Тина

«Можно подумать, ты – объемно и многопланово, – парировала я. – Ты же у нас только чужими словами способен жонглировать и преподносить их как свои, как нечто выдающееся. Не наигрался еще? – расхохоталась я ему в лицо. – Тебе еще не грезятся позолоченные рамы твоей достойной, обеспеченной старости? Ты же у нас в душе поэт и тебе трудно бороться с пошлыми житейскими хитросплетениями. А кому легко? Тине, мне? Ты, не очень умный эгоист, никогда не понимал, какое чудо попало тебе в руки и, не зная, что с ним делать, ты погубил ее как своевольный ребенок сложную непонятную ему игрушку. Вы с ней разные, как день и ночь». Ты пустобрех, а она молчальница.

«Инна, мне кажется, ты лет двадцать соблюдала обет молчания на эту тему. С чего это вдруг тебя прорвало? Ты уже по второму кругу пошла меня пилить. Смотри не перестарайся, а то тут и сейчас у нас по инфаркту на брата может случиться. Мне-то не привыкать, а тебе в первый раз это может показаться не сладким. Почувствовала острую нужду чем-то новым поделиться?» – шуткой попытался прервать меня Кирилл, криво улыбаясь щербатым ртом.

Я опять удивилась резкой смене его настроения, но не поддалась на провокацию.

«Разве не опаляет тебя стыд раскаяния? Тривиальность в мыслях и поступках очаровательна только в подростковом возрасте. Теперь от тебя требуется мудрость». – Я попыталась поймать взгляд Кирилла, чтобы уяснить его реакцию на мои нападки. Но он отворачивался от моих настырных глаз.

«Допустим, любовь Тины для тебя ничего не значит, но есть же чувство благодарности. Нельзя швыряться таким прекрасным понятием как безграничная преданность. Ты не можешь отговориться тем, что всерьез веришь тому, что не нуждаешься в Тине. Что, не хватает смелости покаяться в трусости, безразличии и бессердечии? И зачем только судьба вплела в один узор нити ваших жизней? Зачем ты загнал свою жизнь в этот ужасный и абсолютно бессмысленный тупик? Будь хотя бы передо мной честен», – продолжала я раскручивать шарманку упреков.

Кир, насупившись, молчал, а я уже не могла остановиться, накипело.

«Даже если отбросить все другие причины и принять во внимание только наследственность… Подумать только, из умницы, каким слыл поначалу, ты превратился в мишень для едва прикрытых насмешек своих же дружков. Ты же ведешь себя как самый последний забулдыга! Не чувствуешь, что копыта уже нависли над пропастью? Победит ли когда твое мнимое благоразумие или тебе требуется толчок более весомой авторитетной личности?

Существуют ли какие-то объяснения глубинных тайн твоей души? Не пойму, какому идолу ты поклоняешься? Иногда у меня возникает ощущение, что ты марионетка в чьих-то невидимых руках. Мистика… Напасть какая-то…»

«Хочешь взрыхлить мне мозги, подкачать им кислорода? Не надоело представляться умной? Глупость несусветную несешь, дикие дебри невежества. Мой душевный стриптиз тебе потребовался? Без него твое сердце не на месте? Страдает, томится…» – сердито придушенным голосом пробурчал Кирилл.

«Может твоя жизнь – единый, долговременный вопль с детства изболевшейся души, и ты уходишь от проблем, как когда-то уходил от них твой отец?.. Не хочется мне затрагивать эту тему».

«Отродясь такого не бывало», – отмежевался от моих предположений Кирилл.

«Ну и слава Богу», – подумала я.

После короткой паузы наш разговор перекочевал в материальную плоскость.

