Никто, кроме нас

–Уважаемый господин мэр,– прозвучал в установившейся паузе голос Рэя,– от лица всех ваших подданных, населяющих техническую зону, я извиняюсь за проблемы, которые могут вытечь из созданной ситуации. К сожалению, это один из немногих способов, способных гарантировать, что наши слова будут услышаны. Сегодня, на открытии Международной Резиденции мирных переговоров мы пришли, чтобы высказаться. Как вы видите, ни у кого из наших людей нет оружия. Мы уважаем правила священности и безопасности земли под этим строением. И мы ждём этого и от ваших слуг.

А красиво говорит, жучара. Я и представить не мог, что мальчишка может так шпарить. Где он только такого красноречия набрался? Не иначе как репетировал сидел, мало ли чем он ещё занимался, пока меня не было дома. Оторвав внимание от фигуры в кошачьей маске, я принялся разглядывать другую, не менее теперь неизвестную для меня, почти скрытую широкоплечим туловищем мэра. Я сверлил его так, чтобы он даже без зрения почувствовал мой взгляд. Но я был слишком наивен, считая, что сюрпризы для меня от этого красавчика на вечер уже закончились. Рэй вдруг вскинул голову и заговорил на почти чистом (насколько невежественный я мог судить) французском языке. Затем последовало ещё обращение на – кажется, португальском? Или испанском? И даже на китайском сказал, чтоб его. Знакомый язык немного успокоил чувство моего достоинства, на китайском мальчишка извинялся, выказывал уважение к нашим гостям и просил проявить понимание и не беспокоиться.

–Мы пришли для переговоров,– с ударением на последнее слово произнёс Рэй и замолчал в ожидании.

По лицу мэра было трудно понять его реакцию. Он угрюмо кивнул и обратился к воинам защиты:

–Опустить оружие.

Затем добавил:

–Живо!

Те замялись, но остались стоять. Люди в синей форме продолжали уверенно держать оружие перед собой.

–Вы слышите меня или нет? – мэр заметно разволновался. Он совершенно потерял контроль над ситуацией, да ещё на глазах у политических представителей других стран. Лицо мужчины приняло более тёмный оттенок.

–Никто сегодня не выстрелит…

Последовал выстрел, и мужчина принялся оседать на мальчишку; тот растерянно попытался поймать его и удержать на руках, но разница в весе и размерах всё-таки была неуклонна. Они упали на пол, тощая фигура в розовом платье оказалась придавлена широким телом в тёмном костюме с розой в нагрудном кармане, сквозь наполовину сдёрнутую вуаль я мог разглядеть напуганное и растерянное лицо мальчишки. Я было рванулся к нему, но тут же замер, рискуя тоже напороться на пули. Я попытался вспомнить, откуда произошёл выстрел и оглядел помещение. Лица всех до одного воинов Защиты не выражали ровно никаких эмоций. Каждый из них мог с равным успехом как стрелять в мэра города, так и печь блинчики на масленицу. В критические моменты меня просто пропирает на наиглупейшие шутки. Бывшие несколько секунд назад нападавшими растерянно начали переглядываться. Иностранцы в панике, боясь получить пулю, негромко принялись переговариваться.

Резкий звон во второй раз разрезал эту ночь. Все вновь посмотрели в сторону колонны. Там всё так же стоял Юсиф с бокалом и ложкой в руках. Добившись всеобщего внимания, он поправил свою бабочку и на чистом китайском заговорил, прося всех гостей успокоиться и не паниковать.

Ведь на ваших глазах, дорогие дамы и господа, совершается история.

Глава 11

Всё-таки политиками не становятся политиками рождаются. Рождаются в каком-то захолустье на краю общества, где-нибудь в месте, подобном техзоне, а потом устраивают революции. Или восстания, войны. «Дети Евы», как назвал бы их немецкий писатель и философ Герман Гессе. Особенные, от рождения несущие на себе печать Каина. Ее нельзя нарисовать, нельзя свести или передать. Печать Каина словно лежит на них и сквозь них, въевшись своей судьбоносной краской в каждую частичку сущности. Это Наполеон Бонапарт, которого чтил Раскольников, которого уважал когда-то Пьер Безухов. И там, где есть эти люди, творится оно. Порой один такой человек способен взять этот мир, словно старый рваный носок, и вывернуть наизнанку.

