
Полная версия
Один час на обед

Каждый год наступает такой момент, когда лето только началось, но уже стало нам обязано. В этом городе лето редко платит по своим долгам, но тот день оказался исключением. Не было ни душно, ни зябко, лужи вчерашнего дождя успели высохнуть, а свежая сырость заставит подождать до завтра.
Вот именно в такой день, откровенно неплохой, герою этого рассказа посчастливилось отправиться на обед не куда-нибудь, а домой, и не к кому-нибудь, а к себе. Для него это достаточно заурядный способ провести свой один час на обед. Из всех обеденных перерывов, что он проводил, и из тех, что пропускал, обедал он один или в компании, сложно было бы выделить какой-то особенный, каждый из них напоминает друг друга, отличия разве что можно найти в гастрономических и территориальных особенностях. В общем и целом, ничего, казалось бы, примечательного. Ну разве можно его за это судить? Кто из людей может похвастаться занимательными событиями во время обеда? Нет, конечно, происходит всякое, и с нашим героем случалось, но для увлекательных приключений каждый из нас выбрал бы время обеда в будний день чуть ли не в последнюю очередь. Оставим первое место с конца приключениям во время туалета.
Итак, к счастью отметим, что и сегодня обеденный перерыв владельца небольшого бизнеса не наполнен головокружительными событиями, незабываемыми знакомствами, невозможными подвигами. Проведенное время будет напоминать моменты предыдущих, а вероятно, и будущих часов, находящихся между зарей рабочего дня, когда непроизвольно следишь за стремлением стрелок часов вверх, до перехода в состояние ожидания их неминуемого краха. День за днем. Большая часть жизни проходит за течением таких вот моментов, самых обыкновенных, которые нам безумно необходимы и которые мы небрежно пропускаем через себя, оставляя в каком-то ненужном прошлом. А что, если вся оставшаяся жизнь наполнена исключительно бытовыми моментами, вдруг все интересное, что уготовано нам судьбой, уже произошло? А нам остались только повторы пережитых дней и воспоминания, находящие отражение на легких и непринужденных улыбках невозмутимых лиц. И конечно, отчаянье найти ответы на вопросы, которые уже давно стараешься себе не задавать. Но если верить, что в жизни на все можно найти ответ, тогда, возможно, следует присмотреться к тому, что так нам обыкновенно.
А тем временем ожидаемо приближался обед, приближался и наш герой к своему дому. Жил он в своем доме уже без малого тринадцать лет, а раньше жил в другом своем доме, а еще раньше и вовсе не в своем. Девятиэтажный жилой комплекс стоял на одном и том же месте задолго до приезда на свой первый обед его нынешнего жителя квартиры семьдесят семь. Находясь между широким проспектом с одной стороны и насыщенным зеленью двором с другой, он возвышался над бесконечным кружением вокруг него машин уже больше сорока лет. Но совершенно не казался старым, являясь искусственным разделителем скорости жизни по разные стороны своих кирпичных стен.
Так что же с обедом. Не теряя времени на наслаждение прекрасной погодой, привычно с легкостью для этого времени припарковавшись прямиком у подъезда, мужчина, только хлопнув дверью автомобиля, уже входил в подъезд. Будучи все же немолодым, но еще окончательно не принявший этого, герой живо промчался мимо лифта и двинулся к лестнице. Впереди его ожидали семь этажей усилий ради легкой гордости. Он и вправду был в неплохой форме, конечно, не так строен, как раньше, но толстым его можно было назвать лишь в шутку, будучи его старым хорошим другом. Друзей, в особенности хороших, у него почти не осталось, а старых и подавно. Но он будто всегда знал, что так и будет, а потому без труда принял эту потерю. Мужчины средних лет из поджарых котов перерастают во львов, а, как известно, в прайде не место другим львам. И наш лев обрел свой прайд, единственную жену и единственную дочь. Как минимум половину своего дорогого прайда он ожидал увидеть через пару минут.
