Экономика

– А кто режиссер? – Ремингтон прервал восторженный поток Мо.

– Новый парень в этом деле, но, говорят, талантливый. Наш мексиканский друг. Тоже восходящая звезда. Спилберго, ты, наверное, слышал?

Ремингтон поморщился:

– Ты же знаешь, я не очень доверяю новичкам.

– Это очень талантливый новичок, Рем. Все боссы на него ставят.

– Боссы много на кого ставили. И где они теперь?

– И все же, каков твой ответ? Ты в деле?

– Конечно, Мо, я всегда в деле.

– Ну вот и отлично! Соберись, дружище! Ты в последнее время сам не свой. Что случилось? Эвелин опять чудит?

– Нет, Мо. Мне кажется, я немного сбился с пути. Мне кажется, Эвелин никогда не была тем человеком, который мне нужен. Я хотел бы быть как ты, но…

– Но?..

Глядя в окно, Ремингтон говорил:

– Знаешь, иногда я думаю о тебе и Эдне… Я тебе завидую, потому что у тебя есть кто-то один. Один и тот же человек все эти 30 лет. Ты с ней просыпаешься, ты с ней спишь, ты с ней ешь, занимаешься любовью с одной и той же женщиной. Вы каждый раз просыпаетесь вместе. А я шляюсь с какими-то 20-летними, которые хотят только веселья и дешевого секса, секса, секса… Девки, которые не могут сказать «нет», которым вечно мало, вечно надо еще и еще, и еще, «теперь ты надевай наручники», господи, сколько раз я это слышал, а я, я просто хотел любви, всего лишь хотел, чтобы меня любили, Мо… – Ремингтон снова посмотрел на Мо. У того изо рта шла пена. Заметив взгляд Ремингтона, Мо быстрым движением вытер пену рукавом пиджака и произнес:

– Ничего страшного, Рем, старина. Уверен, ты еще найдешь любовь всей своей жизни.

– Ты знаешь, Мо, дружище, мне кажется, что я уже нашел ее… – сказал Ремингтон, выходя из кабинета.

Ремингтон прошел мимо секретарши Мо и запрыгнул в свой «Феррари». Он мчался на свидание с ней, с Патрицией Дорси. С новой суперзвездой. С актрисой из «Потемок», кумиром подростков во всем северном полушарии. Ее милое эмоциональное лицо, на котором равно играли радость и печаль, обладающее совершенной красотой, 18 лет, идеальное тело. Сегодня она станет его.

Он уже входил в огромные двери «Баркадии» из красного дерева и мореного дуба.

Она уже сидела за своим столиком у огромного окна.

– Привет, детка, – Ремингтон поцеловал Патрицию в щеку, а она ответила долгим страстным поцелуем. В свете заходящего солнца седина на висках Ремингтона казалась снегом с вершины Эвереста.

– Ты опоздал, – надувая губы, произнесла Патриция.

– Детка, ну не надо дуться, не порть наших редких встреч.

– Ты знаешь, Макс тоже всегда опаздывал.

– Старина Макс Фактор.. Отличный парень, что и говорить! Он неплохо сыграл в той телеверсии «Отверженных».

– Ты же прекрасно знаешь, что Макс Пауэр, а не Макс Фактор, был моим вторым мужем. Это был прекрасный, сильный мужчина, с благородной сединой на висках, подобной снегам Антарктиды, решительный и гордый, который всегда знал, что хотел и брал, что хотел. И говорил, что хотел. Каждое его слово было для меня законом… впрочем, у нас не так и много времени было на разговоры. Большую часть нашего времени мы занимались делом и он был очень силен в этом плане. Словом, он, безусловно, обладал всеми теми достоинствами, которых не достает тебе… – сильно и страстно говорила Патриция и глаза ее вспыхивали изумрудным огнем, когда она произносила имя Макса…

– Ни один из них, пришедших до или потом – ни Фонзи Гаррет, который был первым, ни Билл Дьюк что был третьим, ни Каддилак Форд, ставший четвертым, не могли и близко сравниться с Максом… Макс… Макс Паэур был особенном человеком, – продолжала Патриция.

Ремингтон внимательно слушал, ловя каждое ее слово, ни пропуская ни одного звука, исходившего из ее безупречно очерченного рта, ярко-алого от губной помады «Диор»…

– Почему вы расстались? – проговорил он тихо и хрипло.