За окном была теплая ночь. Ночь знаменательного дня, обернувшегося в какофонию. Это была кульминация, стационарный судьбоносный узел во времени и пространстве, в котором сходились все нити мироздания, на которых подвешена к небу земля, на которой мы живём. Возможно, сейчас ты ещё не можешь этого понять, думаешь, что я несу какую-то чушь. Но когда-нибудь ты поймешь. Только я больше не буду тебе писать. Потому что той ночью – я ещё расскажу об этом, немного позже – я тебя увидел. И , понял, что тебя уже давно не было. Мне это говорили сотни и тысячи раз уже не один год, но я наивно и глупо пропускал это мимо ушей, как последний баран упёршись в оставшийся в моей голове спасительный образ, уже совсем не твой, лишь идеал, навеянный миом глупым воображением. И я любовался этим идеалом, лелея его и протирая от грязи окружающей правды.

В одном высоком, красивом, роковом здании решалась судьба оставшихся ошметков человечества. Но эта история не об этом, я уже говорил. Этой ночью я лишился семьи. Также я лишился статуса и окончательно потерял окутавшие меня комфортным одеялом иллюзии.

Что будет с человеком, если отобрать у него прошлое? Что будет представлять из себя это существо без памяти? Сотни философов пытались найти ответ на вопрос о сущности человека. Джон Локк, западный философ 17 века, утверждал, что человек рождается «чистым листом», не имея ровно никаких инстинктов и навыков. Другие считали, что человек по природе своей порочен и дик, и только общество и цивилизация упрощается его, сажая в клетку морали и этики. Кто-то утверждал совершенно противоположное.

Что выйдет из человека, очищенного до степени новорожденного ребенка? Дадим ли мы свободу зверю, или же невинной чистоте девственного от пошлости разума? Или же получим чистый холст, на котором будем вольны писать иконы или даже кровавые бойни?

К сожалению, господин мэр перестал справляться с ситуацией. Вы будете иметь дело с исполняющим его обязанности.

–Опустили оружие, или я воткну эту вилку в глаз министру! – закричал официант в маске с острым носом.

–Увольте нас от этого зрелища,– брезгливо поморщился Юсиф, раздались выстрелы, и оба человека, заложник и официант, стремительно осели на пол. Их убили. Я бросил взгляд на Кэсси Клер: она продолжала стоять на месте, ничего не предпринимая. Мне не нужно было видеть её лицо, чтобы понять, как она была растеряна. Они были обречены.

И тут мое левое ухо пронзил звук выстрела. Я, как и часть повстанцев, резко обернулся на окно. Что-то происходило снаружи, что-то безумно важное и настолько же ужасное. Я бросил взгляд на мальчишку, чьё лицо словно окаменело. Но для меня в тот момент оно выражало целую гамму эмоций и чувств. Я понял, я вдруг ясно это понял: там, снаружи, возле Акассеи были люди. Его люди, пришедшие с теми, кто стоял в масках. Люди, верящие в то, что их проблемы увидят. Надеющиеся на то, что их поймут. Люди, ждущие признания, пришедшие за него бороться.

Стоящие в зале повстанцы застыли в безысходности. Прямо на них были направлены дула винтовок, а в их руках зажаты те, чья судьба уже никак не волновала угрожающих. Теперь эти заложниками были для них лишь обузой, связывающей руки.

И тут несколько человек резко сорвались с мест. Кто-то резко откинул в сторону министра, один же потащил заложника за собой, укрываясь им, словно щитом. Раздалась череда выстрелов, и тела попадали на пол. Послышались вопли и женский крик, вновь началась суматоха, продлившаяся пять минут. Когда желающие рискнуть своей жизнью закончились, Юсиф поставил бокал на стол и вновь обратился к гостям, прося их вернуться в свои гостевые: завтра всех ждёт тяжёлый, насыщенный день. Тем временем Рэй уже выбрался из-под тела мэра, тот был ещё живой, но уже едва подавал признаки жизнеспособности. Мальчишка наощупь пытался зажать ему рану, из которой вовсю хлестала кровь. В первую же ночь своего существования Жемчужина мира оросилась кровью.

Кровью, красной, словно яблоки на свежем снегу, словно томатный сок, пролитый на новый пол. Красный-красный-красный…. Я сидел на стуле, пялился в пространство невидящим взглядом, перед которым одна за другой менялись несколько картинок. Кровь на новом полу, бесстрастное лицо воинов Защиты и…. перепуганные глаза матери, на которые я наткнулся прежде, чем нас увели из зала.

