Демид бежал по обочине, облачка бурой пыли вылетали из-под его ног. Дорога поднималась в гору и грузовики нещадно газовали, обдавая Дему смесью сизого дыма и угарного газа. Выхлопы низкосортной солярки лениво растворялись в воздухе.

"Хээй-сё! Хээй-сё!" Вдох-выдох, вдох-выдох.

Это называется утренняя пробежка. Полный букет всяких гадостей.

Демид не думал об этом. Он не думал ни о чем, он медитировал на бегу, голова его была благодатно пустой. Два километра по вонючей дороге – не самое страшное испытание в жизни. А потом – поворот с шоссе в поле, мягкая, дружественная тропинка среди юной пшеницы. Зеленая лента реки, прохладная вода, рыбы, снующие в глубине…

Демид шарахнулся в сторону и едва не полетел на землю. Астматический звук мотора рявкнул у самого уха. Грязно-белый жигуленок пролетел в десяти сантиметрах от Демида, бампер его мотался из стороны в сторону, чудом удерживаясь на ободранной заднице машины.

– Урод! – Дема сплюнул под ноги. – Чтоб ты заглох!

Жигуль обиженно чихнул, дернулся и встал на обочине.

Дема пошлепал дальше – мимо злополучной машины. Хээй-сё! Хээй-сё… Солнышко начинало припекать все сильнее.

– Excuse me! [1] – крикнули вдруг ему в спину. Тонкий такой голосочек, жалобный.

Дема резко затормозил и оглянулся. Машина сиротливо стояла на обочине – "пятерка" с подбитым правым глазом, безутешная и неухоженная. Из окна машины высовывалась юная белобрысая голова.

"Хлопчик. Осваивает папину машину втайне от предка, – подумал Демид. – Сейчас станет просить помощи. Дяденька, толкните машинку. Папка ругаться будет. Будет, сыночек, обязательно будет! Сейчас фингал под глазом тебе нарисую, чтоб не пугал мирных спортсменов…"

Демид пошел к машине. Не спеша, пытаясь придать себе строгий вид. Злости почему-то не было.

За рулем сидела девчонка.

Симпатичная девчонка, между прочим. Весьма симпатичная и изрядно перепуганная.

– Зачем глохнем? – поинтересовался Демид.

– Нelp me, please. I don't speak russian. [2]

Демид хмыкнул, озадаченно качнул головой.

«Помоги ей… Хорош из меня помощничек! Гол, как папуас… – Из одежды на Деме присутствовали лишь красные спортивные трусы с надписью "Крылья Советов". – Стало быть, мы имеем здесь иностранную девочку на задрипанном Жигуле. Забавно… Притворяется? Или в самом деле? Не станет наш человек в такой ситуации просить помощи по-английски – не поймут. Стало быть, человек не наш…» – Демид вытер рукой пот со лба, лихорадочно вспоминая какую-либо фразу на английском.

– Do you speak English? [3]

– Ye! I really don't know what to do. This damned car… I hate this! It stalls all the time! Something is wrong with the ignition. How can I get in touch with the service station? [4]

"Затараторила! Сервис стэйшен ей нужен. Как тебя занесло сюда, дорогуша?"

– Excuse me. I am Demid, the best runner and the worst mechanic in this village. [5]

– Oh, I'm sorry! I am Jane. Sorry, but I'm really afraid. I can pay you. I am an American…[6]

"Бр-р-р. Мозги-то ведь не железные". Демид уже начал забывать английский, и быстрая речь девушки сливалась для него в непрерывное "хаумачтаймвиллзэрипэатэйк".

– Don't hurry, Jane. My English is bad, I hardly understand you. So let’s try to fix your little car.[7]

Порозовела, улыбнулась в первый раз. Пора уже, американцы должны улыбаться все время, показывать свои белые зубы, иначе сразу становятся похожими на нас, русских – кривых и мрачных с бодуна.

Девчонка подвинулась на правое кресло, Демид плюхнулся за руль. Поерзал на сиденье, пощелкал по приборной панели, провел пальцем по пыльному стеклу спидометра.

"Машинка едва живая, а ведь не старая! Трех лет ей еще не будет. Убили тебя, жигуль мой ненаглядный, безо всякой жалости, без скидки на российские дороги. Угробили проклятые иностранцы. Ну правильно, чего жалеть! Небось, денег куры не клюют".

Демид попытался понять, о чем думает американка, но вникнуть в ее беспорядочные мысли оказалось для него задачей непосильной. Думала она не на русском языке. Деме еще не приходилось лазить в мысли иностранцев.