– Рак отнял его у меня, – продолжала она свою грустную историю, – Я… Я не могла смотреть, как он уходит, как он становится все слабее. Но он смог преодолеть это. И не простил меня, не простил мое предательство. Он ушел… к моей сестре Мейбилин, – слезы как хрустальные льдинки засеребрились у нее на глазах.

– О, Патриция! Ты не виновата. На твоем месте так поступили бы многие женщины, но ты вела себя мужественно. У тебя не было выбора. Неужели он не понимал этого?

– Он так и не простил, не простил – она говорила все тише.

Ремингтон вдруг почувствовал острую жалость к этой женщине. Что будет дальше между ними? Неужели это именно то, чего, казалось, он так и не изведал, несмотря на все эти мимолетные интрижки с молоденькими шлюшками, которые могли дать молодое тело, но ни разу еще не дали то истинное сродство душ, то ощущение искренней близости, воспетое его собственными героями в его собственных мелодрамах? Солнце садилось в море над террасой, огромные лимузины развозили последних гостей, а они все сидели и говорили. И кажется сами звезды рыдали…

…Пум пум пум тын тын тын ту ту тун.

Звенит будильник. Я привстаю на огро… блять, на диване.

В присутствии

В Петербурге, в Петроградском районе, на короткой и уютной улице Чапаева, в здании бывшего балалаечного завода им. А.В. Луначарского, расположились присутственные места по вопросам государственного оформления прав на недвижимость в Ленинградской области. Российское присутствие XXI века, кадастровая палата Управления Федеральной Службы Государственной Регистрации, Кадастра и Картографии, очень похоже на известную иллюстрацию начала 1910-х годов об устройстве капитализма в виде пирамиды: мы работаем для вас, мы охраняем вас, мы судим вас, мы управляем вами. Первый этаж присутственных мест – сущий ад. Зал с грязными стенами, обшитыми убогими пластиковыми панелями, имитирующими дерево, несколько банкоматов для оплаты государственных взносов, ряды обшарпанных стульев, будто взятых с автовокзала. Очередь, очередь, постоянная очередь в любые часы работы, ее нельзя сделать меньше даже с помощью электронной регистрации и бумажных билетиков, которые выдает специальный автомат. Очередь состоит по большей части из озабоченных, напряженных, нервных пенсионеров, хлопочущих о своих дачных участках. С другой стороны, в крошечных окошках прячутся девушки, принимающиеё одного пенсионера за другим, с 8:30 утра до 19:00 вечера. Зимой пенсионеры занимают еще больше места в своих объемных пальто и синтепоновых куртках. Летом, в дачный сезон, они беспокоятся больше обычного, они не понимают девушек с первого раза, девушек, которые и сами не всегда понимают, что говорят они и что говорят им.

Ад первого этажа сменяется вторым этажом. Здесь два огромных зала забиты маленькими квадратными ячейками из ДСП, в которых группа учета производит первичную обработку всех поступающих снизу документов. Изможденные клерки с зарплатой в 30 тысяч перекладывают горы старых, советских и современных бумаг по недвижимости, земельным участкам и квартирам, всматриваются в слепые ячейки бесконечных экселевских таблиц на дешевых квадратных мониторах Dell.

Третий этаж не имеет людей. Он наполнен гулом серверов, здесь хранится электронная информация и кадастровая карта Ленинградской области с указанием типов земель и владельцев недвижимости. Сюда иногда заходят техники и системные администраторы.

Четвертый этаж работает в намного более расслабленной атмосфере, по сравнению с первыми двумя. Здесь пять опен-спейсов, занятых оценщиками кадастровой стоимости недвижимость, и, а также два зала для переговоров. Сюда не долетают звуки улицы. С четвертого по шестой этажи недавно был сделан ремонт.

Пятый этаж занимает административный аппарат, отдел координации и анализа деятельности филиала и районных отделений, юридический отдел, отдел технической поддержки. Здесь пахнет кофе, в больших кабинетах просторно, сотрудники неспешно переходят из кабинета в кабинет. На маленькой кухне несколько черных офисных кресел разного фасона за чашечкой кофе обсуждают новые хромированные колесики новенького высокого стройного кресла. Беседа прерывается заразительными взрывами смеха полного коричневого кресла, старого, но влиятельного, и все остальные кресла и стулья почтительно замолкают в это время.

Передо мной открыты все пути и социальные лифты. В руках у меня – все инструменты для развития таланта. Надо начать с себя. Когда я бываю на 1-м и 2-м этажах, то успокаиваю себя тем, что работающие там люди живут хуже меня. И я понимаю, что у меня в жизни все не так уж плохо и нет поводов для грусти.

