Образование, наука и просвещение на пути из прошлого в будущее: от Древней Руси до Советской России

Со времени принятия христианства в Киевской Руси «книжная ученость» развивалась очень интенсивно: росло количество монастырских школ, скрипториев и библиотек, большинство горожан, в том числе женщин, было грамотным. В заботах о народном просвещении тесно взаимодействовали церковь и светские власти. В частности, князья всемерно поддерживали составление летописей, книгописательскую и переводческую деятельность в монастырях.

Благодаря международным связям Древней Руси с Византией и европейскими государствами, широкое распространение получила оригинальная и переводная литература, причем не только религиозного, но и светского характера. Псалтырь, Шестоднев, азбуковники, а также исторические хроники, жития, «хождения» и т.п. были любимым чтением древнерусского человека.

Академик А.М. Панченко писал о переходе Руси на рубеже XXI вв. от «безбуквенного» небытия к самым вершинам словесного искусства», как о чуде: «Книжной страной она стала при Владимире I Святославиче. Минула лишь четверть века после его кончины, как русская литература произвела на свет подлинный шедевр: «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, которое по уровню ораторского мастерства сделало бы честь Василию Великому и Иоанну Златоусту» [77, с. 111].

Все источники свидетельствуют о том, что уровень просвещенности и образованности древнерусского человека был достаточно высоким для того времени. И хотя к концу XII в. наметилось отставание от Западной Европы, при благоприятных обстоятельствах на Руси прижилась бы «латинская ученость», открылись университеты, были бы свои гуманисты и просветители. Однако внутренние распри и ордынское нашествие XIII–ХIV вв. надолго затормозили социально-экономическое и культурное развитие страны.

Лишь с середины XIV в. обнаруживаются первые признаки оживления культурной жизни Руси. Постепенно восстанавливались старые и строились новые монастыри, вновь принимая на себя роль основных центров образования и просвещения, расширялись культурные связи с Европой. Однако до середины XVI в. русское государство и общество не были готовы ни к выработке собственных ответов на вызовы времени, ни к восприятию достижений европейской науки и культуры, обеспечившие последующее развитие Европы.

В царствование Василия III и Ивана Грозного появились явные признаки культурного прогресса, чему немало способствовала просветительская деятельность Максима Грека. Д.С. Лихачев отмечает, что в XV–ХVI вв. были «отдельные ренессансные явления в общественной мысли, в изобразительном искусстве, в зодчестве и в литературе, вызванные к жизни развитием ремесел, городской жизни, влиянием ренессансного окружения» [143, т. 6, с. 7].

Можно было ожидать, что в середине XVI в. важным стимулом для развития образования и просвещения станет деятельность русского первопечатника Ивана Федорова. Но этого не произошло: в 1565 г. типография была закрыта, Ивана Федорова и его помощника Петра Мстиславца обвинили в ереси. Но даже после возобновления в 1568 г. книгопечатания в Москве и появления новых типографий в других городах печатная книга не вошла в обиход русского человека XVI в. так, как это произошло в Европе. По мнению академика А.М. Панченко, «требовалось время, чтобы человек смирился с этой новацией, чтобы книгопечатание стало привычкой русской культуры, ее обиходом» [77, с. 12].

Религиозно-державные идеи («Москва – третий Рим» и т.п.), взращиваемые церковью и властью, довольство общества собственным невежеством, «гадливое и боязливое чувство» по отношению к науке и образованию имели тяжелые последствия для будущего. Печальной оказалась и судьба самих просветителей: Максим Грек был обвинен в ереси и заключен в монастырь, Иван Федоров и Петр Мстиславец были вынуждены уехать в Литву.

Вторая половина царствования Ивана Грозного была отмечена опричниной, массовыми казнями и новым упадком страны. После его смерти наступил недолгий период некоторого успокоения и оживления общественной жизни.

Пресечение династии, небывалый голод 1601–1603 гг. в правление Бориса Годунова, его смерть в 1605 г. и последовавшая Смута привели Россию к катастрофе, от последствий которой ей предстояло оправляться более полвека.

