СИНИЕ ЛЕБЕДИ

Машина вдруг резко дернулась и, мгновение спустя остановилась, неловко уткнувшись носом в груду влажного песка.

– Хорошо, хоть с дороги успела съехать, – подумала я, тоскливо оглядываясь вокруг.

Несколько похожих между собой незатейливых строений прижались почти к самой дороге, спрятавшись в густой зелени высоких кустов. Умытые теплым летним дождем и утомленные густой жарой летнего дня, они заговорщицки перемигивались друг с другом солнечными бликами стекол.

Спешно набрала номер сервисной службы и попросила помощи. Мужчина устало обязался приехать сразу, как только сможет. Раздражение, едва скрытое хрипотцой, свидетельствовало, событие это произойдет явно не сегодня.

Оглянувшись, убедилась, что поддержки ждать больше неоткуда. В машине она разбирается, что заяц в алгебре. Знакомым сюда скоро не добраться. Тут же никто помочь, конечно, не сможет. Местное, явно, немногочисленное население, ведет, видно, в поле битву за урожай или на ближайшем городском рынке – за пополнение семейного бюджета. Увы, без помощи механика из автосервиса не обойтись, так что придется запастись терпением и ждать.

Стайка воробьев шумно плескалась в придорожной лужице. Воздух после дождя был таким насыщенным и таким вкусным. Что-то беззаботно-ликующее, нестерпимо-озорное бурлило вокруг, придавая особенный колорит местному пейзажу. Дышалось хмельно и свободно.

Настроение потихоньку стало улучшаться. В голове зазвучал простенький мотивчик знакомой песенки. На фоне вселенской радости как-то само собой потускнели мои временные неудобства! Вокруг такое блаженство! Так хорошо и так ладно! Мир прекрасен и жизнь – это самое удивительное чудо.

Оглянулась и увидела сидевшую на корточках юную персону, что настороженно наблюдала за происшедшим, явно недовольная внезапным вторжением.

– Галина Ивановна, – решительно представилась я и присела рядом, пододвинув под себя старое полено. Моему взгляду представилась удивительнейшая картина. Это был сказочный городок в миниатюре, в центре которого возвышалась церковь с высокой колокольней, рядом – роскошный дворец с множеством затейливых башенок. Вокруг и рядом игрушечные домики и даже крошечные пешеходы на кривых улочках. Вдобавок вся эта чудасия искусно огорожена частоколом из слегка увядших веток.

– Надо же, как интересно! – воскликнула я, уже по-другому взглянув на девушку. – Оригинально и так любопытно. У тебя волшебные ручки.

Настороженные доселе глаза сконфуженно вспыхнули и спрятались за мохнатыми ресницами. Стыдливо склонив головку, суетливо ворошила ладонью песок у загорелых ног. Светлые, мягкие пряди челки упали на высокий лоб.

– Тебя как зовут?

– Даная, – подняла девушка глаза.

Меня сразу окатило такой пронзительной грустью, что сердце невольно сжалось от сострадания. Горячий румянец смущения залил девичье лицо, придавая ему особую привлекательность. Светленькое, в мелкие, застиранные цветочки ситцевое платьице оттеняло шоколадный загар, указывая на крепкую дружбу девушки с солнцем. Видно, ей часто приходиться бывать под его не всегда приятными, ласкающими лучами. Чем же тебя, девочка, успела достать судьба, что столько боли таишь в себе?

Нарекли тебя именем каким-то не очень понятным для твоего окружения. Представляю, сколько насмешек натерпелась в школе по этому поводу. Дети романтики не понимают, им бы все попроще да попривычнее. Но, увы, имена, как и родителей, не выбирают, приходится довольствоваться тем, что имеем. Зато так можно назвать будущую героиню какой-нибудь интересной истории.

Припомнилось, как в детстве я также нередко пыталась что-то творить из влажного песка, как часто уплывала в пьянящий дурман фантазии, разыгрывая целые истории из беспокойной и интересной жизни королей и королев, принцев и принцесс.

Я была главной, и по-своему очень счастливой в буйном полете вымышленных приключений, где всегда побеждали доброта, великодушие и бесстрашие. Глупые обязательно умнели, бескорыстные награждались благополучием, а жадность и злоба наказывались. Все события происходили только со мной и вокруг меня: меня похищали злые и страшные разбойники, меня спасали мужественные и благородные принцы. Я вершила судьбы в своем таинственном мире.

