
Полная версия
Надежда
– Плохо, – резко ответил дядя Боря, и я окончательно убедилась, что раздражать его вопросами больше не стоит.
У меня не получалось пристойно молчать, беседа не клеилась, и я принялась от души орать подряд все известные мне песни.
Подъехали к реке. Перед нами простиралась необозримая водная гладь. Кое-где обозначались не полностью затопленные островки. Темная полая вода уже прояснилась и пошла на убыль, но в берега еще не вошла, поэтому деревянные мостики, занятые рыбаками, стояли на сваях на расстоянии двадцати метров от берега.
Мы разложили удочки на берегу в кустах. Нанизали перловку. Ждем. Тишина. К нам на лодке подплыл пожилой мужчина и спросил: «Откуда вы?». «Из Мурманска», – коротко ответил дядя Боря. «Занимайте мою «мостушку». Я только к вечерней зорьке вернусь. Если надоест, попросите кого-нибудь отвезти вас на берег», – посоветовал рыбак.
Мостик был обустроен по-хозяйски: две скамейки, ящик для рыбы, короб для снастей, пропилы в бортах для удочек и сачка. Я разбросала подкормку. Сижу, любуюсь небом, очаровываюсь речным простором. Вдруг дядя Боря как закричит: «Ого! Вот это да!» Я очнулась и увидела, как мужчина на соседнем мостике выуживает рыбину, похожую на деревянную лопату, которой мы раньше пользовались при выпечке хлеба, а теперь зимой дорожки от снега расчищаем. Я завороженно смотрю, как рыба то вздымается в верхних слоях воды, то пропадает. Рыбак подтянул ее к мостику и подхватил сачком. Лещ килограмма на три шлепнулся на пол под ноги счастливцу!
Теперь я уже не выпускала удочку из рук и внимательно следила за действиями рыбака. А он повернулся ко мне спиной и молча колдовал над снастями. Зрение у меня великолепное, и я заметила, что человек на другом мостике к леске прикрепляет размятые в тесто куски белого хлеба. Последовала его примеру. Вдруг мой гусиный поплавок нырнул, и леска медленно поплыла в сторону. Я так вскочила, что чуть не вылетела за борт. Забыла, что не на берегу нахожусь. Дернула за удилище и сразу почувствовала, что гуляет кто-то на крючке. Не поверила. Опять на себя потянула. Леска задрожала, и от этого по всему телу пробежала приятная дрожь. Меня охватило радостное возбуждение. «Тащи медленно, не порви губу», – тихо пробурчал нелюдимый на вид сосед. Лещ медленно, волнообразными движениями приближался к мостику. Я вижу его серебристое тело, уже чувствую его настоящую тяжесть, оцениваю размеры. Дыханье затаила. Голова рыбы показалась над бортом мостика. Вдруг лещ сделал пируэт и шлепнулся в воду. Стон пронесся над рекой. Оказывается, все рыбаки наблюдали за мной.
– Жаль. На два с половиной тянул.
– Нет, два сто, не больше. Хорош был! – обсуждали мужчины мой «улов».
Неудача не отбила у меня желания рыбачить. Напротив, я с еще большим азартом и вниманием занялась делом. Примерно через час я еще раз подсекла рыбу. Но ее ожидала та же участь. Вернее, меня. Лещ опять плюхнулся в воду.
– Покажи свои крючки, рыбачка, – ласково обратился ко мне старичок, проплывавший мимо на маленькой деревянной самодельной лодке.
– Ты на карасевые снасти леща собираешься поймать? – удивился он.
– Других у меня нет, – созналась я.
– На, дарю тебе два нормальных. Уж больно ты мила, – засмеялся старик.
– Спасибо! Дяденька, возьмите взамен мои, – предложила я.
– Успокойся. Дарю же! – улыбнулся рыбак и отчалил.
Первая пойманная рыба вызвала у меня такой восторг, что я никак не могла насадить перловку на крючок. Пришлось гостя просить. Меня уже не интересовали ни природа, ни погода. Я была поглощена улавливанием малейших колебаний поплавка. В общем, через час три рыбины лежали в мешке.
– На твой женский запах, что ли идет рыба? – благосклонно и одобрительно шутили рыбаки.
– Говорят, новичкам везет, – отвечала я, еле сдерживая радость.
