Зловещее сокровище

– Я сам ничего не знаю? – просто ответил Виктор. – Днём мы немного выпили, а затем, соответственно, легли почивать. Но вот! Когда я внезапно проснулся, нашёл её в подвешенном состоянии, покончившей с собою в крохотном туалете… Она накинула веревку на поперечную отопительную трубу, свисавшую сверху… на ней же и удавилась.

– История крайне печальная, – посочувствовал полицейский, направив насущные размышления совершенно в иное русло.

Его занимало, что повесть выглядит отнюдь не натуральной, если не сверхъестественной. Получалось, два близких человека (по непонятным причинам?) попытались единовременно свести счёты с жизнью… а ещё это сжиженное облако, видимое в тени, образовавшейся вокруг живой оболочки. Немного поразмыслив и посмотрев затем на Егорова, пытливый «опер» увидел, что тот опять впал в состояние неосознанной невменяемости и заговорил на незнакомом наречии, отчасти непонятном, а частью бессмысленном. От его кошмарного поведения становилась поистине жутковато – хорошо ещё, он был связан и навряд ли бы сумел причинить кому-нибудь существенный вред, включая и себя самого.

«Неотложная скорая» добирались чуть более трёх часов, и участковый, пока дожидался, добровольно обрёкся выслушать несусветную тарабарщину, а заодно и созерцать прозрачную массу, окутавшую несчастного «пациента» и едва-едва различимую. Но и с приездом профессиональных медиков легче не стало, в результате чего Королёву пришлось сопровождать умалишённого до психоневрологического диспансера, расположенного в далёком региональном центре; он трясся в служебном «уазике» на протяжении долгих пары часов.

По прибытии в пункт исцеления человеческих душ, врач-психиатр деловито осмотрел больного клиента и сделал однозначное заключение, что помещает его на стационарное исцеление. Полицейский ничего не рассказал ни о личных видениях, ни о сделанных наблюдениях, чтобы и его (не дай Бог!) не посчитали за сумасшедшего.

Когда первичный приём закончился, то окончательной миссией оставалось – проводить при́знанного психа до медицинской палаты. После того как Егорова надёжно привязали к больничной койке и сцепили и за руки и за ноги прочной верёвкой (а ещё ему ввели хорошенькое снотворное), Семёну вдруг показалось, что он видит, как от обезволенного тела отделяется бесформенное, прозрачное облако; оно поднялось до гладкого потолка и покойно зависло. На всякий случай он решил поинтересоваться у пожилой санитарки, стоявшей неподалёку:

– Вы ничего по верху не различаете?

Та ничего не ответила, а посмотрела на полицейского с озабоченным видом, словно пыталась сказать, что место подполковника Королева находится на соседней койке.

– Вот и я ничего не вижу, – поспешил тот исправить впечатление нелепое и дурно́е.

Опытный офицер прекрасно знал, что, раз попав в психиатрическую клинику, вырваться оттуда уже тяжело – практически невозможно! Пообщавшись с душевнобольными людьми, как бы сам от них «заражаешься» и постепенно становишься, если и не точно таким же, то во всяком случае чем-то похожим – и это ещё не берутся в расчёт медицинские антидепрессанты и одурманивающие лекарства. Озадаченный невеселыми мыслями, Королёв поспешил покинуть неприятное учреждение, не предвещавшее ничего хорошего, как можно быстрее.

Благополучно вернувшись в салон не скоростной неотложки, весь обратный путь он размышлял над зловещим происшествием, какому ему довелось сделаться невольным, зато прямым очевидцем. «Что же это такое?» – становился он нечаянным пленником навязчивых измышлений. Когда больничная машина оказалась в поселковом пределе и остановилась, чтобы любезно ссадить полицейского, он вновь ощутил лёгкое желудочное покалывание и чьё-то присутствие, мимолетное и незримое. Напрягся. Никаких признаков воздушного движения поблизости визуально не наблюдалось. Сославшись на смутное мнение, что остаточное наваждение, скорее всего, привиделось, сосланный оперативник отправился к служебному дому.

