Случайная тень

– И?

– Ну, они слили информацию наверх, среди высших эшелонов началась лёгкая подковёрная суета.

– Что они собираются делать, Мак?

– Пока что они сбрасывают акции Твиттера и Фейсбука, некоторые перевозят свои семьи поближе к военным базам. Я сейчас в Хьюстоне, Йон – в три часа у меня встреча с Балдоном. Он хочет обсудить твой доклад и выработать дальнейшую стратегию наблюдения за объектом.

– Джефферсон, какое к дьяволу наблюдение! Это «Чёрное Веретено», как ты его назвал сейчас за Солнцем. Мы его не увидим, как бы ни старались, а через пару недель его увидят все, и тогда такое начнётся…

– Я постараюсь заострить на этом внимание директора НАСА, Келл. Он кстати, очень благодарен, что мы не обнародовали эту информацию.

– Вполне в духе этих ребят – бормочет Келлер.

– Что ты сказал?

– Неважно, Мак. Нагони на него страху. Объясни, что если этот огромный корабль хотя бы встанет на достаточно близкую околоземную орбиту – нам не поздоровится.

– Окей, Йон. Я постараюсь.

Мария слегка пинает ногой один из пакетов. – Келл, если этот твой рыдван всё же заведётся, отвези мусор на помойку. Келлер не реагирует – он, прищурившись, смотрит на яркое полуденное Солнце – «надеюсь, вы прилетели к нам с миром».

После обеда они едут опробовать пятизарядный «Liberty chief» 38-го калибра. Револьвер для Марии Келлер купил утром – модель лёгкая, компактная, в самый раз для доктора биологии. Мария с лёгкой усмешкой выслушивает наставления Келлера.

– Ты просто не знаешь, с кем связался, Келл. В школе я разбирала автомат Калашникова быстрее многих ребят.

– В школе?

Мария вскидывает револьвер и с пяти выстрелов сшибает с бревна три пустых банки. – Надо ещё потренироваться – морщится она, Келлер только качает головой. – Похоже, я многого о тебе не знаю, дорогая.

– Ты даже не подозреваешь, как ты прав. – Мария возится с защёлкой, потом откидывает барабан и давит на экстрактор. – У нас ещё есть патроны, доктор Келлер?

Вечером они выгружают из прибывшего фургона вещи Марии – коробок не больше полдюжины и они выстраиваются в ряд на полу гостиной. Мари орудует канцелярским ножом, вскрывает их одну за другой, и в полупустом гардеробе Келлера стремительно заканчивается свободное место. Йон сидит перед домашним компьютером и внимательно изучает новостные ресурсы, – как он и ожидал, нигде ни слова об объекте. «Ну что ж. В конце концов, это и мне дает фору» – он закрывает браузер, запускает текстовый редактор и начинает составлять список.

4.

14 марта. Сикачи-Алян, Хабаровский край.

Борис осторожно пробирается по скалистому берегу Амура. Ветер с реки прошивает тонкую ткань куртки, колет ледяными иглами, вышибает слёзы на глазах. От холода аккумулятор цифрового фотоаппарата совсем сдох, и его хватит ещё от силы на пару фотографий. Тут Ветров натыкается на очередной петроглиф – изображение лошади. Он включает цифровик, ищет удачный ракурс, и только собрался нажать на спуск, как аппарат обиженно пискнул, задвинул телескопический объектив и вырубился.

– Боря! Этих лошадей в Интернете пруд пруди. Отличные фотографии при солнечной погоде, и снято хорошими зеркалками, а не такой мыльницей как у тебя. Иди к костру, погрейся.

Деревянкин стоит под сенью деревьев и ухмыляется, позади него горит жаркий огонь. Ветров убирает бесполезный цифровик в чехол, ёжится от холода и, перебираясь с валуна на валун, направляется к костру.

– Вообще-то это была твоя идея – завернуть с конгресса сюда.