Правление Алексея Михайловича (1645–1676) было отмечено многими успешными преобразованиями. Ближайшими сотрудниками царя стали реформаторы и ревнители просвещения Федор Ртищев и Афанасий Ордин-Нащокин – «последние и лучшие люди Древней Руси» [94, т. 3, с. 362]. Их деятельность сыграла ключевую роль в том, что страна, оправившись от последствий Смуты, постепенно открывалась внешнему миру, осознавая собственную отсталость и необходимость нового устройства жизни страны: «необходимо было упорядочить людские отношения, спутанные Смутой, уложить их в твердые рамки, в точные правила. …нужно было все восстановлять, чуть не сызнова строить государство» [94, т. 3, с. 129]). Назревали реформы во внешнеполитической, законодательной, народнохозяйственной, церковной и культурной сферах.

Академик С.Ф. Платонов, характеризуя этот период, писал: «На бедную, еще слабую средствами Русь при Алексее Михайловиче обстоятельства наложили столько государственных задач, поставили столько вопросов, требовавших немедленно ответа, что невольно удивляешься исторической содержательности царствования Алексея Михайловича» [152, с. 291].

В ряду государственных задач первым было названо составление нового законодательства. В 1648–1649 гг. Земский собор принял «Соборное Уложение», заложившее правовые основы Русского государства.

Были предприняты некоторые шаги в сфере образования, появились первые школы при Посольском, Аптекарском и других приказах, приходские школы при церквях и монастырях. Подчеркнем, что образование не стало еще заботой церкви или государства, а лишь делом частной инициативы отдельных светских или духовных лиц, в редчайших случаях школы открывались по просьбе жителей того или иного прихода.

Заметные успехи были достигнуты в организации и развитии государственного книгоиздания и книжной торговли. Увеличивалось количество изданий светского характера, книга входила в повседневный быт русских людей. Поскольку частных типографий тогда еще не было, книги издавал государственный Печатный двор. В середине столетия он был перестроен и расширен, его штат достиг 160 чел. При Печатном дворе была открыта книжная лавка, что знаменовало начало свободной торговли книгами: до этого издания распространялись по прямым правительственным поручениям или путем рассылки на места под ответственность церковных властей [79, т. 4, с. 230].

Среди изданий Печатного двора преобладала церковная литература, но постепенно доля книг светского содержания увеличивалась. В 1650 г. было напечатано Соборное Уложение. Несмотря на высокую цену тираж в 1200 экз. разошелся быстро. Уложение охотно покупали дворяне, приказные люди и духовенство. Печатный двор имел свою библиотеку, возникли библиотеки при Посольском, Аптекарском и других приказах. Обширные книжные собрания имели Алексей Михайлович и многие бояре.

Постепенно книги входили в повседневный обиход горожан: возникали книжные торговые ряды, появились мастера-переплетчики, личные библиотеки стали передавать по наследству. Торговцы доставляли книги духовного и светского содержания в разные концы страны. По оценкам исследователей, в частных книжных собраниях середины XVII в. до 40 % занимали зарубежные издания, причем заметную часть их составляли произведения Аристотеля, Гомера, Плутарха, до того времени бывших достоянием лишь высшего духовенства [79, т. 4, с. 231]. С чтением книг в высшие слои общества проникало понимание необходимости просвещения, и постепенно смягчалось настороженное отношение к европейской образованности.

Большое значение для развития Руси в XVII в. имели продолжительные и дальние экспедиции, предпринятые при поддержке правительства и преследовавшие не только фискальные, но и исследовательские цели. Путешественники описывали новые земли, нравы и обычаи местных жителей, составляли «чертежи» (карты) дотоле неизвестных земель. По «чертежам» русских первопроходцев в 60-е гг. XVII в. были составлены первые карты Сибири и Дальнего Востока. Путешествия помогали включать в хозяйство новые земли и месторождения полезных ископаемых, пополнять казну за счет новых налогов. Вместе с тем географические открытия и этнографические данные расширяли представления людей о своей стране и народах, ее населяющих. Русские люди приобретали новое мироощущение жителей огромной и разнообразной страны.