Мне было чуточку неловко перед рыбаками. Удача сегодня обходила их стороной. Гость совсем не интересовался рыбалкой, хотя размер рыб его поразил. Он ленился менять наживку и явно скучал. Я из вежливости спросила его: «Не пора ли нам домой?» Он мгновенно вскочил. Молодой рыбак согласился перевезти нас на берег. Дядя Боря так заторопился пересесть в лодку, что зацепился за бортик мостика и свалился в воду. Парень еле втащил его в лодку. Хорошо, что бабушка положила в телегу пару старых одеял и фуфайку, чтобы гостю было мягче сидеть на досках. Дядя Боря разделся, завернулся в одеяла и до самого дома проклинал рыбалку. Я чувствовала себя виноватой.
Вечером бабушка приготовила корзину гостинцев, и я повезла гостей на станцию к поезду. Утром следующего дня отец пошел в школу раздавать зарплату. Жизнь потекла своим чередом. Первое время воспоминания о непонятном визите молодых людей вызывали у нас тревогу и настороженность, но потом страхи прошли, и нас уже развлекали только смешные моменты этой странной истории. Мы с братом в который раз с жаром пересказывали друг другу подробности общения с обоими гостями.
Обещанного письма из Мурманска мы так и не получили. «Наверное, не понравилось им у нас», – решили мы.
ДИМА
Начиналась история с Димой Лесных обыкновенно. В школе у некоторых ребят появились поршневые ручки. И мне с Колей к началу учебного года купили такие же. Они удобные, не надо чернильницу с собой носить. Но чернил к ним в сельмаге не хватало на всех, вот я и попросила Дмитрия привезти один пузырек из города, где он должен был участвовать в соревнованиях по тяжелой атлетике. А он привез целых пять. Я растерялась: денег на пять у меня не хватало. Дмитрий засмеялся: «Бери, не мелочись». Потом он дал мне почитать интересную книжку. Между ее страниц лежала засушенная фиалка. Возвращая книгу, я спросила Дмитрия:
– Цветок тебе дорог? Я не потеряла его.
– Не помнишь? Ты же сама его подарила мне на маевке, – ответил он.
В голосе прозвучало удивление, и даже обида по поводу моей забывчивости. «А ведь и правда! Я же тогда всем девчонкам и мальчишкам цветы раздавала, потому что в лесу целую поляну нашла», – вспомнила я, но промолчала. В следующий раз Дмитрий принес книгу, которую мне никак не удавалось заполучить в станционной библиотеке. На этот раз я обнаружила в ней свое фото, распечатанное с пленки без увеличителя. Где он взял негатив? Зачем в книге оставил? А может, это не он сделал? Загадка! Я не знала, как относиться к непонятному факту, и решила сделать вид, что не придала значения такой мелочи. А на праздник 7 Ноября Дмитрий подарил мне открытку с очень серьезным, умным стихотворением. Лиля увидела открытку и удивленно воскликнула:
– Представляешь, подходит и просит: «Выбери из всей пачки самую красивую». Я на эту указала.
Мне было отрадно чувствовать, что много значу для известного всей школе молодого человека. Вот так я обратила внимание на Дмитрия. Десятиклассник. На цыгана похож, высокий, широкоплечий, волосы черные, кудрявые. Одноклассницы, сравнивая его фото с портретом Маяковского, восхищались их сходством. Еще Дмитрий штангист, музыкально одарен, школьной производственной бригадой руководит. Рубаха-парень. Душа нараспашку. Девчата считают его первым парнем на селе. Не скажу, чтобы я в него сразу влюбилась. Приятно было, когда он провожал меня со школьных вечеров, играя на баяне или еще на каком-либо другом инструменте. Рук не распускал, даже когда они были свободными. Ходили мы на расстоянии друг от друга, беседовали о школьных делах и книгах. Потом во мне возникла скоротечная неожиданная любовь, а может быть, только влюбленность. Если вдруг по какой-то причине я не видела Дмитрия, то этот день казался мне вычеркнутым из жизни. Это было нечто вроде кратковременного угара, ослепления, гипноза, после которого хотелось отдохнуть и блаженно забыться в детских мечтах.
Первый раскол в наших отношениях наметился достаточно быстро, наверное, месяца через два после начала дружбы. Я бы и дружбой не рискнула назвать подобные отношения. Дима так и не вошел в число моих ближайших, душевных друзей. Он сумел только произвести сильное, но недлительное впечатление.