Демид повернул ключ. Загорелась лампа зажигания, но мотор хранил угрюмое молчание. Минуту Дема щелкал ключом, пытаясь вызвать хоть каплю жизни в механическом трупе.

"Стартер сдох. – Демид представил себе обугленные щетки, подгоревший коллектор – все в саже и маслянистом дерьме. – Безнадега. Надо лезть под капот".

– I think the starter is faulty, – сообщил он. – Do you have the starting handle? Wrenchs? Tools? [8]

– I'm afraid not. I left them at home.[9]

– Ну и дура! – сказал Демид – по-русски, громко и раздраженно.

Он вынул бесполезный ключ из гнезда и попытался вспомнить нечто важное. Ага… Машина встала, когда он пожелал ей заглохнуть. Было ли это случайностью?

Демид знал, что иногда может контролировать действия людей, мысленно заставляя их выполнять свои приказы. Он не был в восторге от такой своей ненормальной способности, но факт оставался фактом. Иногда он понимал, о чем думают люди, окружающие его – не читал мысли, но вдруг начинал ощущать, что творится в чужой голове.

Приказать машине? Такое ему и в голову не приходило. Наверное, проще было попытаться завести машину с толчка, или, на худой конец, прицепить жигуленок к какому-нибудь грузовику – до города было не так уж и далеко. Но Демид сидел и молчал. Пытался вспомнить свои ощущения, когда заставил машину заглохнуть.

"Нет, ничего не помню. Ничего… Эй, стартер, слышишь меня? Заводись! Крутись, подлец! Вращайся".

Демид стиснул зубы, напрягся, мысленно пытаясь провернуть стартер. Боль отозвалась резким толчком в затылке. Никакой реакции. Двигатель молчал.

Дема закрыл глаза и расслабился, кулаки его разжались. Он перестал воспринимать машину как механическое существо, сборище соединенных между собой шестеренок, шлангов и болтов, увидел нечто похожее на душу автомобиля. Жигуль чувствовал себя сейчас как пятилетний ребенок, обиженный на маму, отшлепавшую его за разорванные штаны.

– Ну, что ты, малыш, – сказал Демид. – Прости свою глупую хозяйку. Она такой же ребенок, как ты.

Дема погладил руль, пластмассовая поверхность его была теплой и гладкой.

Стартер заработал звонко и спокойно. В голосе его слышалось: "Я самый исправный стартер на свете, похвалите меня, пожалуйста!".

Демид нажал на педаль газа, мотор чихнул и уверенно набрал обороты. Дема открыл глаза – американка вытаращилась на него с изумлением и испугом. Удивляться было чему – Демид забыл вставить ключ зажигания в гнездо. Двигатель работал и без этого.

– Спокойно, – пробормотал Демид и вернул ключ на место.

Теплая рука девушки опустилась на его колено.

– Оh, how did you cope? [10]– Джейн смотрела на него, как на волшебника.

– That's a kind of magic.[11]

– Sorry, I was too much trouble for your. Thank you for all you've done for me. I don't know what to do for you. Maybe…[12]

– Слушай, говори по-русски, а? Это будет самым большим подарком. Понимайт?

– Нье понимаю, – неожиданно сказала девушка. – Плохо знаю русски. Извиньите. Sorry.

"Ах ты глупышка! – Дема растрогался. – Надо же, русского языка не знает!"

– Jane, you must go. You are wonderful girl, but I think this place is not suitable for communication. Goandgoodluck![13]

– Thank you very much, Demid! Where can I meet you? I'd like to present you something for a keepsake. [14]

– Here is my telephone number, – улыбнулся Дема и написал ручкой номер на ладошке девушки. – Well, don't hate your car. I think, it is very miserable creature! Good bye! [15]

Он вылез из машины и побежал дальше. Не оглядываясь.

ГЛАВА 2

– Подъем! – громко скомандовал Демид.

Было уже одиннадцать часов утра, а он все еще сидел на диване, положив ноги на табуретку, и никак не мог заставить себя вымыть посуду после завтрака. Честно говоря, тарелки были не мыты также и с ужина. Посуда уныло кисла, сгрудившись жирными фаянсовыми блинами в раковине и на кухонном подоконнике. Это был своеобразный запой, хотя не водка, а лень и слабовольность правили бал в маленькой квартирке Демида.