В XVII в. стал формировался новый тип человека, в отличие от древнерусского начинавший осознавать собственную отсталость и желавший ее преодолевать: «Прорывавшаяся во всем несостоятельность существующего порядка и неудача попыток его исправления привели к мысли о недоброкачественности самых оснований этого порядка, заставляли думать, что …старина не даст пригодных уроков для настоящего и потому у нее нечему больше учиться… Тогда и начался глубокий перелом в умах: в московской правительственной среде и в обществе появляются люди, которых гнетет сомнение…; они теряют прежнее национальное самодовольство и начинают оглядываться по сторонам, искать указаний и уроков у чужих людей, на Западе, все более убеждаясь в его превосходстве и в своей собственной отсталости» [94, т. 3, с. 258].

В 1676 г. Алексей Михайлович умер и на престол вступил его старший сын четырнадцатилетний Федор, правивший до 1682 г.

Федор Алексеевич, воспитанник Симеона Полоцкого был, как и его отец, сторонником реформ, но для русского общества в те времена (да и во все другие) нужна не только санкция верховной власти, но и ее непосредственная реформаторская деятельность. Слабый и болезненный, юный царь не мог возглавить реформы. Казалось бы, родственники матери Федора должны были бы помогать ему, но они были ярыми противниками реформ и всеми средствами им препятствовали. Тем не менее, при царе Федоре было организовано несколько духовных школ и составлен проект будущей Славяно-греко-латинской академии, открывшейся уже после его смерти.

Со времени Собора 1666 г. велись споры о том, какой должна быть «правильная школа» – латинской или греческой. Победили сторонники греческой школы, потому что несмотря на присутствие многочисленных иностранцев, Немецкую слободу в Москве и т.п., Европа все еще представлялась далекой и чуждой многим русским людям XVII в. Они видели в «латинстве» опасность для православия и национальной самобытности.

Но «ревнители старины», ратовавшие за греческую школу, не принимали во внимание, что наследие Древней Греции было доступно в основном на латинском языке, а толкование этого наследия великими умами Западной Европы было всё на латинском языке. Кроме того, они не учитывали, что чисто греческую систему обучения после падения Константинополя в 1453 г. уже негде было заимствовать. Поэтому неизбежно возникали латинские школы. Но при распространении латинского языка расширялась аудитория у католических богословов. Для Руси это имело то пагубное следствие, что охранители православной веры оказывались, может быть, и вопреки их воле, в положении противников просвещения и образования вообще. Выходом из этого противоречия, казалось бы, была организация перевода нужных книг с латыни на церковнославянский и соответствующее сокращение преподавания на латыни. Иными словами, «правильная школа» должна была бы быть славянской. Но такая концепция даже не обсуждалась. Лишь спустя двести лет она была реализована Ломоносовым в регламенте Петербургской академической гимназии.

Задержка в развитии не только светского, но даже духовного образования имела существенные негативные последствия. О них С.Ф. Платонов писал так: «Необразованный ум тогдашних мыслителей не умел отличить догмата от внешнего обряда, и обряд, даже мелкий, стали ревниво оберегать как залог вечного правоверия и национального благоденствия. С обрядом смешивали обычай, берегли обычаи светские как обряды церковные. Это охранительное направление владело многими передовыми людьми и глубоко проникало в массу. Такое направление многие и считают характерной чертой московского общества, даже единственным содержанием его умственной жизни до Петра» [152, с. 325].

В борьбе с «латинством» и вообще с европейскими веяниями Русь отказывалась от грандиозного наследия, оставленного Древним Римом, арабской наукой, эпохой Возрождения, великими географическими открытиями, средневековыми мыслителями и учеными Нового времени. Поэтому к концу XVII века наша страна подошла с грузом таких проблем, которые в странах Западной Европы были решены несколько столетий назад.