Но время бежало чудовищно быстро. С каким отчаянным сожалением осознавала я, что вечер зовет домой, что надо опять окунаться в водоворот пресных забот, обременительных домашних обязанностей, о которых напрочь забывала, летая на волшебных крыльях своих грез. За это очень часто перепадало от матери, когда она, усталая, возвращалась домой с работы. В этом мире скучных и серых будней так мало праздников, так мало радости приносили дни, однообразные и какие-то до звона пустые! А я была всего лишь обыкновенной девчонкой, которая не могла изменить настоящее, но которой так хотелось чего-то яркого, необычного и волшебного.

– А, давай оживим этот городок, – внезапно загорелась Галина Ивановна. – В нашей сказочной истории герои будут любить и ненавидеть, радоваться и огорчаться, одолевать лишения и трудности на пути к своему счастью, которое им надо будет заслужить в упорной схватке с недобрыми силами.

Девушка вскинула ресницы и неодобрительно качнула головой.

– Сказка – это для маленьких. Мне больше нравится про жизнь, чтоб было и грустно, и весело, и чтоб про любовь, про настоящую только, как в книжках.

– А мы созорничаем, придумаем сказку для взрослых. Возьмем и перемешаем фантастику и реальность, былое и будущее смешаем и посмотрим, что из этого получиться.

– Как так?– она засомневалась.

– А вот так! такую историю сейчас выдумаем, что и не поймешь, где мы находимся, в какое время происходит действие, в каком царстве-государстве, идет?

Даная обрадовано кивнула, брызнув в меня лучиками своих великолепных глаз, поднялась и присела на бревно, охватив острые коленки руками. Склонив светлую головку, приготовилась слушать.

Я с удовольствием потянулась, расправила затекшие ноги, пристроилась со своим поленом рядом. Помолчали. Яркой, стройной вереницей поплыли первые радужные картинки. Прикрыв глаза и забыв о своей внимательной слушательнице, с наслаждением окунулась в волшебный мир новых событий.

Повесть первая

Эльдар и его друзья

С любимыми не расставайтесь.

Далеко-далеко, а, может, даже и не очень, в цепких объятиях волны безбрежной скрывается величественный остров. Здесь немало высоких холмов, зеленых равнин, дремучих лесов, плодородных полей, хрустальных озер и могучих рек. Людская молва гласит, что другого такого благодатного места нет больше в целом мире. Разный народ населяет этот остров по образу жизни и по роду занятий. Скотоводы разводят овец, коней и всякую прочую живность. Ремесленники всех одевают, обувают и славятся своими изделиями далеко за пределами своей вотчины. Есть тут и свои лекари, и свои звездочеты.

Управляет краем этим молодой князь. Благоразумно и справедливо распоряжается он судьбами своих сограждан. И нет среди них недовольных и обиженных, злых, ленивых и алчных.

Хотя, кто знает, какие пороки скрываются в укромных уголках души любого человека. Нет характера без изъяна, нет мыслей без червоточинки, хоть и верует местное население в Бога, старается жить по его законам писаным. Для этого даже церковь своя имеется. Есть и ярмарка, куда в выходные дни со всех окрестных деревушек собирается народ потолкаться, кое-что купить-продать, новости последние узнать. Тогда в городе не пройти, не проехать: сутолока, шум, гомон.

Недалеко, у самой кромки песчаного берега скала стоит могучая. Гордо возвышаясь над бурливой бездною, веками вглядываясь вдаль бескрайнюю, нежась в объятиях облаков, зацелована ветром и солнцем обласкана, держит она на груди своей дворец диковинный, вонзая в небо острые шпили его куполов. Волны неустанные омывают утес.

То ласковые, то грозные, бросаются они к подножию, на мгновение припадают к стопам каменным и, шумно облизывая песок, несутся назад в океан, яростно взбиваясь в шипучую пену. Вечный рокот воды, едва слышимый наверху, убаюкивает хозяина поднебесного замка.

Вот и сейчас сидит он в центре роскошного зала, на руки склонившись, как бы ожидая чего-то, время от времени косясь в зеркало, висевшее напротив. Оттуда на него смотрит угрюмый, с большим покатым лбом горбатый старик с совершенно лысой и костлявой головой. Из сизого обвисшего носа, неестественно больших ушей торчат длинные седые волосинки. Кожа на лице уродливо обвисает, переходя в складки толстых, в бородавках, губ. Ногти, напоминающие больше звериные когти, также длинны и безобразны. Туловище покрыто густою рыжею шерстью. Под тяжелыми, нависшими бровями прячутся грустные глаза.

