Гнездовье котов

– Я проникся, видя, как вы курите в общественном месте.

– Дурацкая шутка, – выпустил дым к потолку.

Пожарная сигнализация покорно снесла это издевательство и промолчала.

– Что значит «нечистое»? И насколько серьезна ситуация?

– Да вроде как бы и ничего особо такого, но все же. Сначала начали кошки и собаки пропадать. Потом люди. Теперь вот участковый пропал.

– Пропажа людей дело житейское, чего тревогу бить? А участковый… Может, загулял просто? Ныне Анискиных нету, идёт всякая ленивая шелупонь в участковые. Чего в этом нечистого?

– Участковый докладывал, что в лесу головы сложены. Собак и кошек, – потушил «бычок», – пирамидами сложены…

– Сатанисты доморощенные? Ныне этой нечисти полно среди молодежи. Откуда только берутся? Лучше бы онанизмом занимались. Или там просто разборка из-за земли? Может кто-то хочет подешевле землицы прикупить. «Земля крестьянам» и прочие сказки, сделанные былью. Или там заросли шибко ценного леса либо нефть прямо у поверхности. Копай яму и черпай «народное достояние».

– Вот ты и должен разобраться, что там и как. Ты же сатанистов гонять любишь… Да и на дачах жил, так что тебе самое то.

– А вы своих не пробовали посылать?

– Не можем мы своих туда послать, нет пока причины.

– А что на работе мне сказать?

– С работой всё улажено. Тебе дадут отпуск. За свой счёт.

– За свой счёт? Ваша щедрость не знает границ! Сэкономить пытаетесь, товарищ полковник? Да и меня не жалко в случае чего? Кстати, как насчёт командировочных расходов?

– А просто Родине послужить, желания нет?

– После того, как увидел «харизму» Якунина, плетущего о патриотизме и узнал, почем ныне струны для виолончели… Пускай, сначала, они, бесплатно Родине послужат, а уже потом и я стану альтруистом. А то у меня почти к сорока годам даже часов наручных нет, в отличие от некоторых. Пускай футболисты из сборной России за зарплату в двадцать тысяч рублей мячик пинают – вот тогда и будете меня к патриотизму призывать. Или…

– Ишь ты, как разговорился! Совсем страх потеряли в своих интернетах! – укоризненно погрозил пальцем.

У меня мелькнула мысль, не сломать ли этот палец, но по здравому размышлению я решил воздержаться от членовредительства.

– А вы не забывайте, что я не ваш сотрудник. Могу развернуться и уйти. Воистину был прав Конфуций: возвысь низких и уничтожь благородных и всё – кирдык Государству!

– Ладно, хватит демагогию тут разводить! Командировочные, конечно, получишь, мы же не звери, но немного. Зачем тебе в лесу деньги? – достал из стола и двинул в мою сторону конверт. – Ты сильно там не шикуй, не в Крым едешь и не в Сочи. За расходы потом отчитаешься.

– Оружие? – безнадежно спросил я, глядя на скользящий по полированной столешнице, между прочим, не такой уж и пухлый конверт.

– Может тебе еще ключи от квартиры дать? Оружия не будет – у тебя же разрешения нет. Какое тебе оружие? Там менты и так в напряге. Еще не хватало приезжего с оружием. Ты приехал проведать дядю – зачем тебе оружие?

– Дядю?

– А что, не тянет проведать родственника? Вдруг, он там не в шутку занемог? Не звонит и не пишет – ты волнуешься за старичка и решил навестить. Взял отпуск за свой счёт и приехал. Идеальное прикрытие – комар носа не подточит. И учти, мобильной связи там теперь тоже нет.

– Кризис?

– Нет, не кризис. Там и раньше была зоны не уверенного приема, а теперь аппаратура на вышках сотовой связи в прилегающих районах повреждена.

– Восстановить не судьба?

– После пропажи пары наладчиков, или как они там, у ОПСОСов, называются, восстанавливать связь в том районе что-то не рвутся. Так что связи у тебя тоже не будет. Будет только вот это, – через стол, повторяя маршрут конверта скользнула коробка спутникового телефона.

– Русский «айфон»? Или что там должно было Сколково сляпать? – скептически рассматривая девайс, спросил я. – Лучше бы конверт был такой толщины… Кому хоть звонить с него?

– А звонить никому и не надо. Если все будет нормально, нажмешь «1». Если нет – нажмешь «2».

– И что будет на два? Термоядерный взрыв? Или просто напалмом район накроете?