«А денег ведь нет, как нет? И никогда не водились. Ты же мужчина! И об этом ты давно забыл? Зла на тебя не хватает! До сих пор ждешь манны небесной? Надеешься, с ее помощью разрулить ситуацию? Что бубнишь как пономарь? Где краски в голосе? Дошел до ручки? Ты подвергся отрицательному виртуальному зомбированию концентрированной небесной энергии большой интенсивности? Не слишком ли рано угасла в тебе воля к жизни? На каждой стадии своей жизни человек открывает окружающий его мир заново и заново же в него встраивается. Гончарный круг нашей нынешней жизни все ускоряется. Его хочется немного приостановить, притормозить. Много ли нам осталось? Очнись от сна и хоть немного нормально поживи сам и порадуй окружающих тебя людей. Меня и Тину хотя бы. Мужчина в любом возрасте не должен бояться начинать жить в семье по-новому. Ты же способен на дерзкий поступок! Ты грешный, но бесстрашный и необычайно мужественный», – с улыбкой добавила я, пытаясь его поддержать.

По существу дела: у меня по ходу разговора родилась неожиданная мысль.

«Кир, – говорю, – отбрось дружков, пошли их на три буквы. Не смотри на меня с унылой безнадежной завистью. Забудь о своем несчастном затюканном самолюбии. Продерись сквозь дебри своих пустых фантазий. Разозлись на самого себя и просто для начала забурись с Тиной в лес, в поле, послушай пенье птиц, стрекот кузнечиков, шуршанье собственных шагов на песке. Это беспроигрышный вариант. Там вы сразу найдете общий язык. Порадуйтесь вместе природе, пропустите через себя ее красоту, величие и вечность. Природа ведь так мудро устроена! Она лечит. Я сама там люблю отдыхать, набираться сил, очищаться от коросты реальной жизни, от рутины. Как мне иногда среди зимы хочется поваляться на ромашковом лугу или на лесной поляне, усыпанной колокольчиками! Кажется, многое за это могла бы отдать…

Любовь тоже ветшает. От смены обстановки она возрождается. Уходят противные мелочи жизни, на душе становится светлее и радостней. Я теперь быстро устаю от повседневности и мне хочется чего-то идеального, гармоничного или хотя бы легкого. Лишние хлопоты меня сильно затрудняют. Я даже собаку не завожу. Еще я слушаю музыку, она во мне пробуждает любовь к миру. Она моя отрада. Но я не смешиваю эти два мира. Чутье мне подсказывает, что эти лекарства от разных болезней моей души.

Я понимаю, одними формулами красоты и искусства уравнение жизни не решить, но попытаться ими объяснить что-то для себя – можно. Правда, ты не любишь классики… Но все мы дети Природы и это главное. Ну что? Застала врасплох? Так-таки нет у меня ни одного шанса увидеть вас счастливыми? Нет?

Долго ты еще собираешься нести свой позор? Прикончит тебя водочка. Что, сладка? Не опротивела еще? Гордишься собой? Нравится жить «в венце неполного сознания?» Сам о себе не подумаешь – никто и ничто тебе не поможет. Сколько в тебе намешано… от смешного до жестокого, от радостного до истеричного. Крутой замес! Дерьмо ты в кепке. Тебе надо начинать хоть иногда выпадать из своих проклятых пьяных будней. Посмотри на себя в зеркало – в чем душа только держится? Выродившийся интеллигент. Может, тебе внутри себя поковыряться, Бога поискать?.. Давай, проясни ситуацию. Что, наступила на любимый мозоль?».

Понимаю, не права, что перешла на грубость.

«В каждом человеке есть и мужское, и женское начало. В Кирилле преобладает женское, а в Инне мужское?» – подумала Жанна.

А Кир мне ответил возмущенно:

«Налетела как коршун. Я снова попал тебе в немилость! Это откровенно наглый выпад, коварная полуправда! Что за грязные намеки? Отфильтровывай сплетни, прежде чем ими пользоваться».