Оказавшись внутри знакомого помещения, рациональный подполковник несколько успокоился; но с приближением темноты внутреннее пространство медленно наполнилось какой-то незримой сущностью, с одной стороны тяжёлой, с другой – отрицательной (жуткие флюиды словно бы пронзили внутрикомнатный воздух). Не в силах дать происходящим явлениям рациональный отчёт, Королёв долгое время не засыпал, из стороны ворочаясь в сторону. Провалиться в сказочное царство Морфея удалось лишь под у́тро, оказавшись во власти снов за час до запланированного подъёма.

Как только участковый погрузился в беспокойное сновидение, пред ним то́тчас же возник злодейский образ бывшего революционера-анархиста Нестора Петровича Бульбаша. Не откладывая в долгий ящик, он призрачным голосом забубнил:

– Можешь не удивляться, но перед тобой находится бесплотный Дух бравого Бульбаша́. Ему, то есть мне, необходимо с тобой побеседовать на очень серьёзную тему. Ты спросишь: почему я выбрал тебя? Все очень просто: ты единственный, кто смог разглядеть – ТАКОГО! – каким представляюсь я. Почему? Твоя нервная система сейчас нестабильна, в результате чего она создаёт уникальную возможность установить с тобой прочную связь посредством неосознанных сновидений. Перехожу к основному делу… Оно у меня очень и очень важное, но сам я с ним справиться просто не в состоянии; а значит, мне понадобится союзная помощь кого-то живого – вот хотя бы тебя.

– И что от меня потребуется? – справедливо поинтересовался Семён.

– Хочешь знать?.. Тогда слушай: когда-то давным-давно мой прежний носитель, вместе с подвластными черносотенцами, промышлял банальными разбоями в лесах далёкой Ростовской области. Однажды нам довелось попасть в некое тайное лесное селение, где жили безмозглые женщины и невинные дети, да ещё великовозрастный придурок-старик, «шаманий» пройдоха. Как оказалось, он являлся Хранителем Зловещего сокровища, коим славянский Бог, по имени Род, заключил злого и жестокого Чёрного Бога в мистическую темницу. Практичный старец тогда объяснил, что, типа, кто возьмет из сундука хоть одну золотую монетку, тем самым выпустит на свободу страшное Зло; сам же несчастный грешник будет умирать в чудовищных муках, а после жутковатой смерти поступит на услужение демоническим силам, им же освобожденным».

– И в чём же заключается та страшная служба? – опытный полицейский уточнял любые нюансы.

– Ты начинаешь ходить по белому свету и склоняешь безвольных людей к суициду, после чего их неприкаянные души отходят ужасному Злу, лишаясь права на следующее воплощение и деятельное исправление испорченной Кармы. Нетрудно понять, с течением долгого времени человеческий род, как определённый вид, насовсем прекращает земное существование. Я тогда был молод, горяч, не поверил мудрому старику – вот и взял как само про́клятое сокровище, так и злосчастный сундук, содержавший ровно шестьсот шестьдесят шесть круглых божественных амулетов. Я забрал оттуда сорок семь штук и потратил их по личному усмотрению. Оставшееся золотишко спрятал в могильном захоронении, расположенном на гуляйпольском погосте.

– И много ли вас – ТАКИХ! – сейчас ходит? – усмехнувшись, недоверчиво произнёс Королёв.

– Любой, кто хоть раз держал в руках загово́ренные монеты, становится таким же как я.

– Ну, а горемычные души самоубийц – они тоже занимаются, чем и все остальные?

– Эти нет, они просто поступают в безликое войско Зловещего Змея, чтобы в конечном итоге Вселенское Зло обрело беспрекословную власть над всем Внешним Миром. Подобные мне являются бессменными поставщиками злобного воинства. Если нас вовремя не остановить, то – как я уже и сказал – род человеческий прекратит земное существование и будет подвергнут полному истреблению.

– И давно вы таким образом служите?

– Ровно сто лет.

– Срок значимый, и вполне очевидно, что на службу к потустороннему Злу вы завербовали несметное количество неприкаянных человеческих душ.

– Всё правильно, – промолвил призрак бывшего анархиста и выразительно и печально, – и, как видишь, в последнее время их становится всё больше и больше.

– Но тогда я не понимаю?.. – искренне удивился Семен. – Как же так получается? Вот вы вроде бы массово собираете людские души, которые не перевоплощаются – так? – последовал утвердительный кивок головы. – Но как же, спрашиваю я, происходит, что человеческое народонаселение всё разрастается и нескончаемо увеличивается?