– А я ж не спорю. Только на берегу нам делать нечего, тут уже всё давным-давно сфотографировано, зарисовано и каталогизировано. Хотя да. После ледохода иногда появляются новые камни.

Деревянкин поправляет костёр, искры взмывают ввысь и тут же исчезают, подхваченные ледяным ветром.

– Сейчас погреемся и на мыс Гасян пойдем, осмотрим древний жертвенник.

Борис молча кивает, а его друг – палеоархеолог Деревянкин явно жаждет умного разговора.

– Вот ты мне скажи, что есть эти петроглифы с точки зрения твоей семиотики?

Мда, никуда они не пойдут, пока Женя не наговорится. Борис присел на бревно, неторопливо достал из внутреннего кармана трубку, жестяную коробку с табаком и принялся набивать небольшую чашечку ароматным Ларсенсом.

– Вопрос сложный, Жень. С моей точки зрения – эти изображения, скорее эмоции, чем информация.

– Ну-ка, объясни.

– Олень на дорожном знаке – сообщение в чистом виде, олень на таком вот камне совершено другое дело.

Он вытащил из костра горящую головню и раскурил трубку.

– Хотя в некоторых культурах ритуал подготовки к охоте включал в себя также изображение животного, на которого собирались охотиться. Так сказать «мессэдж» высшим силам, чтоб они послали племени то, что нужно его людям. Но тут явно другой случай – выбить на камне изображение слишком трудоёмкий и длительный процесс.

Ветров снова молчит. Он уставился в огонь, попыхивая трубкой, ароматный дымок смешивается с дымом костра и тает среди деревьев. Ему уже хочется домой – в свой уютный кабинет со старой зелёной лампой, древним компьютером и столом, за которым когда-то работал его отец. Он сыт по горло и Дальневосточным Археологическим конгрессом и этой бестолковой поездкой, которую затеял Женя. Петроглифы Сикачи-Аляна – конечно уникальный памятник, но болтаться тут на пронизывающем ветру с жалкой мыльницей?

– Я тушёнку взял – говорит Деревянкин, извлекая консервную банку из объёмистого кармана аляски. – Может, перекусим? Можно разогреть на огне.

Борис отрицательно покачал головой. – Пошли уже на этот Гасян, у меня самолёт в три часа ночи.

– Да успеешь ты в свой Питер, до Хабаровска семьдесят вёрст – доедем за час. – Женя убрал тушёнку в карман, встал с бревна и обвёл рукой окрестности. – Наслаждайся, Борька! Смотри, какая красотища. В этих местах люди живут с эпохи палеолита – земля просто-таки пропитана древней историей. Чувствуешь? – Палеоархеолог тянет ноздрями воздух, смеётся и треплет Ветрова по плечу. – Насидишься ты ещё в своем кабинете. Ты когда последний раз в поле-то был?

– Семиотика кабинетная наука, Евгений Сергеевич. Мне нет нужды шастать по лесам и рыться в земле, это знаешь ли, твоя работа.

– Ладно, лингвист-семиотик. Пошли, осмотрим этот легендарный мыс Гасян. Даст бог, соберу-таки денег к лету, и всё же организую сюда экспедицию.

Вначале они идут по лесной тропинке вдоль берега, но минут через десять неуёмный нрав Деревянкина берёт верх, и они начинают продираться через лес. Борис держит дистанцию около двух метров – так чтоб ветви, раздвигаемые мощным Женькиным торсом, не хлестали по лицу. На его пути встаёт толстая сосна, и Ветров пытается обойти её слева. Тут-то всё и происходит. Почва вдруг уходит из-под ног, он лихорадочно машет руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, и тут его тело «встречается» с каменным полом пещеры. В левом предплечье что-то противно хрустнуло, боль пронзила руку и врезалась в мозг ослепительной вспышкой. Борис застонал, и сквозь зубы, смачно, как может только языковой специалист, выругался.