Корень этих проблем мы видим в том, что по ряду причин объективного и субъективного характера за семьсот лет, прошедших после крещения Руси, православная церковь не выросла в социальный институт, способный адекватно реагировать на вызовы времени. Особенно большое значение имело то, что за эти годы церковь не смогла создать систему подготовки служителей культа и ввести в практику регулярное заявление своего мнения по социально значимым вопросам во время проповедей.

Когда в XVIII в. государству понадобилась школа, и оно приступило к ее устройству, то «государство уже не встретило конкурента в лице церкви. Напротив, по его же настоянию церковная администрация завела первые свои духовные школы. На первых порах государственная власть готова была передать в духовное ведомство и светские школы. Но церковь, как и общество, смотрела на школу как на государственную повинность» [125, с. 475–476]).

Православная церковь не смогла взять на себя не только обязанность повсеместно обучать людей, но также и обязанность издавать книги и другими способами содействовать государству в развитии страны. Наоборот, государство оказывалось вынужденным помогать церкви в решении ее проблем. Так, царь Алексей Михайлович должен был стараться преодолеть церковный раскол, а Петру I приходилось заботиться о правильном переводе Библии и строить церковь как институт. (Но у императора никак не может получиться социальный институт, только государственный, т.е. аналог министерства. Св. синод и стал таким «министерством».)

С.Ф. Платонов отмечал, что с середины XVII в. русское общество разделилось «на два лагеря: людей старозаветных и новых. Одни отворачивались от «прелести бесовской», другие же всей душой шли навстречу образованию и культуре, …думали о реформе (выделено Платоновым). Но оба лагеря не представляли в себе цельные направления, а дробились на много групп, и поставить эти группы хотя в какой-нибудь порядок очень трудно. …Каждый думал совсем по-своему, и нельзя заметить в хаосе мнений, какой тогда был, сколько-нибудь определенных общественных течений» [152, с. 327].

О том же писал Ключевский: «Раскол, происшедший в русской церкви XVII в., был церковным отражением нравственного раздвоения русского общества под действием западной культуры. Тогда стали у нас друг против друга два миросозерцания, два враждебные порядка понятий и чувств» [94, т. 3, с. 362].

Из-за этого противостояния Русь не использовала опыт других стран и неоднократно выбирала тупиковые пути развития своих государственных институтов. Так к концу XVII в. перспективы развития утратили государственное устройство, система охраны порядка, отношения государства и церкви, образование, а тупик, в который зашло развитие обороны, угрожал существованию страны.

По словам историка К.Д. Кавелина, к концу XVII в. «древняя русская жизнь исчерпала себя вполне. Она развила все начала, которые в ней скрывались, все типы, в которых непосредственно воплощались эти начала. …Последним ее усилием, венцом ее существования, были первые зачатки государства и начало личности. В них она превзошла себя, как бы вышла из своих пределов, хотя и государство, и личность долго созревали и готовились к действованию под формами, ею созданными и развитыми. Она сделала все, что могла, и, окончивши свое призвание, прекратилась» [83, с. 50]).

Исчерпав себя и прекратившись, «древняя русская жизнь» не канула в Лету. Сама зайдя в исторический тупик, она ощущала себя загоняемой в угол и яростно боролась со всем новым и поэтому бывшим ей чуждым, о чем, в частности, свидетельствуют стрелецкие бунты 1682, 1689 и 1696 гг. Борьба «двух лагерей» не закончилась в XVII в. и продолжается по сей день.

Чем же должен был стать для Руси новый век? Веком крушения, подобного крушению Византии, и исчезновения с политической карты мира? Или веком отыскании новых путей развития и перемен всех движений на эти пути?

