Линия разлома

Часть 1. Падшие ангелы

1

Рабочий день подходил к концу.

Майор Голубчиков дописал последнюю фразу в деле о покушении на убийство, сложил все бумаги в папку и аккуратно завязал ленточки бантиком. Затем встал, потянулся, удовлетворенно крякнул и подозвал стажера.

– Ритуля, – попросил он ее, – не в службу, а в дружбу, отнеси в архив, – и как бы оправдываясь, заглядывая в глаза девушки, сказал: – Я побежал. Если к ужину не куплю хлеба, меня Наташка выгонит из дома.

Рита рассмеялась. Как можно отказать такому человеку, от которого всегда веет теплом и добротой?

Жукова вспомнила, какое впечатление он произвел на нее, когда она по направлению деканата юридического факультета прибыла для стажировки в отдел.

– Здравствуйте, – приоткрыв дверь, поздоровалась Рита, впервые заглянув в святая святых «убойщиков» райотдела полиции в г. Мохов.

Человек, сидевший за столом, никак не был похож на бравого сыщика. Скорее, наоборот, он больше напоминал клоуна без грима, без яркого костюма, при взгляде на которого хотелось улыбаться.

Вот и Рита невольно улыбнулась и зашла в кабинет.

– Меня зовут Жукова Маргарита. Я прибыла по направлению в ваш отдел, – она положила на стол свои документы.

Человечек маленького роста, лысый, с пухлыми губами и носом картошкой, отвлекся от писанины, встал и протянул ей руку:

– Майор Голубчиков. Сергей Сергеевич. Добро пожаловать, стажер, в наш коллектив.

Так две недели назад началась ее служба в полиции спокойного провинциального уральского города.

Рита взяла из рук майора папку и только направилась к двери, как ее чуть не сбил с ног дежурный по райотделу. Он ворвался в кабинет с таким видом, будто только что наяву увидел пришельца, и крикнул:

– Сергеич! У нас убийство!

Голубчиков как раз надевал пальто и старательно пытался попасть одной рукой в рукав. Увидев возбужденного Петрова, плюнул, стянул непослушное пальто и повесил обратно на вешалку.

– Ну что ты орешь, Виталик, как будто тебя разрезали пополам? Доложи спокойно.

– Так тут такое дело, товарищ майор, человека зарубили.

Успокоившись, совсем еще молодой, недавно начавший службу в полиции дежурный поведал, что минут пять назад позвонила женщина и сообщила, что убит мужчина ударом чем-то тяжелым, похожим на топор, по голове.

– Вот адрес, – Петров протянул клочок бумаги.

– Рита, отставить, – майор по телефону набирал экспертный отдел. – Что за черт? Где его носит? – затем распорядился: – Успеется в архив. Беги в лабораторию, найди Капустина. А я сообщу Хайруллину.

Еще через несколько минут оперативники выехали на место преступления.

Картина открылась жуткая, от которой даже видавший всякое криминалист Жора Капустин содрогнулся. В бедно обставленной комнате на стареньком диване лежал, свернувшись калачиком, мужчина.

Лицо было невозможно рассмотреть, так как череп был раскроен и, судя по всему, ударов было нанесено несколько. Человек лежал в луже крови. Кровь была на полу, стенах и потолке.

На кухне сидела старенькая женщина и безжизненными глазами смотрела на лейтенанта Хайруллина.

– Скажите, Елизавета Васильевна, что здесь произошло? Я понимаю ваше горе, но без ваших показаний нам будет сложно начать расследование, – пытался разговорить ее Ринат.

Старушка обхватила голову руками и зарыдала в голос, причитая:

– Сыночек мой, сыночек!

– Как звали вашего сына? – лейтенант все еще надеялся хоть что-то вытянуть из женщины.

– Бесполезно. Оставь ее, – сказал майор, – пусть ею займется врач. Опроси соседей. Может, кто-нибудь что-нибудь видел или слышал. Хотя… на этой улице, похоже, мало, кто живет, – и уже обращаясь к Жоре, крикнул: – Заканчивай тут все, завтра доложишь.

Сергей Сергеевич Голубчиков вышел на улицу. Темно, ни одного фонаря, холодно, сыро. Только сейчас он понял, как устал за целый день, а, может, за долгие годы службы?

Службу свою майор любил всегда. Даже тогда, когда чуть не вылетел с нее за якобы превышение должностных полномочий. Этого наглого мажора Алика, сынка хозяина местной пивоварни, он не забудет никогда.