Одет он великолепно. Зеленый бархатный жилет расшит золотыми и серебряными нитями. Шею обхватывает шелковый воротник ослепительной белизны рубашки. Панталоны из мягкой, тончайшей выделки, кожи.

Вечер неспешно заглядывает в обитель странного горбуна. Осмотрительно протискивается в середину, робко наполняя сумерками пышную палату. На темно-голубом небосводе мало-помалу, одна за другой появляются звезды, звездочки. Синева становится гуще, насыщеннее. И вот уже сразу зажигается весь небосклон. Глубокое, бездонное днем небо надвинулось близко-близко, накрывая остров и океан огромным золоченым куполом.

Старец неотрывно смотрит на хрустальный шар. Сколько себя помнит, он всегда был с ним. Волшебный талисман, советчик и путеводитель в непростой судьбе. Единственный и последний подарок незабвенной маменьки. В который раз услужливая память высвечивает начало его необычной жизни.

Теплая, летняя ночь. Рядом с ним юная девушка. Цепко держится за ее ладонь. Он знает, это его родная сестра. Они на возвышении. Кустарник, густой и невысокий, охватывает склоны. Трава-мурава мягко льнет к босым ногам. Серебристо-голубой свет обволакивает прекрасную женщину в развивающихся золотистых одеждах. Вокруг тишина. Ни один листочек на ветках не шелохнется, а ее обвивает неведомый воздушный поток. Мама говорит что-то, но он не слышит. Здесь так интересно! С любопытством вертя головой по сторонам, разглядывает деревья, землю, небо. Все другое, все иначе. И потом… глаза ее, большие, печальные, умоляющие простить, не осуждать. Сколько в них любви!

И луна!!! Такая большая, светлая и… такая родная. До боли близкая и родная. Это чувство осталось с ним на всю жизнь. Всякий раз в полнолуние чувствует себя уверенно, спокойно. Ему так уютно в лунном свете, словно маменька ласкает его, разговаривает с ним.

– Если сможете, простите меня, не по своей воле расстаюсь с вами. Эльджин и Наина, дальше вам придется жить без меня, моей заботы и ласки. Вынуждена оставить вас здесь, чтобы спрятать от страшной болезни, что поразила нашу планету. Постарайтесь быть счастливыми в этом райском уголке и знайте, вы не одни. Пока будет биться сердце в груди моей, я буду стараться сделать все, чтобы увидеться снова. Увы! не все от меня зависит. Чтобы не случилось впредь, знайте, я люблю вас. Я очень люблю вас, – несется горячий шепот, хотя ее уже нет, растаяла в лунном сиянии, став легким облаком, унесенным воздушным вихрем.

Они остались одни в этом чужом и незнакомом мире. Какое-то время пытались приспособиться к жизни в лесу. Как смогли, соорудили хижину от дождя и лесного зверя. Собирали ягоды, грибы, ловили птиц, жарили рыбу на костре. Долгими сиротливыми вечерами сидели вдвоем, прижавшись друг к другу. Наина чуть слышно напевала грустные песенки, под которые брат засыпал.

Наступило время, когда, проснувшись утром, не увидел ее рядом. Долго бегал по лесу, искал, звал, думая, что где-то задержалась и скоро придет. Но прошел день, потом еще, и он понял, что остался один, совсем один. Стало так страшно и одиноко.

Какое-то время еще жил в хижине, надеясь на возвращение сестры. Но прокормить себя не мог. Ягоды и грибы, которые собирал в лесу, только увеличивали чувство голода, а зверюшек или птиц ловить не хватало сноровки, да и чувство сострадания к меньшим братьям не позволяло готовить из них еду. Пробовал ловить рыбу, но поймал одну небольшую и ту отдал медвежонку. Тот с большим удовольствием расправился с лакомой добычей, и убежал в лес, довольно урча. Вскоре послышался рев медведицы, и мальчик понял, что мать нашла потерю. Он же опять остался один.

Собрал все свои скромные пожитки и пошел, куда глаза глядят. Хотелось есть. Вот и сейчас его даже тошнило от голода. Вначале шел по еле заметной тропинке, едва видимой в густой высокой траве. Она быстро превратилась в тропу, потом влилась в накатанную, широкую дорогу, которая и привела вскоре к высоким, резным воротам. Огромные, они были распахнуты настежь, как бы приглашая усталого путника войти.

