
Полная версия
На берегу Тьмы
– Сразу видно, жених и невеста. Ай-ай-ай! Какая красивая пара! – и наклонился, подмигивая, к Катерине: – Подвезло тебе, девица, хозяйственный у тебя жених!
Татарин тонкими смуглыми пальцами зачерпнул из мешка, на котором сидел, пару зерен, всыпал их в небольшую медную мельницу, ловко закрутил ручкой и вытряхнул ароматный коричневый порошок в ладонь Александра.
– Вкусно, а? – довольно захохотал тоненьким голоском торговец.
– Не поспоришь.
Александр дал вдохнуть кофейный аромат Катерине и ласково притронулся ржаво-коричневой пыльцой к ее носу. Катерина засмеялась, вытираясь платком.
– Какой шутник! – застрекотал татарин. – Ну что, берешь?
– Беру, но сперва развяжи мешок.
Торговец, разведя руками, мол, что еще за недоверие, распутал бечевку и раскрыл мешковину. На волю вырвался знакомый пряный аромат. Но Александр на этом не успокоился: сняв пиджак и засучив рукав рубашки, полез рукой на дно мешка.
– Нет, так нельзя! Не пачкай товар! – засуетился и забегал вокруг щуплый татарин, хватаясь за бритую голову.
Не слушая его причитаний, Александр пошарил по дну и сунул торговцу добытые зерна:
– На, теперь мели!
– Чего молоть-то? Такие же – не видишь, что ли? Хоть ты ему скажи, – беспомощно заморгав глазами, торговец уставился на Катерину.
– Правда, такие же, Саша.
Катерине стало жаль маленького торговца.
– Мели, говорю, – не отступал Александр. Торговец все еще сопротивлялся:
– Так я на вас, проверяющих, весь свой кофий переведу, а он вона сколько стоит!
Но Александр остался невозмутим:
– Мне урядника позвать?
Татарин весь съежился, как от удара, чуть ли не в два раза уменьшившись в размерах:
– Урядника? Зачем урядника? Не нравится товар – не бери. Иди себе с богом.
Александр выхватил у сопротивляющегося торговца мельницу, решительно прокрутил ручкой и вытряхнул на руку грязно-серый порошок и показал Катерине:
– Ты поняла, кого защищала? – И повернулся к торговцу: – Купил германскую машинку и из муки зерна лепишь да красишь? Ну, кто мы тут по-твоему, идиоты деревенские? Думаешь, не слыхали про таких, как ты?
– На то щука в море, чтобы карась не дремал, – попытался отшутиться торговец.
– Собирай свой так называемый товар и проваливай отсюда, покуда я урядника не позвал!
– Дай же торговлю довести – дорого ехать сюда к вам. А я тебе вот хороший мешок даром дам. Клянусь, что настоящий, барин!
– Не барин я тебе! Ты людей обманываешь! Тут ни у кого лишней копейки нет, все потом и кровью добыто. Ты – вор!
Вокруг стали собираться любопытные. Татарин взмолился:
– Не шуми ты так, прости меня, в честь праздника святого прости!
– Что ты про праздник наш знаешь, нехристь? Ты обманул меня, а обмана я никогда не прощаю, запомни! Человек, который меня обманул, – для меня умер!
Торговец с обиженным видом, молча, исподлобья поглядывая на Александра, стал поспешно собирать товар, завязывая и укрывая, утрамбовывая свои многочисленные тюки, припасенные на три дня бойкой торговли.
Александр, не проронив ни слова, с каменным лицом следил за его сборами.
Вскоре, растолкав зевак, татарин запряг, так и не успев напоить, свою лошадь, и, ведя ее под уздцы, не без труда, распихивая прохожих, смог наконец выбраться прочь с ярмарки. Въезжая на пригорок дороги на Торжок, татарин остановил лошадь, спрыгнул с воза и долго грозил пальцем в сторону ярмарки, приговаривая неслышные на непонятном языке проклятья.
Катерина, пораженная, смотрела на Александра. Ее потрясло его хладнокровие, в голове эхом раздавались слова: «Обмана я никогда не прощаю, запомни! Человек, который меня обманул, – для меня умер!»