Светлый и комфортный шестой этаж, оборудованный там, где до революции находился чердак, занимают приемная и кабинет директора, кабинеты пяти его заместителей.

Роды коровы

Сегодня в «Трубе»: «Слоны, бегемоты, крокодилы, землеройки: обновлён список животных, которых россиянам нельзя держать дома». Необходимо провести пресс-конференцию по вопросам изменения и донастройки налога по кадастровой стоимости. Налог взимается с владельцев недвижимости по определенной формуле от кадастровой стоимости их жилья и земельных участков. Эту стоимость, как и формулу определяет государство – специальный отдел в управлении. Приглашены журналисты деловых изданий и корреспондентов пары изданий по недвижимости. Телевидения нет – про налоги там не показывают. Фуршета нет. План из Москвы обязывает организовать пресс-конференцию в филиале и опубликовать не менее 10 материалов в региональных СМИ, «в целях информирования населения об изменениях в федеральном налоговом законодательстве». Выступают директор филиала и первый зам, начальник отдела кадастровой оценки недвижимости. В перерыве я беседую с двумя знакомыми журналистами.

– «Лайф», «Лайф» мне нравится. Правда, сейчас он хуже стал. Я его раньше ценил за то, что там во время всяких катастроф всегда список жертв первыми выкладывали и часто еще с возрастом. Интересно всегда узнать, кто погиб. Но сейчас этого нет. Наверное, гонорары добровольным корреспондентам сократили, – говорю я.

– «Лайф» уже несколько дней ведет стрим рожающей коровы, – говорит Куликов из «РБК».

– Что за прикол? – спрашивает Иванов из «Коммерсанта».

– Тупо стоит корова. У них роды несколько дней длятся и «Лайф» это транслирует, – говорит Куликов, отпивая воды из пластикового стаканчика.

– Видал, – говорю я.

– Корову?

– Что корову? Причем тут корова блять, – говорит Иванов.

– «Лайф» транслирует, – говорю я, – захожу, корова рожает. На следующий день еще одна.

– Это та же самая, – говорит Куликов.

– Думал разные, – говорю я.

– Нет, та же.

– А в чем хайп? – спрашивает Иванов. – Типа сх поднимаем?

– Хуй знает. Думаю, какой-то прикол будет. Может быть из её вагины вылезет какая-нибудь реклама, – предполагает Куликов.

– Это постмодернизм, – говорю я

– Может Навальный родится? Как Эйс Винтура из носорога, – шутит Иванов.

– Кофеварка «Редмонд», например, – говорит Куликов.

– Кофеварка «Ремингтон»… – бормочу я.

– Или квартира-студия в Новом Оккервиле, – говорит Куликов.

– Вчера там рожала свинья.

Перерыв заканчивается. Мы возвращаемся в зал. Я проверяю микрофоны. Батарейки заряжены. Звук работает. Все в порядке.

…Да, согласно закону у девелопера появилась возможность не заказывать 500 технических планов, для того чтобы поставить на учет все квартиры в многоквартирном доме, достаточно одного техплана на весь дом, но к сожалению, на данный момент воспользоваться этой нормой закона нет возможности…

Конференция продолжается. Люди оживлены. Вопросы налоговой политики в сфере недвижимости вызывают все больший интерес в обществе.

– Я все-таки еще раз повторю, что все вопросы кадастрового налогообложения должны решаться в рамках правового поля с участием представителей федеральной налоговой службы, – кряхтит очередной чиновник. Встает пожилой директор геодезической фирмы:

– В какое правовые поле вы вернулись? Каждый второй работодатель платит зарплаты «в серую». Жалобы на таких работодателей анонимно не принимаются. Таким образом вы ставите людей перед выбором – жалуйся, но тебя уволят. Вы нагло и хамски переложили ответственность за невыплаты или серые выплаты зарплат ни и без того бесправных людей.

– Позвольте, это все-таки федеральный вопрос и не к нам, а к налоговой, – пищит зам директора. – Давайте не отклоняться от темы недвижимости, коллеги.

– Я ко всем вам!

– Коллеги, давайте не отклоняться от формата… – пытается сгладить другая зам.