Форточки на подъездных площадках между этажами были открыты, и свежесть улицы проникала в серое оформление стен, а отблеск солнца от перил почти с успехом превращал безвкусный дизайн в ожившее искусство. Вдруг безызвестные создатели этих повторяющихся проектов так и задумывали, просто природа подвела. Маловероятно, но эта мысль придавала уже утомившемуся после двадцати ступеней путнику так нужную ему энергию. Справедливо будет и поблагодарить курильщиков за приглашение звуков лета на ступени подъезда, истинный пример непредумышленного самопожертвования. А между пятым и шестым никто не курил, и все окна оказались закрыты, проклятые эгоисты. Цена собственного здоровья им важнее прекрасного антуража на пути домой. Наш изрядно запыхавшийся герой когда-то тоже курил, но мода и страх преждевременной мучительной смерти заставили отказаться от любимого занятия. Сейчас как-то особенно выросла ценность жизни. Из-за того в наше время вообще разучились стильно умирать, никто не покорит полюс ради любви, не сгорит ради идеи, не будет медленно убивать себя ради мимолетного удовольствия. Только дурак. Только дурак способен погубить себя сейчас, когда времена так милосердны. Сейчас не убивают, губят души, но не убивают.
Последний этаж, победа. Наградой стало не только учащенное сердцебиение, но и оценка стоявшей у лифта соседки тридцати лет из семьдесят восьмой квартиры. Если соседи, ожидавшие лифт внизу, не могли по достоинству оценить еще не совершенный подвиг, то эта милая особа была вынуждена лицезреть покрасневшее лицо настоящего бойца, решившегося на покорение таких высот.
– Добрый день! – таким робким приветствием был он награжден дамой в туфлях на высоких каблуках, претендовавших на изыск. Как и весь ее наряд. Но стоило только взглянуть на бледное и слегка полное лицо, как дороговизна ее образа словно обесценивалась. Девушка была приятна, но неинтересна.
– Здрасте… – вывалил на выдохе набор нужных букв житель седьмого этажа, не позволяющий поднимающему механизму заставлять себя ждать.
Имя соседки он не знал, как и всех других соседей, как не знали его имя и они. В какой-то момент соседи стали людьми не просто чужими, а словно лишними в нашей жизни. При воспоминании детства приходит ведь несколько другая картина. Соседи, окружавшие его баловство, знали не только все о нем, о его родителях и их нравах. Но и то, что он натворил вчера и за что будет наказан завтра. Сейчас максимум на что можно рассчитывать – скупое «Добрый день», ну или вечер. Утром люди еще более чужды друг другу. События, что наполнят день, занимают все наше внимание, сложно делиться им еще с кем-то.
Совершив поворот на сорок пять градусов, он увидел что-то непривычное, выходящее за нормы обычных дней. Неприятное зрелище, в особенности отцу и мужу, в особенности на фоне не покинувших мыслей об отдаленности окружающих людей. Дверь его квартиры была открыта, и дело точно не в рассеянном внимании его дочери. Дверь была открыта с применением внешних механических сил. А замочной личинки, кажется, не было вовсе.
Не позволяя надвигающемуся волнению вмешаться, продолжая с той же скоростью двигаться в задуманном направлении, он готов был распахнуть дверь, пока безжалостное воображение не повергло его в смятение.
За дверью его ничего не ждало, ничего необычного. Через секунду, как он вошел в квартиру, из дальней комнаты выглянула голова его двадцатичетырехлетней дочери. На мгновение оторвавшись от разговора по телефону, чтобы проверить, кто это проник почти крадясь в квартиру, в которой она была совсем одна.
– Что с дверью?
Вопрос девушку не сильно заинтересовал. Ее можно было понять – сохранить последовательность разговора важнее, чем ответ на вопрос, который может подождать. С осознанием этого он и не стал его повторять. К тому же оставалась возможность провести собственное интуитивное расследование. В коридоре, аккуратно возле двери, оставались прилежно сложенные различные расходники для ремонта и быстро постаревшие инструменты. Эти вещи были чужие. Ко всему прочему из кухни робко, но с неутомимым любопытством, прижавшись к полу, проскальзывал нос цвета красного кирпича самого трусливого представителя данной жилплощади. Невиданная храбрость трехгодовалого кота подсказывала об отсутствии чужих людей рядом, а остатки размеренного поведения намекали на непостоянство данного состояния.
Удовлетворенный концом расследования, но недовольный тем, что ситуация с дверью не пришла к завершению до его прихода на обед и придется принять участие как минимум в последнем этапе, герой решил вернуться на обеденный путь.