– Борька, ты живой?!

Ветров приподнялся и, скривившись от боли, пытается пошевелить пальцами левой руки. «Один перелом есть» – бормочет он, и, подняв голову к льющемуся сквозь проём свету, кричит – Не дождётесь! До верха пещеры – метра четыре, дальний её конец тонет во мраке. Ветров пошатываясь, делает несколько шагов, и тут под его ногой что-то скрипит. Он наклоняется и поднимает находку – небольшой каменный наконечник, в полуметре ещё один чуть крупнее.

– Танцуй, Деревянкин! Тут твоих любимых микролитов полно, и даже копать не надо.

Женя заметался по краю провала.

– Я сейчас спущусь, Боря. Ради бога, ничего там не трогай! Расположение находок чрезвычайно важно, дай мне минутку.

– Ты с ума сошёл? Мы потом отсюда не выберемся, тем более у меня рука сломана.

– Сломана?

– А ты думал! С такой высоты на камни, – это я ещё легко отделался.

– Тебе шину надо наложить.

– А лучше гипс. В селе вроде есть медпункт?

– Есть, Боря. Стой на месте, сейчас я что-нибудь придумаю.

Глаза Ветрова постепенно привыкают к полумраку пещеры, и тут он видит нечто такое, от чего сразу забывает про боль. Он лихорадочно роется здоровой рукой в карманах куртки и извлекает ключи от квартиры, – в брелоке крохотный диодный фонарик. Борис делает несколько осторожных шагов, светит на стену пещеры и вдруг понимает, что не дышит. Подсознание уже проанализировало древний петроглиф и вынесло вердикт – перед ним уникальная находка. Ничего из доселе им виденного не идёт ни в какое сравнение. На рисунке изображены изломанные деревья, поникшая трава и мёртвые люди со вздувшимися животами. По краям два погибших оленя – их ноги подогнуты, головы безвольно лежат на земле. Но самым странным был штрихованный квадрат на месте Солнца. В любой композиции древних, Солнце там, где ему и положено быть – сверху. А тут квадрат, и, чёрт возьми, где мог увидеть эту геометрическую фигуру человек эпохи палеолита?

– Сейчас, Боря. Ещё пару минут и я тебя вытащу!

Ветров словно очнулся, орудуя одной рукой, достал из чехла фотоаппарат и включил его. Аккумулятор чуть отогрелся и обещал, по крайней мере, одну фотографию со вспышкой. Борис наводит объектив на петроглиф, молится своим семиотическим богам и жмёт на спуск. Вспышка разорвала полутьму пещеры ярким всплеском света, и цифровик умер окончательно. Ветров, пожав плечами, убрал фотоаппарат в чехол и подошёл поближе. Да. Находка уникальна и удивительна. Это вам не спираль, не лошадь, и даже не лось. Настоящая картина, с сюжетом, композицией – выполненная ценой колоссальных усилий. Выбитые в камне борозды были глубокими, кое-где ещё остались следы угля, которым древний художник видимо, обвёл штрихи. Кому он адресовал это послание? Эти голые ветви с их драматичным изломом, эти вздувшиеся от голода животы мёртвых. «Я бы классифицировал это как интенциональный языковой знак» – бормочет себе под нос Ветров – «рассказ о событии столь значимом, что оно стоило нескольких недель или даже месяцев кропотливой работы. Винер определял информацию как сигнал, которого ждут. Разгадать бы теперь ещё это послание древних».

– Всё, Борь. Готово.

Деревянкин спустил в пещеру некое подобие лестницы – сосну с обрубленными сучьями.

– Только умоляю тебя, осторожно. Я буду держать ствол, а ты лезь. И постарайся не упасть, отечественная лингвистика мне этого не простит.

Ветров молча, стиснув зубы, карабкается по шаткой «лестнице». Он продвигался вверх и при этом продолжал думать о петроглифе. «Надеюсь, фотография успела сохраниться на карту памяти. Снова ползти в эту пещеру у меня нет ни малейшего желания. Я хочу домой».