«Можно подумать, ты процеживаешь информацию сквозь разные сита. Слышала твои «перлы» и двусмысленные шутки, но мне ближе губермановские, «запеченные в банальность», – парировала я и продолжила давить:

«Кирилл, ты можешь вновь стать востребованным. Ты же азартный. Я же помню твою хватку. У тебя еще есть время удивлять и радовать. Интересная деталь: Ивана помнишь? Он, преодолевая невероятную боль, находил в себе силы работать. Захотел вернуться в жизнь и вернулся. Какое у него было блаженное счастливое лицо, когда он понял, что еще что-то может, хоть и без ног. Как о нем тогда заговорили! Неудачное прошлое забыли. Героем ушел из жизни».

И что Кир ответил мне? «Это не мой путь».

«В молодости люди меньше думают, но больше говорят, а в нашем возрасте – наоборот. Хотя, кто как…» – вздохнула внутри себя Жанна.

«Тебя, дурака, жалко. Что в тебе от студенчества осталось? Ничего. А что нового хорошего появилось? Ничего. Ведь не скажешь же, что здравомыслие? Дожил до времени переживания утраченных иллюзий, но так и остался сырым, незрелым. В тайне ты должен стыдиться себя. Тебе ведь нечем оправдаться даже в собственных глазах не то, что передо мной. Хотя, что я требую? Ты же отворачиваешься от правды как от удара хлыста». – В этот момент мне показалось, что я кричу на своего последнего бывшего мужа. И замолчала. А Кирилл сразу ворвался в паузу со своим комментарием.

«У тебя, – сказал он, – иногда бывает взгляд женщины, мстящей впрок всем мужчинам сразу, за еще не совершенное».

Ну я и перестроилась:

«Подчеркиваю: мой метод не терпит отлагательств. Хочу, чтобы сомкнулись, наконец, ваши с Тиной линии жизни. Сколько можно идти параллельно? Сколько можно тебе перескакивать через логические барьеры, произвольно менять принципы и позиции в сторону своего послабления. Оно, конечно, так проще. Прошлое не наверстаешь, но все же… Намек мой уяснил? Я давно к тебе примеривалась. Готов отдаться в мои руки? Я с радостью займусь вами. Стоит попробовать. А может, ради такого случая сначала в кафешку закатимся! За милую душу умнем по паре бутербродов, усидим бутылочку сухого или «огуляем», как в студенчестве, по вазочке мороженого? Надеюсь получить от тебя веер благодарностей. Шучу, шучу. А может еще что-то хочешь? Прислушайся к себе. Найди свой кайф и держи в голове, радуйся, надейся осуществить. После пятидесяти моя жизнь стала более наполненной. Я многим стала интересоваться. Людям нашего возраста в большей степени нужна красота».

А Кирилл смотрел на меня обалдело, не мигая. Наконец дошло ему мое нехитрое предложение и почему-то на минуту развеселило. Потом он криво усмехнулся, и я поняла, что он заранее не согласен со всеми моими доводами и всё категорично отвергнет. Но начал он неуверенно:

«Прежде, чем отвешивать шутки, думай… Ну, если только ради того, чтобы лицезреть тебя, глубокую печаль в твоих глазах и мудрость совы… неспетая ты моя песня.Твое предложение – легкий садизм?.. Оно, конечно, каждый по-своему с ума сходит… Да, это то, что нужно, самое оно… Ундина ты моя непримиримая. Хочешь взять меня под свою великодушную опеку? Ах, я сейчас растрогаюсь и расплачусь! Ты у нас вечно впереди и с шашкой наголо…

Зачем же ходить вокруг да около, лучше уж сразу начистоту… Тебе надо всегда быть во всеоружии, всё знать, всем… мешать жить. Надеешься, что и на этот раз сработает?

«Тебе сначала надо самому понять, чему ты можешь радоваться, а потом мечтать об этом. Определись».

«Отстань, я сам справляюсь со своими проблемами. Мне нравится моя жизнь».

«Вводишь меня в заблуждение? Пока ты преуспел только в депрессиях, – усмехнулась я. – У тебя полностью отсутствует бесстрашие сопротивления невзгодам жизни».