Вместе с оставшимися повстанцами нас поместили в переговорный зал. Некоторые почему-то упорно продолжали сидеть в масках, но большинство уже избавились от ставших бесполезными аксессуаров. Кэсси Клер тоже была там, села в углу у стены и молча рисовала что-то пальцем на колене. Даже Генри, словно оглушённый по голове чем-то тяжёлым, молчал. Рэй взгромоздился на стол и лёг, положив под голову окровавленные руки. Казалось, он спал, просто пришёл и лёг поспать после тяжёлого учебного дня. Какое-то время все молчали, лишь широкоплечий мужчина с короткой неаккуратной бородой вскочил и принялся ходить по кабинету, спотыкаясь о чужие ноги и оттаптывая кому-то пальцы. Из него так и исходила энергия, которую ему срочно требовалось куда-то деть. Время от времени он порыкивал и не переставал мотать головой в поисках груши бля битья. Я переключился на него, мечущегося, словно маятник старых часов. Мужчина очень подозрительно бросал в мою сторону неопределенные взгляды. Мой шок крайне резко оставило нахлынувшее безразличие, окутало бальзамом уставший мозг.

Не так должен был пройти этот день. День, который я ждал всю жизнь. Я хотел создать место, свободное от вражды и насилия. И я хотел встретить тебя. И я тебя встретил. И готов на все, чтобы это не случилось снова.

Кто-то может подумать, что самое страшное в этой истории – это кровь и мертвые тела. Но нет, самое страшное – это ужас в родных широко распахнутых глазах и безразличие на лице над дулом нацеленной на человека винтовки.

И что-то в этой истории, кроме всего остального, никак не давало мне покоя. Что-то, что я упустил. Что-то мешающее, совсем не вписывающееся в произошедшее.

Взгляд мой резко наткнулся на ещё одно ранее не замеченное мной лицо. Без огромной потрёпанной куртки и дырявых кроссовок было сложно узнать лопоухого мальчугана. Именно эти уши провожали меня на самую крышу недостроенного здания, где я нашёл… Ленни.

Что делает передатчик? И если он не дело рук восставших, то чьих? И – самое главное – чем это грозит?

До меня донеслось бурчание. Генри сидел недалеко на стуле и теребил руками свои волосы. Он прижал к себе коленки и раскачивался на стуле.

–Что здесь, черт возьми, делает эта кукла?– взорвался маятник. Он ринулся в мою сторону, я вскочил с места, не зная, что ему ответить. Я готов был защищаться, если надо было, даже набить кому-нибудь морду.

–Видеть не могу его противную конфетную морду!

Я шагнул и пихнул мужика в грудь. Тот отлетел назад, свалив несколько стульев. Пусть остынет, ему не помешает немного успокоиться.

–Прекратите! Пожалуйста, прекратите!– завыл вдруг Генри, принявшись колотить по своей голове.

–Ах ты, скотина!– мужик взревел и, гремя стульями, поднялся с места. Но он наткнулся на вытянутую ногу в розовом тапочке.

–Спокойно, ребята

Рэй лизнул окровавленный палец и растянулся на столе

–А ты, щенок, молчи! Это ты во всем виноват! Послушали малолетку, у него в голове только нежности с этим сопляком в шапочке!

Мальчишка резко сел.

–Никто тебя за мной не тащил,– процедил он четко, перебив даже вопли Генри и установившийся галдеж,– ты шел бороться? Чего же ты стоял? Или надеялся вилкой перевернуть мир?

–Прекратите! Хватит! Пожалуйста!

У Генри вовсю бушевала истерика. Рэй поморщился:

–Вырубите кто-нибудь эту сирену, голова раскалывается.

Заряженный газ, домашние мини электростанции, новые частотные излучатели, приемники, дистанционное управление. Новые модификации, новые гаджеты требовали подзарядки, наполнения. Газовые баллоны, которые резко возросли в цене, стали на вес золота. Вскоре нашлись предприниматели, бюджетные версии, нелегальные распространители. Газ? Покупаем! Что будет не так? Ядовитые испарения стремительно расселялись по округе, появляясь в каждом доме. Бомбы на сигнале нужной частоты остались ждать своего часа в каждом доме города техзоны. И в назначенный час, пока остатки жизни покидали тело мера в центре города, повинуясь неизвестному дистанционному сигналу, все электростанции принялись испускать густые пары смертельного газа. И техзону вновь окутала мертвенная тишина.