Запросто сняв легкие полуспортивные ботинки, традиционно откликаясь на мяуканье животного, человек спешил помыть руки. Ванная комната имела для героя какое-то магическое значение на пути всей осознанной жизни. А именно раковина и ближайший антураж. Как так сложилось, что именно эта часть квартиры в его сознании символизировала состояние души всего дома, он не понимал. Будучи жильцом дома родителей, гостем у близких родных, он всячески наблюдал изъяны ванной. От элементарной загаженности до неуместности находящихся предметов – все это нагоняло на него тоску. Но оказавшись впервые в ванной свой мечты, он осознал, что воссоздать фантазию в реальность вполне возможно, и со временем, когда он станет хозяином ситуации, в его мире не будет более пятен на зеркале, разводов на кране, асимметрии в порядке всяческих предметов на раковине. Не говоря уже о более очевидных упущениях. Конечно, как и у многих других людей, твердость порожденных принципов детства с возрастом мутировала. Требование к чистоте сохранилась, а вот виновником ее отсутствия он так и не стал. Скорее это превратилось в извращенный тест людей, живущих с ним рядом. Будучи лояльным или хотя бы равнодушным к человеческим недостаткам, тут повод для упрека он находил и со временем начинал обязательно им делиться.
В свое время такой мелочный принцип стал поводом для первого многоэтапного скандала с женой. Но, являясь женщиной хозяйственной, способной сохранять чарующий его порядок, она не могла осознать валящий на нее поток упреков. Просто была не способна это переварить. Что же ее еще молодой муж от нее хочет, в какой-то момент она даже по-женски решила, что он сумасшедший, их брак ошибка, уж слишком все было хорошо и катись все к черту! Но все же будучи женщиной мудрой, с богатым житейским опытом уже тогда, она нашла решение, свойственное именно таким людям. Осознав, что понять требования ее мужа невозможно, не наняв пару десятков психотерапевтов, она принялась за испытания. В первую очередь сократила временно присутствие своих вещей в ванной, проследив за тем, как будут перемещаться малочисленные инструменты быта мужа. Щетка, бритва и всякое подобное. Заметив, когда перемещения прекратились, она постепенно стала занимать вакантные места, вылавливая нотки ворчания с каждым пополнением. Столь хитрый расчет, скрытое манипулирование тем, кто считал себя рулевым, приводило ее в игривое возбуждение. Тогда ее муж еще обладал максимализмом, наглостью и неотступность, веря – весь мир будет его. И обхитрить такого зверя было ей по душе.
Для него же момент, когда он впервые встретил идеальное состояние ванной комнаты в собственном доме, было катарсисом осознания того, что он женился на правильном человеке. Хотя, конечно, ничего тогда не сказал, ибо считал благодарность и признание за то, что по определению быть должно, это унизительно. Да и она от него этого не ждала, у нее была своя победа.
И спустя годы ванная комната оказалась способна сохранять требуемый вид. Герой наш это принял, где-то в глубине сознания положил в коробку собственных триумфов, обещанных ребенку внутри себя, и более не получал от этого наслаждения.
Настало время раскрыть главную интригу этого часа – что же его ждет на обед. Проходя через все тот же коридор, окинув взглядом все ту же входную дверь и ощутив уже на мгновение забытое разочарование, он оказался на месте основных событий. Кухня.
Ближайшим объектом кухни был и его главный предмет. Раскрыв белоснежный холодильник и не обнаружив там ничего интересного, герой впал в замешательство. На основной полке холодильника было пусто. Основной она являлась и по восприятию героя, и по объему, способному на себе поместить, и потому что без исключения только там и нигде иначе могло находиться главное блюдо. Отказываясь от принятия пустоты, герой пробежался глазами по всему остальному пространству. Тут была и масса банальных овощей, тщательно упакованных в прозрачную пленку, и, как казалось, бесконечно много разнообразных пластиковых стаканчиков, гармонично содержащих в себе минимум калорий и максимум фруктов. Какой-то пакет. Что в нем было, герой решил не проверять, он существует тут далеко не первый день, и еще переживет многих соседей. Дверца холодильника обычно предназначалась для местных маргиналов, полупродуктов или совсем уж напитков. Это и бессмертный обитатель – банка горчицы в квартире, где горчицу никто не ест. Рядом жили еще кетчуп с майонезом, откуда-то табаско. Да и еще куча всего, что отдельно от себя не принесет никакой пользы. Алкоголя в холодильнике не было. Больше всего раздражали возможные лекарства в помятых отечественных тюбиках на верхней полке дверцы. Хотелось бы, чтобы этого тут не было, но смирение приходит очень быстро с вопросом – а где этому еще быть? Холодильник превосходно справляется с продлением жизни нам так необходимого, с даром бессмертия нам совершенно ненужного и с созданием мерзлой пустоты между всем этим.