Предприниматель не слушает:

– Где вы видите в данном формате вашей работы «правовое поле»? Ваше правовое поле – это когда олигарх сын прокурора и корги вице-премьера засекречивают свои дворцы в реестре прав собственности на недвижимость, прячутся за кодами типа ЛДУЗ или ЯФУ9, ваше правовое поле – это Керимов, который выводит из страны 400 милионнов долларов, а его арестовываете на вы, а прокуратура Франции. Ваше «правовое поле», это выведенные из страны 1,5 трлн долларов за последние 20 лет. Вы 28 лет не в состоянии внедрить прогрессивный налог якобы по причине «невозможности его собрать», продолжаете абсолютно нагло грабить и без того нищее население РФ, в то время как несколько процентов купается в роскоши. Это по вашему «правовое поле»? Это характеризует вашу работу как «успешную»? – он садится. Все молчат.

Я размышляю над тем, стоит ли мне, бюджетнику-нищеброду, так уж стоять за это государство? С точки зрения этики и должностной инструкции я должен прямо его защищать в таких вопросах, как этот. Должен ли я голосовать так как прикажут? Буду ли защищать это в критический момент? Готов ли я умереть за яхту Сечина? Лучше умереть за яхту Сечина, чем жить ради себя.

Розовая гадость

– Привет, ты еще в управлении? Есть проект один рекламный, – спрашивает Манохин.

– Уже полтора года как ушел, – валяясь на диване, отвечаю я.

– А до того где-то в производстве был? Между управлением и этим?

Я чувствую желание поболтать:

– Не совсем, скорее, в промышленном проектировании. Фирма взялась за строительный генподряд и пиздец. Набрали авансов несколько миллиардов, не сделали нихуя, оборудование и станки не закупили из-за санкций, все в судах, все требует денег обратно, а их нет, – рассказываю я. – Должны были 3.5 ярда, а сами жили за счет кредита «Сбера» на полтора. Заказчики, кстати, все микроэлектронка оборонная. За страну страшно. Короче, долго это не могло про…

– А щас ты где? – Манохин останавливает мой пиздеж. – Кстати, давно не виделись. Надо сходить в бар как-нибудь.

– А сейчас в нефтегазовом сервисе. Мы более положительным делом занимаемся, – я делаю паузу, поправляя подушку. – Но если есть работа, я готов. Могу рекламировать все что угодно. Лучше B2B конечно, – подумав, говорю я. – Разумеется, я эффективно справлюсь с этой зада…

– А сейчас строительство или проектирование? Мне просто нужен человек по теме для завода одного, – перебивает Манохин. – Мне кажется, это по твоей теме. Сходи на встречу, я тебе контакты на почту отправил. Та заводская проходная, что в люди вывела меня!

Я смеюсь и соглашаюсь.

На проходной у заводских корпусов дежурит строгая интеллигентная дама в очках. Я подхожу к окошку перед турникетом.

– Паспорт.

Я передаю паспорт и говорю:

– Вы не подскажите, как пройти на завод «Розовая дрянь»?

– Сразу направо, прямо до конца, потом в цехах увидите, – говорит вахтерша, не глядя на меня.

Она возвращает мне паспорт с неким запечатанным письмом.

– Письмо передайте им.

– Эээ, ну ладно. А вы что?

– Сама я туда не хожу. Боюсь.

– А что там? – испуганно спрашиваю я. – Собаки?

Приспустив очки, она смотрит на меня: – Лед. Скользко.

– Ладно, – говорю я, забирая письмо.

За шлагбаумом между стеной и сараем – двор из разбитых бетонных плит, еще одна проходная, еще несколько металлических сараев, один из них вплотную примыкает к массивному пятиэтажному заводскому зданию советского времени с огромными грязными окнами. Из здания выезжает погрузчик и выходят несколько гастарбайтеров. Поминутно созваниваясь и узнавая путь, я прохожу через зал на первом этаже, в котором стоит острый запах хлорки, открываю ржавую металлическую дверь, поднимаюсь по лестнице, на которой страшно воняет табаком, прохожу в другую сторону через еще один зал, в котором рабочие в респираторах возят тележки с белыми пластиковыми канистрами, в которых видна розовая жидкость. Очень грязно. Не стоило так наряжаться. Машина разливает жидкость в бутылки на конвейере. Я прохожу этот зал и открываю еще одну железную дверь. За ней лестница, ведущая в еще один цех, после которого в другом углу цеха – очередная дверь и лестница, и я попадаю в то, что здесь называется офисом.

Меня встречает наиболее жирная женщина из когда-либо существовавших. Пикантность ей придают усы. Она похожа на Ведьму пустошей из «Ходячего замка».