– Так ты посмотри на качество новоиспеченных людишек, – презрительно усмехнулся служитель потустороннего мира, – вы стремительно деградируете. Зверья лесного на планете становится меньше, а человеческие тела наполняются дикими душами, появляющимися именно за счёт вымирания целых животных видов.

– То есть ты хочешь сказать, – уловив смысл сказанного, привёл Королев логичное измышление, – что скоро вся людская раса превратится неизвестно в кого?

– Совершенно верно, – произнёс непрошенный гость, проникший в самую глубь осознанных сновидений, – тела-то, может, и будут на вид человечьи, однако души в них будут звериные. Постепенно гомо сапиенс настолько отупеют и одичают, что один начнёт невольно сжирать другого.

– Прямо, как настоящие зомби! – съязвил полицейский.

– Не исключена и такая трактовка, – заключил дух Нестора Бульбаша, – мозг тупоумный есть, а разума здравого нет – только животные инстинкты, абсолютно не содержащие нравов.

Участковый прекрасно понимал, что «посетили» его не просто из праздного любопытства, чтобы, скажем, прочитать короткий ликбез о существовании милого добра и ярого зла, – скорее всего, служитель Чёрного Бога преследовал какую-то важную цель? Посчитав, что пришло самое время, дабы заняться прояснением главной причины, он озадачился откровенным вопросом:

– Здесь всё ясно, а теперь о насущном: от меня-то что требуется?

– Понимаешь, – продолжил разбойничий полководец, – мне до такой степени надоело заниматься неблагодарной работой, что я готов провалиться куда угодно, только бы побыстрее всё кончилось. Так хочется обрести блаженный покой – ты даже не представляешь? Сам же я сделать ничего не могу, потому что, раз попав на службу Злым силам, остаёшься таковым навсегда, пока…

– Пока, Нестор Петрович, – вставил Семен, улавливая глубинную суть, – кто-нибудь не победит их – не так ли?

– Нет, – засмеялся Нестор зловредно, надсадно, – победить их попросту невозможно – можно лишь спрятать в долгое заточение, заключив в магическую темницу… Кстати, зови меня просто Дух: Нестор Петрович Бульбаш давно уже умер.

– И каким же образом прикажешь тебе помочь? – иронично заметил бывалый оперативник. – В мешок, что ли, основного демона спрятать?

– Не смейся, – злобно скривившись, промолвило потустороннее бестелесное Существо, – ты явно не понимаешь, с чем имеешь реальное дело.

– Прекрасно соображаю, – резонно заключил Королёв, – от – ТЕХ! – кто способен загнать обычного человека в пе́тлю – и даже в колодец! – ничего хорошего ждать не приходится. Мне просто непонятно: как можно поймать – ТО! – что совершенно не ощущается?

– Ежели так, тогда очень просто, – обрадовался служитель Зловещего Змея, – необходимо собрать воедино все утраченные монеты, сложить их в старинный сундук и отвезти в Ростовскую область, возвратив в искомое место. Затем мой отпущенный дух – а заодно и бедовые души всех, кого и я и мне подобные склонили к самоубийству – обретут долгожданный покой и новые телесные воплощения, необходимые для отработки испорченной Кармы. Как, надеюсь, ты хорошо себе представляешь, сам я поделать ничего не могу – мне нужна помощь живого, активного человека.

– Да? – спокойно проговорил полицейский. – Ну, а я здесь при чём?

– Ты единственный, кто сумел проникнуть за пределы человеческого сознания, а может, даже и общего понимания; тем самым ты разглядел, что именно я из себя сейчас представляю. Получается, ты уникальный, потому как с тобой можно установить хоть какую-то связь, необходимую для наставительного общения и передачи доподлинной информации.

– Возможно? Спорить не буду, – практично заметил Семён, – но тебе, наверное, следует спросить у меня безоговорочного согласия – вознамерюсь ли я быть жалким орудием в злобных ручищах?

– Да, верно, – напрягся озадаченный Дух, – это действительно важно… Так что же ты в итоге решишь – каким будет окончательный ответ на моё любезное предложение?

– Я отвечу категорически – нет! – сказал полицейский сотрудник, ничуть не переживая, какое впечатление произведёт на бестелесного собеседника.

