Тина

– Да только работать они будут там, где им укажет рынок труда, а не где мечталось. И за свою жизнь нашим внукам из-за безработицы не одну специальность придется сменить. А физик Капица говорил, что образование имеет целью сделать людей счастливыми, – вклинила Инна свое пессимистическое замечание.

– Смотрю, как молодые люди бесцельно проводят свои самые важные годы и переживаю. Они всё ждут, что настоящая жизнь впереди, а она здесь и сейчас, ее строить надо. Мы умели, даже бесплатно вкалывая в поле под палящим солнцем, находить для себя какое-то «упоение в бою». Хотя бы в общении с одноклассниками, а теперь у них гаджеты…

– Сейчас, когда авторитет родителей и учителей очень упал, единственное, что подталкивает детей к учебе – страх не сдать ЕГЭ, – согласилась Аня. – Позитивным стимулом это не назовешь. Монополию на власть в школах директорам отдали. Узурпируют, прессуют и учителей, и детей. К лучшему ли мы идем?

– У моей приятельницы внучок в лицее учился. У него была прекрасная учительница, которая понимала, что главное для педагога любить детей, знать предмет и уметь влюбить в него детей. А еще у нее был редкий талант развивать у детей мыслительную способность. Мальчик решал задачки такого высокого уровня, что его мама-инженер только диву давалась. Она еще сообразить не успевала, а сынок ей уже ответы выдавал. Весь их класс был заражен математикой. Дети соревнования устраивали, кто быстрее решит самую трудную задачу. Но не подладила в чем-то учительница администрации школы, и пришлось ей перейти в другую школу. – Жанна безнадежно махнула рукой. – Пришла другая. А она «потому что» слитно писала. Какая уж там математика! Я в ужасе, подруга в слезах. Она об университете для сына мечтала. Ей теперь репетиторов искать? Может, у нас так, потому что мы далеко от Москвы?

– Есть же обладатели именных грантов, – напомнила Инна.

– Их единицы. Ой, не надо об этом, – вяло откликнулась Жанна.

– Схлопнулась наша страна. Все-таки распад СССР – мощное политическое землетрясение. Его намеренно подготовили внешние противоборствующие силы, – начала было Инна. Но поменять тему ей не удалось.

– Технические вузы стали журналистов, юристов и психологов выпускать! – возмутилась Аня.

– А хирургов еще не пробовали? – насмешливо спросила Лена.

– Экономистов развелось, как бродячих собак на улицах городов, а работа достается только одному из десяти и то блатному.

– Может вернуть распределение? – спросила Жанна.

– Тоже не выход. Блатные и лодыри учатся платно. Их не станут распределять. Толковых бюджетников ушлют в Сибирь, а эти в центре пристроятся под крылышки папочек и мамочек и станут командовать парадом.

– Сибирь и Дальний Восток тоже кому-то надо осваивать.

– Разве я против. Пойдет ли на это правительство? – усомнилась Аня.

– …Хорошего инженера можно научить чему угодно. У него есть опыт изучения и понимания самых трудных дисциплин.

– Руководителями предприятий и отраслей должны быть инженеры, а не экономисты или юристы. Но у нас же, как всегда… Помнишь, раньше историков и политработников у руля ставили.

– …Еще Арцимович предупреждал, что «церковь и Академию наук нельзя реорганизовывать». Но у меня есть вопросы к церкви. И главный из них – отсутствие сомнений. Сейчас век науки. Научный потенциал – база будущего. Наука – мощный компонент развития любой страны. Она не имеет ни классового, ни политического подтекста. Но… современная человеческая цивилизация все дальше уходит от своих гуманистических позиций. Души людей маются непониманием, неведением, скукой.

…А что у нас твориться?.. Танцуя под дудку Запада, Ельцин развалил СССР, Горбачев разрушил всю нашу ядерную систему вооружений и разгромил военную промышленность, проведя по указке США конверсию, а теперь за науку беремся не с того боку. И всё это от некомпетентности? В образовании очередная Одиссея. Черт знает что в нем творится. И к чему оно сводится?.. Забыли, что классическое образование – это основа, база, оно не устаревает. Забыли, что учителя воспитывают весь народ! Все козыри у них в руках. А это такая ответственность перед обществом, перед историей!

– Да ты махровый закостенелый консерватор, – пошутила Инна.