– Вот этого я тебе не скажу. Но если решишь посмотреть, что случится, то лучше завещание оформи заранее.

– Понятно. Проезд хоть оплатите, или тоже за свой счёт?

– Экий ты братец стал меркантильный. Там вполне хватит и на проезд и на харчи. Еще и дяде на бутылку останется.

– Вот от вас и передам бутылку, – видя, что дискуссия всё равно не становится конструктивной, сказал я. – Разрешите идти?

– Иди, конечно. С Богом, – пожал мне руку и перекрестил вослед.

Хотелось сплюнуть, видя такую демонстративную воцерковленность, но как человек культурный, плевать на пол в казенном кабинете я поостерегся. Мало ли, а то еще и конверт отнимут. С них вполне станется отправить в лес с голой жопой, в бобровой шапке. И с документами на имя какого-нибудь Фимы Абрамовича Кочерыжкина. А учитывая церберов на входе, еще и по ребрам могут насовать, для профилактики правонарушений. Да, мельчает душой народец на службе государевой. Если она изначально у них была, душа.

– Чем-то вы мне Щелкунчиков напоминаете, – решил я вежливо проститься с охранниками у двери.

– Не понял, – напрягся один из них, от непосильной мыслительной работы пойдя желваками.

– Не в том смысле, который ваш однопартиеец Моисеев вкладывает в это название, а в плане общей деревянности, – любезно разжевал я мысль. – Зажатые вы какие-то, что ли. Как деревянные солдаты Урфина Джуса.

– Иди отсюда, пока есть на чем, – посоветовал мне второй, напыжившись для грозности.

– Мы проводим, а то мало ли что, – раздался голос из-за моей спины.

Обернувшись вполоборота, чтобы не выпустить из поля зрения «деревянных солдат», я обнаружил подкрадывающихся Правого и Левого.

– О, Джонсон и Джонсон вернулись! – улыбаясь, словно лучшим друзьям, поприветствовал их. – Успешно сходили?

– Мы проводим, – повторил Правый. – А то вдруг заблудится или бумагу украдет в туалете.

– Украдешь тут у вас, – пробурчал, протискиваясь мимо неразлучной парочки. – Да и она небось с гербом… Поехали за бухлом.

– Куда? – на два голоса вылупились они на меня.

– Что значит куда? Туда, где подешевле. Неужели не знаете мест? Или вы по-другому? – я зажал ноздрю и изобразил процесс всасывания «дорожки».

– Поехали, клоун. За бухлом так за бухлом, – согласился Левый.

– На смерть только не убивайте, оставьте и нам, – проявил зачатки юмора один из «деревянных солдат».

Идея с бутылкой была не такой уж и плохой. Не знаю насчёт дяди, но при контакте с участковым, ежели он вдруг обнаружится, вполне пригодится. Да и с местными аборигенами всегда контакт лучше устанавливать, начиная со своего спиртного. Поэтому спортивную сумку я почти целиком загрузил пивом и водкой. Всё-таки к дяде «самых честных правил» путь держу. Попробуй, докопайся. Сначала один автобус, потом второй. Последний отрезок пути, километров в восемь, прошел пешком. Надо было рюкзак брать – тащить сумку с пивом на плече не так и удобно. С другой стороны – человек с рюкзаком всегда подозрителен. А со спортивной сумкой – милое дело. Может я начинающий предприниматель, волокущий первую партию товара, с которой пойдет моё стремительное вознесение в ряды бизнес-элиты? Хотя, это вряд ли, задница у меня не той системы. Проше уж нефть обнаружить в этом лесу. Развлекая себя подобными пустыми мыслями, шагал по весенней грунтовке через лес.

Морально напрягала тишина, царившая в лесу. Не было слышно пения птиц. Такое я встречал лишь однажды, в детстве. Тогда, с Филипповичем – крестным отцом моего брата, в поисках пропавших собак, колесили мы по зимним лесам, и заехали в какую-то деревню, не отмеченную на нашей карте. А карта, надо сказать, была военная, весьма подробная. Деревня довольно большая, раскидистая. На одном конце деревни висел красный советский флаг, хотя СССР уже не существовало, а на другом – украинский – «жовто-блокитный» с трезубцем. Машин, по словам местных жителей, там не видели со времен немецких танков 4-й танковой группы генерал-полковника Геппера, которые и проложили колею, послужившую нам дорогой.