После обеда Катерина постучалась в кабинет Николая. С трудом решилась на этот шаг: не бывала здесь с зимы, с тех пор как прервался ее последний урок грамоты. В кабинете все осталось прежним – те же портьеры и кресла, те же книги на полках. И сейчас ей это напомнило былое, их уроки, жар камина: вот здесь, на этом кресле она сидела, когда он поцеловал ее.
Катерина испугалась, что воспоминания снова поглотят ее и она поддастся соблазнам, поэтому выпалила:
– Я скажу ему.
Николай сразу все понял.
– Да что, что ты ему скажешь?
– Что мы…
– Что я поцеловал тебя? И что? Это случайность. Я за день до того упал с лошади, чуть не погиб.
– Я не знала, – растерялась Катерина.
– Да, это правда: упал, ударился головой, помешался и поцеловал тебя – несчастный случай.
– Но я ведь тоже… целовала…
– Что ты хочешь, Катерина? Зачем пришла?
– Я…
– Скажи! Скажи! Но сперва подумай!
– Я хочу выйти за него, – решительно сказала Катерина.
– Тогда не говори ему.
– Я промолчу – Клопиха донесет, если уже не донесла.
Николай нервно зашагал по кабинету:
– Что? Клопиха? Эта старая шпионка? Ах вот оно что! Ничего она не сделает: знает, что в тот же день я прогоню ее из усадьбы.
– А правда, что Анна Ивановна из-за меня уехала?
– Глупости! Да Анна Ивановна в Москву больше всего на свете хотела, вот и уехала – от меня подальше.
– Но все же так неправильно, – все еще сомневалась Катерина.
Николай подошел к ней и взял за руки. Катерина отшатнулась.
– Милая моя, милая, чистая, невинная девочка, человеку свойственно ошибаться. Перестань мучиться. Это страшный сон. Забудь его. Ступай и будь счастлива.
– А может, и доложил кто ему, вот он со сговором тянет, – чуть слышно прошептала Катерина.
Когда она вышла, Николай по-прежнему сидел на месте и повторял: будь счастлива… Будь счастлива… Хватит ли у меня сил отдать тебя ему? Не разрушить, не разметать все между вами? Самому сказать ему. Он из-за своей гордости тут же оставит ее, уедет. И тогда она точно станет моей… Да что со мной такое? Уехать, что ли, к чертовой матери? Бросить все…
Николай верхом примчался в поле к Александру. Тот следил, как бабы в поле теребили лен, стараясь успеть до дождей.
Николай сразу приступил к делу:
– Что ты со сговором тянешь? Успенский пост закончился, ты про свадьбу давно говорил. Катерина бледная ходит. Бабы за спиной шепчутся – нехорошо.
Александр не привык хитрить, признался:
– Отец прислал письмо: сядет в долговую яму, если не женюсь на дочери Свешникова. Отец не выполнил договор с ним, а денег возместить нет. Тот простит долг, только если породнимся. Та давно за меня замуж хотела. Теперь не успокоится, пока не получит меня. Вот, не знаю, как сказать Катерине.
– Ты же сам от него бежал, не хотел у него работать.
– Отец учебу оплатил – я ему должен. Он старик уже. Да и брата жалко.
– И что же, ты вот так просто откажешься от Катерины? Не поборовшись?
– Как бороться? С кем? С отцом? Это долг мой. Не могу подвести семью, которой всем обязан.
– Неужели нельзя найти другой способ рассчитаться? – недоумевал Николай.
Александр развел руками:
– Другого Свешников не хочет. Знать, судьба моя такая, с нелюбимой жить.
Николай разозлился:
– Судьба, судьба. Обещал – женись, чего бы ни стоило!
– Разорю всю семью. Отец слово свое купеческое дал – в тюрьму сядет. Что с ними со всеми будет? Младшие, сводные, еще дети совсем.
– А с Катериной что станет, ты подумал?
– Она поймет меня и поддержит – я уверен. Катерина знает, что такое честность и благородство. К тому же она свободна – сговора еще не было.
– Ы-ы-ых, не борешься ты! Знала бы Катерина, за кого выйти хочет! Стыдись – недостоин ты ее! – Николай, резко развернув коня, ускакал с поля.