Началось с того, что Дмитрий старался высмеять, морально растоптать и уничтожить всякого, о ком я отзывалась положительно. Особенно это касалось мальчишек. С какой-то странной свирепостью он награждал их обидными прилагательными. В этом было что-то «бабское», недостойное. Оно воскрешало в моей памяти неприятные воспоминания о родственниках тети Ланы. Признаться, я не ожидала подобного от сильного, уверенного в себе молодого человека.
Потом еще одно случайное событие насторожило. Возвращалась я как-то зимним вечером домой мимо клуба. Погода была удивительная! В воздухе подсвеченные мягким серебристым светом луны в очень медленном вальсе задумчиво кружились пушистые хлопья снега. Моя душа, переполненная прелестью природы, пребывала в состоянии изумительной фантастической невесомости и парила восхищенно, легко радостно. И вдруг слышу голос Дмитрия:
– Моя не пришла, с вами сегодня пойду гулять.
Слово «моя», произнесенное без имени, покоробило меня. Неслыханное оскорбление! Немудрено, что сразу на грешную землю воротилась. «Что значит «моя»? Собственная?! Я не давала повода к подобному отношению! Если он так думает, то сильно ошибается», – мгновенно завелась я, но в раздраженном состоянии не захотела подходить к компании ребят. Не стала сразу становиться в позу обиженной. Решила сначала сама осмыслить случайно услышанное. В конце концов, я могла ошибиться или неправильно понять его.
Но на следующий день ко мне подошел одноклассник Венька и, опустив глаза к полу, сказал доверительно и смущенно:
– Давай говорить начистоту. Зря ты веришь в непогрешимость Димкиных слов. Рисуется перед тобой, дурит голову. Он – эгоист, хвастун, беззастенчивый лицемер и циник. Иногда мне кажется, что он – воплощенное скрытое самодовольство. Беспощаден к людям, даже стариков своих не жалеет. Никого не уважает, лишь самолюбие свое тешит. Любовь на короткое время одарила его чуткостью и тактом, только очень быстро он стал прежним. Хвалится перед ребятами, что учительская дочь с ним дружит. Что тебя в нем привлекает? Сомнительное блистание виртуозности в музыке, тайное волнение от мнимого таланта в постижении школьной программы? В этом его едва уловимая особенность, отличающая от остальных ребят? Впрочем, и характер у него довольно сухой, склонный к меланхолии, совсем небойцовский, как всем кажется. Одни недостойные манипуляции в голове. С ними он никогда не покончит. Натура такая.
У него зуд тщеславия, а не любовь. Вчера в клубе говорил, что «завалил» бы тебя в любой момент, да папаши боится, потому что ты рассказала ему историю про то, как парня на пятнадцать лет посадили за изнасилование. Меня коробит его паскудное поведение. Не стоит он твоей любви, забалован девчонками, которые давно оставили школу. Подумай. Такие вопросы в одночасье не решаются. Я ни при каких обстоятельствах не посягнул бы на твою любовь, но пойми: тебе другой парень нужен.
– Такой, как ты, что ли? – разозлилась я, зная его симпатии ко мне.
Веня стерпел. И только уклончиво проронил: «Может быть. Не смею надеяться».
– Выдумываешь ты все, – добавила я уже спокойней, недоверчиво пожимая плечами, и с любопытством, будто впервые разглядывая одноклассника.
Знаю: умный, скромный, кроткий, с большими добрыми глазами. Ниже меня ростом и полнее. Целенаправленный, а главное – очень гибкий. Редкое качество для мальчишки его возраста. Почему-то мне неловко слышать от него про Диму.
– Перед тобой он старается, строит из себя порядочного, умного, а за глаза унижает. Недавно с пацанами решал вопрос, трогать тебя до армии или нет. Слушать было противно.
– По мне, ты славный парень, но не чересчур ли настырно вмешиваешься в мою жизнь? Сама разберусь. Друзья хороши честностью, я благодарна тебе за сообщение, только не стремись отыскивать в человеке одни недостатки, попытайся ухватиться за достоинства, – ответила я, не скрывая раздражения, не понимая, на кого злюсь в большей степени.
Вскоре после этого разговора Дмитрий попал за драку в милицию. Я очень переживала. А он пришел в школу веселый и с восторгом, с гордостью рассказывал ребятам, как организовывал «круговую оборону», хвалился перебинтованной рукой: «Я устремился вперед, как спущенный с цепи зверь! Одержимый верой в победу бил с дьявольской расчетливостью! В бою рану и увечье получил! Вот зарубки на память!» Когда я ополчилась на него, объяснив, что мне стыдно за его глупое поведение, он ответил с мрачноватой, высокомерной надменностью, что многие великие люди не избежали тюрьмы.