Так начинался каждый отпуск Демы, если он только не уезжал немедленно из дома. Обычно жизнь его была расписана по минутам и он не позволял себе расслабиться. Вечный цейтнот – вот что было уделом Демы. И мечты его носили некий отвлеченно-утопический характер: "Господи, дожить бы до отпуска! Клянусь, я не буду более думать о работе, я сделаю все то, что задолжал своим друзьям и себе самому". И список неотложных дел давно уже был составлен, и на первом месте, конечно, стояли дела самые приятные и милые сердцу, и ничто не препятствовало наконец предаться долгожданному действу

(С чего начать? Открыть учебник китайского языка и вглядываться в хитрые закорючки до белых пятен в глазах? Позвонить Лариске – сказать, что виноват и приглашаю ее на ужин при свечах? Чертыхаясь готовить курицу мыть пол целовать ручку пить сухое вино и чувствовать что все это не то не то не то… Повесить полку в ванной? Долбить дурацкую стенку дрелью ввинчивать шурупы хряснуть кривую полку молотком чтоб она разлетелась на тысячу кривых осколков…)

Увы, увы, увы… Все эти дела не требовали принуждения. Они были лекарством для души и нуждались во вдохновении. А вдохновение не приходило… Демид третий день лежал кверх пузом на диване, читал кретинский детектив и не понимал, что в нем происходит.

Дема медленно, как во сне, опустил правую ногу и поставил ее на пол. Нога не выражала особого желания идти куда-то, глядела на хозяина с немым укором: "Послушай, мужик, оставь меня в покое. Если я к тебе приделана, это не значит, что ты можешь заставлять меня делать все, что тебе заблагорассудится. Положи меня обратно и считай, что меня вообще нет. Я тоже в отпуске".

– Ну-ну, не балуй, – лениво сказал Демид.

Господи, да что же это такое! Неужели никто о нем так и не вспомнит? Небось, когда он занят так, что дым из ушей валит, всякие там друзья просто покою не дают, всем почему-то до зарезу нужен Демочка, и немедленно! А теперь, когда он сражен острым приступом хандры и лени, когда нет сил доползти до телефона, ни одна собака не позвонит. Лежи и помирай тут с голоду.

Телефон зазвонил.

– Перестань ты звонить, гад! Подушкой, что ли, в тебя запустить? Звонют и звонют, не дают человеку отдохнуть… Сейчас в гости напросятся, уборку делать придется…

Так бормотал Демид Петрович Коробов, вялой трусцой продвигаясь к телефону.

– Будьте добры, позовите пожалуйста господина Коробова, если вас не затруднит, – сказал в трубке незнакомый мужской баритон. Акцент выдавал иностранца.

"Хорошая школа, – подумал Демид. – Не то что мои други: "А? Дем, ты что ль? Чо?" Здороваться его научили".

– Да, это я.

– Доброе утро, господин Коробов. Разрешите представить себя: Энтони Рейнхарт, сотрудник предприятия "Эджоу Вуд". Я беспокою вас по конфиденциальной просьбе господина Ника Эджоу, исполнительного директора компании. Вы были добры оказать услугу его дочери Джейн три дня назад…

– Я понял, о чем речь, господин Рейнхарт. Это вы о симпатичной девушке, которая катается по России без комплекта гаечных ключей? Что же вы ее так отпускаете? Это не игрушки. У нас так нельзя. Передайте господину… папе, чтобы купил ей инструменты, шофера и двух телохранителей. Да и машину ей дайте получше. Это же не машина, это гроб с музыкой. Она, пардон, на ходу разваливается!

– Видите ли, в чем дело, господин Коробов. Джейн Эджоу не представляет в России бизнес своего отца, а занимается исследованиями, занимающими ее собственный интерес. В связи с этим возникают определенные трудности в э-э… контролировании процесса ее передвижений.

"Дело понятное, – подумал Демид. – Попробуй, уследи за такой симпампулькой. Да еще и богатой, оказывается".

– Господин Коробов, – продолжал меж тем голос в трубке. – Мистер Эджоу приносит свои глубочайшие благодарности и хотел бы встретиться с вами в приватной беседе для обсуждения некоторых бизнесовых предложений.

– Хорошо, я согласен.

– Если вас не затруднит, встреча состоится сегодня в шесть часов вечера в ресторане "Торос". Прислать за вами автомобиль?

– Нет, нет, спасибо. Доберусь сам.

Демида передернуло. Не любил он ездить в чужих машинах. Хотя сейчас не было повода подозревать, что на его драгоценную личность может быть совершено покушение, подсознательная настороженность уже руководила его поступками.