Дорога повела дальше, виляя между деревянными домами, бесцеремонно заглядывая в прикрытые нарядными занавесками окна, и, наконец, уперлась в рыночную площадь. Мальчик остановился ошеломленный, завороженный диковинным видом.

Где он мог такое лицезреть! Везде стояли деревянные настилы, столы под навесами, обильно заставленные всякой всячиной. Гордо краснели надутые щеки помидор. Изумрудная зелень укропа, пупырчатых огурчиков, кудрявой петрушки выгодно оттеняла румяные блестящие бока наливных яблок, сочной ароматной земляники. Темный, почти коричневый цвет спелых вишен, манил вкусом сладкой хмельной наливки. Горкою, тесно прижавшись друг к другу, лежали оранжевые, желтые, прозрачные, с розовыми щечками абрикосы.

Целый ряд был предоставлен торговле грибами. Здесь и пузатые боровики, поглядывающие на мир из-под своих темных бордовых крепких шляпок. И коричневые подберезовики, лежащие отдельной горкой, скромно поджав свои серые стройные ножки. И рыжие, как само солнышко, сестрички-лисички, веселой стайкой высовывающиеся из плетеных корзин.

Заморские фрукты и овощи продавали торговцы в длинных шелковых шароварах, в белых высоких шапках, с сединой в аккуратно подстриженных бородках, гортанно зазывающие покупателей к своему диковинному товару.

Немного дальше располагались целые ряды свежей, соленой, вяленой рыбы. Она лежала на столах, на земле, в больших плетеных корзинах, прикрытая зеленой травой, обмахиваемая от надоедливых мух лапчатыми лопухами.

Скрип телег, беспрестанное хлопанье дверьми, лязг железных запоров, жалобное блеяние овец, озабоченное кудахтанье кур, истошный поросячий визг – все переплелось, перемешалось, наполняя площадь хаосом многоголосия самых разнообразных звуков. Встревоженным ульем гудело торжище, выплескивая отдельные слова и возгласы.

– Ква-а-ас, холодный ква-ас! Пей сейчас и про зап-а-ас! И девица, и браток часто пьют у нас квасо-ок!

– А я говорю, не будет в этом году такого урожая, как в прошлом. Тогда какие дожди были, помнишь? То-то же, не сравниться с нынешними.

– Да ты что? Да неужели! И вы говорите, что это все чистейшая правда? Надо же! Кума, так не забудьте, я жду Вас завтра к себе. Сейчас, простите, бегу. Такая новость, не могу молчать, надо соседке сказать, вот удивиться она. И т.д. и т.п.

Важные покупатели, играя плотно набитыми кошельками, подобострастные продавцы, готовые пойти на любые уступки, только бы продать товар, но ни в коем случае не продешевить. Все шевелилось, вертелось, двигалось, вращалось, то растекаясь по тесным кривым рядам рыночной площади, то собираясь в одном месте, сколачиваясь в плотную, сбитую гурьбу. И, приперченное хорошей дозой дневного зноя, сытного обеда, навевало сладкую дрему на некоторых скучающих зевак, которых, как всегда, на рынке было немало. Они ждали встряски.

И случай не заставил себя долго ждать. Гонимый нестерпимым голодом, мальчик нерешительно подошел к грузной, конопатой тетке, что бойко торговала румяными, одурительно пахнущими пирожками. Он с таким наслаждением смотрел на это аппетитное чудо, судорожно сглатывая слюну. Есть хотелось невыносимо. Умоляюще взглянул на торговку. Она о чем-то громко тараторила со своей тощей соседкой, торговавшей зеленью и семечками, и, казалось, совсем не замечала постороннего лица. Рука его невольно потянулась к корзине. Все тело напряглось от предстоящего удовольствия.

Однако, мальчишка не успел коснуться предмета вожделения, как вдруг, с таким диким визгом был схвачен за локоть цепкой ладонью взбесившейся хозяйки. Он, испугавшись крика, вырвался и отскочил в сторону. Немедленно вокруг них образовалась толпа. Торговка орала что есть мочи, показывая на ребенка

– Люди добрые! Держите вора! Вон он! Вора держите! Все, все, что целую ночь пекла, не смыкая глаз, все стащил, этот ублюдок недоделанный! Все украл, все до копейки, ворюга, забрал, оставил меня и троих малолетних деточек помирать с голоду! – голосила тетка, жалобно подняв руки и глаза в небо.

