Чижик-Пыжик

– А может быть, мальчики нам что-нибудь сыграют? – неожиданно для данного момента предложила Ромкина жена.

– Да как они будут играть, когда здесь все гремит! – Ленка хотела освободить детей от работы в праздник, но оказалось, что обе пары близнецов только и ждали этого предложения.

– Да ничего! – с энтузиазмом откликнулся Бахтияр.

– Так даже интереснее! – поддержал Тимур.

– Вивальди. Концерт для двух скрипок, первая часть. – Объявил Коля.

Петя подозвал мальчиков к себе:

– Самое главное – начало, помните про лед на речке…

Шура рассмеялась:

– Какой там лед! Даже утки, наверное, не улетят в этом году!

– Улетят! – небесно-голубой шарик стукнулся вдруг о Ленкин висок – Улетят, еще как! И морозы будут! – Ленка рассмеялась от такого неожиданного пробуждения ее давно забытого кукловода. «Впадаю в детство?» – с осторожностью предположила она.

Мальчики устроились со скрипками между дальним окном и камином, у камина встали Петя и Коля. Поближе к ним на коляске подъехал Саша. Ленка поставила стул у своего подоконника. Остальные остались сидеть за столом. Фонтанку сковало льдом. Мальчики вышли к его тонкой кромке в хоккейном обмундировании – и понеслись. Шайба летала от моста к мосту, они за ней еле успевали. Но лед не трескался. Шестидесятилетние Петя и Коля улыбались юношескому задору своих внучатых племянников, почти смеялись. А Ленка плакала. Она смотрела в лицо лепному ангелу на потолке, его почти не было видно в тусклом свете свечей, но она его хорошо помнила, оно было отстраненным и бесстрастным. В декабре 1967 года она возненавидела это лепное лицо как символ силы, которая не смогла ее защитить. А теперь она плакала и мысленно целовала его, и благодарила, благодарила, благодарила, сама точно не понимая, за что. Мальчики пригнали шайбу обратно к Аничкову мосту и поклонились. Раздались аплодисменты, самые громкие – от Саши. Тимур и Бахтияр подошли к бабушке.

– Ты почему плачешь?

– Растрогалась от того, как вы играли.

– Расстроилась? Плохо?

– Растрогалась. Хорошо.

Ленка сквозь слезы посмотрела в направлении камина, где стояли Петя с Колей, и помахала им рукой. Мысленно она обнимала белокурых братьев-ангелочков и прощала им все, и благодарила за эту музыку, за то, что они пронесли ее через свои жизни и отдали в руки ее кареглазых внуков, как драгоценный сосуд, целый и невредимый, и это было настоящим чудом, настоящим счастьем, настоящим новогодним волшебством.

Бахтияр подошел к окну и тоже помахал кому-то.

– Ты кого там увидел? – заинтересовалась Шура.

– Он Чижику-Пыжику машет, мы ему теперь молимся, – деловито объяснил матери Тимур.

– Иегове надо молиться! – вспомнила свои выводы последних лет Ленка, сморкаясь и утирая остатки слез.

– Да нет, теть Лен, это я их научил, Чижику-Пыжику – эффективнее: Иегова часто занят, он слушает только своих секретарей, а Чижик-Пыжик как раз один из них, в этом можно не сомневаться, потому что когда все твое существование сводится только к тому, чтобы не моргнув глазом принимать удары судьбы в виде летящих в темечко монеток, то ты точно слуга Иеговы.

– Но мы по темечку не бросаем, – упредил бабушкино беспокойство Бахтияр – мы сразу в воду!

– Эх, Сашка, уже и с Севой тебя познакомила, а ты все равно как шут гороховый! – махнула на него рукой Ленка.

– Отец Всеволод меня понимает.

– Да он всех понимает, у него работа такая, – рассмеялась Шура.

Ленке хотелось объяснить племяннику, что серьезные вещи нельзя извращать, что только теперь, познакомившись с Иеговой, она поняла, что все на Земле не случайно, что все будет в конце-концов хорошо, и лань обнимется со львом, и все будут любить друг друга, и будут счастливы, и живы, и здоровы, и вместе! И это непременно будет, только надо ждать и верить, и еще работать, и жить, и любить. Есть люди, которые знают все это лучше нее, и могут рассказать, и как же жаль, что их нет сейчас здесь! Ленка закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сашка подъехал к ее подоконнику и тихо сказал, пока остальные возвращались к праздничному столу: «Теть Лен, Вы мне все хорошо про все объяснили, я понял, просто мальчикам еще рано, они же дети, пусть пока у них будет Чижик-Пыжик, тем более он тут рядом. А потом Вы им все объясните, как мне!» Ленка лукаво улыбнулась и привычным жестом потрепала Сашку по мягким русым волосам.