Голубчиков достал сигарету, повертел в руке, понюхал и отбросил прочь. Вот так и бросает курить. Но всегда в кармане носит пачку сигарет. Вроде, так спокойней.

Что привело его в профессию? Мама – учитель словесности, папа – бухгалтер. Семья жила тихо и по-своему счастливо. В школе Сережа увлекался физикой, математикой, ходил в авиамодельный кружок. Мечтал стать великим ученым, поступить на физфак, а оказался студентом юрфака. После службы в армии попросил направить его на оперативную работу в местное отделение тогда еще милиции.

Может быть, на выбор повлияла его внутренняя доброта, желание защищать слабых? Неудивительно. В те старые незабвенные времена большинство мечтало быть полезным своей Родине. Видимо, так и стал оперативником Сергей Сергеевич. И надо же! Не разочаровался.

А ведь не все идеалисты-мечтатели смогли так же, как он, служить долгие годы на своем посту. Он до сих пор помнит лучшего друга отца – дядю Леву, их долгие разговоры на кухне, где можно было вешать топор от огромного количества выкуренных папирос. Особенно врезалась в память одна история о том, как молодого Льва пригласили после армии служить в КГБ в Челябинске. Молодой человек принялся с энтузиазмом разоблачать врагов Советской власти. Даже вышел на подпольный бордель, в котором по его оперативной информации могли осуществляться встречи с представителями иностранной разведки. Лев ждал поощрения, похвалы и, конечно, мечтал принять участие в штурме заведения. Однако пылкого службиста вызвало начальство, велело принести все материалы по делу и забыть о нем навсегда. Оказалось, что этот бордель обслуживал работников областного комитета Коммунистической партии. Льва, правда, все же поощрили именными часами и предложили заняться другим делом. Однако молодой человек был максималистом и свято верил в идеалы Родины, поэтому уволился из органов и вернулся к работе по диплому инженера-энергетика.

Может быть, еще и потому, в память о тех, кто исполнял свой долг на совесть, погибал на посту от рук нечисти, Сергей решил доказать себе, что может делать общество чище и справедливей?

Однако жизнь распорядилась по-своему: идеалы вскоре ушли, а преступность осталась. И с ней кто-то должен был бороться. Так Сергей Сергеевич постепенно врос в профессию и прикипел к ней всей душой, да настолько, что не бросил рапорт на стол руководству, когда освободили Алика, которого он взял, что называется, на горячем. Парень нагло, не стесняясь, торговал наркотиками в местном баре. В тот вечер от передозировки скончалась 14-летняя девочка.

Голубчиков самолично скрутил этого ублюдка, составил протокол при понятых об изъятии наркотиков и доставил в отделение.

На следующий день его вызвали к руководству, предъявили превышение служебных полномочий, подтасовку улик. В итоге Алик с ехидной ухмылкой прошел мимо, а Сергеичу вкатали выговор о неполном служебном соответствии. Пришлось проглотить.

Конечно, если бы не Натка, наверно, начал бы пить или уволился. Но жена поддержала, помогла, по сути спасла. Вот так всегда: когда плохо, безвыходно, а дома – тепло, уютно, сытно, жена, дети. И хочется жить и дерзать дальше.

– Сергеич! – оклик Рината, младшего оперативника, вернул Голубчикова к действительности. – Какая-то улица нежилая. Через два дома отсюда живет семья. Но они ничего не слышали. Только вернулись с работы.

– Пожалуй, со свидетелями, на самом деле, туго, – резюмировал майор, – придется самим поднапрячься. Ладно. Езжай домой. Сегодня с матерью убитого поработают врачи скорой. Пусть придет в себя. Такое горе. Видимо, личность убитого придется нам самим устанавливать.

– Мы же знаем фамилию матери. Завтра посмотрим по базе.

– А если фамилии разные? Все. По домам.

2

Утром следующего дня, по пути на работу, майор заглянул в морг.

Леша Ванин, патологоанатом, уже закончил вскрытие тела вчерашнего убитого и что-то записывал в журнал. Увидев Голубчикова, улыбнулся:

– Ох и нетерпеливый вы, Сергей Сергеевич! Я как раз пишу заключение.

– Ладно, – пробурчал майор, – есть еще что-то?