Это произошло утром. Площадь перед Акассеей вновь была полна народа. С неба спускался ветерок и приветливо играл в волосах. Перед зданием в несколько рядов выстроились люди. За ними, подняв оружия и нацелив прямо в затылки, стали солдаты. Юсиф стоял в стороне, из кармана у него торчал ярко-красный платок.

–Я вынужден объявить наипечальнейшее известие,– его лицо выражало крайнюю степень скорби,– этой ночью, на самом важном балу в году, произошло страшное событие. На здание Международного Мира напали мятежники, нарушители спокойствия. Мятеж был подавлен, но нашего уважаемого мэра спасти не удалось. На неопределенное состояние Города я объявляю себя временно исполняющим его обязанности.

Рэй стоял рядом. Его неподвижное лицо словно излучало ненависть.

–Перед вами стоят люди, явившиеся причиной этого происшествия. Мятежники, забывшие историю. Террористы нашего общества. Они неостановимы. При попытке проведения переговоров героически погибли ещё семь человек.

Выкинешь какую-нибудь глупость, и твои бесполезные родители потеряют свободу. Подставишь мне в колеса палки – они лишатся жизни

Слова Юсифа, произнесенные мне перед церемонией, эхом отдавались в голове. Я сам привел их к нему. Идиот. Какой же я идиот.

Кэсси Клер стояла в первом ряду, смело подняв подбородок. По толпе было сложно понять, как они относятся к этой ситуации. Люди словно ждали, что будет дальше, совершенно не готовые ни к чему. Не понимающие, что происходило перед их глазами.

Солдат открыл дверь в кабинет. Мы прошли внутрь. Кабинет был заставлен цветами во всевозможных горшках. Юсиф стоял перед зеркалом и художественно запихивал в карман сложенный красный носовой платок. Увидев нас, он кивнул.

Я всё ещё был в замешательстве. Прошла ночь, на часах было позднее утро, нас всех вывели из переговорной,

–Добрый день, Алекс,– обратился ко мне Юсиф,– я позвал тебя, чтобы кое-что разъяснить.

Он подошёл и принялся поправлять воротник моей рубашки.

–Я прошу тебя не забывать, мой дорогой мальчик, что ты до сих пор жив благодаря мне. Всё, что есть у тебя на данный момент – существует благодаря мне. А также,– он стряхнул пылинки с моего пиджака,– у меня твои папа и мама. Выкинешь какую-нибудь глупость, и твои бесполезные родители потеряют свободу. Подставишь мне в колеса палки – они лишатся жизни.

Я застыл на месте, не в силах пошевелиться. В голове снова всплыли напуганные мамины глаза. Моя рука дёрнулась размозжить морду этого мерзкого гнома, но он резво отпорхнул в сторону и угрюмо погрозил пальчиком.

–Можешь ступать, тебя проводят.

Я замялся: Рэй стоял на месте. Что будет, если оставить этих двоих наедине?

–Иди,– Юсиф понизил голос, но мальчишка вдруг топнул ногой:

–Пусть остаётся, у меня нет секретов с тобой от этого человека.

–Мне не нужен в кабинете больше этот щенок!

–Уйдёт он – уйду и я.

Отношения этих двоих удивили меня не на шутку. Мальчишка вёл себя с демоном Баггейном, словно капризный принц. Юсиф раздражённо выдохнул, подошёл к нему и приподнял указательным пальцем его подбородок.

–Мне жаль,– сказал он,– в планы не входило…

–Засунь свои извинения сам знаешь куда,– тряхнул мальчишка головой,– я тебя ненавижу!

–Следи за словами, сопляк!

–Я готов ответить за каждое.

Юсиф смотрел на мальчишку яростным взглядом. Казалось, он боролся с желанием схватить ремень и выдрать его по тощей заднице. Обо мне, кажется, все благополучно забыли. Я попытался как можно правдоподобнее слиться с местностью.

–Переоденься. Хватит делать из себя клоуна,– мужчина кивнул на висящий на спинке стула костюм, который раньше я не замечал. Рэй демонстративно поправил подол платья:

–И не подумаю.

–Прекращай испытывать моё терпение и сними эту половую тряпку!

Юсиф от ярости начал плеваться слюной. Вполне возможно, что ядовитой. На лысине старичка выступила испарина, лицо побагровело. Рэй сложил руки и выплюнул прямо в гномье лицо, словно видел его своими спёкшимися глазными яблоками:

–Ты мне никто.