– Вербуют нас в дураки, а мы и рады рты разинув чужую прокисшую похлебку глотать, будто своя не по желудку. Говорят, мол, принудительная сила реальности. Но в чем подвох? Больше надо думать, чтобы не биться головой в потолок, учиться правильно реагировать на происходящее, видеть, слышать, а не существовать в потоке. До какой же степени мы способны унижать свое чувство собственного достоинства! Покарать или хотя бы проучить всех этих наших «умников», но поздно. «Ноги чужих танцовщиков играют партию ударных» в головах нас ведущих… Да и кто осмелится против коррупции выступить? Воланд, что ли всем чиновникам мозги затуманил, образ мыслей изменил? И беды не замедлили явиться. Кого теперь «косой неправда косит»? – в который раз возмущается Жанна. (Потребность выговориться?)

– Займемся охотой на ведьм? Потом шпиономания нас накроет. Было уже, по горло сыты, – вздохнула Аня.

– Не одни мы, многие страны через это прошли.

– Но не в таких же масштабах.

– Пропорционально размерам стран.

– У немцев вон каждый второй докладывал, а у нас в деревнях редко кто доносы за благо почитал.

– Да будет тебе…

– …Сшибаются с нами лбами народы, которых мы считали братьями, – усмехнулась Инна.

– В девяностые годы мы уже никого не прикармливали. И как они себя чувствуют в новой ипостаси? – спросила Аня.

– Время покажет.

– Съедят их.

– Теперь это их проблемы. Дружба с братьями влетала нам в копеечку. Не умеем мы практично дружить. Общеизвестен русский всемирно отзывчивый характер, но и о себе надо думать. Всех не облагодетельствуешь. От друзей и братьев мы все больше в минусах были. Стремление республик отделиться всегда наблюдалось. Особенно в Прибалтике.

– Но с ними мы были сильнее. Из истории ты же помнишь, чем заканчивалась раздробленность?

– Мы были «коррумпированы» дружбой народов.

– Мы с «братьями меньшими» как кур в ощип попали. Все хорошее, что для них делалось, будто в преисподнюю рухнуло, забыли. И канай всё в ад… Теперь выкарабкиваться из дерьма надо. Горло сжимает обида за страну.

– Кто-то из американцев разумно сказал, что у государств нет друзей, есть интересы, – заметила Инна.

6

– …Малевич тоже античные статуи молотком разбивал. Мол, мусору в искусстве много. Бунтовал против всех. А ведь талантливым был, – сказала Жанна.

– Ну, это на чей взгляд. Может, и был, но слишком узконаправленным. С чего ты его сюда приплела? Мы о масштабных политических личностях сейчас ведем речь, о тех, которые судьбы целых поколений решали, – удивилась Аня.

– А не о тех, кто пытается узаконить лесбиянство и гомосексуализм, – проехалась в адрес западных депутатов Инна.

– У нас в стране грандиозные проблемы, а по телеку нам мозги забивают борьбой против перхоти. Идиотизм! – не осталась в стороне от критики Аня.

– Будь чуть моложе, мы бы задали им трепку, мало бы не показалось, – сказала Инна.

– Мы бы, мы бы… – пробурчала Аня. – Сей факт я ставлю под сомнение. Но у меня тоже сложилось впечатление, что зря мы помогали многим странам, надеясь на их дружбу. В любой стране всегда найдутся противоборствующие силы, которые, взяв власть в свои руки станут, воспринимать нашу помощь как притеснение, стремление им помешать. Сегодня они патриоты за тебя, а завтра – против тебя. Это как соседям влезть в ссору чужой семьи. Поможешь одним, а другие, помирившись, будут видеть в тебе врага, – сказала Жанна.

– Политики этих стран нас не любят, а народы хорошо относятся, – заметила Аня.

– Народ как настроишь, так он и поет.

– Циник ты неисправимый.

– Это качество куда полезней, чем слюни до полу от необоснованных восторгов распускать. Случай мне припомнился из семидесятых. Гуляю я в парке с детьми и вдруг слышу речь, немного похожую на немецкую. Оглянулась. Идет молодая красивая пара: стройные, высокие, блондинистые. Я спрашиваю у них доброжелательно: «Вы из Прибалтики?» А они вдруг как рванут от меня с испуганными лицами! И по-русски сразу заговорили. Я к ним с душой, а они от меня как от прокаженной. Можно подумать, что русские не позволяли им на родном языке изъясняться, – сердито поделилась Жанна.