"Когда это было в последний раз? Зимой. Да, зимой".

Полгода назад, в декабре, Демид в очередной раз влип в неприятную историю. Позвонил ему старый знакомый. "Дем, двести баксов поиметь не желаешь? Вечерком в ресторан со мной прокатиться. Для моральной поддержки. Братан, ты не волнуйсь, дело там на две минуты. С ребятками перебазарим, "бабки" возьмем и едем домой обмывать. Разборок не будет, даю слово. Просто человек надежный нужен. Такой, как ты, Дем…"

Знал Демид, почему его приглашают. Демид был удачливым – об его везении ходили легенды. Умудрялся выходить с пустяковыми царапинами из самых жутких переделок. Говорили о том, что заговоренный он, мол, от ножа и даже от пули. Дема только усмехался, когда слышал такие байки. Сам он хорошо знал причину своей везучести.

То дело было грязным, как большая куча навоза. Это было ясно – в другие дела Демида почему-то не звали. Согласился. Конечно, согласился, идиот. Из-за денег. Все из-за них, проклятых. Двести "зеленых" за вечер – шутка ли сказать! Влез он тогда в долговую кабалу, нужно было расплачиваться за квартиру.

За два часа до поездки он опустился на колени на пол, закрыл глаза, отключаясь от окружающего мира, и попытался представить, что произойдет сегодня вечером.

Он мог сидеть так подолгу – не взывая ни к Богу, ни к космосу, ни к темным силам мира. Просто сидел и ждал. И иногда знание приходило к нему – он вдруг понимал, что произойдет с ним в будущем. Но чаще узнавал внезапно. Слишком поздно, когда оставалось лишь несколько секунд – уже не на выбор, а только на последнее движение, способное в очередной раз сохранить ему жизнь.

Не раз звали Демида работать телохранителем, суля хорошие деньги. Но Демиду было страшно. Он не боялся, что его убьют или покалечат. Сделать это было трудно – боец он был хороший, да и ангел-хранитель его не забывал. Дема опасался, что может не выполнить своего высшего предназначения, для которого был рожден и существовал на белом свете. Что это было за предназначение, Демид не знал. Наверное, вбил себе в голову эту блажь, а жизнь его ожидала самая обычная – суетливая и бесцельная. Но Демид жил, подчиняясь собственной интуиции, а она редко его подводила. И потому он вел образ жизни, странный для большинства его друзей, давно бросившихся в темные воды предпринимательства – работал в университете, скромным преподавателем на биофаке.

А приятели Демы один за другим покидали насиженные места в научно-исследовательских институтах, где некогда создавались радиоуправляемые ракеты, в школах, где контрольные нынче списывались за пачку жевательной резинки, в больницах, где врачи терпеливо объясняли полуживым пациентам, что лекарств нет и не предвидится. Друзья получали должное количество пинков от конкурентов, раньше вступивших на каменистую тропу бизнеса, разорялись и плакались Деме в жилетку. Друзья приобретали опыт борьбы с удавкой, именуемой налогами и робко знакомились с квадратными молодыми людьми, обещавшими решение всех проблем в лучшем виде. Многие из деминых друзей давно перессорились друг с другом, но все они неизменно захаживали к нему в поисках давно забытого спокойствия. "Знаешь, Дем, хорошо тебе! Сидишь на своем окладе, никаких тебе проблем. А у меня вот и баланс несданный, и "волжак" без конца барахлит, и жена волком смотрит, что дома не ночую, и финны вот опять нос воротят – контракт, видите ли, не выполняю! Не жизнь, а каторга!" "Что же, ребята, – неизменно ответствовал им Демид, – каждый создает проблемы сам, все дело в том, как к ним относиться. Наведите порядок в душе своей, ибо счастье человека лежит не вне человека, но в нем самом". Друзья похохатывали, хлопали Дему по плечу и глушили коньяк стаканами.

Друзья же и сватали Дему телохранителем к темным личностям разного пошиба.

Жить без денег было унизительно. И Демид, скрипя зубами, кляня себя за малодушие, соглашался. Дела были почти безнадежными. Подводила слава везунчика, каковым слыл Демид. Его везли на убой как счастливый талисман в смутной надежде, что он отобьется. Что, спасая свою жизнь, защитит не только себя, но и своего хозяина.