– Все очевидно, господин начальник, – не унимался Леша, – смерть наступила от ударов, нанесенных топором в область черепа. Есть еще одна рана на бедре. Судя по всему, тоже от удара топором, полученная примерно в то же время, что и по голове. Но не глубокая и не смертельная. Так что, ищите орудие преступления. Это единственная причина.

– Как думаешь, – спросил Голубчиков, – кто мог нанести такие удары?

– Имеете в виду мужчина или женщина? – уточнил Ванин.

– Да, – майор подошел к телу, накрытому простыней, отодвинул край и поежился от увиденного.

– Да кто угодно, – ответил Леня. – Даже подросток, если, например, убитый спал.

– Понятно, – еле слышно отреагировал Сергей Сергеевич, пожал руку доктору и вышел вон.

Пока ехал в отдел, думал об убитом:

«Кто же тебя так, парень? Чем же ты заслужил такую смерть?»

Если бы Юрий, а именно так звали мужчину, мог говорить, он бы, наверное, рассказал майору о своей проклятой судьбе, в которой тоненькие белые полосы лишь изредка чередовались с непроходящими огромными черными.

Например, начал бы с того, как однажды в яркий солнечный весенний день вышел за ворота колонии, в которой отбывал наказание за убийство.

Пятнадцать лет от звонка до звонка. В свои 40 лет он и не помнил жизни на свободе. Это была третья ходка, самая длинная, самая страшная, самая унизительная.

Закинув рюкзак на плечо, Юра побрел к железнодорожной станции. Предстоял длинный путь домой, в Мохов.

За окном плацкартного вагона мелькали пейзажи великой России, а мысли уносили его в родной Донбасс, где он родился, и который навсегда остался для него самым светлым воспоминанием.

Своего отца Юра никогда не видел и не слышал о нем. Рос вместе с матерью, которая пыталась оградить его от всех невзгод. Елизавета Васильевна была женщиной тихой, простой, работала нянечкой в детском саду. Красотой не блистала. Сына родила, что называется, для себя. Советская власть выделила ей однокомнатную квартиру в центре города.

Чем могла женщина баловать сына на зарплату в 60 советских рублей? Наверное, только своей неземной любовью. Сыночка одевала просто, но чистенько. Игрушки иногда таскала ему из детского сада. Оттуда же приносила еду. Так и жили, пока Юрочка не начал взрослеть. В школе среди одноклассников авторитетом он не пользовался. Учился плохо, без интереса, одевался бедно, интеллектом не был обременен, поговорить с ним было не о чем. Поэтому держался в классе особняком. Никого не трогал, его не замечали. Но это вовсе не означало, что внутри горячей души Юрочки не кипели страсти. Ему очень нравилась девочка из соседней квартиры. Он сильно хотел с ней подружиться. Она не отвергала его и всегда с удовольствием с ним болтала. Но однажды, когда он осмелился пригласить девушку на свидание, она не пришла. Он долго ждал ее, продрог, к горлу подкатывал комок. Весь мир казался злым и чужим. Юра не понимал, почему его отвергают. Он не понимал, почему он хуже других ребят. Ему и в голову не могло прийти, что для симпатии мало только лишь смазливой рожицы, коей он, кстати, обладал. Нужно еще что-то. Развитие? А для этого желательно читать, посещать театры, музеи.

Самое интересное, что в советские времена изысканная одежда и изысканные манеры отходили на второй план, уступая место эрудиции, интеллекту. Босоногий, небрежно одетый пацан, исполняющий свои песни под гитару, моментально становился кумиром всей дворовой братии.

Юра был далек от этого. Книг не читал, телевизора не было. Мог часами сидеть на диване, уставившись в одну точку. Мечтал о чем-то, наверное.

Так вот, пока он ждал свою соседку и понимал, что она не придет, внутри начала зарождаться злость. А тут еще, как назло, увидел мать, которая пряталась в кустах и следила за ним. Моментально гнев, возмущение, обида вылились бурным потоком на нее. Чего она только ни услышала! И зачем его родила, и жизнь ему поломала, и что у других ребят матери, как матери, и только она – хуже всех! Елизавета Васильевна застыла в полном оцепенении. Она, конечно, не первый раз следит за сыном, но делает это из благих побуждений, ради него. Но чтоб так, чтоб такая реакция от любимого сыночка? Не выдержала, разрыдалась, побежала домой. Думала, сынок догонит. Увы. Юра обозлился и на нее, и на соседку, и на весь мир. С этого момента прежнего Юры не стало. Озлобленный, взъерошенный подросток искренне не понимал, почему с ним все так плохо. Лишь одно осознание засело в его мозг – дальше он так жить не будет.