Мужики там в старинной военной форме советской, в основном ходили. Говор был какой-то дикой смесью, больше нигде мною не встреченной, из русского, украинского и белорусского языков. Жили местные жители дарами леса и скудными посевами колхозными. За пару километров вокруг деревни даже вороны не встретишь – всё повыбили. Вот там такая же жуткая тишина стояла. Мужик, у которого мы ночевали, держал в клетке лису – к новому году на стол. Поделились с ним своими съестными припасами, спирта с ним «накатили». Переночевали ночь, с ружьями в обнимку, опасаясь, что бы нас самих не съели и рано поутру свалили. Филиппович сказал, что если его собаки сюда и попали, то их уже съели и надо сваливать, а то и нас схарчат. Собак его мы тогда так и не нашли. Через пару лет, опять в поисках собак, мы проезжали в тех местах – никакой деревни там не было. И даже никаких следов не нашли.

Подобное совпадение меня теперь весьма настораживало. Судя по следам на дороге, и учитывая погоду прошедшей недели, с которой меня любезно ознакомил интернет перед поездкой, не сказать, чтобы особым спросом последнюю неделю эта местность пользовалась. А зря, грибы тут раньше были вкуснейшие. Тем более было самое время пройтись по подлеску в поисках сморчков, строчков и мэтушек. Да и любителей так сказать «культурно отдохнуть на природе», что в последние годы выражается в безудержном потреблении алкоголя, шашлыках и ставших следствием всего этого лесных пожарах, сие живописные места не могли не соблазнить. А вот судя по следам и отсутствию мусора и кострищ в пределах прямой видимости – не соблазнили. Кстати сказать, отсутствие мусора само по себе тревожило. Российские леса давно и основательно загажены – а тут такого не наблюдалось. Ощущение было, что кто-то на данном участке лесной местности объявил субботник. Вопрос: кто? Не пропавший же участковый, озверевший от конфискованного самогона, вывел вымирающих сельских жителей и немногочисленных дачников на уборку леса? Однако идея с грибами вполне оправдает небольшой крюк, предпринятый мною по лесу. Особенно в глазах наблюдателей, которые мне чудились уже не первый километр пути. А чутью я привык доверять…

Хотя, встречались мне уже на русских просторах такие места, где чувствуется чей-то взгляд. Под воспоминания я решил покинуть дорогу и свернуть в лес. Может грибов захотел поискать, а может просто по нужде приспичило. Благо и тропиночка была в зарослях. Через пару метров резко остановился, созерцая лежащую поперек тропинки гадюку. Толстая тварь, скажу я вам. Туловище лежит поперек, а голова и хвост в кустарнике теряются. Попробуй, сообрази, с какой стороны шандарахнет. У меня давняя неприязнь ко всей этой жалящей нечисти, я своего рода герпетофоб. Возможно, это во мне на генетическом уровне еще со времен искушения Евы, а может, просто жива была память об укусе гадюке, полученном в раннем детстве. Конечно, старые испытанные берцы давали определенные шансы в противостоянии чешуйчатой твари, но особо нарываться не хотелось. Сомневаюсь, что там, куда я топаю, найдется сыворотка от этой напасти. Постояв так пару минут и, обратив внимание на странную неподвижность этой Божьей твари, решил рискнуть и взмахнул как та царевна, но не левым крылом, а левой ногой в направлении, в котором, судя по рисунку на теле змеи, предположительно, находилась ее голова. Никакой реакции не последовало. Странно. Махать правой ногой уже не имело смысла, если только в качестве разминки, и я просто ткнул носком в распростертое передо мной тело. Подобная неподвижность могла объясниться лишь одним.

Визуальное исследование извлеченной из кустов змеи блестяще подтвердило мою смелую гипотезу о смерти оной. Причем, смерть, судя по внешним признакам, наступила не так уж давно. Причиной скоропостижного ухода рептилии в Вирий послужило полное отсутствие головы. Змее, насколько бы мерзкой и ядовитой она не была, такое не под силу. Способ отделения головы я затруднялся определить точно – уж больно измочаленным было место ее крепления, но грибов резко расхотелось. И то верно – мясо для растущего организма гораздо полезнее. Тщательное исследование ближайших окрестностей не выявило ни наличия отсутствующей головы, ни признаков того, кто соорудил столь броский шлагбаум. Проверять какие еще сюрпризы ожидают меня, в случае углубления в лес, я не стал и, помахивая трофейной змеей, вернулся на дорогу.