В тот злосчастный вечер он не получил никакого откровения, не узнал ничего. Но слово было дано. И Дема стоял на промозглом ночном перекрестке, дожидаясь машины, пританцовывал и костерил мороз на чем свет стоит. Он не мог себе позволить одеть длинный тулуп и тем самым лишиться спасительной подвижности. На нем была лишь куртенка, слишком легкая для метели. Наконец из искристой мглы показались два расплывчатых желтых круга фар. Рядом с Демидом остановился "Мерседес", задняя дверь раскрылась и оттуда вылез человек.

"Ну ладно, братки, до завтра!" – крикнул он и отошел в сторону. Из окна махнули рукой: "Демид, ты? Залезай!" Дема согнулся, полупросунувшись в машину, и попытался разглядеть обстановку в темном салоне.

Неожиданный толчок вбил Демида внутрь – парень, который остался на улице, с разбегу вбросил его в машину, сам впрыгнул следом и захлопнул дверь. Мерседес рванул с места и Демид обнаружил, что зажат между двумя горами мускулов в кожаных куртках, а к шее его приставлен нож. Более горячего оружия пока не наблюдалось, но Дема догадывался, что без него не обойдется.

– Так, мужики, – раздался знакомый голос с водительского места, – с ним хлебало не разевать! Сейчас вывезем на Казанку, там и поговорим без лишнего шухера.

– В чем дело? – хрипло спросил Демид. – Продал меня, Коля? Ой, нехорошо так поступать, видит Бог! За кого хоть страдаю-то?

– За всех, супермен наш сладкий, за всех. Много знать стал. Суешься, куда не следует. Вот и расскажешь нам что-нибудь интересное. Особенно про Короткого. Про кореша своего Петечку.

– Хрен тебе, – сказал Демид. – Я тут не при чем. С Петей сам разберешься. А меня отпусти, пока я не обиделся. Я человек добрый, постараюсь забыть.

– Слыхали, братва, какого героя везем? – Мужики сзади заржали. – Опять слинять надеешься? Везучий, значит? Посмотрим… Пата, еще раз говорю, с ним осторожнее! Он у нас такой крутой, еще не понял, с кем дело имеет!

Парень справа осклабился, теснее прижался к Демиду, для острастки кольнул его ножом в шею. Машина тихо шуршала по шоссе, выезжая за город. Дело было совсем плохо – Дему везли убивать. Даже музыку не включили.

"Дема, не злись, – Демид любил разговаривать с самим собой – это всегда его успокаивало. – Ситуация, конечно, не подарок. Но шанс есть. Ножичек у этого Паты небольшой, несерьезный, я бы сказал. Мозгов, судя по всему, у него тоже маловато. Нож держит по-дурацки – руку локтем вниз вывернул. Если что, пойдет вскользячку. Кто их учил, идиотов?"

"Мерседес" резко затормозил, съезжая с ледяной полосы на асфальт, и демины соседи, не удержавшись, резко наклонились вперед. Дальнейшее заняло несколько секунд. Демид быстро выпрямил ноги, откинулся назад и тут же хряснул открытой ладонью в нос левого опекуна. Парень коротко хрюкнул и захлюпал кровью. Пата с ножиком еще не опомнился, но Демид знал, что в следующую секунду лезвие воткнется ему в бок. Деме повезло. Жлоб за рулем с хриплым ором ударил по тормозам, и машину занесло на обледенелой дороге. Парня с ножом отбросило в угол. Демид свалился вниз с сиденья, схватил нож за лезвие, чувствуя, как острое железо вспарывает ладонь, затем соскользнул на запястье врага. Быстрое крутящее движение, хруст костей, и нож полетел в сторону. Пата завизжал как поросенок и попытался вскочить. Хороший удар кулаком между раздвинутых ног успокоил его и сложил пополам. В следующую секунду Демид открыл дверцу и нырнул головой вниз, прямо в снежный сугроб. Покатился с насыпи, отплевываясь от колючего снега, запорошившего лицо. Из машины доносился мат, ребятки на задних сиденьях выли в два голоса. Демид, проваливаясь по колено в снег, побежал к ближайшим кустам. Он знал, что теперь без "Калашникова" справиться с ним невозможно.

В машине тоже это знали. Через минуту "мерс" развернулся в туче белой пыли, и покатил к городу. А Дема сел в снег, и стал, морщась, стягивать с руки разрезанную перчатку…

Вот такую противную историю вспомнил Дема, стоя с телефонной трубкой. С тех пор он настороженно относился к чужим машинам, а «Мерседесы» не мог видеть даже издалека. Загасить тот конфликт стоило больших усилий, и уже с зимы Демид не ввязывался ни в какие сомнительные дела. Вел размеренную, хотя и бедноватую жизнь – плелся на автобусе на работу через полгорода, по вечерам ходил в спортзал или сидел с друзьями, а по утрам открывал окно и занимался китайской гимнастикой.