– Им их националисты внушали то, чего на самом деле с нашей стороны не было. Рознь разжигали. Мне дед говорил: «Мы боимся голода и холода, а надо бояться возрождения нацизма и национализма». Я не против добрососедских отношений, только строить их надо на других принципах, – сказала Инна.

– Советуешь учиться у американцев? – зло вспыхнула Аня. – У нас своих умных голов хватает.

– Какой гонор! Иногда и чужой опыт стоит примерить на себя. Только с умом, а не обезьянничать.

– Жаль, кэгэбэшник Андропов быстро умер. Навел бы порядок, – вздохнула Аня

– А Сталина не хочешь? Исчезла генетическая память страха? Ничего себе мочёночки! (Наша студенческая присказка.) Хорошенькое дело – злодеев воскрешать!

– Андропов был положительным.

– …Не руководили все эти старички страной. Только за руль подержались и ушли с миром.

– Бог с ними. «Гонка лафетов» и выскочек давно закончилась. Теперь всё по-новому будет.

– Одна надежда…

– А помните, «Я еще вернусь», – сказал Солженицын. Никто не верил, что соцсистема так быстро развалится. Крыша ехала, мозги плавились…

– Раньше хоть по мелочи воровали, а теперь… – Инна вдруг заливисто засмеялась. – Представляете, иду я как-то с работы – дело еще до перестройки было, – смотрю, котлован под строительство забором из половой доски огораживают. Не утерпела, встряла, мол, ваш прораб с небес свалился или уже с утра пьян? Людишки из частного сектора этой же ночью растащат ваш забор и щепочки не оставят. Так и вышло. На следующий день гляжу, а забора, как и не было. И начальник у ямы стоит, репу чешет. Вы же тоже в своей жизни нечто подобное можете вспомнить.

– Раньше в основном государство надирали. А теперь и у частников всё метут. Приболела я. Месяц в сад не появлялась. Ну, думаю, ни перца, ни экологически чистых помидоров в этом году не поем вдоволь. Приезжаю, а там не только перец, все сортовые деревья и кусты выкопаны. И домик-сарайчик по кирпичику разнесли, и бак пятикубовый уволокли. Подсчитала потери. Набежала приличная сумма. Расстроилась, опять заболела. Плюнула, забросила всё к этой самой… прабабушке.

– Как разнесли? – не поняла Аня Жанну.

– А вот так! Разобрали на кирпичи и увезли. Еще и бак для воды на один куб прихватили. Видно волоком тащили. След на земле дожди не успели смыть. И посейчас, как вспомню об этом, слезы наворачиваются. Я два года сад обустраивала из последних сил. Вот так вот, господа-товарищи!

«Воспоминаний у каждой из нас много больше, чем может вместить одна жизнь», – насмешливо подумала Лена.

Податливая тишина была недолгой. Аня сказала:

– Время нашей юности и молодости располагало к добру и порядочности, а теперь…

– А теперь говорят, что строительство социализма было дефектом, ненужным отростком на идеальной спирали исторического развития нашей страны, – усмехнулась Инна.

– Благородство, честность, сострадание были сутью нашего поколения, а характер современной молодежи формируют подозрительность, страх, продажность.

– Скажи еще: три кита, три столпа, – передразнила Инна Аню. – Намудрила ты чего-то. Сразу не разобрать. Займемся анализом?

– Ой, не возникай, пожалуйста, – взмолилась Аня.

– …У меня перед глазами почему-то встало прекрасное, грандиозное зрелище выступления гимнастов на брежневской Олимпиаде. Какая мощь, какая красота! – сказала вдруг Жанна.

– Для меня оно ассоциируются с картинами соревнований в Древней Греции периода преддверья ее распада и падения, – отреагировала Инна.

– Злюка, всё мое радостное впечатление испоганила!

– Не радостное, а радужное, – отрезала Инна.

– Это для тебя было кошмарное прошлое, а для меня есть еще и отталкивающее настоящее. Нас ждет трагическое будущее.

– Ах-ах! Прекрасные шестидесятые! Беседовали мы только о высоком. Признавали только умный тонкий юмор или тот, который с подтекстом, чтобы в нем была умело спрятанная философия. А не этот, что ниже пояса. Любили смех, а не смехачество. А правда… она своим путем шла.

– Да, то было время, когда появилась целая плеяда талантливых людей в различных областях нашей жизни. Культура достигла неимоверных высот. Это был подъем, взлет! Нам казалось, что так будет всегда. А потом пришли семидесятые – время великих разочарований, запретов и гонений. И ты, Инна, нашла себя в критике. А теперь опять ищешь новые предпочтения и новые объекты?