«А у тебя так невероятная стойкость! Ты не попадала в лапы безволия?»

«Только по причине тяжелой болезни».

«Не пойму, с чего это ты вдруг опять стала амбициозной. Какого рода подкладка в твоих словах, какую ты, блин, идею продавливаешь? В лес ехать? Мысль похвальная, но что прикажешь с нею делать? Не морочь мне голову. Она из области романтики, потому-то мне как шла, так и ехала. Я не заблуждаюсь на свой счет. Я – реалист и не предаюсь самообольщению как некоторые».

«И еще закоренелый пессимист», – добавила я.

«Пессимист – это хорошо информированный оптимист».

«Это твоя отмазка? Ничего нового не сказал».

«Какая ты умная! Взываешь к совести? Думаешь, сдамся? Проявляешь чудеса человечности? В едва мерцающих глубинах моих глаз ты увидела намек на прозрение или обнаружила проблески радости? Не слишком напрягайся. Вкусив от соблазнов, знаешь ли… трудно отречься. Понимаю, твое непомерное честолюбие и самомнение намного мощнее моего! Но именно это в тебе пленяет меня больше всего. Этот твой новый трюк бьет все твои предыдущие рекорды. Ты расширяешь границы своих возможностей? Решила знатный трофей заполучить? Только ты слишком льстишь себе, если считаешь, что я поведусь на твои идейки. Не впутаюсь. И ты как никто другой знаешь, что этот номер не пройдет. Кукиш тебе с маслом. Учить меня взялась! На легкие хлеба потянуло. Что, расстроил твои планы?»

«Потрудись хотя бы задуматься над моим предложением. Что делать, если здравый смысл не подсказывает тебе более мудрой альтернативы. Зря ты иронизируешь и жестко выражаешься. И, между прочим, в крайне беспардонной форме. Не пойми меня неправильно, но я не знаю более затратной профессии, чем учитель. Хороший педагог прежде всего моральный компас для своих учеников. У тебя его не было?» – взъерошилась я.

«Отстань, я и так на наши споры трачу слишком много времени. Разум отказывается принять твою идею. Здравый смысл настоятельно подсказывает мне, что я должен отмести подобную нелепую возможность, что не нужно мне с тобой связываться, но я вопреки рассудку…

Кирилл сузил глаза и досадливо повел плечами. А я сделала вид, что не услышала в его словах скрытого упрека или даже угрозы. Но он разъяснил:

«Окоротить тебя? С тем же успехом ты могла бы предложить поход в театр и остальную муру. Какой яркий экспрессивный сюжет! И в основу его легли твои гениальные мысли! Или они позаимствованы? Забыла, что «Фауст, достигнув совершенства, стал бы принадлежать Мефистофелю»? Не гожусь я для этого. Решила приобщить меня… Может, еще за горло возьмешь? Не утруждай себя. Нет, чтобы утешить, пожалеть…»

«Опять съезжаешь на однотемье. Слабак. Ты не человек, ты недоразумение! Включи другую половину мозга. Господи! Где же мужское начало, обаяние, маскулинность, подаренные Всевышним сильной половине человечества? У меня слишком широкий размерный ряд желаемых качеств?.. Но как бы вы, мужчины, зазвучали!»

«Какие бы круги по воде пошли! – ухмыльнулся Кирилл. – Ну-ну, вот, оказывается, за кого ты меня держишь. Ну-ну, восхищение – больше, чем влюбленность. Взываешь к лучшим чувствам. Опять грузишь… У тебя в этом органическая потребность? А я угасаю. У меня в душе постоянная тяжесть. Думала с энтузиазмом приму твою ахинею? Вот получается, чего мне не хватает для полного счастья! И все сразу отличным образом устроится?! Возникнет энергичная столичная эстетика жизни, а не наша провинциальная, сонная… Очерствела, забыла деликатное обращение. Надавать бы тебе по шее… Но великодушно прощаю. Подозреваю сговор и начинаю опасаться, что вы спелись с Тиной. Я дорого дал бы сейчас за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь на самом деле. Выкладывай все и сразу, не щади меня. Как всегда выдаешь желаемое за действительное? Чем неправдоподобней предложение, тем оно убедительней?»

