностных полномочий. Потому как действовать по закону, подчас, не всегда получается. Точнее, действуя по закону, ни черта не добьёшься.

Кроме того, тесное общение с представителями криминального мира может послужить источником многочисленных коррупционных соблазнов. Потому оперуполномоченные проверяются «на вшивость» гораздо чаще тех же следователей. За операми неустанно наблюдают представители службы собственной безопасности. Как не печально, но презумпция невиновности (случись чего) – это не для оперов. Мы виновны по умолчанию. Начальству так спокойнее. Ведь попавшего в непонятную ситуацию оперативного сотрудника, проще уволить, чем отвечать за «некачественное воспитание личного состава». После беготни по грязным подворотням опер обязан ещё и заниматься бесконечными, подчас бессмысленными бумагами, количество которых превышает бумагооборот средней канцелярии, как минимум вдвое. Причём, всё успеть, всё оформить и заполнить – просто нереально. Поэтому у каждого настоящего опера, как правило, имеется хотя бы одно неснятое дисциплинарное взыскание. Впрочем, все эти минусы с лихвой компенсируются интересной и вовсе нескучной работой, кое-какой романтикой, чувством авантюры и приключения. Пожалуй, именно поэтому я и отслужил в оперативном отделе более двадцати лет. Точнее, не отслужил, а прожил в нём лучшие годы своей жизни.

На место убийства я прибыл со своим помощником Семёном Никитиным, которому в самое ближайшее время я и должен буду передать все свои дела, полномочия и ключи от сейфа. Семёну двадцать семь лет. Имеется у него и кое-какой оперской опыт. Как-никак, а уж третий год в отделе. Серьёзен, рассудителен, дотошен, при этом вовсе ненавязчив. Короче, этот парень мне по душе. Именно поэтому я с лёгкостью покину своё нынешнее служебное место, передав ему все свои связи и оперативные контакты, заранее зная, что будет обеспечена надёжная преемственность поколений.

Микрорайон, в который мы нынче прибыли располагался на самом отшибе городской черты. Дальше него лишь чистое поле, какие-то дачные участки и военные полигоны. Весь микрорайон состоит из десяти – двенадцати многоэтажек, относящихся к категории новостроек, без какой-либо необходимой инфраструктуры. В подобные жилые конгломераты обычно расселяют переселенцев из ветхого жилья, каких-то малоимущих, многодетные семьи, предоставляют жильё социального найма. Как правило, вышеозначенный, весьма специфичный контингент (то есть, бывшие жители бараков и всевозможных трущоб), переносит на новое место жительства свой прежний жизненный уклад. Потому, очень скоро подобные микрорайоны превращаются в наркоманские и алкогольные гетто. И ничего ты уж тут не поделаешь – такова статистика и информация суточных оперативных сводок. Об этом же говорит и мой личный служебный опыт.

Дом под номером тринадцать, во дворе которого остановилась наша машина, выглядел сравнительно новым. Минуло не более пяти лет со дня сдачи его в эксплуатацию. Современная двух подъездная девятиэтажка. Дворик чистый, ухоженный. Впрочем, бросалась в глаза и некоторая запущенность. Как будто трава не кошена. Точнее бурьян, поднявшийся едва ли, не по пояс, и ещё пара-тройка мозолящих глаз недостатков, несколько портящих целостность благопристойной картины. По привычке я осмотрел стены дома и обратил внимание на наличие видеокамер по всему периметру здания. Данное обстоятельство практически всегда упрощало раскрытие преступления. У одного из спусков в подвальное помещение толпились люди. Любопытных человек двадцать. Это были обычные жильцы, кто-то в домашних халатах и домашних же тапочках. Люди что-то обсуждали, чего-то ожидали, наверняка, искали темы для дальнейших пересудов и обсуждений.

– Здравия желаю!.. – руку мне протянул кто-то из офицеров дежурного наряда. – …Товарищ майор, прошу проследовать со мной!

– Не майор, а подполковник! – мне пришлось огрызнуться с определённым для себя удовольствием.