А тот оказался словно молнией поражён (благо во сне!): уподобившись надутому мячику, Дух резким движением округлился, как будто бы загорелся (приобрёл огненные очертания раскаленного шара), затем несколько раз пролетел по крохотной комнате, ударяясь о стены и рассыпая вокруг себя яркие искры, а потом, взорвавшись, взял да и попросту разом исчез.

Глава III. Серия странных самоубийств

Почти в тот же самый момент затрезвонил надсадный будильник, и участковый проснулся. Через двадцать минут, напрочь освободившись от со́нных объятий, взбодрившийся офицер недоумённо подумал: «Приснится же чушь несусветная?» Как и в обычное утро, он привёл себя в образцовый порядок, надел форменное обмундирование и отправился на повседневную службу. По дороге, не добравшись до полицейского пункта, он принял тревожный вызов, вкратце сводившийся к следующему: «На улице Солнечной обнаружен полукриминальный труп девушки».

В силу служебного долга, полицейский немедленно выехал к месту жуткого происшествия. По прибытии, он обнаружил крайне непривлекательную картину: молодая, худенькая хозяйка лежала в железном корыте, доверху наполненном тёплой водой, и удерживала двустороннее лезвие, применяемое в мужских безопасных бритвах; в области обоих запястий различались поперечные надрезы, глубокие и широкие; сами изрезанные конечности покоились в кровавой воде; безжизненная голова была запрокинута; в открытых глазах застыл сверхъестественный ужас – всё указывало, будто бы НЕЧТО толкнуло молоденькую девушку на скорую, хотя и беспричинную смерть.

Факт убийства целиком исключался: молодая особа жила одна; основная входная створка оказалась заперто́й изнутри; следы посторонних проникновений явно отсутствовали. Обнаружила её ближайшая подруга, с которой они планировали ехать в райцентр и которая (когда ей на настойчивый стук не открыли) заподозрила что-то неладное и попросила безотказных соседей выломать мощное запорное устройство, прочно закрытое изнутри. Увидев чудовищную картину, испуганная посетительница сообщила о случившемся происшествии в службу спасения. Из личностной характеристики, представленной на покойную, следовало: в основном вела непривлекательный образ жизни, разгульный и аморальный; имела устойчивую склонность к злоупотреблению спиртными напитками; являлась слабовольной (скорее, податливой) – легко подвергалась чужому влиянию; на жизнь зарабатывала случайными половыми связями.

Через несколько минут с районного центра приехала дежурная группа и сразу же занялась кропотливым составлением акта самоубийства. Однако не успели ещё закончить с одним трагическим происшествием, а уже принимался вызов второй, оказавшийся не менее значимым: в одной из близлежащих деревень, отличавшейся названием Борови́ца, опившийся мужчина устроил показательное самосожжение. Пришлось выезжать и туда.

Пострадавшим оказался худенький житель, достигший возраста сорока восьми лет. Странное дело, он оставался живой, хотя у него обгорело девяносто процентов кожи – практически всё несильное тело. Из разрозненных описаний следовало: внезапно хронический пропойца сделался буйно помешанным; перед необдуманным поступком он целый месяц беспробудно пил «горькую»; теперь вот «выхаживался» и третий день находился в «глубокой завязке». Казалось бы, ничто не предвещало непоправимой беды. Утром он вел себя вроде бы как нормально; но ближе к обеду местный любитель выпить стал нервно ходить из угла в угол, глаза его сделались словно стеклянные, а сам он перестал узнавать родных домочадцев, не говоря уже про близких друзей либо просто знакомых.

Предположив, что у него началась специфическая разновидность «белой горячки», благоразумные родственники вызвали «скорую помощь». Пока нерасторопные медики добирались на несущественный (по их мнению) вызов, ополоумевший мужичок вымчался на вольную улицу, пробежал в дощатый сарай и взял десятилитровую канистру, наполненную обыкновенным бензином. Вылив горючую жидкость на полуголое тело, ошалелый безумец чиркнул газовой зажигалкой. Подоспевшие жители кое-как сбили яркое пламя, мгновенно охватившее хлипкое туловище; но… они всё-таки чуть-чуть припозднились: пострадавшее туловище обожглось безвозвратно. На момент прибытия дежурной полицейской бригады, обгоревший пьяница находился в полном сознании и, как ни странно, разумно оценивал происходившую обстановку. С его слов приблизительно выходило: в обеденное время он вдруг почувствовал, как на размякшие мозги что-то угнетающе, сильно давит; сначала всплывали безобидные, красочные картинки; постепенно их становилось больше, а сами они приобретали мрачные, едва ли не жуткие очертания, напрочь «ломавшие» ослабевшую волю; через коротенькое мгновение разумная память полностью отключилась, и что происходило с ним дальше – он совершенно не помнил.