– Так за великие дела, за революцию, а не за драку! Не тем гордишься, не тем восхищаешься! Как же ты быстро приспосабливаешься и находишь оправдание своим гадким поступкам! Нет в тебе главного стержня – порядочности. Почему ты у своих дружков берешь самое худшее? – негодовала я.
Только он не понимал моего возмущения и смеялся. Тогда я впервые подумала, что он из другого, примитивного мира. У нас похожие, может, даже общие устремления, касающиеся учебы, но в остальном мы не пересекаемся. А как-то пришел Дмитрий на школьный вечер под хмельком. В зале, конечно, в таком виде не появился. Через ребят к воротам меня вызвали развязно заявил с присущим пьяным людям независимым неудовлетворенным апломбом:
– Пришел сообщить, как обстоят наши дела. Ты дружишь со мной потому, что меня ждет большое будущее, – и как-то странно по-собачьи ощерился.
– Так вот, послушай мой ответ! Ты знаешь, я прямодушный человек, – отрезала я. – Хоть ты и пьян в стельку, запомни: не хвались преждевременно. Еще не известно, чего ты сумеешь добиться без привычки к труду. Осилишь ли свою мечту? Работаешь только по настроению. Больше волынишь. Уроки прогуливаешь по делу и без дела. Но отчасти ты прав: я не смогу дружить с парнем, который мне неинтересен. Я должна уважать его.
– Если ты меня обманешь или бросишь, я убью тебя, – на всю улицу заорал Димка. Лицо его при этом опять сделалось злым и свирепым.
– Совсем осатанел от самогона? А если ты обманешь, мне так же поступить? Ты об этом не подумал? Убивать меня за то, что ты не соответствуешь моему идеалу? Глупее придумать невозможно! Если любишь, – добивайся вершин. Я не хочу опускаться до твоего уровня. Ты должен сам решить, каким тебе быть. Налакался, налимонился! Не стыдно? Объясни, зачем выпил?
– Зачем надрался до чертиков как сапожник? Ха-ха! Захотел расслабиться. А что, нельзя? Даже великие люди пили и курили, – куражился мой бывший друг.
Я уже не сомневалась, что теперь для меня он просто знакомый.
– Когда человек состоялся как личность, он может позволить себе маленькие слабости в разумных пределах. А ты весь состоишь из слабостей и дурных привычек! – с горечью и долей пренебрежения заявила я.
– Оскорбляешь! – повысил голос Дмитрий.
– Да! Учишься не в полную силу. Для чего спортом занимаешься? Бабушке, вырастившей тебя с пеленок, ничем не помогаешь. Производственная бригада для тебя – развлечение. Ты не понимаешь, что значит уважать себя и других. Я не намерена больше разговаривать! Мне стыдно находиться рядом с тобой, – сказала я резко и вернулась к подругам.
Немало мужества стоило мне закрыть перед Дмитрием школьную калитку. Обида помогла. Это был не первый пробный камешек в наших отношениях, высветивший несхожесть наших характеров и взглядов. После размолвки я старалась избегать Дмитрия, а он, напротив, искал встреч, вел себя более-менее пристойно, не смущаясь, пытался вести непринужденные разговоры, жаловался, что тоска заела.
Как-то я задержалась в школе. Выхожу, а он стоит у ворот грустный, заиндевелый. Сначала молча шел за мной, потом свою биографию стал рассказывать: «Отца немцы танками разорвали… бабушка молоком поила, а бутылка из-под керосина была… В войну и после бедовали сильно. Горько жилось. Сестренка умерла… Мать замуж вышла, отчим их сына тоже Димой назвал… назло». Я понимала, что на жалость берет, но не прогнала. Таким несчастным он выглядел! Так вместе и дошли до моего дома.
Другой раз на мосту догнал, когда я со станции шла. В любви начал объясняться.
Я ему:
– Но я же не люблю тебя! И тут уж ничего не поделаешь.
А он мне:
– Моей любви хватит на двоих!
– Давай раз и навсегда выясним наши отношения. Твоя любовь скучней осеннего дождливого вечера, она обесценена твоими обманами и разбавлена моими обидами. В ней нет радости, – грубо возразила я, больше не желая слушать его глупые речи.
А он шантажировать начал. Залез на перила моста и говорит:
– Сейчас вниз брошусь, разобьюсь об лед. Ты виновата будешь.