– Ах ты, шваль несусветная! ирод окаянный! Ах ты, грязь нечесаная, немытая, куда ручищи свои паскудные тянешь-то? Вывернуть бы тебе эти грабли да с корнями, чтоб другим неповадно было! – Визжала во весь свой могучий рот толстуха, размахивая своими огромными кулачищами во все стороны.

– Как же мне теперь дальше жить? Несчастная я, горемычная, – подвывала она, хватаясь за голову,– я и мои уже нищие четверо деток.

– Ой-ё-ё-ё-й! Все стащил, даже корзину! А я столько у печки промыкалась! Всю ноченьку глаз не сомкнула, вот этими рученьками тесто месила, ягодку от ягодки разбирала, грибочки перебирала. А он, рвань воню-ю-чая все похитил у бедной вдовы и даже малого кусочка, даже краюшечки малой не оставил! Ой, горе мне, горе!!! Как дальше жить? Копеечки не оставил сироткам моим бедным! А их у меня крохотулечек, – стала считать на пальцах, – пятеро, шестеро, – сбилась со счета, протянула ладони, – полно махоньких, голодных ребятишек. Как им теперь жить? Чем кормить, одевать, обувать, скажите, люди добрые? И жить им бедным нынче негде, на улице придется мыкаться. Он же все украл, этот волоцюга!

Толпа стала роптать в такт причитаниям обиженной, все больше сужая круг. Зевакам, скучающим на рыночной площади, уже была брошена кость развлечения. Мальчик никак не мог понять, почему у этой горластой тетки, у которой он так не успел ничего взять, пропала корзина. О каких копеечках надрывается с горя и где могли деться столько пирожков. Как затравленный зверек, попавший в ловушку, метался из стороны в сторону, прижимая к груди свой драгоценный сверток, все, что у него было сейчас. Круг стал сужаться, грозя перейти в побоище. Он съежился, испуганно втянув голову в плечи. Кто-то первый попытался угодить кулаком в плечи, кто-то с удовольствием разминал тонкие ивовые прутья, готовясь применить их в деле.

– Бей его, бей, проучи нахалюгу, – визжала неугомонная баба.

– Дорогу ее княжескому высочеству! – Послышался звонкий голос. – Посторонись! Разойдись! Дорогу освободить! – весело покрикивал паренек, размахивая над головой длинным кнутом.

Толпа нехотя расступилась, оставляя затравленного испуганного ребенка одного посреди дороги. Он не успел отскочить в сторону, и быстрые кони резко остановились прямо над ним, дыша в лицо разгоряченными мордами. Юный кучер подбежал к нему.

– Тебе что, жить надоело?

– Не-а, – замотал тот отчаянно головой.

– Так чего, как пень, стоишь на дороге? Хочешь, чтоб задавили, – кивнул в сторону кареты.

Тут же подскочила возмущенная торговка.

– Послушайте меня, молодой человек, это вор! Он тут на глазах у всего честного народа ограбил меня и всех моих ребятишек. Его надо срочно судить по всей строгости закона и наказать, чтобы другим неповадно было. Мы, которые все тут, решили, вор должен работать.

– Толпа одобрительно зароптала, выражая явное сочувствие обиженной. Эльджин снова съежился, чувствуя возобновление травли. Из кареты выглянула очень красивая женщина. Она была так похожа на его пропавшую мать, что он даже глаза зажмурил.

– Что ужасного совершил этот несчастный ребенок?

– Ваше Добрейшее Высочество, он, вашими словами сказать, ребе-е-нок, а если моими, о, и это правда, конченный жулик и бандюган, самым изощренным способом поиздевался над честной и деликатной дамой и ее благородным мужем! Вот она, вся перед Вами, стою, как на духу. а муж мой бедный не вынес такого открытого издевательства и умер! Этот, к месту сказать, паразит нанес непоправимый урон благородному многочисленному семейству. Он бессовестно вынес из нашего дома все, что там было, все до последнего грошика, – стонала потерпевшая, – до последнего бревнышка, до последней тряпочки, – спохватилась толстуха, размазывая мнимые слезы по щекам.

Княгиня с недоумением рассматривала толпу, явно не веря словам истеричной торговки.

– Сколько было украдено, сосчитать-то сможешь?

– Ваше Высочество, – молодка горестно вскинула руки, – обидели бедную, горемычную вдову и двадцать ее малолетних детей. Украли все, что она смогла накопить за годы одинокой, страдальческой и трудной жизни…

– Когда успела столько детей завести, если одинокая княгиня недовольно морщилась на явную ложь.