– До вас непросто добраться, – дружелюбно говорю я

– Да… мы…. высоко… забрались, – тяжело дышит она

«Интересно, как она сюда попадает без лифта? Или тут крюк для рояля снаружи здания, как в Амстердаме?» – размышляю я.

Сумоистка семенит в кабинет. Я иду за ней.

Грохнувшись в огромное кресло, скрипнувшее от нагрузки, она некоторое время приходит в себя. Я думаю о том, что если кинуть в нее ручки из стакана на столе, они будут вращаться вокруг. Уровень воды в заливе повысился. И это не нагонная волна. Это прилив. Я терпеливо жду. Галилей был не прав.

– Вы… вас нам порекомендовали на… ши партнеры с Киров… ского завода. Я видела вашу работу, вполне приемлемо…

– Спасибо. А вам что нужно, сайт и буклет?

Она принимается рассказывать о продукции завода, хотя это не имеет никакого значения. Завод может производить все, что угодно – ватные палочки, мыло, спагетти, черенки для лопат, массу с запахом гуся или сырный продукт. В действительности завод производит реагенты против гололеда и обледенения, которыми поливают улицы зимой в Москве и Питере.

– Сколько-сколько? 10 тысяч за 35 страниц? Мало, – через несколько минут диалога уточняю я.

– А сколько хотите?

– Минимум 15, – больше от нищебродов все равно не получишь. – И за сайт не меньше 50, – добавляю я.

– Нет. Мы считаем, что такая работа столько не стоит, – жестко отсекает дама.

– Что ж, всего хорошего, – говорю я с облегчением. – Кстати, – вспоминаю я. – Вам письмо с ресепш… с проходной передали.

– Спасибо, – сопение.

Выбравшись из производственного корпуса, я едва не поскальзываюсь на обледеневших неровных бетонных плитах

– Вы бы поосторожнее, молодой человек. Так и шейку бедра сломать можно, –предостерегает водитель погрузчика.

Знакомство с телками в баре

– Тиндер это лучшее, блять, что случалось с индустрией мобильных знакомств за 10 лет. Мы наконец-то получили приложение, которое способно…

Я киваю.

– …Способно дать нормальных телок, понимаешь? Просто матч, матч! Совпадение и все. И вот понимаешь на выходных я там подцепил такую прикольную телочку с розовыми волосами.

– У меня там от няшек матчей не дождешься. Одни жирухи и милфы матчят. С розовыми, ее случайно не Саша зовут?

– Не.

Мы сидим за барной стойкой в не лучшем баре «Брюгге». Очередная поделка под Бельгию. Я пью Ардэнн Сэзон, а потом крепкое 13-градусное пиво Ля Трапп Квадрупель. Мы сидим и пьем пиво просто так. Закуски дорогие, даже гренки. Манохин одет в клетчатую рубашку навыпуск, воротник застегнут на все пуговицы, волосы зачесаны назад, усы с бакенбардами – все это делает его похожим на американского реднека-бандита из фильма «Выстрел в пустоту». Через час ему нужно идти на какой-то рэперский концерт в клуб MOD. Я невнимательно слушал, поэтому не помню исполнителя. Я хочу попросить посмотреть фотку этой телки с розовыми волосами, но задумываюсь об Алисе из «Фиалок», у которой тоже были розовые волосы и забываю об этом.

…в общем выпили мы джина и так далее, потом поебались, но я блять такой пьяный был что даже не кончил. Но проблема в том что я в нее без гандона.

– Ну ты даешь. В стране эпидемия СПИДа блять, – замечаю я, смотря на симпатичную блондинку (то есть брюнетку) за барной стойкой и думая, что еще мне сейчас выпить.

– Я сдал кровь в Invitro два раза и у них есть возможность сдать кровь на ЗППП…

Две телки, брюнетка (то есть блондинка) с ярко красными губами, ярко черными волосами, смуглая и с не очень большими сиськами и шатенка с не очень большими сиськами и аккуратным носиком проходят мимо нас. Идя в моем направлении, брюнетка улыбается так, что видны все передние белые зубы, ее улыбка идеальна, так улыбается Том Круз.

– Кому она так улыбалась?

Я оглядываюсь, но сзади меня за столиком пусто, а дальше за ним – уже стена и даже нет окна. Телки возвращаются обратно за свой столик, их плохо видно, потому что они сидят в глубине другого зала. Я насчитываю четырех телок и одного чувака.