Вечером, уложив Наташу, Катерина принесла ужин во флигель. После того как они объявили о своей помолвке в усадьбе, Агафья молча ставила поднос с едой и кивала Катерине – мол, уж неси своему сама. Пора стояла жаркая – Александр уходил до рассвета и возвращался домой затемно – ужин во флигеле стал единственной возможностью для них увидеться.
Александр умывался, стесняясь Катерины и не снимая рубахи. Катерина тоже робела. Она страшилась прикасаться к нему. Пока он мылся, она с удивлением и нежностью рассматривала его загорелые, в веснушках уши с круглыми пухлыми мочками, вьющиеся завитушки темно-русых волос на шее, мокрой от воды, и там же белую отметину от рубашки, куда не смогло забраться солнце. Совсем скоро он станет ее мужем. Как это будет? Она сможет прикоснуться к нему, дотронуться до его ямочки на шее, рассмотреть все его родинки, пощекотать его пальцы на ногах. Охваченная мечтаниями, она аккуратно вылила ему остаток теплой воды из кувшина на подставленные руки и подала заранее приготовленное чистое накрахмаленное полотенце.
Александр, умывшись, набросился на еду. В последние дни, после того как он получил от отца письмо со словами «женишься на крестьянской девке – прокляну» вперемешку с просьбами спасти его, Александр не находил себе места. Былая доверчивая нежность между ним и Катериной пропала. Оба это чувствовали.
Катерина первой решилась заговорить:
– Что-то ты сам не свой, Саша, в последнее время.
– Послушай, я вот что хотел сказать тебе, Катя…
Александр замолчал.
– Скажи.
– Вот что я хотел сказать тебе. Нынче на ярмарке я зря так с тем татарином.
– И ты поэтому такой? – с облегчением выдохнула Катерина.
– Какой такой?
– Смурной какой-то.
– Ну да, – неумело соврал Александр, проклиная себя за малодушие.
Но что-то все же не давало ей покоя. «Нет, тут что-то еще»:
– И все?
– Конечно, – опять соврал Александр, мысленно упрекая себя: «Господи, что же я так обманываю ее? Дай мне сил побороть это малодушие!»
– Может, ты письмо от отца получил?
– Понимаешь…
– Скажи уж как есть. Благословляет он нас? – все еще цеплялась за надежду Катерина, уже понимая, что все потеряно.
– Катя.
Александр резко встал, отвернулся от Катерины и заплакал, укрываясь руками:
– Катя, я подвел тебя.
– Саша, что? Что?
– Не могу я на тебе жениться, Катя. Отца в тюрьму сажают – просит меня вызволить.
– Как же ты его вызволишь?
– Жениться мне придется на дочери купца.
– На другой? Как? Ты любишь ее? – обомлела Катерина.
– Что ты! Нет!
– Так как же тогда?
– Ты должна понять меня: отец старик, я всем ему обязан, это мой долг, как же я его подведу? Никто ему руки не подаст. Что же ему после этого, жизнь самовольно кончать? – Руки и губы Александра предательски дрожали, но голос его был решителен.
Катерина почувствовала, что судьба ее предопределена:
– Да, конечно, так правильно. Но ты же говорил, что любишь меня, уговаривал. А теперь оставляешь? Что люди-то скажут? – заплакала Катерина.
– Как же я виноват перед тобой! Простишь ли ты меня? – Александр встал перед ней на колени.
– Простить? Бог простит! Пойду я. – Катерина словно окаменела и на ватных ногах вышла из флигеля. Она хотела кричать от негодования, с трудом сдерживала себя.
Александр рванулся за ней, побежал, крикнул вслед:
– Катя! Что же я наделал? Как же мне быть?
Вечером Николай решил заехать посмотреть на будущую больницу и поразмыслить немного в одиночестве. Ему не давал покоя последний разговор с Александром.
Больницу пока не рубили – лес собирались вывезти только по установившемуся зимнику. Да и не до того было сейчас – страда. Здесь, на левом берегу Тьмы, было хорошо и спокойно. Вдалеке протяжно мычали коровы из деревенского стада, которое, покрикивая, разводили по домам пастушки. Солнце, небрежно осветив верхушки деревьев на правом берегу, протяжно садилось за горизонт.