Домой в тот вечер Юрка не пошел. Брел по улице к скверу, где собиралась особая молодежь тех лет. Тусовка. Джинсы, майки, на головах ирокезы. Одним словом, панки и неформалы. Вот тут-то его встретили очень весело, дружелюбно, налили «Агдама», популярного портвейна, предложили закурить. К своим 14 годам Юрочка уже имел довольно приличный стаж курильщика – целых пять лет. Вот и сейчас он с удовольствием затянулся и почувствовал, как улетает. Мерзкий ненавистный мир вдруг оказался где-то далеко внизу, вокруг раздавались сладкие мелодии, тело освободилось от тяжести, мысли – от неприятностей. Как здорово! Девчонки вокруг ласково смотрели на Юру, принимали его ласки, не отталкивали. Вот она настоящая жизнь! Его жизнь.

Когда кайф прошел, он пошел домой. Уже совсем другой человек позвонил в дверь и грубо оттолкнул мать, которая набросилась на него, как фурия, с руганью и расспросами, где был. Впервые Юрочка позволил назвать мать непозволительным словом и пошатываясь рухнул на диван.

Спал он долго. О школе не думал. Елизавета Васильевна после вчерашнего боялась подойти, чтобы разбудить. Так и ушла на работу, оставив завтрак на столе и записку, в которой просила не прогуливать школу.

Юра проснулся в новой для себя жизни. Сел на диван и начал думать. Соседка – тварь. Он ей еще отомстит за то, что отвергла его. Мать – ничтожество. Она должна ему, как земля колхозу! Одноклассники – полное фуфло, нелюди. А вот ребята с тусовки – это люди. Отныне он принимает их образ жизни и их веру.

Встал с дивана, побрел на кухню. С отвращением смахнул блинчики на пол, попил воды, оделся и ушел в новую жизнь. Навсегда. Насовсем.

3

В скверике у театра оперы и балета уже кучковались первые бездельники. Было видно, что им скучно и пока нечем заняться. Юру, однако, встретили громким улюлюканьем, очень дружелюбно. Парни хлопали его по плечу, девочки целовали в щеки. Складывалось впечатление, что свой пришел к своим. Юрка был на седьмом небе от счастья! Наконец, его понимают, принимают. Он равный среди равных! Эйфория длилась недолго. Ровно до того момента, пока не пришел Хмель, видимо, старший среди них.

– Ну что, молодняк, оттянемся? – и начал раздавать дурь.

Когда очередь дошла до Юрочки, Хмель хитро улыбнулся и спросил его:

– Может, чего покрепче? Ты не стесняйся, здесь все свои.

Юра, конечно, желая укрепить свой авторитет, попросил покрепче. На что добрый Хмель выдал ему пакетик и проинструктировал, что с ним делать. В этот раз Юра не просто улетел, а умер. На время. Но так кайфово. И опять все вокруг такие милые, такие свои.

Домой идти не хотелось. Пошел с пацанами «на хату». Где-то у кого-то предки уехали, можно кайфовать неделю.

Так и завис. На неделю. В эйфории, без времени, без реальности.

Когда очнулся, Хмель выставил счет за дурь.

Юрка обалдел. И от суммы, и от неожиданности. Реальный мир вернулся и опять долбанул по голове.

– А ты что думал, я тебя буду просто так гулять? Хочешь кайфа, плати, – и выставил очумевшего Юрика за дверь. – Срок – неделя. Не вздумай петлять. Найду – убью.

Опустошенный, еще не до конца понимающий, что произошло, добрел до дома.

Вид плачущей матери взбесил. Впервые в жизни ударил ее по лицу, да с такой силой, что женщина отлетела и ударилась головой о стену, потеряла сознание. Юрочка испугался, начал трясти мать. Слава Богу, очнулась. А когда окончательно пришла в себя, потребовал у нее деньги. Много денег.

Поначалу он думал, что отдаст долг и завяжет.

Но жизнь распорядилась иначе. Уже через два дня начались сильные ломки, и стало ясно, что никуда ему от этого не деться. А силой воли, чтобы завязать, Юрочка не обладал.