И все же он ничего не нашел. Пора было смириться и захлопнуть дверцу. Отчаянно упав на табуретку, стоящую между холодильником и миниатюрным столом, наш герой почувствовал себя оставленным. Такое происходило и ранее, когда он являлся на обед домой, а дома обед его не ждал, но это всегда объяснялось серьезными нестандартными обстоятельствами. Роды, болезни, скандалы. Ах да, скандалы, ссоры. Вот вполне возможная причина. Но настоящих ссор не было уже очень давно, а пустые ссоры рождают только притворное молчание и откровенное ворчание. Да и откуда им взяться, когда люди по-настоящему не говорят друг с другом. Общение с близкими перешло в шаблонный набор хорошо отрепетированных ситуаций, каждый знает свою роль и с ней смирился. Играет ее. И если повезет – наслаждается. А если нет, то нужно идти против режиссера, именующего себя судьбой, и надеяться, что ты не только знаешь, чего хочешь, но и сможешь, получив это, не разочароваться в решении. Наш герой давно страшился даже мыслей о возможных переменах, потому гнал все это прочь. Но из ситуации выходить нужно. Сейчас время играет против него.
Ну как же так, думал он. На него накатывала теперь даже детская обида. Беспомощно борясь с приступами эгоизма и одиночества в собственном доме, он заметил спасительный знак. Плита, ну конечно, сегодня, видимо, у любимой занятия начинались позже, возможно со второй пары, и обед был приготовлен совсем недавно, вот же он, в большой кастрюле, он ведь даже пахнет, как такое можно было не заметить. Ко всему прочему это и его любимая солянка. В моменте жизнь человека переворачивается, он ощущает теплую заботу близкого, любовь. Как ему захотелось, чтобы в этот момент она была с ним, в этот глупый и банальный, скучный момент, но в его момент перерождения любви к ней.
Ну что за глупость, решает он, осознавая, какие непостоянства чувств он ощущает от потери своего обеда до находки доказательства заботы о нем. Это же просто суп. Продолжая улыбаться уже с иронией над своим переменчивым настроением.
Подозрения в безжизненности собственных семейных отношений исчезли так же быстро, как и родились. Не в первый раз. В думах о родной он ответственно и аккуратно подошел к использованию половника, наполнения глубокой чашки из «Икеи» без ущерба для поверхностей вокруг. Отказавшись от неудач в виде капель на плите, было принято решение все же нагреть свой обед до выделения аппетитного пара. Микроволновка открыта, чашка установлена, накрыта, микроволновка закрыта. Пары минут будет достаточно, даже минута и тридцать секунд – солянка сама по себе еще немного теплая. Старт. Отсчет пошел.
Стоя сложив руки на груди и облокотившись на кухонный гарнитур, несколько секунд удалось думать ни о чем. Это блаженство было прервано шорохом входной двери. По обновленным прогнозам, это должно было стать самым неприятным моментом обеда. Незнакомый топот и снова спрятавшийся кот предрекли приход незваного гостя. Слегка наклонив голову и издав несвойственный слышимый обычному дыханию выдох, герой отправился на знакомство.
У двери топтался молодой человек. Как и свойственно слесарю плохо одетому, как не свойственно довольно трезвому. Удивившись ясности взгляда и отсутствию запаха табака, мужчина решил сменить привычный суровый образ для встречи любых незнакомцев на отеческий тон.
– Так что же все-таки произошло?
– Ух, не ожидал вас тут увидеть… – смущенно и даже напуганно откликнулся парень, потирая правую руку о штанину, вероятно от пота, готовя себя к возможному рукопожатию и оглядываясь на другую комнату, в которой, как он подозревал и как было на самом деле, находился человек, ранее его призвавший и которому теперь он был безынтересен.