Тем же самым временем работники «скорой помощи», прибывшие на страшное происшествие, проводили медицинские процедуры, необходимые в экстренных случаях. Впоследствии обожжённого мученика в срочном порядке собирались госпитализировать в реанимационное отделение. Хотя, по их же утверждениям, получалось, что предпринимаемые меры являются бесполезными, – дескать, он живёт, пока не выйдет из болевого шока; а та-а-ам… его кончина будет представляться явлением и очевидным, и в общем-то неизбежным.

Но и на акте самосожжения кошмарные смерти в тот день заканчиваться вовсе не собирались… Ближе к вечеру, когда оперативная группа, закончив документировать факты двух суицидов, засобиралась в обратный путь, на сотовый телефон участкового пришёл очередной трагический вызов. Теперь покончил с жизнью молодой, двадцатидевятилетний парень, выделявшийся высоким ростом и проживавший в соседнем селе, носившим интересное название Кручини́цы. Как и первые две жертвы, он вел беспечный, беспорядочный образ жизни, рано деградировал и легко поддавался чужому влиянию. В его случае драматические обстоятельства разворачивались по следующему сценарию: в обеденное время увлекался с лучшими друзьями безмерным распитием горячительных жидкостей; к вечеру, опьянев в достаточной мере, отправился прямой дорогой до до́му; зашел внутрь непрезентабельных жилых помещений; на почве долгого пьянства у него произошел словесный конфликт с ближайшими родственниками (в основном ругались, конечно, они, пытаясь направить его на путь исправления); в ходе возникшей перепалки сделался сам не свой (глаза нали́лись багряной жидкостью и приняли безумное выражение); стал метаться по внутренним помещениям, как загнанный в ловушку дикий зверёныш (бешено размахивал руками, будто пытаясь что-то с себя стряхнуть); неожиданно подбежал к кухонному столу, схватил с него острый нож (имевший длину лезвия чуть более семи сантиметров); резко вонзил его себе в грудь, прямо в области сердца (до жизненно важного органа он, естественно, не достал, но, очевидно, повредил какую-то значимую артерию) – всё, из образованной раны вырвался обильный кровавый поток, а предсмертная агония длилась не дольше минуты, после чего безвольное тело свалилось на́ пол, два раза лихорадочно дернулось и за́мерло, не подавая признаков жизни.

Четвёртое аналогичное происшествие случилось глубокой ночью. Для подробного оформления пришлось возвращаться в посёлок и выдвигаться на улицу Пушкинскую. Немолодая гулящая женщина, достигшая сорока двух лет и имевшая среднее телосложение, устала пьянствовать «горькую» и в одночасье, от непобедимой зависимости, решила избавиться. Задавшись чудовищной целью, она привязала к верхнему краю сарая, расположенного вблизи её дома, крепкую, витую веревку, закинула свободный конец наверх, забралась на крышу сама, связала «удавкой» тугую петлю. Получившуюся конструкцию бедовая селянка накинула на хлипкую шею – и… «камнем» бросилась вниз. Высохшие ноги едва не коснулись земли (им не хватило не более семи сантиметров), а шейные позвонки непринуждённо сломались; голова склонилась в неестественном положении, глаза закатились за верхние веки, язык вывалился наружу и черно́ посинел.

Нетрудно догадаться, похожие самоубийства продолжались с чёткой периодичностью, аж на протяжении целых двух суток, причём Ангел-смерти изощрялся всё больше и больше. В одном случае он даже вынудил нечаянного страдальца, попавшего под могущественное влияние, быстрее-быстрого разбежаться, а затем всей башкой (а именно лицевой основой) прыгнуть на самый обыкновенный топор, обухом поставленный на голой земле, а остриём направленный кверху. Зрелище получилось ужасное: череп расквасился надвое, словно какая-то перезревшая тыква, обнажил окровавленные мозги, расслоенные пополам и болтавшиеся подобно вчерашней «студени»; буро-алой кровищи вылилось столько, что создавалось устойчивое впечатление, что наружу её вытекло никак не менее половины ведра.