– Ну! – Женя приплясывает на краю провала – показывай мои микролиты.

Борис достал из кармана два каменных наконечника и отдал Деревянкину. Тот вцепился в них, словно в величайшие драгоценности. – Рука болит?

– Сам как думаешь?

– Сейчас шину сделаем и бегом в Сикачи-Алян, а то стемнеет уже скоро.

Женя вынул из ножен на поясе свой мощный «походный» нож и стал выбирать подходящую ветку.

– Снимай ремень, им шину примотаем.

– Слушай, Жень. Я там ещё кое-что нашёл.

– Дааа?

– Уникальный петроглиф. Ничего подобного ты в жизни не видел.

Ветров зашипел было от боли, но шина уже зафиксировала предплечье и боль чуть утихла.

– Ты не дрейфь, семиотик. Координаты этой пещеры я уже в ДжиПиЭс занёс. Во! – Он повернул прибор экраном к Борису. – «Пещера Ветрова». Но могу переименовать в Волчью яму, если хочешь. Он расхохотался, и хлопнул Ветрова по здоровому плечу.

– Пошли, Индиана Джонс. Мы сюда ещё вернемся.

5.

21 марта. Солнечная обсерватория «Биг Бэар». Фонскин, Калифорния.

На экране компьютера профессор Алданцев из Саянской солнечной обсерватории. Он с траурным видом протирает линзы толстых очков, видеопоток периодически тормозит, но звук с другого конца земного шара доходит нормально.

– Ты был прав, Келл, мы обнаружили его в области, которую ты предсказал. Объект вышел на гелиоцентрическую орбиту, расстояние от Солнца 86 миллионов километров, скорость 39,11 км в секунду. Период обращения по предварительной оценке 162 дня. И ещё кое-что. – Алданцев откладывает очки в сторону. – Мы обнаружили у него некое подобие экрана – огромный квадрат размером две на две тысячи километров. Мы считаем, что это защита от Солнечного излучения. Он повернут к Солнцу, и закрывает собой веретено, наверное, поэтому ни мы, ни вы двое суток не могли его обнаружить.

– Что в инфракрасном спектре, Алекс?

– Ничего. Полный ноль. Объект не излучает тепло в окружающее пространство.

– Ты сообщил своему руководству?

– Да, Йон. Жаль, что вы решили поделиться с нами информацией только сейчас.

Келлер пожимает плечами.

– Ты же понимаешь, что решения принимаю не я.

– Ну, естественно. В Солнечной системе болтается огромный инопланетный корабль, а политики играют по привычным правилам.

– Их не переделать, Алекс. Ваши поступили бы точно так же.

Алданцев снова берёт очки со стола и водружает их на свой выдающийся ястребиный нос.

– Как думаешь, Келл, когда наши гости направятся к Земле?

– Не думаю, что им нужна Земля, Алекс. Похоже, им за каким-то чёртом понадобилось наше Солнце.

Спустя несколько минут в кабинет заходит Мария, – у неё в руках две чашки кофе. Одну она ставит на стол Келлера, вторую на непривычно чистый угловой стол. В дверь заглядывает Венда, натыкается на хмурый взгляд Келлера и скрывается в коридоре.

– И? Что говорит Алданцев?

– Они засекли объект. Он вышел на орбиту вокруг Солнца, через двенадцать часов мы тоже его увидим.

– Вокруг Солнца? Я думала, они летят к нам.

– Судя по всему, нет.

Мария подходит к Келлеру и через его плечо изучает параметры орбиты пришельцев. На основе данных Алданцева специальный софт уже смоделировал орбиту Чёрного веретена, и ярко-красная окружность лежит теперь между орбитами Венеры и Меркурия.

– Можно нетривиальный вопрос, Келл?