Прошли сквозь расступившуюся людскую толпу, спустились в подвал и тотчас погрузились в полумрак подсобных нежилых помещений. Потолок подвала оказался достаточно высоким, потому и пройти по нему можно было в полный рост. Это вам не советские пятиэтажки, где проползти по техническому подполью возможно, если не в полуприсяде, то, уж точно, изогнувшись в три погибели.

Хоть и был данный подвал относительно сухим, тем не менее, ощущался устойчивый запах сырости. А ещё здесь было прохладно. Да-да, именно эта прохлада и была мне нынче столь необходимо. Прохлада и лёгкий освежающий ветерок, просачивающиеся через настежь открытые подвальные окна и двери, дабы мой, истерзанный абстинентным синдромом организм, мог погрузиться, хоть в какой-то относительный комфорт.

Пришлось пройти ещё метров двадцать по подвальному полумраку, мимо людей в полицейской форме, в официальных костюмах и обычных спецовках. И вот мы уже стоим перед телом мужчины, лежащим на грязном земляном полу в несколько неестественной позе. Одежда на трупе выглядит чрезвычайно растрёпанной, если не сказать рванной, будто бы за ним гналась стая бродячих собак. На груди багровое пятно от запёкшейся крови. Мужчине около сорока – сорока пяти.

– Почему так темно? – поинтересовался я, оглядывая потолок подвала.

– Все лампочки перебиты! – ответил мне кто-то.

– Ну, и что мы имеем? – быстро сообразив, что светлее не станет, я перешёл к делу.

– Смерть наступила примерно между двумя часами ночи и четырьмя часами утра!.. – криминалист Никита Толстов приступил к своему обычному докладу. – …Проникающее ножевое ранение в область сердца. Орудия убийства… То есть, ножа, либо иного острого предмета на месте преступления не обнаружено. Очевидно, преступник предпочёл оставить его при себе. На теле убитого многочисленные синяки и травмы.

– Надо полагать, была драка? – уточнил я, сразу по ходу повествования.

– О какой-либо драке, я бы предпочёл промолчать! На теле имеются многочисленные кровоподтёки, свидетельствующие о том, что убитого куда-то волокли. Возможно, в этот самый подвал. Однако это мелочи. На костяшках рук погибшего многочисленные ссадины с примесью кирпичной пыли. Примерно тоже самое на коленях и голове!.. – чуть усмехнувшись, продолжил Никита. – …Очевидно, перед смертью он молотил по подвальным стенам руками и ногами. Бился о стены головой!.. Смертельный удар был нанесён достаточно профессионально, точно в сердце. Скорее всего, нож вошёл в тело по самую рукоятку. Впрочем, погибший и сам мог на него налететь. Перед своей смертью он прибывал в приличном подпитии.

Труп обнаружили около восьми часов утра. Слесарь управляющей компании, спустившийся в подвал, в буквальном смысле наткнулся на данное мёртвое тело!..

– Личность погибшего установили? – поинтересовался я, улучив короткую паузу.

– Убитым является некто Ярош Сергей Николаевич, одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения!.. – ответил офицер дежурного наряда. – …Проживал в этом самом доме, в тридцать первой квартире с женой и дочерью. Работает… То есть, работал на железной дороге. Профессия не связана с какой-либо высокой квалификацией. Ни то сцепщик вагонов, ни то, какой-то заливщик чего-то там!..

– Камеры видеонаблюдения успели просмотреть? – поинтересовался я, припомнив фасад здания, обустроенный средствами видеонаблюдения.

– Видеонаблюдение на доме отсутствует!.. – продолжил отвечать всё тот же офицер. – …Дело в том, что пару месяцев назад на доме сменилась управляющая компания. Возник спор между установщиками видеонаблюдение, компанией обслуживающей данное оборудование и новым советом дома. В общем, что-то они там не поделили. Потому, до разрешения споров, от видеонаблюдения предпочли отказаться.