Тут Кирилл зашелся тяжелым надрывным кашлем. И мне стало как-то не по себе.

«Я внутренне не готова воспринимать подобную информацию, да еще в таких количествах. Можно подумать, они оба прошли солидную школу проживания в больших коммунальных квартирах. Иначе чем еще объяснить их столь изощренную бытовую риторику?» – ошарашенно подумала Жанна.

– Кирилл «стрельнул» у прохожего сигарету, жадно затянулся и с новой энергией бросился в бой:

«Торжествуешь, воображаешь, что если будешь настаивать с решительностью юного пионера, то рано или поздно я сдамся? Мол, кто бы сомневался? Считаешь, что у тебя отменный нюх на таких дураков как я и даже не допускаешь мысли об отказе? Думаешь, изойду соплями от радости, угодив в твою ловушку. С чего это ты вдруг решила причислить меня к породе людей, исполняющих чьи-то прихоти и желания? Как же, соглашусь! Ежу понятно, что не уступлю ни за что, если даже это приведет к разрыву с Тиной. (О Тине так смело говорит, потому что верит в ее преданность?) Видел я твои призывы в гробу и в белых тапочках. (Ну как же, не по нашей они епархии!)

Мне порядком надоело твое поддельное рвение и искусственное красноречие, но, как это зачастую бывает с людьми твоего толка, твоей породы, ты умеешь выдавать плохое за хорошее. Тебе бы в рекламном агентстве работать. Не стесняешься ссылаться на непроверенные прецеденты. Небось, уж рассвистела на весь белый свет о своей новой идее перевоспитания алкашей. Ах, как откровенны и бесстрашны твои заявления, наша ты Жанна д̀ Арк! Разочаровала ты меня. А ведь мы с тобой крепко повязаны. Столько лет рядом!»

«И кому лавры за это?» – презрительно фыркнула я.

А Кир продолжил ругаться:

«Я тебе авторитетно заявляю: ты никогда не поднималась выше подтасовки и искажения событий, полученных из «неофициальных» источников, но и не опускалась до ссоры со мной. Надергаешь фактов и фактиков, согласно своей психологии мужененавистничества – и вот тебе гад на все времена. У тебя врожденное презрение к доказательствам любого толка или превосходная безответственность за свои слова перед людьми, которых ты осаждаешь? Нет, ты конечно на все сто веришь, что рассуждаешь здраво, и твои предупреждения, несомненно, ценны, необходимы, и все обязаны к ним прислушиваться. Может, мне еще лбом приложиться к твоим «трактатам» и, наскоро переодевшись, помчаться за тобой, шлепая задниками изношенных туфель»?

«Демагог! О чем он? Куда его понесло. Вообразил, что я оттираю его от Тины?» – не поняла я.

«Мне кажется, что по причине твоей излишней жизнерадостности, ты слишком падка на простые радости жизни и элементарные советы. И хотя мне в глаза так и бросаются твои недостатки, я все равно люблю тебя даже такую, потому что всегда был одним из тех, кому не хватало твоей жизнеспособности. В тебе мне всегда нравилась забавная грубоватость и какая-то незавершенность образа. Помнишь, я ни в чем не мог тебе отказать. Подчиняясь тебе, я мог бы подняться выше многих, а, не подчиняясь Тине, я только падал. Жизнь все время подсовывала мне то сомнительных девиц, то невнятное подобие умных…

«Это наводит меня на мысль, что ты не знал на кого ставить. Ну что же, вполне себе понятная история», – насмешливо отреагировала я.