Спустя минут тридцать неспешного шага подобрался к околице. Назвать ее полноценной околицей язык не поворачивался, ибо деревня органично перетекала в лес, но надо же было как-то обозначить этот рубеж? Странно, каких дачников могло занести в такую глушь? Хотя, вполне допускаю, что люди небогатые могли бы задешево прикупить в этой глуши брошенный дом и приезжать отдыхать на лето. Учитывая количество людей в стране, едва шагнувших за черту бедности – вполне реальный вариант. Опять же, оставшиеся местные жители могут присмотреть за домами в зимний период. Старые деревни это не поселки-новострои с повально пьяным населением и местной гопотой, ищущей, где найти на бутылку. В старых, вымирающих русских деревнях порядки совсем другие. Там еще силен старый обычай деревенского мира. Хотя, благодаря усилиям Власти деревни всё активнее и активнее умирают. Понятно, что при таких затратах на олимпиады, струны виолончелей и мундиали, средств на поддержание деревни в бюджете не остаётся.

В деревне между тем тоже царила странная тишина. Если отсутствие крупного рогатого скота можно было объяснить старческой немощью большинства жителей и полной нерентабельностью содержания в нынешних экономических реалиях, то отсутствие кур опять-таки было тревожным признаком. Вы хоть одну российскую деревню без кур встречали? Лично я нет. Ступив на деревенскую улицу, оглянулся на лес. Хм, впечатляюще. В кроне молодой березки кто-то художественно выщипал листья, и в косых солнечных лучах возникало ощущение, что из леса на меня смотрит человеческий череп. Я даже достал телефон и зафиксировал для потомков. На фото точно так же различался череп. Значит, это не игра воображения, а чья-то реальная кропотливая работа, о художественной ценности которой я судить не брался. Интересно, кто это сделал, как, и сколько времени на это потратил. Вопрос «зачем» даже не возникал. Что тут непонятного? Сначала шлагбаум из змеи, потом выщипанный в кроне череп – самому тупому должно было быть понятно, что от леса надо держаться подальше.

По памяти я добрался до хаты дяди. Дядя, насколько я понимал, никакой живности последние годы не содержал. Минуя стоящую возле дома телегу, направился к двери. На крыльце, практически перекрывая проход, стояла деревянная бочка. Хорошая такая бочка, дубовая. На Руси испокон веков при изготовлении бочек для разных продуктов применялось разное дерево. Для мёда – липа, для соления огурцов – осина, для квашения капусты – ольха, для вина – дуб4. Вот только зачем её ставить на крыльце? Может, хозяйственный родственник просто не доволок в дом? Зачем тогда наполнять ее мелкими речными окатышами? Чтобы не украли? Дверь была заперта. Что интересно, заперта изнутри, также как и ставни, закрывавшие окна. Еще одной примечательной деталью был бумажный портрет Иосифа Виссарионовича Сталина с выдолбленными глазами, пришпиленный к существенно посеченной двери.

– Однако, порядки тут у них, – негромко проговорил, проведя пальцем по оскверненному портрету и пытаясь понять, кто и чем это сделал.

Поставив сумку на крыльцо, вежливо постучал, пытаясь понять, что произошло с дверью. Походило это на расстрел дробью различного калибра, которому кто-то помог стамеской. На стук никто не отозвался, и я постучал ногой. Вдруг из развороченного лица Генералиссимуса Великой победы на меня глянул желтый глаз, а за дверью раздался пугающий сухой щелчок.

– Таки здравствуйте, – произнес я, осторожно делая шаг от двери назад, чтобы целиком попасть в обзор и медленно, стараясь не делать резких движений, поднимая руки вверх.

Глаз в обрамлении бумажных лоскутков какое-то время, не мигая, пристально как засыпающий карп, рассматривал меня и болтающуюся в руке змею, а затем мигнул и исчез. Раздался лязг отодвигаемого засова, и дверь слегка приоткрылась.

– Заходи быстро! – раздалось из темноты дома.

Не заставляя повторять приглашение дважды, я подхватил сумку, протиснулся мимо бочки и ужом ввинтился в сени. Внутри ожидал дядя, в руках которого была крепко зажата Мосинская трехлинейка. Судя по высокой мушке с отвесными боками, выступу снизу шомпольного упора и разрезным ложевым кольцам это был модернизированный образец 1891 – 1930 годов. Из такой штуки он бы и через дверь меня, при желании, достал. Странное дело – мозг человеческий. В такие напряженные минуты обращаешь внимания на вещи, которых в другое время даже и не заметил бы. Ну, какая, скажите на милость, разница, какая из многочисленных модификаций винтовки послужит для тебя билетом в иной мир? Совершенно никакой.