Для своего спасения Русь нуждалась в царе-преобразователе, сознающем необходимость научного образования и просвещения своих подданных и готового употребить для этого собственные титанические усилия и все возможности самодержавного правления. Правитель типа Алексея Михайловича никак не годился на роль такого преобразователя: «от него совершенно нельзя ждать той страстной энергии, какой отмечена деятельность его гениального сына, той смелой инициативы, какой отличался Петр» [152, с. 347].

По словам С.М. Соловьева, к концу XVII века, «необходимость движения на новый путь была сознана, обязанности при этом определились; народ поднялся и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился» [178, с. 72]). Осознавая необходимость огромных усилий, чтобы наверстать упущенное, и будучи великим тружеником, Петр заставлял трудиться и других (учиться, строить, воевать и т.п.). Это вызывало всяческое сопротивление. Если народ даже и «поднялся и собрался в дорогу», то почему-то решил, что она будет короткой и легкой, и что его ждет не упорный труд, а «манна небесная».

* * *

Г л а в а 2

Образование, наука и просвещение в XVIII в.

Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро.

А.Н. Радищев

В допетровской Руси государственные попытки духовного преобразования общества были нерегулярными; усилия отдельных деятелей просвещения тонули в болоте всеобщего невежества, равнодушия и даже враждебности. Так, после крещения Руси (988 г.) князь Владимир приказал «собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих… плакали о них как о мертвых» [143, т. 1, с. 133].

За 700 лет мало что изменилось. Пушкин в подготовительных текстах к «Истории Петра I» приводил фамильное предание: «За посылание молодых людей в чужие края старики роптали, что государь, отдаляя их от православия, научал их басурманскому еретичеству. Жены молодых людей, отправленных за море, надели траур (синее платье)» [160, т. 8, с. 12]. Создается впечатление, что русские вообще не хотели учиться. Это верно, но не вполне. Они хотели учиться так, как привыкли (т.е. дома или у знакомого дьячка, ремесленника и т.п.), а не так, как предписывалось властями.

К концу XVII в. на путях развития многих институтов Русского государства обнаружились тупики, – коренная смена этих путей стала жизненно необходимой и состоялась. Она неразрывно связана с именем Петра I и его преобразованиями, затронувшими все стороны жизни государства и общества.

В сфере образования реформаторские усилия Петра были обусловлены предшествующим отставанием страны: «Не сделав ничего для русского образования, господствующая партия сама поставила преобразователя в необходимость все делать самому и все начинать сначала» [125, с. 222].

За годы правления Петра были созданы профессиональные учебные заведения, необходимые для военных и гражданских нужд новой России, организованы светские начальные («цифирные») школы, сделана попытка ввести обязательное обучение сыновей дворян и приказных людей. Одним из последних просветительских деяний Петра было учреждение Петербургской академии наук с университетом и гимназией.

Даже простое перечисление того, что сделал Петр за четверть века для народного просвещения, производит сильнейшее впечатление: введение нового летосчисления и гражданского шрифта, создание первого российского музея – Кунсткамеры – и первой публичной библиотеки, издание первой общероссийской газеты и первых русских учебников, организация общедоступного театра и многое другое, о чем будет идти речь в этой главе.

Ближайшие преемники Петра (Екатерина I и Анна Иоанновна) не слишком преуспели в заботах о науке, образовании и просвещении. Петербургская академия наук продолжала существовать без регламента, по разным причинам она лишилась многих иностранных ученых. Академический университет и гимназия влачили жалкое существование. Из-за недостатка учеников сокращалось количество светских начальных школ, учрежденных Петром. Несколько лучше обстояли дела в военных учебных заведениях, куда дворяне охотно отдавало своих детей.

Однако титанические усилия Петра и его сподвижников «образовать, облицевать русских людей внутри и снаружи по подобию просвещенных народов» не были напрасны – общество, прежде всего дворяне, постепенно осознавало необходимость и выгоды образования.

С начала 40-х гг. XVIII в. в России начинается новое просветительское движение, во главе которого стоял Михаил Васильевич Ломоносов. С его именем связаны почти все значительные достижения в области науки и образования 40-х – начала 60-х гг.