Так пошло-поехало. Теперь за дозу надо было платить. Дорого, очень дорого, еще дороже. Начал постепенно продавать ценные вещи из дома. Требовал деньги от матери. Она искала. Иначе он ее бил. Однажды добрый человек предложил сэкономить и купить целый мешочек сухих маковых головок. Научил, как из них варить зелье и пускать по вене. Понадобилась мясорубка. Свою он уже давно продал. Попросил у соседки, той самой, которая не пришла на свидание. Иришка рассмеялась и спросила его:

– Что, котлетки будешь делать?

– Буду, – буркнул Юра и скрылся за дверью.

Но через полчаса он уже тарабанил в дверь и просил о помощи. Ира открыла и ужаснулась. Перед ней стоял сосед, весь в крови, держал в руках ее электромясорубку, внутри которой лежала отрезанная фаланга его указательного пальца.

Но девушка не испугалась. Ей уже приходилось оказывать первую медицинскую помощь. Она затащила его к себе, обработала и перевязала рану.

– Юра! Что случилось?

А случилось все очень просто: Юрочка решил перекрутить маковые головки на мясорубке, при этом проталкивал их пальцем.

Ира поморщилась от услышанного. Наркоман. Ее сосед – наркоман. Звучало, как приговор.

Собственно, вскоре ему и вынесли-таки приговор в народном суде. Обвинение предъявили за хранение и употребление наркотиков. Дали 2 года общего режима.

Мать до последнего билась за сына. Когда пришли к ним с обыском, она героически высыпала мак в форточку на кухне. Не помогло. Иришку позвали понятой. Она не была в квартире у соседей, наверное, года три. Когда зашла к ним, обомлела. Некогда уютная, небогатая, но аккуратно обставленная комната, теперь выглядела, как изолятор временного содержания: старый диван, стол, стул. Все. Ни шторок на окнах, ни милых салфеточек на диване и креслах, ни радиолы, ни ковровой дорожки. Пустота. Голый пол, голые стены. И сильно постаревшая Елизавета Васильевна.

Из колонии Юрочка вернулся разбитый, с кучей болячек. Но не один. Привез с собой существо женского пола. Бледная, худая, неразговорчивая. Они нашли друг друга по переписке. А потом выяснилось, что она тоже наркоманка. Так что недолго радовалась Елизавета Васильевна возвращению Юрочки. Было жалко ее. За два года отсутствия сына женщина похорошела, посвежела, купила в рассрочку холодильник. А тут опять завертелось, покатилось: драки, скандалы. К наркотикам добавился алкоголь. Совсем не стало жизни.

Чаша терпения переполнилась, когда однажды, вернувшись с работы, она не нашла холодильник. Зато в квартире стоял запах перегара, на полу валялись шприцы и участники оргии – Юрочка и Леся, гражданская супруга. Причем в голом виде. Женщину охватил ужас, и она вызвала милицию.

Приехавший наряд погрузил тела в милицейскую машину. Опять в присутствии понятых изъяли наркоту. Взяли с хозяйки заявление о краже холодильника. И опять пошел Юрка по этапам. Но на этот раз дали 5 лет.

Время пролетело незаметно. Конечно, Елизавета Васильевна любила своего непутевого сына и ждала его. Дождалась. Юрочка вернулся еще более злой и агрессивный.

Сразу с порога объявил матери, чтобы в комнате не появлялась.

– Спи, где хочешь, сволочь старая, – заявил он ей и на следующий день врезал в дверь комнаты замок. Установил там электроплитку и начал автономное существование.

Иногда, правда, нарушал затворничество и требовал от матери денег. Если не давала, бил.

Однажды, спустя две недели после освобождения, он встретил на лестничной клетке соседку Иришу. Какая же она красивая стала! И как от нее приятно пахнет. Он прямо разомлел и предложил ей погулять с ним вечером. Иринка, хохотушка, приняла это предложение, как шутку. Рассмеялась, да так заливисто, что Юрочку мгновенно обуяла злость, обида на нее, на мать, на всю свою поганую жизнь, что он, не думая, сгоряча со всей силы оттолкнул ее. Ирочка упала. Неудачно. Скатилась с лестницы и замерла.

Наступила тишина. Гробовая тишина. Ирочка лежала, не шевелясь, в двери стояла плачущая мать.

– Вызывай ментов, – махнул рукой и сел на ступеньку.

Вот так Юрий Вадимович Коротков загремел на пятнадцать лет.

Пока сидел, мать продала квартиру в Донецке и уехала на родину в г. Мохов. Там, в небольшом домике на окраине она ждала своего непутевого сына из заключения.