Глядя на эту картину, я вспомнил, как во времена своих детских капризов убегал в комнату, громко хлопая дверью. Как откапывал в шкафу свой рюкзак с собачкой и начинал собирать вещи, планируя сбежать из дома. Чёрт возьми, а ведь это никак не отличалось от того, что происходило там. Потому что мальчишка и был сыном Юсифа.

Все мы когда-нибудь видели слизняков. Такие противные склизкие жирные куски живого мутировавшего желе, живущие под камнями и на бочке с навозом на даче. Насекомые вообще сами по себе – существа, от которых крайне сложно избавиться. Война, радиация огонь, землетрясение, наводнение, пришествие дьявола – их только больше. Это произошло из-за исчезновения птиц, эти существа расплодились до устрашающих показателей, вылезали из каждой щели.

Все мы тыкали в слизняков палкой. Его неуклюжее бездействие и беспомощность необъяснимо забавляют, когда в ответ на раздражение ленивая какашка начинает медленно и неуклюже шевелиться.

Меня тыкали палкой, настырно, с азартом маньяка. В ответ я лишь лениво переворачивался на другой бок, упиваясь жалостью к самому себе. У меня в руках были все возможности изменить это. У меня был доступ к ресурсам. У меня были все возможности. Но я предпочел остаться слизняком, безвольной полужидкой массой, не способной даже схватиться и заползти на тыкающую её палку.

Прозвучала команда: солдаты приготовили оружия. А я ненавидел себя.

Невольно мой взгляд изучал приговоренных, одного за другим.

Люди стояли и смотрели. По толпе проносился тихий ропот. Стая растормошенных недовольных слизняков. И я, королевский жирный слизняк. Самый большой. Переложи меня палкой в спичечный коробок и поставь на подоконник.

Генри зажмурился, его нижняя губа дрожала. Но он что есть сил сжал кулаки. Лопоухий мальчуган Ванька засунул руки в карманы, но офицер Защиты вдруг подошёл и резко пнул его ногой. Паренёк пошатнулся и чуть не упал, наклонившись к доскам праздничной сцены. Ему приказали встать и опустить руки ровно вдоль тела. Я заметил, как вытянутые костлявые ладони дрожали, а от локтей до запястий выступили вены.

А Кэсси Клер смотрела вперёд. Ровным и уверенным взглядом.

Я думал о родителях, которые были где-то там. Если я сейчас что-нибудь сделаю, они пострадают. Похоже ли это на глупое самоутешение? Да и что бы я сделал? А пока я лишь стоял и смотрел, как становлюсь соучастником убийства десятков человек. Я и огромная толпа, стоящая всего в метре подо мной. Их было больше, гораздо больше, чем вот эти пара выстроенных рядов. Этой ночью, выстрелы, что я слышал из залы Акассеи, повалили гораздо больше. Возможно, целую армию. Даже сейчас я кое-где видел следы крови тех некоторых, кого они настигли на этой площади. За ночь успели убрать трупы – может, свалили на большую помойку или сожгли в одном из крематориев – хотя вряд ли кто-нибудь стал так заморачиваться.

Я едва не упустил роковой сигнал – одно за другим тела упали на деревянную поверхность сцены. Толпа заверещала громче, осознав вдруг суть происходящего на их глазах зрелища. Слизняки превратились в горстку червяков, непрерывно шевелящихся и извивающихся под прямыми лучами солнца. Кто-то выкрикивал одобрения, от кого-то исходили вопли ужаса. Рядом со мной зарычал мальчишка. Он так и не переодел розовое платье, подол которого сейчас трепал весенний ветер. На сцене лежали несколько десятков тел, истекающих кровью, которая теперь была на каждом из нас.

Просто стой и смотри. Ты ничего не можешь сделать. Так ведь?

Я опустил глаза: от ненависти к себе я чувствовал, как во рту появился привкус чего-то разлагающегося, умершего внутри вместе со всеми этими людьми. Рэй скрипел зубами, сжав кулаки.

–Где он?– прорычал мальчишка мне чуть ли не в ухо. Я ответил с запозданием, найдя Юсифа на сцене позади развернувшегося действия. Маска сошла с лица Баггейна, неподвижного камня, на котором были едва видны следы стеков удовольствия.

–Северо-запад, напрямую два метра,– выдал я.

Это произошло неожиданно, оставшись в моей памяти лишь чередой обрывистых картинок. Мощный толчок свалил меня с края сцены, ощущение полета и несущаяся куда-то фигура в розовом платье, сопровождаемая чередой выстрелов, и жёсткая поверхность мощенной площади.