– Почему их траектория лежит строго в плоскости эклиптики?

Мария улыбается – как ты догадался?

– Смотри. Диаметр галактического диска нашей галактики сто тысяч световых лет, а толщина всего тысяча. Вывод?

– Хочешь сказать, наши гости из звёздной системы, плоскость которой совпадает с плоскостью Солнечной системы?

– Ну, было бы глупо вначале лететь к северному полюсу мира, а потом снова возвращаться, чтоб попасть к нам. Не находишь?

– Может, ты и прав. А может, это просто совпадение, или они подкорректировали курс на подлёте.

Келлер подходит к заветной полке с журналами.

– Даже не думай, Келл! Никакого виски до шести часов вечера.

Он безнадёжно машет рукой, возвращается в своё кресло, но его уже заняла Мария. Келлер тяжело вздыхает и садится в гостевое.

– Так зачем они здесь? Почему не летят к нам?

– Упаси бог, Мари! Если они…

– Да-да-да. Если они подойдут достаточно близко, то масса их корабля спровоцирует на Земле катаклизмы вселенского масштаба. – Она усмехается – мы никогда не моделировали такой странный сценарий контакта. Братья по разуму здесь – в Солнечной системе, но их поведение не агрессия и не попытка установить контакт с нами. Пока что нас просто игнорируют.

– Я вообще думаю, что они не к нам прилетели – орбита стабильна, если не сказать, идеальна. Эксцентриситет практически равен нулю – совершенный круг, они явно собираются покружить какое-то время вокруг нашей звезды. Вопрос удастся ли убедить в этом людей. Как думаешь, сколько времени понадобится какому-нибудь «диванному аналитику», чтоб рассчитать примерную массу корабля и сделать соответствующие выводы?

– Думаю, пару часов после обнародования данных.

– Где твой револьвер?

– В сумочке, Келл где же ещё.

– А где сумочка?

Мария делает испуганное лицо, а потом заливается от смеха. – Чёрт! В машине.

Келлер грустно качает головой.

6.

01 апреля. Васильевский остров, Санкт-Петербург.

Лампа на столе мигнула, пару секунд погорела в полнакала и выключилась. Вслед за ней безнадёжно затих компьютер и Ветров грустно покачал головой. – Ну, невозможно же работать в таких условиях! В этот момент за окном раздался визг тормозов и глухой удар. Борис выглянул в окно – на перекрёстке две разбитые машины и жестокая драка. Жители мегаполисов и до кризиса были не очень-то сдержанны, теперь же для проявления агрессии хватало одного слова. Ветров тяжело вздохнул и поплёлся на кухню. Волна паники нарастала в течение недели «задумчивой» кривой. Вначале о «Чёрном веретене» узнали лишь самые любопытные, потом Интернет и жёлтая пресса наполнились пугающими слухами и псевдонаучными статьями. Основная масса людей на эту истерию никак не прореагировала – все уже выработали иммунитет к этому бреду о конце света. Ветров повернул рукоятку плиты, – газа не было, он пожал плечами и принялся разжигать свою самодельную плитку. На кухонном столе, поближе к форточке стояла табуретка, на ней противень, на нём консервная банка с отверстиями и прорезью для сухого горючего. Три упаковки обнаружились в кармане отцовского рюкзака и были выпущены ещё при Союзе. Тем не менее, горели старые таблетки хорошо. Трёх-четырёх штук хватало, чтоб вскипятить воду в облупленной эмалированной кружке, и сварить гречку, которой в кладовке стоял целый мешок. Гречка эта уже была Ветрову поперёк горла, но кроме неё других запасов в доме практически не было. Он поджёг таблетку сухого горючего, залил в кружку воды из двухлитровой пластиковой бутылки, и аккуратно установил кружку на импровизированную печурку. Если газ так и не дадут, завтра придётся ломать стул, строгать из него ножом щепочки и готовить пищу на таком вот микроскопическом костерке. Ветров окинул взглядом и так не очень белый потолок и поморщился – от копоти потолок превратится в свод пещеры эпохи палеолита. Он в который раз обругал себя за беспечность. Даже после исторического выступления президента, когда сограждане ринулись штурмовать магазины и аптеки, Ветров сидел в своём кабинете и продолжал работать. Теперь поезд ушёл, – у него был только мешок гречки, соль, немного чая, спички и горсть табаку. Внезапно в прихожей зазвонил телефон, Борис вздрогнул от пронзительной трели и удивился. Надо же! Я и не думал, что он работает. Звонил Деревянкин из Москвы.