– Хочешь, не хочешь, а невольно вспомнишь Профессора Преображенского из «Собачьего сердца»!.. – оглядывая труп, мне оставалось лишь усмехнуться. – …Что там он говорил о разрухе? Дескать, это вовсе не старуха с клюкой, ни ведьма, которая выбила все стекла и потушила все лампы. Если профессор вместо того, чтобы оперировать, начнёт каждый вечер митинговать и петь хором, у него и настанет разруха. Если посещая уборную, кто-то начнёт мочиться мимо унитаза, в уборной так же наступит разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Глядя на этого убиенного, невольно задумаешься о том, что и здесь, кажется, началась та самая разруха!..

– Похоже, так оно и есть! – в подтверждение моих слов, усмехнулся Семён.

– Кто именно обнаружил труп? – по завершению визуального осмотра, я обернулся к присутствующим в подвале лицам.

– Слесарь Карпов, Сергей Анатольевич!.. – ответил мне местный участковый, капитан Воровский Максим Витальевич.

Невзирая на профессиональный этикет, я бы охарактеризовал данного участкового, как весьма скользкого и в определённой степени пакостного мужичка. За лет десять, что я знал Воровского, немало моих коллег по нелёгкой оперской службе успело от него пострадать. У таких полицейских, как Воровский на первом месте всегда будет отписка, ссылка на какой-то документ, подстава кого-то из оперсостава и, в конце концов, полный отказ в возбуждении того или иного уголовного дела. Вот уж точно, с кем должна поработать служба собственной безопасности по многочисленным фактам коррупции. Да, и с людьми он не шибко-то и ладит. Короче, в разведку с Воровским я бы уж точно не пошёл.

Из-за спин полицейских навстречу мне вдруг протиснулся худощавый мужчина лет пятидесяти пяти, в грязной спецовке с логотипом УК «Ваш-наш дом».

– Это я обнаружил тело!.. – взгляд Карпова был мутно-перепуганным. При этом в нос мне ударил довольно-таки стойкий запах свежего перегара. Меня и без того прилично подташнивало, а от столь резкого «выхлопа», едва не вывернуло. Кое-как удалось сдержаться. Отчасти меня спасло прохладное дуновение лёгкого сквознячка.

– Пил? – я в упор уставился на слесаря.

– Так ведь не каждый день в подвалах обнаруживаются трупы!.. Страх-то, какой!.. Потому и принял на грудь. Так сказать: от нервов!

– Да ты, по ходу, нервы свои начал лечить ещё со вчера! То есть, задолго до обнаружения жмура!

– Не-не!.. Только вот-вот!

– Чёрт с тобой! Давай, рассказывай: как, когда и при каких обстоятельствах ты обнаружил убитого? – чуть отвернувшись в сторону, я поторопил слесаря. Мне не терпелось поскорее завершить только-только начавшийся диалог. Тем более что вряд ли я извлёк бы из него хоть какую-то дополнительную, полезную информацию.

– Да, чего тут рассказывать!.. – чуть помявшись, будто бы что-то припоминая, тихо заговорил слесарь. – …Совершая утренний обход, около восьми часов утра, я вошёл в подвал. А он, красавчик, прямо перед дверью!.. По самому центру!..

– Не понял!.. – мне пришлось оборвать слесаря на полуслове. – …Как это «перед дверью»? Я прошёл по подвалу метров тридцать, чтобы дойти до трупа!..

– Так тут три входа в подвал!.. – разулыбался Карпов. – …Вы, гражданин начальник, вошли через третью дверь, а я через вторую. Она прямо за вашей спиной.

Я оглянулся и, действительно, мой взгляд упёрся в массивную металлическую дверь.

– Мы заперли этот вход от всякого рода зевак и посторонних! – поспешил с пояснениями участковый Воровский.

– Ничего подозрительного не заметил? – я вновь обратился к слесарю.

– Поначалу подумал, будто бы он пьян!.. Наклонился, потряс его за плечо: дескать, вставай, уже утро!.. Ну, а когда понял, что парень совсем холодный, до смерти перепугался! Тут уж не до подозрительных моментов мне было. Выскочил из подвала и сразу позвонил Максиму Витальевичу, нашему участковому!.. – взгляд слесаря нашёл в толпе Воровского.