– Господин Коробов, вы слышите меня? – в десятый раз вопросил вежливый голос в трубке. Демид задумался и совершенно забыл о своем собеседнике.

"Соглашайся, – сказал себе Демид. – Это же иностранцы, люди приличные. Сразу резать не будут. Может быть, туда придет эта забавная куколка, Джейн, подарит тебе коробку конфет, чмокнет в щечку и пригласит в гости в Америку…"

– Да, да, господин Рейнхарт. Я приду.

– Запишите, пожалуйста: Ник Эджоу. Вас встретят в ресторане.

– Хорошо, до свиданья.

ГЛАВА 3

Демид стоял у зеркала и рассматривал свое изображение.

"Из личного досье: Коробов Демид Петрович. 28 лет. Русский. Особые приметы – среднего роста (178 см), среднего телосложения. Нос прямой

(сломан два раза, но удачно выправлен),

глаза серые, волосы – темно-русые.

Стандартный советский набор.

Татуировки – не имеется.

Правда, хватает шрамов самых разных калибров, но на физиономии – только один. Над правой бровью. Улыбка кривая, но умная.

Зубы

тоже кривоваты. Не Ален Делон, одним словом…

Дополнительные сведения: образование высшее, холост. Сексуальная ориентация – обычная.

Любит он женщин, любит. Некоторые из них отвечают ему взаимностью

(паспортные данные последних не указываются).

Психологическая характеристика: интроверт неярко выраженного типа.

Переводим: живет внутри себя, для самого себя, на окружающую действительность обращает мало внимания. Главный канал общения с окружающим миром – желудок" .

Дема встал в артистическую позу и продекламировал стихотворение, сочиненное им однажды в минуту максимального познания собственного "Я", то есть после хорошего ужина:

Много всяких философийНапридумывали люди,Услаждая чашкой кофеСвой объемистый желудок.А в своем мировоззреньеДва столпа я отмечаю:Толстый-толстый слой вареньяИ большая чашка чая.

Итак, Демочку пригласили в ресторан. Собственно говоря, ничего особенного в этом не было. Когда Дема был еще студентом биофака, в рестораны он хаживал частенько, любил хорошо покушать, да что греха таить, иногда и выпивал (друзья брали с собой авоську водки и ставили под стол, весело обновляя бутылки под недовольное брюзжание официантки). Времена были дешевые и непосредственные. Последние же два года Дема в ресторан не попадал. У него появилась своя квартира, и надобность в таких походах отпала – друзья появлялись регулярно, чаще в поздний час, принося с собой атмосферу веселья и роскошь человеческого общения, приправленную ностальгией о былом. Дема был хозяином радушным, любил посмеяться и накормить гостей чем-нибудь изысканным. Например, магазинными отбивными с магазинным же соусом «Ткемали».

Дема стоял перед зеркалом и пытался вспомнить, что одевают приличные люди при деловых встречах с иностранцами. Наверное, лучше всего было бы одеть костюм. Но… Дема открыл шкаф и кисло посмотрел на пиджак серенького ослиного цвета, сиротливо выглядывающий из самого угла. Дема не любил костюмы – в них он чувствовал себя скованно, пиджак спеленывал плечи как смирительная рубашка, приходилось бороться с постоянным желанием закатать рукава до локтя. К тому же Демид купил этот костюмчик лет восемь назад, для своей свадьбы (так, к счастью, и не состоявшейся), и почти не одевал с тех пор. Теперь он уже явно устарел, да и сшит был не лучшим образом – плечи в обтяжку, зато в области живота наблюдались болтающиеся на ходу излишки материи.

Демочка потрепал пиджак по сутулому загривку:

– Виси, кореш, жди! Твое время еще придет.

В конце концов Дема остановился на свободных летних брюках, мягких кожаных туфлях, водолазке и легкой светлой куртке. Это выглядело достаточно стильно, Демид чувствовал себя в таком наряде спокойно и уверенно. Он побрился, почистил зубы, исполнил перед зеркалом несколько танцевальных па, неуловимо напоминающих У-шу стиля "Северной бабочки" и отправился на встречу.

1 2 3...15 >

На страницу:

Перейти

1 из 15