На берегу, возле мельницы, у самого омута Николай встретил Катерину.
– Что ты здесь?
– На закат посмотреть пришла…
– Да, закаты здесь красивые, – согласился Николай. – Ты нездорова? – Он с тревогой стал всматриваться в лицо Катерины и заметил, что она плакала.
– Здорова, барин, спасибо.
– Бледна, плакала. Что случилось, Катерина?
– Нет, ничего, барин. – Катерина начала всхлипывать.
– Не выношу слез. Никогда не знаю, что делать в таких случаях, утешать или нет. Что случилось, объясни толком?
– Не могу, – зашлась пуще прежнего Катерина.
– Ладно, – согласился Николай. – Ты присядь.
Они сели рядом на берегу прямо на траву, уже слегка прихваченную росой. Солнце все еще катилось по небосклону, завершая жаркий день. Низины уже заволокло белесым туманом.
– Красиво здесь как – душа аж заходится.
– Да, правда, нет мне милее этих мест. Много я их повидал, а лучше не нашел.
– Барин, а про русалочку правду говорят? – тихо спросила Катерина. – Вы верите?
– Про то, что здесь утопилась девушка и стала русалкой? Да вполне могло такое быть, что утопилась, много вас таких, чувствительных, чуть что – топиться, но чтоб русалкой? Чушь.
– А мне кажется, правда.
– Что за глупости? Уж не вздумала ли ты топиться? – насторожился Николай.
Катерина молчала. Николай разозлился:
– Не ожидал я от тебя! Думал, у тебя характер.
– Нету у меня характера!
– Нет, есть! Знаю, что есть! – воскликнул Николай, и тихо, ласково добавил: – Я тебя лучше тебя самой знаю, дура ты бестолковая! Ну, что случилось? Говори, наконец!
– Александр сказал, что женится на другой. Да и кто я такая? Безграмотная крестьянка. А он купец, университет кончил. На что я надеялась?
– И что же теперь, из-за каждого дурака топиться? Пусть женится на этой купчихе!
– Так вы все знали? Знали? – Катерина вскочила. – И радовались моему горю!
– Не радовался я, Катерина.
– Теперь без него мне не жизнь!
Николай тоже вскочил:
– Да таких, как он, знаешь сколько у тебя будет?
Только выбирай!
– Не хочу никого другого! Он лучший на всем белом свете!
– Ты не будешь с ним счастлива, поверь мне. Я старше, многое повидал.
Она плакала:
– Вы так говорите, чтобы обидеть. Он благородный. Все ради семьи.
– Говорю так, чтобы спасти тебя. Александр не тот человек. Он не любит тебя, предает. Неужели не видишь этого? Зачем оправдываешь его?
– Что же мне делать, коли я люблю его?
– Если бы я мог – сегодня женился бы на тебе!
Катерина молчала. Страсть к Николаю поселилась в ней с того самого вечера в кабинете, но, как и прежде, пугала ее. Хорошо ли жить страстью? Это плотское, грешное чувство. Совсем другое у нее было к Александру. Он был словно ангел, хороший, нежный. Так красиво говорил и мечтал, рассказывал, как хорошо они будут жить. С ним было хорошо и легко, она чувствовала себя лучше, чище. Только Николай знал, какая она: грешная. Именно такой она быть не хотела.
– Я не люблю вас, – сказала наконец Катерина.
Николай дрожащими руками достал портсигар, зачиркал непослушной спичкой.
– Лучший, говоришь? Ну ладно. Домой иди, поняла?
– Поняла.
– Топиться не вздумай, а то я тебя с того света достану. Женится он на тебе, обещаю. Слышишь?
– Да.
– Обещаю тебе – женится, – повторил Николай – Иди. Только будь счастлива с ним, – прошептал он вслед уходящей Катерине.
После бессонной ночи, хорошенько окутав кабинет табаком, Николай отправился в Старицу к купцу Солодовникову. Тот владел несколькими из целой сотни каменоломен известняка, испещрявших берег Волги, и имел договор с фарфоровыми заводами Кузнецова на поставку опоки. С Солодовниковым Николай приятельствовал – не раз общался с ним как мировой судья и знал как человека делового, но исключительно порядочного и честного. Поэтому тот, не раздумывая, согласился по просьбе Николая поручить старому Сандалову доставку баржами своей опоки на фарфоровые заводы. Сандалов был спасен.