– Еще раз здравствуйте, дядя, – повторил на всякий случай.

Мало ли что придет в голову старику? Может он тут в глуши ослабел рассудком и вообразил себя партизаном? Хоть я и не шибко похож на немецко-фашистского захватчика, но кто может за это поручиться? Умирать от пули выжившего из ума родственника нисколько не хотелось. Впрочем, от пули здравомыслящего не родственника тоже как-то особо не тянуло.

– Проходи, коль принесла нелегкая, – дядя широким жестом указал стволом на дверь в дом. Надо заметить, что почти четыре килограмма стали и древесины в его руках смотрелись весьма уверенно. Рука у родственника, несмотря на преклонные годы, по всему видать была еще крепка. Я открыл дверь и, перешагнув высокий порог, покинул сени, причудливо подсвеченные лазерами солнечных лучей, пробивающихся через множество мелкие отверстия в двери. Дядя шел следом.

– Садись, горемыка, – ствол гостеприимно указал на стоящий в правом углу стол, на котором, подтверждая худшие подозрения, стояла полупустая «четверть» и глиняная миска с вареной картошкой.

Картину дополняли лежащая на столе старенькая «тулка» и стоящая посреди стола керосиновая лампа. Сняв со спинки плотно утрамбованный патронташ бурского типа и положив его вместе с несчастной рептилией на стол, я поставил сумку на пол и уселся на плотно сколоченный стул и огляделся. За годы, прошедшие с моего последнего визита ничего по большому счету, насколько можно было разглядеть в обманчивом свете острых солнечных лучей, пробивающихся через порядком продырявленные ставни, в доме ничего не изменилось, если не считать висящего в «красном углу» портрета Путина, вырезанного из какого-то журнала. Раньше, если меня не подводит память, там висели портреты Ленина, Сталина и Андропова.

– А что тут у вас происходит? – невинным тоном поинтересовался я.

– Известно что. Пришло наказание за грехи наши, – дядя крутанул головой и уселся на застеленную воглым солдатским одеялом кровать.

Что интересно, ствол винтовки, лежащей на его коленях, будто ненароком был направлен в мою сторону.

– В смысле? – понимая, что в этом доме все-таки не «все дома» для поддержания разговора поинтересовался я.

Дядя проигнорировал вопрос и продолжал пристально рассматривать меня:

– Давненько мы с тобой не виделись. Года с девяносто пятого?

– С две тысячи второго. Я тогда на кладбище приезжал, – счел нужным я внести ясность, начиная уже слегка нервничать.

– Точно. Где-то так и есть, – отложил винтовку и прошел к столу, зацепив по пути ногой обшарпанный самодельный табурет.

Усевшись рядом со мной и брезгливо посмотрев на змею, достал из ящика стола второй граненый стакан и вилку. Молча налил из стоящей на столе бутылки по стаканам и подал один из них мне. Так же молча чокнулся со мной и одним махом влил в себя жидкость. Я менее уверенно, но последовал его примеру. Самогон был не лучшего качества, к тому же на чем-то настоянный. Но пить вполне можно.

– У меня тут тоже есть кое-что, – полез в сумку и извлек бутылку белорусской водки. Откупорив ее, наполнил стаканы и протянул один ему.

– Так что тут все-таки происходит?

– Я пошел в лес и попытался убить кукушку, – смотрел на меня глазами совенка, которого внезапно разбудили в полдень и сообщили весть о скоропостижной смерти Леонида Аркадьевича Якубовича.

– Убить? Кукушку? А зачем?

– Устал я. Не умолкала ни на минуту, – он стал еще больше похож на совёнка. Но теперь, помимо смерти Леонида Аркадьевича, на встопорщенные перья его обрушилось еще и известие о том, что Верка Сердючка оказалась банальным трансвеститом. – Нашел в лесу старое дерево, пораженное молнией. Сухостой уже полный. Может осина была, может еще что-то. Спилил, а там внутри дупло. А в дупле гнездо. В гнезде было яйцо.

– А в яйце иголка?

– Какая нахрен иголка?

– Как в сказке про Кащея.

– Нет, Кащея там не было. Было яйцо. Одно. Я как раз накануне читал детский журнал старый про Природу. Не помню, как называется.