В Бостоне в это время 86-летняя Людмила Нежнова вышла на вечернюю прогулку с Арабеллой. В синей бухте плавали куски льда. Арабелла села возле скамейки и не хотела приближаться к воде. Тетя Люся решила, что собака чувствует скользкие булыжники и тоже остановилась. В морозном воздухе сконцентрировалось предновогоднее настроение. Нежнова подумала, что ей будет очень тяжело, если Арабелла умрет раньше нее, и мысленно попросила кого-то, чтобы такого не случилось. В этот момент зажегся фонарь. Тетя Люся испугалась своей просьбы, потому что поняла, что если она умрет раньше собаки, то собаке тоже будет тяжело. «Лучше умереть в один день», – подумала она. Зажегся второй фонарь. И тетя Люся опять испугалась своих мыслей. «Если мы умрем в один день, мальчикам будет двойное огорчение, двойная забота, и вообще – какое я имею право распоряжаться жизнью другого живого существа? Знаешь что, – обратилась она неизвестно к кому – не слушай людей, они ничего не понимают, не знают, не помнят и не думают ни о ком, кроме себя или себе подобных, а мир…» – она задумалась, а что же «мир», и тут вдруг он сжался в маленький разноцветный шарик и закружился вокруг ее головы, как Земля вокруг Солнца. Тетя Люся опустилась на скамейку и закрыла глаза. Ей было смешно, ей даже казалось, что она смеется. Арабелла спряталась в мягкий шерстяной подол ее новогоднего платья. Тетя Люся опустила руку на острую собачью мордочку, и мир скатился к ее ногам, уткнулся мокрым носом в ее колени и тихо заскулил, прощаясь с ней навсегда. Так они сидели до следующего года, а вода все поднималась, заливая булыжники. Когда она начала приближаться к тети Люсиным ногам, Арабелла вскочила на скамейку и громко завыла.

Зима 2018-го была необычайно, изнурительно, безысходно долгой. Первым весенним лучам люди боялись верить. Растроганная поздним апрельским солнцем, Шура решила сделать что-нибудь хорошее и вывезла Сашку погулять на Невский проспект. У вздыбленных лошадей они привычно свернули к Летнему саду. Везти коляску по узкой набережной Фонтанки, выложенной неровными разнокалиберными плитами, было трудно, но Шура знала, что это любимый Сашкин маршрут. Проезжая мимо цирка, он начал готовиться: привычно сложил ладони перед грудью лодочкой, опустил в них свой нос и деловито забормотал:

– Милый Чижик-Пыжик, сделай, пожалуйста, счастливыми все-всех-всех.

Шура, как обычно, рассмеялась:

– Почему ты всегда молишься за всех?

– А как выбирать?

– Обычно молятся за знакомых людей или за тех, кому плохо.

– Но их так много, тех, кому плохо, и все должны быть счастливыми.

– Это не возможно, так никогда не будет.

– Будет. Только так и будет.

– Почему ты так думаешь?

– Я так не думаю, я так верю.

Мостик, на котором Чижик-Пыжик обломал себе ножку, был облеплен оживленными людьми. Саша попросил Шуру остановиться чуть поодаль, не доезжая. Он помолчал, любовно поглаживая теплые чугунные перила, потом заговорил мечтательно:

– Не должно быть ни войн, ни насилия, ни катастроф, ни болезней, ничего этого быть в мире не должно, тетя Лена так считает, и я в этом твердо убедился.

– Когда?

– В Новый год, когда твои дети играли на скрипках, и я понял, что все умирают рано или поздно.

– И что же?

– Ну, подумай: если каждый все равно умрет, и он знает это, зачем тогда болезни, катастрофы, войны, зачем?

– Не знаю.

– В них нет смысла. А если нет смысла, значит этого быть не должно.

– Почему же тогда оно есть?

– Потому что не все слушают музыку и помнят, что они умрут, и им приходится напоминать через болезни, войны и катастрофы.

– А что если бы помнили?

– Тогда не было бы ни войн, ни катастроф, ни болезней.

– И что бы было?

– Счастье. Все бы были счастливы, каждый бы знал, когда он умрет тихой и спокойной смертью, и просто жил бы отведенное ему время, и был счастливым.

– Вот я не уверена, что каждый сможет так просто быть счастливым.

– Но он должен, должен! Как ты со своим Арсланом и детьми, как тетя Лена со своими свидетелями, как дядя Петя и дядя Коля со своей музыкой, как отец Всеволод со своим Богом, и как мы с Чижиком, и как инженер Петренко… Он должен!

– Кому?

Сашка поднял счастливое лицо к солнцу и широко заулыбался:

– Я знаю, но не скажу, ты будешь смеяться.

– Ну и что? Я всегда смеюсь, тебе не привыкать, да и тебе же это нравится.

– Нравится. Но все равно не скажу. Не сейчас. Да и не важно это. Просто: должен!

В оформлении обложки использованы фотографии из личного архива автора