– А где вы ожидали меня увидеть? – понимая вербальный конфуз, допущенный молодым человеком, и решая ему это показать, проговорил наш герой. Руку хозяин не протянул.
– Не… ну, в смысле… меня девушка вызвала, – переходя на более серьезный тон, осознавая, что подготовленный им ранее формат общения не подходит под нового собеседника, – был звонок диспетчеру, замок не могли открыть, пришел я. Ну, если точнее, как оказалось, открыть смогли, но вытащить ключ уже нет, ну и пришел я.
Молчание и ожидание дальнейшего рассказа всем видом позволили после паузы продолжить.
– Ну я пришел… ха, ключ, конечно, вытащил, че там, – находя в этом повод для гордости, проговаривал слесарь, ожидая или одобрительных кивков, или усмешки – «ох уж эти женщины», но получив только тот же тяжелый взгляд и явное учительское недовольство отсутствием конструктива в разговоре.
Продолжать он не стал, а вместо этого привстал на одно колено перед замком и принялся что-то делать. Оставляя свои руки сложенными на груди, герой кинул задумчивый взгляд в сторону. Буквально секунды ему оказалось достаточно, чтобы подтвердить в процессе ранее сделанный вывод. Этого рассказа недостаточно.
– Ну круто, а в итоге что? С замком что-то не так? Что вы сейчас делаете?
– Да нормальный замок. Ключ-то я вытащил, просто пошатав. Потом решил, нужно замок смазать, сбегал в контору за жидкостью. Ну, чтоб лучше все было.
Вот тут и было выдано одобрительное покачивание головой от хозяина квартиры, которое парень уже не заметил, будучи увлеченным своей работой. Несвойственная самоотверженность представителя этой должности удивила героя.
– Меня девушка вот вызвала, она вам не говорила? Ваша жена или дочь? – делая паузы в словах, говорящие о действительном любопытстве и бросая мимолетные взгляды то на мужчину, то на дверь комнаты в надежде кого-то там увидеть.
– Ей было не до этого… – ответив лишь на один вопрос, проговорил отец виновницы. А особая интонация молодого человека на втором вопросе подсказала причину такой преданности этой двери. Вспоминая особую женскую привлекательность и обаяние дочери, ему даже стало жаль этого молодого человека. Имея вполне приятную внешность и, возможно, достойный нрав, парень не имел ни малейшего шанса на взаимность. Дочь давно осознала свою потенциальную силу влияния на мужчин, и даже самое ловкое обращение с инструментами не поможет парню этого статуса быть ею замеченным.
Приняв ненужность данной ситуации и понимая, что ее легко можно было бы избежать, будь его дочка чуть половчее, герой решил остановить беседу и в надежде, что без лишней болтовни вопрос решится быстрее, продолжал стоять и слушать уже повторяющийся дважды сигнал микроволновки. Но вот гость, видимо, оценил ситуацию иначе. В попытке проявлять и дальше свой героизм, молодой человек решил не только позаботиться о состоянии замка, но и спасать, как он очевидно считал, собеседника от неловкого молчания.
– Я вот уже второй год тут. Ну, в этом районе работаю. А че, нормально, в общем. Район хороший. Не, ну есть, конечно, пара вообще старых домов, ну и те не самые убитые. Вот у меня там. Я вообще с области. Каждый вызов какая-то хрень…
– Так что, долго еще? – решил на правах хозяина прервать содержательный рассказ. Нет, не подумайте, что наш герой грубиян или высокомерен. Все это, конечно, ему свойственно, но не более чем большинству из нас. Просто являясь не особо общительным человеком, он мог бы взять на себя роль слушателя и использовать междометия для подтверждения своего ложного интереса, но вот прям сейчас, да и с этим собеседником, молодым, неловким… это было для него слишком. Да и мысли, как он может упустить те идеальные секунды легкого пара над его тарелкой, чуточку беспокоили.
– Да все, собственно… сейчас соберусь, – с ноткой разочарования, кинув еще раз взгляд на комнату, из которой так никто и не выходил, собрав неуклюже инструменты, просто свалив их в кучу, молодой человек поднялся. Обернулся к мужчине, кинув: – Ну, если че, звоните… я тут написал свой мобильник, можете сразу мне звонить, если че… вот.