– «Юный натуралист»?

– Может быть. Там как раз было написано, что дятел так гнезда делает. Решил забрать его себе и посмотреть, что выйдет.

– И что вышло?

– Вот это и вышло…

– Что «это»?

– Положил яйцо под лампу. Через три дня вылупилась какая-то птичка. Щегол, не щегол. Чиж, не чиж. То ли скворец-переросток, то ли дубонос-недоросток. Одно было ясно, что не дятел. Сидел, клюв разевал и пищал так умильно. Начал я его кормить. Жучков всяких и червячков ему ловил. Он жрал как прорва и рос быстро, хотя так и не понятно было, что за птица.

– Кукушка Мидвича, – задумчиво произнес я.

Дядя настороженно посмотрел на меня, но уточнять, что за Мидвич такой не стал. Перевел взгляд на ставню-дуршлаг и продолжил:

– Ходил за мною по дому и по двору. А потом заметил я, что он телевизор смотрит.

– В смысле, смотрит? Сам включает и смотрит?

– Да нет. Когда я смотрел, то и он наблюдал. Сядет так и то одним глазом в экран глядит, то другим. А потом стал я замечать, что когда он на заборе сидел и пел, то к нему воробьи и вороны прилетали и вокруг сидели молча. Посмотришь – прямо как концерт какой.

– А по пению, что за птица? – опять попытался я внести ясность в происхождение птички.

– Да не поймешь. Вроде как одной птицей поет, а потом вроде как другой. А временами вообще на искаженную человеческую речь похоже было. Причем на воробьев и прочую пернатую мелочь кричал он: «Чвиккеры, чвиккеры», а на ворон и галок: «Клюверры, клюверры».

– Так он еще и различал их, что ли? И кстати, а с чего вообще ты взял, что это самец?

– Да хрен его знает, но мне почему-то казалось, что это он. Начал он по всей деревне летать и прочие птицы стаями за ним. А потом стали кошки пропадать в деревне.

– И много кошек пропало?

– Все и пропали. А потом петух Степанов, попытался напасть на него. Дрянной был петух, драчливый.

– Был?

– Нашли его у Степана во дворе. Без головы и изрядно поклеванного. Степан как увидел, взбеленился и шандарахнул из ружья по сидящей на раките вороньей стае, – дядя замолчал, погрузившись в себя.

– И? – не выдержав затянувшейся паузы, поинтересовался я. – Дальше-то что было?

– Дальше? – переспросил дядя, недоумевающе посмотрев на меня. – Дальше?

Он не глядя взял бутылку и налил нам по стакану.

– Земля ему пухом. Помянем, не чокаясь, – опрокинул стакан в себя и вновь погрузился в раздумья.

– Кого помянем?

– Известно кого… Степана. Сгорел двор его той же ночью. А над пожаром птицы кружились.

– А что, у вас тут много ночных птиц?

– Выходит, что много… – опять погрузился в тяжелые думы.

Подождав минут пятнадцать, от нечего делать следя за танцующими в лазерах лучей пылинками и даже став замечать в их движении ритм некой не слышимой музыки, я решил что будет вполне вежливо продолжить столько внезапно прервавшийся разговор и вновь разлил по стаканам.

– Короче, всех тех, кто попытался уйти из деревни мы больше не видели, – очнулся от звука наполняемых стаканов дядя. – Тех, кто остался, но пытался ходить в лес – тоже больше не видели. Во всяком случае, живыми. Голова бабки Дарьи, которая затеяла после всего этого кур рубить, две недели провисела на заборе. Потом только они ее убрали.

– Они? Кто они?

– Птицы, – озвучил парящую в воздухе догадку дядя. – Так и живем теперь. Я да две бабки уцелевших. В лес не ходим, доедаем прошлогоднюю картоху. Они нас не трогают.

– А это как же? – указал я на ружье и винтовку.

– А что толку против целой стаи? Больно дробь-то с картечью поможет? От «винтаря» вообще пользы в этом деле никакой, – пожевал картофелину. – Супа хочется. Грибного, – произнес неожиданно. – А тебя кто послал сюда?

– Послал?

– Не просто так же ты вдруг о родственнике вспомнил, – усмехнулся, окидывая меня взглядом, внезапно ставшим очень цепким. – Были тут до тебя. Крепкие ребята с автоматами. Послушали, посмотрели, не поверили, и пошли в лес. Больше мы их не видели. Одна машина от них осталась. За сараями стоит. Ваши были?