Поднялась неразбериха. Кто-то побежал, толпа заштормила, взорвалась и принялась метаться в стороны. В шеренгу продолжали стоять солдаты Защиты. Они вновь подняли свои оружия, нацелив на этот раз на толпу. Кто-то недалеко от меня заверещал.

Словно безвольный слизняк, я валялся на земле, чувствуя, как в боку расцветает что-то обжигающе горячее. На сцене неподвижно лежала фигура в розовом платье. А чуть дальше – другая, в темно-синем костюме, из кармана которого – я не видел, но хорошо знал – торчал край ярко-красного платка.

Послышался крик, стрельбу вскоре остановили. Люди с каменными лицами опустили руки

А ветер трепал волосы и одежду и разносил кровавый запах смерти на километры вокруг.

Глава 12

Наверное, это случилось перед самым нашим выходом на расстрел, когда у двери мальчишка неожиданно споткнулся и налетел на одного из охранников. Каким-то образом он умудрился незаметно стащить у него нож. Тот самый нож, который впоследствии волшебным образом попадет прямо в голову Юсифу. Я что раз, закрывая глаза и стараясь забыть этот ужасный день, вспоминал череду мелькавших в тот момент событий. Пытался представить, как летящая фигура в розовом наугад метает этот нож в Юсифа. Как ноги подкашиваются от изрешетивших ее пуль, а гном в костюме дёргается от вошедшего в лицо лезвия.

Но все было не так. Каждый раз картинка была слишком неправдободобной, картонной, натянутой.

А знаешь, больше не буду тебе писать. Твое каменное лицо вряд ли тронет улыбка при прослушивании хотя бы одной моей сопливой записи. Прошло несколько месяцев после кровавого дня. Активно проводилась подготовка к новым выборам, кандидаты в нового мэра были честно выдвинуты из народа. Я не лез в эти дела, но для себя решил обязательно хорошенько ознакомиться с личностью и кампанией каждого. На повестку дня выдвинулась идея о расформировании подразделения Защиты и создании новой системы государственно-городской безопасности.

Разведгруппы по несколько человек с баллонами кислорода и температурами были отправлены в техзону. Мы объездили весь город, таскаясь целыми днями в противогазах и уставая как собаки. Загазованный город был заполнен трупами. Выглядело это крайне печально. Пустынные улицы, наполненные тишиной и покоем. То тут, то там лежали тела людей, собак, кошек, птиц. Целый город заснул, словно устав в конце тяжелого дня. Другие группы вроде нашли несколько выживших, но наши вылазки были все безуспешны. Огромный, только возродившийся из руин и загрязнения, словно новый, светлый ребёнок, желающий лишь жить и развиваться, новое общество, убитое в одни лишь сутки.

Мать с отцом живут на старом месте, только я к ним больше не хожу: никак не могу себя заставить. Мне предложили квартиру в городе, но я отказался, не хочу покидать этот дом. Он меня принял, здесь я теперь свой. Пришлось, правда, подождать, пока атмосфера там не пришла в норму, но на этот район (позже я узнал, что мне досталась старая дача семьи владельца кондитерской фабрики) атака повлияла не так сильно. Щенок выжил. Его, правда, немного словно контузило, так что иногда я просыпаюсь ночами от грохота и дикого лая, адресованного стене или камину. Я назвал её Дафна. Без каких-либо причин, решил покончить с этой сентиментальной многозначительностью. Она любит рвать мое кресло и жевать морковку.

Она хромала рядом со мной на поводке. Был прохладный день августа. С серого неба моросил дождь, норовя забраться за шиворот дождевика. Вода лилась всё сильнее, и я не нашёл ничего лучше, чем спрятаться под обширной фигурой памятника. Я сидел на корточках на небольшом клочке суши и качался вперёд-назад, голова моя невообразимо трещала. Дафна побегала немного вокруг, обвив поводком мои ноги, после чего отряхнулась от дождевых капель и подбежала ко мне, принявшись лизать руки и лицо. Ногой я нащупал какой-то кабель. Подозрительно. Он вился вокруг пьедестала и уходил внутрь. Я поднял голову на бронзовую фигуру и переключил зрение.

По всему новому городу стояли десятки всевозможных статуй и мемориалов. Все они, одна подобно другой, уходили высоко наверх, тыкая верхушками в небо. И все, как один, транслировали куда-то волновой сигнал.