«Тебя заклинило на Тину? Раньше ты держала себя со мной более уважительно. Хвалила, чтобы крыльев не опускал, давал им расправиться. Не требовала, не наезжала, не качала права, на самом деле стремилась помочь. Не шла на обострение, не вызывала нежелательных ассоциаций. Вела себя как подобает. А теперь раздражаешь, навязываешь свою логику, а у меня какая-никакая – своя есть. Не впаривай мне ерунду. Строишь из себя моралиста? Не трогают меня твои речи хоть и говорят, что ты необычайно преуспела в этом жанре. Иногда твои и особенно Тинины добродетели по степени своей тоскливости превосходят мои грехи. Не изводи, не терзай меня подробным объяснением твоих взглядов на мое существование. Я и без тебя знаю, что моя жизнь – гнетущая унизительная реальность. Но в доме повешенного о веревке не говорят».

«Демагог! Ты не пытаешься оправдаться даже перед собой», – вскричала я.

«Неймется? Не мешало бы тебе помолчать и послушать. Я давно не разрешаю себе думать про себя, избегаю задавать себе вопросы. Зачем? С жизнью давно покончено. Я существую. И Тине я никогда никаких зароков не давал, так что ей не стоит на меня обижаться, она не имеет на это морального права. Я честен перед ней.

А тебе обязательно хочется подсластить свою жизнь, добавив горьких пилюль в чужую? Берешься за старое под новыми именами? Зачем тебе бесконечно анализировать этот вечный замкнутый круг взаимоотношения мужчин и женщин? От этого тебе легче не станет, а неприятные эмоции я тебе гарантирую. Надеешься познать непознаваемое? Заблуждаешься. С чем тебя и поздравляю. И кто только не занимался этой проблемой во все века! Я не стану вдаваться в дальнейшие рассуждения на эту тему и тебе не советую.

Зря ты надеешься, что я займусь самобичеванием, перестану изображать из себя жертву и буду себя считать виновником своей разбитой жизни. Хватит, меня итак слишком долго виноватили. Запомни, меня не переделать, я так устроен. Хорош цепляться, потешилась и будет. Я не вижу в твоих предложениях ни одного сильного хода, промахнулась ты тут. В твоем воображении всегда гнездились самые странные предположения. Как ты легко все увязываешь! Покореженное трудно выправить. Оставь мне самому судить обо всем.

В твоем голосе предвкушение чего-то особенного, и в глазах, как и сорок лет назад, скачут чертики. Эдак можно подумать, что тебе разве только оркестра не хватает для восторженного поднятия на щит твоей гениальной идеи. Рано торжествуешь. Не путай мне карты, не возникай где не надо, не разрушай чужие планы, иначе наживешь в моем лице врага, а я не хочу быть с тобой в контрах. Во имя нашего доброго прошлого я бы поостерегся предлагать такое. С чего это вдруг ты записалась мне в благодетели? Нагрянула: то задабриваешь, то сволочишь. А потом надуешь и все свалишь на меня…

Нет, посмотрите на нее, до чего додумалась! И откуда такая тривиальная мыслишка пробилась в твою умную голову? Как она там поместилась? Она твоя собственная или кем-то подброшенная? С такими-то задатками воспитателя – и не в детском саду? Низко тебе кланяюсь. С чего это ты вдруг завела себе дурацкую привычку изрекать с умным видом заведомо занудные прописные истины, учить взрослых людей тому, что такое хорошо, а что такое плохо? С энтузиазмом недалекого человека преследуешь меня, опускаясь до нравоучений. Ты меня этим приводишь в полный восторг. У тебя, наверное, с годами развилась губительная, даже можно сказать, нездоровая привычка жестко, прямолинейно, с колкой иронией говорить правду там, где тебя не просят. Только то, что ты считаешь правдой, ею на самом деле не является. Отдельные факты верны, но обобщения и выводы – ни-ни. Ты нисколько не лжешь, ты просто впадаешь в небрежную неточность и вносишь слишком много личных эмоций в описание чужих проблем. Знаешь, удачно подобранные факты могут уничтожить любую самую распрекрасную правду. Проконсультируйся на эту тему у некоторых представителей СМИ. Они тебе подскажут, что злые факты иногда надо смягчать, хотя бы чуть-чуть прикрывать жалкими одеждами обмана, чтобы они проще воспринимались и легче пережевывались читателями. Ненавижу выяснять отношения. С какой стати я должен оправдываться перед тобой и вообще перед кем-либо? (Ого, он еще не окончательно деградировал!)