Его слова были для меня как пена или накипь. Они не затрагивали души. Хотела ему ответить, что за каждого дурака не собираюсь отвечать, да увидела грустные, преданные, собачьи глаза. Растерялась. Жалко его стало. И стыдно за такого большого и слабого. И сама себе противна тем, что позволила ему унижаться, цирк перед собою устраивать. Объясняла, что не могу полюбить его таким. А он все свое толковал:
– Любить – значит жалеть?
– Не путай причину и следствие! – в досадливом недоумении возражала я. – Любовь не жалость. Сначала надо полюбить человека, потом жалеть, а не наоборот.
Он опять ахинею понес, глупые слова сыпались невпопад. Неприятно их было слушать и трудно опровергать. С глупым труднее спорить потому, что он не признает ни логики, ни здравого смысла. Его мысли ходят по кругу, он перемалывает одни и те же фразы и разговору конца не видно. Это раздражает, злит и даже бесит.
Неоднократно пробовала доказывать прописные истины. Иногда мне казалось, что он все понимает и только из упрямства не соглашается. Никак не удавалось мне прекратить нудные бессодержательные перепалки. Слов, доводов не хватало. Моя неопытность, несомненно, давала ему преимущества. Мать выручала. Домой загоняла. Как-то на станции, в фойе кинотеатра, сцену мне устроил. Я не знала, куда глаза девать от стыда. Учительница из второй школы прямо при нем спросила меня:
– Как ты можешь с таким дружить?
Я разозлилась и с отчаянным вызовом воскликнула:
– А как от него избавиться? Прилип! Слова на него не действуют.
– И все же постарайся. Не по силам тебе перебороть его характер, – с сочувствием посоветовала учительница.
Странный парень: я его при всем честном народе оскорбила, а он не ушел. Самой уйти? Какой смысл фильм пропускать? Все равно до самого дома не отстанет.
А на следующий день Венька подошел ко мне, в сторону отвели опять завел разговор о Димке:
– Любым способом пытается тебя удержать, самолюбие не позволяет ему быть брошенным девчонкой. На коленях ползать будет, чтобы добиться своего, вот увидишь. Недавно дружка своего избил за то, что тот сказал: «Не пара ты ей. Все равно она бросит тебя». Остерегайся Димку. Слабовольные люди чаще на подлость способны.
– Веня, ты легкий, спокойный, с тобой всегда хорошо и просто: можно интересно и серьезно говорить о жизни и обо всем таком прочем. Твое общество никогда не бывает мне в тягость. Почему я вечно на сложных людей нарываюсь, будто сама их ищу? Судьба моя такая? Меня очень беспокоит Димкина шатия-братия. Плохо она влияет на него.
Знаешь: недавно что-то странное со мной произошло, когда с Димкой домой возвращалась. Слова лились из меня сами. Я говорила ему совсем не то, что хотела! Опомнилась, с ужасом анализирую предыдущие фразы: «О Господи, что за ахинею я несу, зачем жалею, зачем обещаю помочь?!» Понимаешь, Веня, раздваиваюсь я из-за чувства ответственности за него, словно он мой подшефный ученик. И все же мне кажется, что лучше для нас обоих – разойтись. А ты зачем ворошишь пепелище Димкиной души? Может, ты просто ревнуешь? – грустно засмеялась я.
– Ревную, конечно, но главное – боюсь за тебя.
– Я сама устала от преследований и, честно говоря, уже ненавижу своего навязчивого обожателя. Сто раз прогоняла, объясняла, что наши судьбы сплелись случайно, а он все равно ходит. Надоели гневные взгляды матери, считающей, что у меня нет гордости. А я не умею грубо и резко говорить, по-хорошему хочу разойтись. Не могу побороть в себе жалость к потерянному человеку. Может, попробовать его перевоспитать? – спросила я у Вени, растроганная его заботой.
– Ты что! Он этого только и ждет! Будет подыгрывать тебе, делать вид, что исправляется, – энергично возразил Вениамин.
– Мне сначала показалось, что я смогу полюбить его по-взрослому: серьезно, не бездумно. Я радовалась его успехам в школе, на сцене, в колхозе. В нем много хорошего, понимаешь? Я боюсь, что он сломается из-за любви ко мне и пропадет. Не смогу тогда себе простить. Обидно влюбиться в недостойного человека, неспособного понять другого, – откровенно созналась я.
– Себя жалей. Он хитрый. Умеет играть на струнах души. Понял твое слабое место – доброту – и использует ее. Может, ты на самом деле его любишь?