– Здарова, лингвист! Как у вас там в Питере? Рассказывай.

– Всё прекрасно, Жень. У нас холодно, комендантский час, перебои с водой, электричеством и газом. На всю округу работает один магазин и тот с десяти до двух, – сумасшедшие очереди и драки. Народ жутко обозлён, каждый день где-то стреляют и постоянно что-то горит.

– А у нас какие-то дэбилы штурмуют Останкинскую телебашню. Хотят её обесточить, чтоб значит, не привлекала внимание инопланетян. Как твоя рука, Боря? Я волнуюсь.

– Нормально рука. Я уже гипс снял самостоятельно, разрабатываю потихоньку. Жрать вот нечего – одна гречка. За кусок копчёной колбасы я уже удавить кого-нибудь готов.

Деревянкин засмеялся.

– В деревню надо ехать. Там народ, наверное, и не заметил прибытия братьев по разуму.

– Да уж. Думаю в Сомали, Судане и прочих этаких странах, ребята тоже из-за таких мелочей не заморачиваются. Как стреляли друг в друга, так и продолжают. Слушай, Жень, пока Интернет ещё работал, я немного почитал про этот корабль – вырисовываются интересные параллели. Ты же в курсе, что у него экран уже со сторонами больше пятидесяти тысяч километров?

– Ну да. И никто не может объяснить, каким образом можно создать такую огромную хреновину. Корабль с лёгкой руки какого-то репортера теперь «Внеземным парусником» окрестили. Глупость, конечно же, очевидная, при такой площади их бы солнечным ветром с орбиты вышвырнуло. Один дурак ляпнул и все подхватили.

– Да дело не в названии! Помнишь тот пещерный петроглиф, из-за которого я в гипсе оказался?

– Ты мне его, кстати, так и не показал.

– Так вот на этом петроглифе…

В трубке вдруг раздался шум, вой, странный скрип и наступила мёртвая тишина – связь оборвалась. Ветров застыл с трубкой возле уха, погруженный в свои мысли и тут раздался громкий стук в дверь. Борис вздрогнул, повесил трубку на рычаг, подошёл к двери и посмотрел в глазок. За дверью был человек в телогрейке, – ярко-жёлтые лямки огромного туристического рюкзака смотрелись на грязной ткани чужеродными полосами.

– Что вам угодно? – Спросил через дверь Ветров.

– Мука, макароны, сахар, соль, тушёнка. – Продекламировал «коробейник».

– Почём?

– Мука – сто пятьдесят рублей килограмм, сахар – триста, соль так и быть за пятьдесят отдам.

– Тушёнка сколько?

– Пятьсот рублей банка.

«Совсем охренели» – прошептал Борис, накинул на дверь цепочку и приоткрыл створку.

– Хорошая?

– У меня всё качественное, сделано по ГОСТУ, сударь.

– ГОСТ уже лет двадцать пять, как отменили. Дайте посмотреть.

«Коробейник» достал из кармана банку и повернул её донышком к Ветрову. Тот прищурился, пытаясь разглядеть выбитый на жести код, но в полутьме парадного рассмотреть его невозможно. – А, ладно! – махнул рукой Борис и полез в карман куртки, висящей рядом. Он отыскал пятисотку и прямо через проём приоткрытой двери они совершили обмен.