Выехав из Старицы уже после обеда, Николай то и дело подгонял хлыстом лошадь, чтобы попасть в Берново дотемна: оставаться ночевать у матери в Малинниках не хотелось – запилит расспросами и причитаниями. Татьяна Васильевна осталась очень недовольна тем, что Николай отпустил от себя Анну: «Это ты зря, Никола. Жена должна при муже сидеть. А вдруг история какая с Левитиным? Est-ce que tu me comprends?[31] Я старику Боброву не доверяю – упустит ее и глазом не моргнет! А нам всем позор».
Но сейчас Николаю меньше всего хотелось думать об Анне и Левитине. «Да мне все равно!» – ответил он про себя матери. Все его мысли занимали Катерина и Александр.
«Черт его подери!» – возмущался Николай. – Что она в нем нашла? Слизняк мягкотелый! Романтик! А увидела – и с первого раза полюбила. Что в нем особенного? То, что он называет чувством долга? Тьфу на него! Такая женщина раз в жизни встречается. Не понимает он, не понимает. Молодой еще! С другой стороны, жертвует своим счастьем ради благополучия семьи – разве это не достойно уважения? Знает ведь, на что идет? А смог бы я сам проявить такое благородство и пожертвовать личным ради других? Как знать. Но и девушку ведь губит. Обещал, но не женится. Ее же заклюют в деревне! Кто знает – может, действительно руки на себя наложит? Если бы не это – ни за что бы не помогал! Ведь получается, я своими руками ее под венец толкаю. Пусть бы сам нашел выход, если любит. Пусть бы доказал, какой он благородный! Нет – и не попытался даже. Ну что же, Катерина сказала, что не любит меня, значит, нужно, нужно отпустить ее – она сделала свой выбор».
Усталый, изможденный после долгой поездки в Старицу, Николай забарабанил в дверь флигеля.
У Александра на столе лежал раскрытый томик «Капитала» Маркса с испещренными красным карандашом страницами. Николай, заметив книгу, с горечью усмехнулся:
– Не знал, что ты коммунист…
– Да, мне нравится эта идея: общая собственность. От каждого по способностям и каждому по потребностям. Это, черт возьми, справедливо! Коммунизм – как учение Христа, – горячо заговорил Александр, впустив Николая, – не будет ни бедных, ни богатых, никто не будет стремиться к богатству, потому что в этом не будет смысла!
– А, так ты не коммунист, а романтик! Это многое объясняет. Ну что же, слушай: отец твой получит подряд на доставку старицкого известняка на заводы Кузнецова сроком на год. Это должно помочь – пиши письмо.
– Не знаю, что и сказать! Николай Иваныч, как вас благодарить?
Николай с досадой отмахнулся:
– Никак не надо меня благодарить. Женись, ради Бога! И поскорее!
– Да! Женюсь! Конечно, женюсь! – радостно воскликнул Александр.
– Пиши отцу, романтик.
Николай с негодованием выскочил из флигеля. Он чувствовал, что поступил правильно, благородно, но сердце все равно саднило: «Как я мог ее отдать?»
Заканчивался сентябрь. Александр уговорил Катерину простить его. Она поплакала, поупорствовала, но согласилась. Со дня на день ждали письмо от старика Сандалова с благословением. Но оно все задерживалось.
В крестьянских дворах и в усадьбе с утра до ночи слышался стук сечек о корыта – бабы заготавливали на зиму квашеную капусту.
На барской кухне стояло длинное капустное корыто, выдолбленное из цельного дубового бревна. В былые времена десять баб стояли в ряд над ним, но сейчас времена были другими – лишь Агафья, Катерина и Кланя рубили капусту. Готовили ее трех видов: серую из зеленых листьев, полубелую из остальных листьев вилка и белую из сердцевин. Нарубленную душистую капустную стружку месили руками, налегая всем телом, щедро солили, трамбовали в ушата и спускали в подвал кваситься.