– Может все-таки нам?

Мы сидим и пьем пиво. Мы уже достаточно выпили.

– Есть у вас ручка? – спрашиваю я официантку, мельтешащую рядом.

– Вас как зовут? – говорит Манохин.

– Катя.

– Екатериаа..ана, дайте пожалуйста ручку и салфетки, – говорю я.

– Катя, Катя, – фамильярно обращается Манохин к официантке, – дайте ручку, пожалуйста, и салфетки.

Моим долгом является написать на салфетке.

Я пишу: «Это не вам не нам вы так лучезарно улыбались? Письмо с барной стойки».

Катя передает нашу записку.

Через пару минут возвращается ответ, написанный красной ручкой: «А может быть и вам?».

«Что отмечаете?» – пишу я на следующей салфетке.

– Мы отмечаем открытие нашего ателье, – говорит нам подошедшая к нашей стойке та самая яркая брюнетка (или блондинка). Она похожа на Скарлетт Йоханссон или на Киру Найтли.

– Круто, поздравляю. Что будете шить? – я не знаю, кто это спрашивает.

– На данный момент предлагаем дизайнерскую одежду в Санкт-Петербурге: пальто, комбинированные, офисные и классические платья, женские жилеты. В нашей коллекции пальто из жаккарда, прямое пальто, верхняя одежда с капюшоном и воротником, пальто из кружевного трикотажа и др. Посмотреть цены на созданные нами новые модели одежды, поделиться впечатлениями, оставить отзыв вы сможете, посетив страницу в ВК или Instagram. У нас гарантия высокого качества пошива и применяемых материалов. А если вы не обнаружите необходимый размер или цвет, то выполним работу на заказ всего за 3 дня по индивидуальным меркам и пожеланиям.

– Это просто замечательно. Жаль, но мне надо вас покинуть, но сейчас мне надо на концерт Nadja в MODе, но потом я могу вернуться, – говорит Манохин.

– Я могу пока с вами посидеть, если у вас там не слишком личная компания и место есть, – говорю я.

– Возвращайтесь. А вы присоединяйтесь к нам. У нас там не очень личная компания. У нас там некоторые только сегодня на открытии познакомились, – говорит блондинка (или брюнетка).

Я прохожу с красивой брюнеткой во второй зал сажусь за стол по центру. С одной стороны красивая брюнетка, с другой шатенка, есть еще одна телка и чувак примерно нашего возраста, а также некая азиатка лет 25. Мне всех представляют. Красивую блондинку, с шикарной улыбкой и отличной фигурой зовут Лиза, остальных как-то еще.

– А тебя как? Перейдем на ты, ничего? – обращается ко мне одна из телок.

– Конечно, давай на ты. Леопольд. Или Джейкоб.

– Да ладно, правда чтоли?

– Да нет, я шучу. Какие там еще фламандские имена есть? На самом деле я…

– Вы уже решили, что будете заказывать? – спрашивает Катя.

Некоторые уже решили, но я в числе тех, кто еще не решил.

Следует стандартный набор вопросов про работу и т.д. Я коротко рассказываю, что являюсь офисным планктоном «в сфере рекламы, но в одной не рекламной фирме, в которую устроился недавно, вернее это типа рекламный отдел большой компании, которая на подряде у всяких нефтегазовых корпораций», что вызывает некоторый интерес, т.к. их только что открывшемуся малому бизнесу, возможно, пригодится реклама, на что я замечаю, что занимаюсь только B2B, а не В2С, но все равно даю им визитки.

Я снова листаю меню. На обложке коллаж в виде короля Леопольда II.

– Вы знаете, кто это? – обращаюсь я к симпатичной телке, сидящей напротив Лизы.

– Нет, кто?

– Король Леопольд II.

– Какое интересное имя, прямо как у кота. Фламандское?

– Вероятно…

В это время Лиза и подруги обсуждают состоявшееся открытие выставки одежды в их ателье. Музыка в баре играет не слишком громко и можно нормально разговаривать.

– Король Бельгии.

– Ой, вот только не надо опять про этот экзамен, 100 лет назад было, – она отвлекается на комментарий своей подруги.

– Так вот, – я пытаюсь продемонстрировать свое знание статей из Википедии, которое сейчас можно назвать эрудицией, – он интересен тем, что устроил страшно жесткую эксплуатацию колоний Бельгии. Бельгийское Конго по какой-то хитрой схеме вроде как считалось чуть ли не частным владением короля.