Или ещё другая история: в одном из ближайших сёл, обозначенным хитро Ольховка (где школьное здание отапливалась ещё каменноуго́льной котельной) сменный кочегар предварительно как следует при́нял водочной жидкости; затем без разрешения (ни с того ни с сего?) он растопил водогрейный котел (несмотря на летний период), раскочегарил посильнее жаркую топку, а дождавшись, когда внутренняя температура приблизится к критической точке, со словами: «Да, гори оно всё синим огнём!» – бросился внутрь и заживо сгорел в огненном полымя́. Его бесславный подвиг засвидетельствовала школьная директриса, зашедшая в тот злосчастный миг с нежданной проверкой (она желала выяснить, почему без личного согласования с ней происходит запуск котельного агрегата). Она взошла как раз в тот самый момент, когда отчаянный самоубийца выкрикивал последнюю фразу и юром нырял в раскалённое жерло.

На третьи сутки непрерывного оформления, Королёва вызвали в районный отдел, чтобы он предоставил хоть какой-нибудь пояснительный, разумный отчёт. Он зашёл в кабинет непосредственного начальника, коим являлся подполковник Све́рдлов Илья Сергеевич. Полицейский офицер, неоднократно поучаствовавший в опасных, боевых операциях, он взошёл на штатную должность с самых низов, предварительно хлебнув суровых «прелестей» «земельной» работы (наверное, именно поэтому влиятельный руководитель пользовался непререкаемым, полным авторитетом). За последние четыре года, проведенные на кабинетной работе, сорокавосьмилетний статный мужчина слегка располнел и не выделялся уже прежней завидной прытью, позволявшей всецело отдаваться любимой работе (как случалось с ним некогда ранее). Вместе с тем зелёно-оливковые глаза, расположенные на вытянутом лице, непривлекательном, зато благосклонном, излучали нескончаемую живость, находчивый ум и исключительную порядочность. Мудрая, поседевшая голова украшалась густыми волосами, короткой стрижкой сведёнными набок. Встретил он Семёна в маленьком кабинете, сидя в подвижном кресле и оставаясь в квадратных очках.

– Послушай, Королёв, чего у тебя, там, такое творится? – начал он, едва завидев участкового, показавшегося в дверях. – Один за одним люди добровольно прощаются с жизнью. Заметь, кончают они себя невероятными, изощрённо жестокими, способами – это аномалия, что ли, какая, или всё-таки плохая профилактическая работа? В чём, объясни, истинная причина непонятного «сверхсуицида»? Из областного управления уже рвут на мелкие части, а я даже не представляю, какие доводы им приводить и на что конкретно ссылаться. Так что же у нас, в каком-никаком спокойном посёлке, такое? Я желал бы услышать разумное объяснение – и немедленно!

Естественно, Семён ничего не сказал про некого дивного Ангела-смерти, который почему-то решил, что полицейский должен помочь ему обрести душевный покой и освободиться от служебной повинности Тёмному Злу. Поступил он, в сущности, правильно, иначе (как только бредовые мысли повылазили бы наружу) обезумевший сотрудник немедля проверился бы на соответствие профессиональной пригодности (а возможно?!) и угодил бы на стационарное излечение в психиатрический диспансер. Не найдя ничего лучшего, полицейский ответил, хотя и несколько необычно:

– Мне нужен короткий отпуск. Обещаю: все жуткие смертоубийства, захлестнувшие вверенный мне участок, немедленно прекратятся. Почему? Объяснить пока не могу.

– Что за чушь откровенную ты несёшь? – непроизвольно матюгнулся посурове́вший начальник. – Как можно связать непродолжительный отпуск и несчётные акты беспрецедентного суицида?

– Мне тяжело сейчас хоть что-то растолковать… – неуверенно начал бывалый оперативник; постепенно придавая хрипловатому голосу убедительных интонаций, он смело продолжил: – Мне кажется, главная причина массового умопомешательства кроется вовсе не здесь, не в нашей региональной местности. Для того чтобы выяснить – так оно или нет? – как раз и нужно выехать провести небольшое расследование. Дабы не «стрелять» в холостую, я готов заниматься оперативной работой в личное время. Можете считать меня кем угодно, но я утверждаю, что, едва я уеду, в подвластной округе сразу же всё прекратиться – решать Вам?