Мерный стук сечек о корыто тревожно отдавался в сердце Катерины. Она была счастлива, что объяснение наконец состоялось, но и несчастна одновременно: вдруг отец не благословит и Александр снова откажется от нее? Что скажет Дуська? И как же обрадуется Клопиха! И все в родной деревне, и Митрий в остроге, получив известие от родителей о ее позоре, тоже наверняка посмеются над ней.
Александр по-прежнему с утра до вечера пропадал в полях: крестьяне молотили хлеба и вывозили на остывающие поля навоз.
К Наташе приехал из Москвы учитель Григорий Иванович, и теперь во время уроков Катерина приходила помогать Агафье.
Послышался шум, и на кухню, не вытирая от уличной грязи сапоги, ворвался запыхавшийся Александр:
– Сядь, Катюша.
Агафья и Кланя, переглянулись и, поставив сечки, вышли из кухни.
– Скажи сразу. – Катерина по-прежнему стояла у корыта, не в силах шелохнуться.
– Брат прислал сегодня письмо, что женитьбу отец не благословляет, жену мою не примет и наследства меня лишит. Но и в тюрьму его не посадят.
– Я так и думала. – Катерина села на лавку.
Она давно готовилась к худшему, что никакой заказ не переубедит старика Сандалова благословить брак с крестьянкой. Она заранее смирилась со своей участью. Но Александр добавил:
– Готова выйти замуж без благословения? Я тебя ни на какое наследство не променяю.
– Да! Да!
– Не побоишься пойти за меня против родительской воли?
– С тобой мне ничего не страшно!
Александр продолжал воодушевленно:
– Теперь, когда отец спасен, я ничего ему не должен. Мы заживем просто, своим трудом. У нас появятся дом, земля, дети. Мы ни от кого не примем милости. Мы станем работать, воспитывать наших детей. Знаешь, мне как-то нагадали, что у меня их будет десять! Я стану много работать, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
– Я труда не боюсь.
– Вот и славно!
– Вот еще хотела сказать тебе… Может, мне учиться грамоте, я ведь только по слогам печатными, а так хочется книги читать. Настоящие, – сказала Катерина и тут же испугалась своего впервые озвученного вслух признания.
– Учиться? Катя, зачем? Ты думаешь, что я, выучившись в университете, стал хоть немного счастливее? Конечно, нет! Я узнал мое счастье, лишь встретив тебя! Ты – самое лучшее, что случилось в моей жизни!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Легкий кафтан.
2
Лоскутами сукна.
3
До окончания богослужения.
4
Большина́ – старшинство, власть. Держать большину – быть хозяином.
5
Работницей.
6
Матка.
7
На скамье.
8
Хозяин.
9
На молодежном гулянье.
10
Моло́дка – замужняя, но еще не рожавшая женщина.
11
Сундуки.
12
Человек, у которого внешний лоск и изысканность манер прикрывают внутреннюю пустоту.
13
Водянка, скопление излишней жидкости в тканях тела.
14
Моя любимая Аннушка!(фр.)
15
Мужей(фр.).
16
Твоя сестра и подруга Мария(фр.).
17
Дорогой папа!(фр.)
18
В ожидании твоего ответа, твоя очень несчастная дочь Анна(фр.).
19
Николай, любовь моя!(фр.)
20
Я больна, Наташа(фр.).
21
Сладкий овсяный суп с сухофруктами.
22
На крысу!(фр.)
23
На кота!(фр.)
24
Это был кошмар! Это была Березина!(фр.) Березина́ – река в Белоруссии, широко известна благодаря сражению на Березине (бои 26–27 ноября в ходе Отечественной войны 1812 года), в результате которого «Великая армия» Наполеона была полностью уничтожена. Во французском языке название реки стало именем нарицательным и используется в значении «трагедия, катастрофа».
25
Псарь – надсмотрщик за собаками; доезжачий – старший псарь; стремянный – конюх; выжлятник – охотник, ответственный за гончих; корытничий – псарь, который кормит собак.
26
От места кормежки.
27
Побуждать идти по ходовому следу.
28
Прыгнул.
29
Быстрые.
30
– Который час?
– Полдень.
– Кто тебе сказал?
– Мышка.
– Где же она?
– В часовне.
– Что она там делает?
– Кружева.
– Для кого?