– Да, здорово, спасибо, если что, обязательно. Мы вам что-то должны? – приняв бумажку с цифрами и именем «Леша», более вежливо, но все же очень быстро проговорил герой.
– Да не, че тут, фигня… ну пока, до свидания, – проговорил, как оказалось, Алексей. Уже не рассчитывая на рукопожатие, вышел и сам за собой захлопнул дверь.
Не отойдя далеко от двери, Алексей остановился, опустил свои инструменты на пол подъезда и стал аккуратно складывать их в чехол, как и полагалось. По крайней мере для него. Шум сталкивающихся стали и бетона за дверью дали понять это и человеку, оставшемуся по другую сторону двери.
Еще пару секунд герой оставался стоять перед дверью, которая более беспокоить сегодня его не должна. Но и теперь он не смог остаться один, забрав с собой бессмысленную беседу, гость оставил неожиданную обиду. Обида от того была сильна, что сразу причина ее казалась загадочна. Очевидно, что виновники этой тоски были внутри квартиры, а не снаружи. Что же так совестно стало герою перед самим собой. За высокомерие, за снобизм. Более обидно было принять человек как лишнего, заранее обвиняя его за появление в твоей жизни. А затем разочароваться в себе. Поспешно наклеив ярлык незаслуженного пренебрежения. Не подобные ли события превратят его в того, кем мы изначального готовы его увидеть. Кинув уже собственный разочарованный взгляд на комнату своей дочери, которой не было дела до событий, творящихся за стеной, герой разнял руки, скованные на груди, и отправился на кухню. Удовлетворительная температура блюда с тем долгожданным парком над тарелкой не вызывали в герое более никакого тепла.
Продолжая проваливаться внутрь себя, забывая о беспочвенности собственного разочарования и лишь выжимая из собственных чувств крохи оценки чужой жизни, наполняя ее ядовитой жалостью, он инстинктивно продолжал свой обычный день. За время этих размышлений стол наполнился приборами, блюдом, одной сложенной по диагонали салфеткой, расположенной справа от ложки. Отказавшись от дополнительных углеводов в противоречие завета предков, было произведено первое из многих поступательных движений от тарелки ко рту. Расположившись на стуле между столом и холодильником, а сидел он не так, как сидел бы человек, полностью погруженный в свой обед, параллельно столу, определив обе свои ноги под ним. Посадка его была в некотором полуобороте – располагая свою левую ногу в стороне от стола, держа левую руку на этой же ноге, полностью напоминающего человека готового по хлопку броситься прочь, а затем как не бывало вальяжно вернуться. В его представлении именно так должен обедать человек, который ест один. Имитируя спешку, показывая безразличие к самому процессу.
Данное положение не только должно было обманывать собственное представление, но и награждало возможностью без лишних поворотов головы наблюдать за играющим шелестом верхушек лиственных деревьев, торжественно добравшихся до таких высот, и светло-голубым небом без единой помарки в виде перисто-кучевых нарушителей пространства.
Как и любое переоцененное страдание в нашем воображении, расстройство героя, рожденное пренебрежением мира и его представителей к другим представителям этого же мира, постепенно заменялось воспоминаниями, навеянными хорошей погодой, чувствами ностальгии по забытым временам, мечтами, что тогда рождались, и реальностью, что их разрушала.
Окончательно потерявшись в собственных раздумьях, герой решился совершить вполне разумный и напрашивающийся акт. Открыть окно. Не полностью, разумеется. Слегка. Позволив лишь усилить контакт с тишиной снаружи. Надежда на тишину себя с лихвой оправдала. И тут не требовалась абсолютная, утопичная тишина. Такая пугающая тишина редко кому нужна в быту, а скорее даже противна. Он рассчитывал получить ту естественную, уютную тишину, наполненную шумами далеких нам забот. Редким свистом неприглядных городских птиц, шелестом листьев, ранее лишь видимых, шумом иногда проезжающих по двору машин, отдаленной болтовней работяг на языках Средней Азии. Доказательства, что за окном стремится жизнь. Там люди кем-то живут, птицы о чем-то поют. Главное, чтоб не про нас, иначе это перестанет быть тишиной.