В частности, в 1754 г. Ломоносов вместе с графом И.И. Шуваловым разработали проект совершенно нового для России высшего учебного заведения, которым должен был стать Московский университет. (25 января 1755 г. императрица Елизавета подписала «Указ об учреждении в Москве университета и двух гимназий»).

В 1760 г. Шувалов представил императрице Елизавете проект указа об учреждении во всех крупных городах гимназий, а в небольших городах – начальных школ, т.е. речь шла о создании государственной системы школьного образования. Однако указ не был утвержден. Дело организации государственных учебных заведений было отложено до екатерининской реформы начала 80-х гг. XVIII в.

Эпоха «просвещенного абсолютизма» в России неразрывно связана с правлением Екатерины II. В эти годы формировалась новая когорта просветителей, в числе которых были как близкие к императрице люди, так и ее оппоненты.

В начале царствования Екатерины наиболее значительные достижения в области народного образования были связаны с организацией воспитательных учреждений.

Возросла роль Академии наук в поддержке изобретательства, научных исследований и популяризации науки. Члены Академии принимали непосредственное участие в постановке и практическом решении разнообразных технических задач, создавали учебники по различным областям знания, в том числе, адресованные тем, кто не имел возможности получить систематическое образование. Академия наук организовывала экспедиции в различные области России для проведения естественнонаучных, исторических, этнографических и экономических исследований. В 1765 г. было основано первое в России научное общество – «Вольное экономическое общество к поощрению в России земледелия и домостроительства».

Немалую роль в развитии образования сыграла губернская реформа 1775 г. Увеличение количества губерний влекло за собой увеличение губернских и уездных городов и, следовательно, рост количества гимназий и других образовательных учреждений. Расширялась городская интеллектуальная элита, росло ее влияние на общественное мировоззрение, причем элиту составляла не только дворянская, но и разночинная интеллигенция – учителя, врачи, чиновники.

В 1782–1786 гг. была проведена реформа народного образования. Согласно «Уставу народных училищ в Российской империи», утвержденному императрицей в 1786 г., народное образование впервые объявлялось государственным делом. Для подготовки учителей создавались отделения при главных училищах, а в 1786 г. была основана Петербургская учительская семинария.

В 90-е гг. произошел резкий поворот в настроениях императрицы и во всей российской политике. В сложном сочетании объективных и субъективных причин этого поворота ведущую роль сыграла Французская революция. Опасения за будущее монархии и собственную судьбу заставило Екатерину всеми способами бороться с распространением революционных идей и всяким инакомыслием. Ссылка в Сибирь Радищева в 1790 г. и заключение Новикова в Шлиссельбургскую крепость в 1792 г. знаменовали конец политики «просвещенного абсолютизма» в России.

В этой главе мы проследим историю российского образования и просвещения в XVIII в., основные этапы которого связаны с именами Петра I, Ломоносова и Екатерины II. Особое внимание будет уделено реформам Петра, потому что они задали направление цивилизационному развитию России, и еще потому, что до сих пор продолжаются дискуссии о необходимости кардинальных реформ вообще и реформ Петра в частности.

2.1. Эпоха Петра I

Петровская эпоха ознаменовалась великим переломом в истории российского просвещения. Этот перелом имел объективные причины, а его форма во многом была предопределена детскими впечатлениями Петра{50}.

Сразу после смерти царя Федора Алексеевича (27 апреля 1682 г.) последовали страшные события. В мае 1682 г. произошел стрелецкий бунт, сопровождавшийся грабежами, избиениями и убийствами бояр. Июль того же года был отмечен выступлением старообрядцев в Грановитой палате в защиту старой веры. Все это происходило на глазах десятилетнего Петра, произвело на него неизгладимое впечатление и на всю жизнь связалось в цепочку: старина – раскол – мятеж. Как пишет Ключевский, «старая Русь тут встала и вскрылась перед Петром со всей своей многовековой работой и ее плодами» [94, т. 4, с. 9].