– Я немедленно вызвал дежурный наряд! Ну, и сам поспешил на место преступления! – показания Карпова подтвердил участковый.

– Как он вообще, сюда попал?.. – очередной вопрос я задал в более жёсткой форме. – …По-моему, технические подполья и технические этажи являются служебными помещениями. Вход посторонним сюда строго настрого запрещён!

Слесарь опустил взгляд куда-то в пол и молча пожал плечами. Я огляделся, окинув подвал беглым взглядом. В поле моего зрения тотчас попали несколько сеток с картошкой, какие-то коробки, пара комплектов зимней резины и прочая бытовая утварь, вовсе не имевшая отношения к коммунальным службам.

– Так! Попробуем поставить вопрос в несколько иной плоскости!.. – я вновь обратился к Карпову. – …У кого имеются ключи от данного подвала?

– У меня, как у слесаря, обслуживающего общедомовое оборудование. У электрика!.. – уставившись в потолок, будто на нём имелся некий список, слесарь принялся излагать известные ему сведения. – …Один комплект ключей в аварийной службе. Наверно, есть ключи и у старшей по дому!..

– И кто здесь «старшая»?

– Да, хрен её знает? Мы этот дом совсем недавно приняли. Сменилась «управляшка». Потому, ни с кем ещё не успел толком познакомиться. Знаю лишь то, что зовут её Татьяной. Ей около сорока пяти…

– Получается, кто-то из вас троих и убил мужика!.. – я вновь пристально глянул в глаза Карпова. – …Имею в виду тебя, электрика и ту самую Татьяну!..

– Нет!.. – едва не выкрикнул слесарь. При этом он отшатнулся от меня, как от огня. – …Я тут вовсе не при делах! У меня вчера выходной был!.. Если хотите знать, то меня и в городе-то вовсе не было. Я ездил с семьёй в деревню, юбилей свояка отмечать. Домой вернулись около шести утра. Я никак не мог!..

– Отчего ж не мог?.. – мне вдруг захотелось поиздеваться над этим незадачливым слесарем. – …В город ты вернулся в шесть! Часиков в семь прибыл на дом, застал в подвале постороннего. Подрались. Тут-то и ткнул ты его ножичком или отвёрткой. После чего, выбросил орудие убийства, уничтожил улики, немного отдышался и вызвал участкового. По-моему, всё сходится.

– Гражданин начальник!.. – взмолился слесарь. – …Хоть чем могу поклясться, я тут совершенно не причём!.. – при этом лицо Карпова стало абсолютно бледным. Кажется, он всерьёз перепугался за своё ближайшее будущее.

Глава 2

Общаться с близкими и родственниками погибшего всегда не просто. И, тем не менее, я был обязан задать жене убитого Яроша пару-тройку ключевых вопросов.

В квартиру вдовы вошёл один. Лицо хозяйки выглядело осунувшимся, заплаканным, без намёка на какую-либо косметику.

– У меня осталась дочь!.. – равнодушно приняв мои соболезнования, Лариса нехотя и отчасти совсем уж отчуждённо принялась давать кое-какой комментарий по поводу случившегося. – …Вчера мы немного посидели на пустыре за домом. Разожгли мангал, приготовили шашлык, выпили… Впрочем, я была в той компании совсем недолго. Поела немного только-только приготовленного мяса и сразу ушла домой. Тогда как вечеринка продолжилась без моего участия.

– По какому поводу выпивали? – я тотчас ухватился за вновь открывшиеся обстоятельства.

– На отчасти стихийный пикничок собрались узким кругом соседей. Решили скромно отпраздновать переход нашего дома в иную управляющую компанию. Точнее, в другую «управляшку» мы перешли более месяца назад. Потому и праздновать нужно было раньше. Однако никак не могли собраться: то один в отъезде, то другой занят… В общем, отмечать пришлось с некоторым опозданием.