– Благодарю. – Торговец галантно поклонился и направился к следующей двери.

Борис снова на кухне, но уже с вожделенной банкой тушёнки в руке. Он тщательно отмерил гречку, засыпал её в кипящую воду, и тут под окнами раздались крики – грабили торговца. Двое смуглых черноволосых ребят методично дубасили его бейсбольными битами, третий тянул на себя рюкзак. Мелькнуло лезвие ножа, и Ветров сжал кулаки. Убивать из-за десятка килограмм муки и сахару? Это уже слишком. Он взвесил свои шансы – из оружия дома только туристический топорик, к тому же действует только правая рука. В этот момент грабители всё же сорвали рюкзак и бросились в подворотню, взревел мотор, и тонированная девятка умчалась прочь. Ветров тяжело вздохнул и окинул родной город долгим взглядом – десяток дымов поднимались к серому небу, где-то выла сирена.

Тушёнка, конечно же, оказалась отвратительной. Сплошной жир, желе и невнятная пережёванная кашица. Но Ветров рад и этому, он добавил в гречку две столовые ложки этого эрзаца и с наслаждением пообедал. Четвёртая таблетка почти догорела, и вода в «чайной» алюминиевой кружке начала закипать. В этот момент дали электричество и Борис, позабыв про чай, бросился к компьютеру. «Ещё бы Интернет, и я был бы совершенно счастлив». Он закутался в шерстяное одеяло и открыл заготовленный текст письма доктору Келлеру. Минут через десять коннект с провайдером «поднялся» и Ветров быстро набрал адрес своего почтового сервера. Адрес, тема, текст и упакованная цифровая фотография были подготовлены заранее, оставалось воспользоваться методом «копи/паст» и письмо ушло на сервер Солнечной обсерватории в Калифорнии. Затем он зашёл на один из любимых новостных сайтов и сразу наткнулся на заметку о суде Линча в Австралии. Из текста следовало, что один из радиолюбителей в предместьях города Дарвин решил отправить собственное послание инопланетянам. О своем плане контакта он проговорился соседу, и уже через пару часов возле дома радиолюбителя собралась толпа. Его повесили на дереве, дом с радиостанцией на чердаке сожгли.

7

01 апреля. Фонскин, Калифорния.

Келлер сидит за домашним компьютером в одних шортах и неистово ругается.

– Скажи, пожалуйста, Мари, откуда эти психи берут мой адрес?

– Вообще-то он есть на сайте обсерватории, дорогой. И вряд ли все они психи.

– Господи! Да в каждом втором письме мне сообщают, что вышли на связь с инопланетянами. Как правило, посредством сотового, вторая по популярности – микроволновка.

– Ты теперь известный человек, Келл – первооткрыватель «Чёрного веретена». Терпи, это часть бремени.

Келлер в сердцах бьёт по клавишам, потом встаёт и уходит на кухню, Мария тут же усаживается за компьютер и начинает изучать удалённые Йоном письма. – «А вот это интересно…» – бормочет она и читает письмо Ветрова. Вначале она посмеивается от его витиеватых английских оборотов, но потом открывает фотографию петроглифа и ей становится не до смеха.

– Келл! – Кричит она. – Иди сюда!

В гостиной появляется Йон с бутылкой пива, зажатой в протезе.

– Посмотри на это.

Он несколько секунд смотрит на фотографию, задумчиво потирает заросший щетиной подбородок.

– И что это такое?

– Они уже были здесь, Келл, Если этот Ветров не ошибается, около двенадцати тысяч лет назад наши гости уже посещали Солнечную систему.

Мария роется на столе. – Чёрт, Келл! Ты разводишь бардак быстрее, чем я успеваю убираться. Где последние данные с Мауна Кеа?

Она, наконец, находит распечатку. – Вот. Размер экрана уже больше 75 тысяч километров, скорость приращения около 30 метров в секунду.