– Даже от влюбленности следа не осталось! Никак не разберусь: его любовь – роковое наваждение, бесовское неистовство упрямца или просто большая глупость? Хоть бы его в армию забрали поскорее! Говорят, там ребята здорово взрослеют и умнеют.
– Его армией не исправишь. Сформировался он. Да и нехорошо на это надеяться. Девушка должна ждать, если проводила парня в армию.
– Ты прав, непорядочно так себя вести. А он правильно поступает? У меня же нет другого выхода! Не могу от него отделаться! И мать каждый день ругается, думает, что я его люблю. Не понимает, что мне самой тошно от него. Знаешь, когда я была маленькой, то видела, как одну очень красивую девушку преследовал огромный, толстый, рыжий, краснолицый дядька. Она пряталась в общежитии, а он через дверь кричал ей: «Все равно моей будешь». Мне так жалко ее было, а теперь сама в такое же положение попала, – пожаловалась я, вздохнув тяжело и безнадежно.
– А ты отцу скажи, – посоветовал Веня.
– Не те у нас отношения. Он никогда не вмешивается в мои дела. А матери говорит: «Давай ее за Димку отдадим». Я им в ответ: «Не хочу с ним дружить. Бабушка воду из колодца тащит, а он с дружками в карты играет. Не нужен мне такой». Только они всерьез мои слова не воспринимают. Не понимают меня. Отец хвалит Димку, мол, талантливый, за полгода наверстал по всем предметам то, что упустил за предыдущие годы учебы. Поддерживает его в школе. Может, и правда спешит замуж пораньше отдать? Ты знаешь, мне сейчас в голову к двум радостным строчкам пришли две грустные:
Мир полон чудных грез!
И было хорошо и просто.
Но начинается всерьез,
Что начиналось несерьезно.
Прилежно поразмыслив, я поняла, что не хочу, чтобы Димка мне детство портил. Мне только четырнадцать! Может, избавлюсь от него, если родители в техникум отдадут? – ища сочувствия, обратилась я к Вене.
– Тоже выход, – ответил он неуверенно.
– У Димки есть повод всюду ходить за мной после того, как моя мать пообещала ему голову оторвать, если со мной приключится нехорошее. Теперь он говорит, что охраняет меня. Я мечтаю о таком парне, чтобы мы понимали, уважали друг друга. Не нужна мне дружба с ревностью, нудными спорами, обманами, недомолвками. Еще не познала настоящей любви, а уже научилась не верить. Отчаялась я понять Димку. Ладно, Веня, спасибо, что сочувствуешь. Побегу домой, а то опять придется выслушивать попреки матери: «С Димкой валандалась?!» И начнутся незаслуженные оскорбления, – вздохнула я.
Иду домой и скулю: «Почему я бесхребетная? Жалею Дмитрия? И тем самым оставляю ему надежду? Глупо делаю… Человек считается порядочным, если любит всю жизнь одного. Я не хочу быть ветреной. А если ошиблась, не в того влюбилась и быстро разочаровалась, почему всю жизнь должна мучиться? Может, я, как мать, беспокоюсь о том, «что люди скажут»? Нет. Так в чем же дело? С раннего детства я патологически боюсь стать плохой. Еще в первом детдоме был заложен подсознательный страх оказаться в числе презираемых, гулящих. Он сторожит меня и не позволяет легко расставаться с друзьями?.. Ну, допустим, разбежались мы с Димкой окончательно. Чем такой, лучше никакого! А дальше что? Он все равно из вредности не позволит никому из ребят дружить со мной. Ерунда! Отстанет, когда встречу настоящую любовь, которой нет преград!»
А мать оказалась права насчет характера Дмитрия. Вот что значит педагог! А может, жизненный опыт?
Лежа в постели, опять прокручиваю в голове события последних месяцев.
Говорят, будто любят ни за что. Неправда! Просто так можно только ненадолго влюбиться. Чтобы любить, нужно соприкасаться душами. Дмитрий сначала показался мне особенным. Только вышло, что «умная голова дураку дана». В сущности, он обыкновенный. Разуверилась я в нем. Заносчивый, лживый, самонадеянный, с тяжелым строем чувств и праздностью готовых суждений. Баловень. На развлечения у стариков деньги выпрашивает, разгружать вагоны на станции не хочет. С его-то силой? Постыдился бы!
На математической олимпиаде не получил грамоты и мне сказал, что знаний маловато. Я сначала обрадовалась его честности, а потом подумала: «А кто виноват?