– Кто именно был вчера в вашем «узком кругу»?

– Все активисты, которые изначально боролись за перевод дома под иное управление. Человек семь-девять. Честно сказать, я не всех знаю по именам. Пожалуй, лишь Оксану и Таню. Татьяна – это наша новая старшая по дому, она живёт на одной с нами лестничной площадке. Именно с ними, в основном общался и Сергей…

И тут Лариса замолчала. На её глазах навернулись крупные слёзы.

– Какие-то предположения есть? Имею в виду, кто мог убить вашего мужа. Быть может, у Сергея имелись некие враги?

– Нет-нет, что вы!.. Только друзья. Ну, разве что, бывшая старшая по дому. Она с Сергеем громко ругались, часто конфликтовали. Эта женщина всегда шла на поводу у старой управляющей компании, подписывая им все необходимые документы, касаемые финансовых расходов на наш дом. Именно она, пожалуй, и была для Сергея настоящим врагом. Вот только женщина эта, уж совсем старая. Вряд ли есть смысл в чём-то её подозревать. Да, и честно сказать, своим врагом её сделали именно мы…

– Кем и где работал ваш супруг?

– На железной дороге, ремонтником в вагонном депо. Невзирая на то, что мы с Сергеем коренные омичи, около десяти лет наша семья жила под Самарой. У нас там был свой бизнес. Потом… В общем, предприятие пришлось закрыть. Мы вновь перебрались в Омск. Мои родители помогли с квартирой…

– Что за бизнес? Чем именнозанимались?

– Небольшая мебельная фабрика. Стулья, табуретки, прихожие.

– Почему вернулись в Омск? Прогорели?

– Нет-нет, не в этом дело. Впрочем, примерно с две тысячи девятого года дела наши пошли на убыль. Потому и свернулись, чтоб не уйти в глубокий финансовый минус.

– Когда именно вернулись в Омск?

– Пять лет назад.

– Лариса, а вот то, что ваш муж не пришёл нынешней ночью домой, не ночевал дома… Это было для Сергея обычным делом? Вы только ничего не подумайте, я просто пытаюсь понять, почему вы сразу не забили тревогу, не начали его поиски?

– Всякое бывало. Но тут-то, вроде бы в своём дворе, все свои… Чего волноваться. Перед тем, как уснуть, примерно в полночь, я слышала, как песни во дворе пели. До моих ушей долетел и голос Сергея. Пару раз просыпалась ночью. Конечно, понимала, что мужа нет дома. Однако посчитала, что заночевал у кого-то из друзей-соседей или всё ещё сидит у костра. А уже утром меня разбудила Татьяна. Ну, та… Я вам о ней рассказывала. Старшая по дому. Она-то и сообщила мне, что тело…

Очевидно вновь вспомнив о смерти мужа и, возможно, впервые осознав невосполнимую потерю, Лариса дала волю чувствам. Она расплакалась, уткнувшись в носовой платок.

– Позвольте последний вопрос!.. – уж переступив порог квартиры, я остановился. – …В какой квартире живёт Татьяна?

– В тридцать шестой.

Вместе с Никитиным мы прямиком отправились в квартиру под номером тридцать шесть. Нас встретила весьма грустная и несколько помятая женщина. Она была в том самом возрасте, когда природа, невзирая на активное сопротивления самих женщин, уж начинала брать своё, когда привлекательная дама уж окончательно и бесповоротно перевоплощается в русскую бабу. Казалось бы, ещё год назад её можно было принять за старшую сестру дочери, а уже сегодня она больше походит на тётку, сварливую бабку, любительницу посплетничать и помыть соседские кости. И если для мужчины, сорок пять – это возраст рассвета сил, то для большинства представительниц противоположного пола, это тот самый рубеж, когда женская неотразимость и привлекательность, увы, входит в свою завершающую фазу. Они, конечно же, всё ещё прихорашиваются, всё ещё остаются обаятельны, но та незримая черта, после которой возврата нет, уже пройдена.