Обо всем об этом мог бы рассказать Юра майору, если бы его не убили. При жизни было некому излить душу. Кроме одного человека – Димы Голикова, мать которого дружила с Елизаветой Васильевной. Иногда, очень редко, они проводили время вместе, несмотря на большую разницу в возрасте. Юра доверял Диме и во всем слушал. Возможно, его жизнь сложилась бы иначе, если бы не прекратились отношения между ними. В девяностые их матери стали реже видеться, а потом и вовсе потерялись.

4

Тем временем Сергей Сергеевич бодрой походкой вошел в кабинет.

– Всем привет! Чего уставились? Несколько часов не виделись, а такое чувство, что вы по мне соскучились. Рассказывайте, что нарыли.

Голубчиков снял пальто, аккуратно повесил за дверью. Затем повернулся и только тут заметил, что кроме Рината в комнате никого нет. Пошлепал губами, немного сконфузившись, и обратился к нему:

– Что с матерью убитого? Как она? В состоянии дать показания?

– Да. Рита поехала к ней. Врачи говорят, что она в порядке.

– А что у криминалистов? Где Георгий? – похоже, майор начал нервничать.

– Сейчас схожу за ним, – Ринат быстро направился к выходу. – Сергеич, кофе будете?

Он еще спрашивает! Конечно! К кофе в семье Голубчиковых особое отношение. Они, собственно, познакомились с Наткой в кофейне в тот самый перестроечный период, когда «гласность» и «ускорение» подстегивали ушлых и смышленых за свои деньги переоборудовать общественные туалеты под предприятия общественного питания. И не только их, конечно. Частный капитал постепенно начал заходить в государственные столовые и кафе. Появились первые кофемашины, атмосфера кофеен наполнилась уютом, располагающим к общению. Изменился интерьер, ушла казенщина. В меню появились милые десерты из маленьких пекарен. Пить кофе в таких заведениях стало особым ритуалом. За столиками с чашечками ароматного кофе собирались компании любителей поговорить о жизни, о переменах к лучшему. Прошли годы, а культ кофепития остался.

После короткого стука в дверь в кабинет ввалился Жора, огромный очкарик. И как он умудряется филигранно собирать улики на месте преступления?

– Сергеич, все образцы крови, взятые в комнате на месте преступления, одной группы и принадлежат убитому. Орудие убийства пока не найдено.

– А что по отпечаткам? – спросил майор.

Жора поправил очки, положил папку на стол, достал какой-то листок и отчеканил:

– Снятые отпечатки принадлежат троим: матери, сыну и кому-то третьему. По базам не проходят. Возможно, принадлежат убийце.

– Ладно, – задумчиво ответил Голубчиков, отхлебнул кофе из бумажного стаканчика, смешно причмокнул, затем проводил Жору к двери:

– Иди. Только недалеко. Я дождусь Маргариту, съездим еще раз на место преступления.

Ринат и Рита практически одновременно вбежали в кабинет, смеясь, толкаясь, подшучивая друг над другом. Ринат отчаянно симпатизировал стажеру Жуковой, а та, в свою очередь, с удовольствием пользовалась его симпатией к ней. Вот и сейчас она забрала его кофе и, устроившись на диванчике, начала смаковать напиток.

– Ритуля, не томи. Что по матери?

– Так, мать – Короткова Елизавета Васильевна, 70 лет, пенсионерка. Говорит, что после пяти вечера в дом ворвались двое. Сначала о чем-то громко говорили, потом начали бить ее сына, а потом, судя по крикам, совершили нападение. Но самого преступления она не видела, только слышала, так как находилась в другой комнате. На вопрос, как убийцы проникли в дом, ответила, что сама им открыла, потому что те представились сослуживцами Юры и якобы пришли по работе. Когда услышала шум, испугалась и поэтому сидела тихо. Странно, конечно, – Рита остановилась на секунду и затем продолжила докладывать: – Я привезла документы погибшего. Это Коротков Юрий Вадимович, 40 лет, слесарь автобазы на Рудокопровой.

Маргарита говорила бойко, обстоятельно. Красивая, глаз не отвести: высокая, стройная. всегда одета со вкусом. Очень исполнительная и подающая надежды. Не заметить ее было невозможно. Сотрудники райотдела, как могли, старались обращать ее внимание на себя: кто занесет в отдел конфеты для нее, кто цветы, кто просто заглянет лишний раз полюбоваться ею. Но больше всех вокруг нее крутился Ринат. Похоже, сильно задела его сердце.