Внутри Кирилла все кипело и бурлило от гнева. Его голос сделался каким-то противным, липким. Он мстительно замолчал. Как же, кровно обиделся! Я, видите ли, оказывается, унизила его своим слишком простым, незамысловатым предложением! Забыл, что все гениальное просто как круг. Ему подавай что-то из разряда космического. Только для этого надо иметь проблемы того же порядка, а не тривиальное пьянство. Я, конечно же, молчать не стала, и меня ничуть не смутила неприветливость его тона и чересчур быстрые и недобрые взгляды.

«Я считаю себя причастной к кошмару вашей жизни. А ты посопел и утерся? Я ошарашена и повержена! Если ты еще считаешь себя порядочным человеком, не юродствуй. Хватит разыгрывать комедию. Для тебя лучший вид защиты – помалкивать. Что скрипишь как немазаная телега? Пора бы уже научиться с достоинством нести свой крест. Нет в тебе ни обстоятельности, ни долготерпения. Одни безответственные полумистические воззрения и сомнительные затеи».

«Не все предпочитают приоритет ответственности перед свободой выбора», – криво усмехнулся Кирилл.

«Ты считаешь свое словоблудие претензией на философствование? Ха! Ну, ты же у нас человек во всех отношениях примечательный, с ярким ощущением причастности… ко всякому без разбора дерьму. Что играет определяющую роль в твоих поступках? Бесстыдство, желание довольствоваться малым?

Не суди о других по своей развращенной натуре. Не могу же я тебе, съежившемуся от пьянки, предоставить возможность гнить с миром и дальше, превращая жизнь Тины в мрачную всеподавляющую и всепоглощающую стылость осенней ночи. Ее физические и духовные силы не беспредельны. А ты, насколько я знаю, как-то по-своему, но печешься о себе и своей выгоде больше, чем обо всех своих родственниках вместе взятых. Нет в тебе бескорыстия.

Я знаю, что мысль о подобном методе сближения не нова. И все же давай попробуем встретиться вместе, поговорить. Докажи прежде всего самому себе, что ты еще что-то значишь в жизни Тины, что не из боязни одиночества и не из жалости она не оставляет тебя. Мне кажется, ты из тех, которые долго раскачиваются, но быстро догоняют. Окажи сколько-нибудь серьезное сопротивление дружкам, и Тина сразу почувствует себя счастливой, – в пылу усердия продолжала я наседать на Кирилла. – Перестань изводить жену, искупи свою вину перед ней, не обволакивай ее облаками своей мучительной рефлексии. Какой же ты глупый! Знать, что тебя любят – это ни с чем несравнимое счастье! А тебе, как мне представляется, не нужна любовь. Ты не ценишь человека, на которого в любой момент можешь положиться. Ты даже не замечаешь ее молчаливый всепонимающий скорбный взгляд женщины-матери, взгляд Матери Божьей. А тети-мети давай! Да?

Не хочешь жить нормально, не можешь обойтись без водки, так не криви душой, разворачивайся и уходи! Сиди в темном углу и не отсвечивай. Продолжать мне прополаскивать тебе мозги? Отвечай, чего стоишь как пришибленный? Разве мои слова так трудно поддаются пониманию? Исчерпал свой мыслительный ресурс или глупость неохотно отступает? Понимаю, слабаку трудно ее перебарывать и вышибать из себя.