– Да врет она все, – вмешался звонкоголосый паренек. – Ваше высочество, знаю я эту скверную бабу. Детей у нее отродясь не было. Муж, правда, есть, лодырь и пьяница. И сама она воровка и обманщица. Так и норовит задарма жизнь прожить.

– Антон, дай ей немного денег, пусть уймется, а мальчика забери, вон как дрожит, бедняга, – княгиня хмуро оглянулась на застывшую в изумлении публику и задернула шторку.

–Я думаю, это с лихвой покроет нанесенные вашей брехливой натуре убытки. – Паренек хитро подмигнул толпе, позвенел кошельком и бросил его растерянной женщине.

Торговка ловко поймала добычу и тут же спрятала ее за пазухой. Фыркнула довольно, поправила свой мощный торс, торопливо спрятала под платок взлохмаченные волосы, подхватила неизвестно откуда появившуюся корзину, и гордо направилась в соседний трактир подкрепиться.

Антон схватил мальчика за руку, потащил его за собой и посадил в карету. Княгиня с интересом смотрела на испуганного ребенка

– Тебя как зовут?

– Эльджин!

– Какое имя звучное, а родители твои где?

– У меня нет никого. Я сам… из лесу, – нерешительно добавил.

– Ну не Маугли же ты, отец и мать должны быть.

– Не, – замотал решительно головой, услышав незнакомое имя. – Я сам по себе.

– Антон, не зевай по сторонам, поехали, пора домой. – Кивнула слегка головой застывшей в почтительном поклоне толпе, облокотилась на ручку мягкого сидения и устало прикрыла глаза.

В карете, напротив, сидел юноша, одетый в пышные княжеские одежды. Он по-дружески подмигнул мальчику и протянул для приветствия ладонь.

– Здравствуй, я Тимор. Вижу, тебе хорошо досталось. Не горюй, мы знаем, что ты не виновен. На рынке достаточно мошенников, чтобы затянуть в свои лживые сети любого, а ты еще так молод и неопытен.

Эльджин удивленно вскинул глаза.

– Да! Да! Мы с Антоном здесь бываем часто и многое замечаем. Крикливую эту тетку видели и не раз. Она каждый раз торгует чем-то другим. Сегодня что у нее было? Ладно, это уже неважно, скажи лучше, как зовут тебя?

– Эльджин. – прошептал чуть слышно.

– Необычно как-то, не по-нашему, давай мы будем звать тебя Эльдар. Имя привычнее для нас с Антоном и тебе удобнее будет.

С того времени началась их настоящая, крепкая дружба, которая длится и по сей день. Он стал приемным сыном княгини. Все трое росли, как родные братья. Вместе грызли гранит наук, вместе учились нелегким приемам фехтования и борьбы, вместе проводили время в веселых потешных играх. Возмужавшие, вместе обсуждали прелести местных, юных красавиц.

Время мчится незаметно. Добрая, заботливая княгиня-мать вскоре тяжело заболела и умерла, оставив княжество сыну, так и не дождавшись его женитьбы. Тимор, получив власть, стал рассудительным и благоразумным. Теперь ему приходилось принимать важных гостей, решать серьезные вопросы. Все больше времени стал проводить в кабинете или в библиотеке. Антон из бойкого шустрого подростка превратился в веселого, сильного, завидного жениха.

А Эльдар все чаще стал ощущать в себе странные перемены. Вначале это было незаметно, но потом, по ночам, беспокойным и душным, начали мучить кошмарные сны, в которых находился среди незнакомых ему, каких-то безобразных чудовищ. Каждый из них был страшнее другого. Их громкий гомерический хохот, их визгливые противные голоса. Они смеялись над Эльдаром, показывая на зеркало, в котором отражалась рожа, еще уродливее, чем у них. В холодном липком поту старался проснуться, разогнать чары ужасного видения, но поначалу это никак не удавалось.

И, однажды, он смог разорвать оковы ночного кошмара. И что же увидел? Лучше бы не просыпался вовсе. На пальцах длинные загнутые когти, дряблая морщинистая кожа, вся покрытая шерстью, похожей на старый мох. Попробовал разогнуться, и не смог. На спине вырос большой уродливый горб. Подбежал к зеркалу. И, о, ужас! На него смотрел лысый горбатый урод, отражение которого он видел во всех зеркалах, что ему снились ранее.