– Зато, какой диапазон негатива! – рассмеялась Инна.

– Жанна, не бери в голову, – успокоила подругу Аня.

– А мне НИИ вспомнился, тот, в котором я студенткой в шестидесятые подрабатывала. Там никакой техники безопасности не было. Образцы травили в царской водке без вытяжки, по локти в дихлорэтане купались, когда мыли детали вакуумных установок. А потом узнали, что это яд. СВЧ-излучение свободно «гуляло» по лаборатории, где мы исследовали датчики. Мою руководительницу выживали за то, что она добилась шестичасового рабочего дня и молока для сотрудников. И чего руководство бесилось? Ведь не из своего кармана.

– Но ведь хоздоговора… – напомнила Жанне Аня.

– Работая, я понятия не имела о вредности. Вокруг тишь и гладь – божья благодать. А когда уезжала, женщины-инженеры предупредили, чтобы я хотя бы год не беременела, пока кровь в организме не сменится. Говорили, что я вовремя «соскочила» и мои зубы не успели рассыпаться. И я с трудом удержалась от того, чтобы напоследок не устроить погром. Женщины запретили. Мол, отступись, ты уйдешь, а нам здесь еще работать, диссертации делать.

– На хоздоговорной работе бесправие было такое же, как теперь, при капитализме, – подтвердила Аня. – Но люди все равно были дружнее и добрее.

– Это трудности роста любой страны. Недостатков, недочетов и обидных случаев при желании везде и во всем можно накопать. Я тридцать лет на своем факультете в комиссии по охране труда и ТБ состояла, к каждой мелочи придиралась. У нас до перестройки идеальный порядок в лабораториях был. Любо-дорого посмотреть. И за вредность прилично приплачивали, – строго сказала Лена.

– А я, читая классику, пришла к выводу, что в Америке, Германии и других вроде бы благополучных странах, перечисленные Инной «мелочи» принимали и принимают более дикие формы. И они считают это нормой. Только в кинофильмах у них все благополучно и пристойно. И то нет-нет, да и промелькнет для внимательного зрителя то фраза, то сюжетик, раскрывающий их грязные реалии. Правда и ложь у них часто переплетается с такой поразительно виртуозной достоверностью! А на самом деле многое до ужаса переврано и сильно приукрашено. И полицейские у них обирают простых граждан… – сказала Инна.

– За этим и у нас дело не станет, – усмехнулась Жанна.

– Да уж точно, – поддакнула ей Аня.

– Там наказывают за то, что не шпионишь и не докладываешь на соседа! – ужаснулась Жанна.

– Менталитет у нас разный.

– То приступ гордости за свою страну нас одолевает, то в дерьмо ее окунаем, – заметила Аня.

– Твой грозный ум «изрек жестокой правды стих», – насмешливо отреагировала Инна.

– Я живу с ощущением, что все у нас постепенно наладится. Доживем до светлой полосы. Вон уже автомобильные заводы выпускают новую современную продукцию.

– Лукавством было бы утверждать, что это российские автомобили. Они собираются из деталей, купленных за границей. За доллары, между прочим, – возразила Ане Инна.

– Но это только первые шаги привлечения чужих инвестиций. Китай на них поднялся.

– …Стабильности уже не будет никогда. При капитализме это в принципе невозможно. Диалектика – закон развития любого общества.

– Вот ты Инна все СССР ругаешь, а он ведь в разные периоды был разный. Мы жили в прекрасное высоко гуманистическое время и чувствовали себя наследниками ренессанса. Когда полетел в космос Гагарин, американский президент сказал, что русские нас победили не в лабораториях, а за школьными партами. Мы гордились страной!

– Это немцы в сорок пятом сказали, – заметила Жанна. – А мы теперь закрываем глаза на все положительное, что было у нас, и видим только недостатки. Особенно ты, Инна, склонна к драматизму. Только болевые точки в жизни нашего поколения помнишь.

– Так уж устроены у меня ум и глаза, что в первую очередь я вижу плохое.

– А у меня потеря родителей в страшные сталинские годы, детдомовские детство, юность и тревожный отсвет войны определили всю мою дальнейшую жизнь. Они до сих пор меня беспокоят, не позволяют замечать и сохранять в памяти более отрадные моменты, властно напоминают о себе и держат в постоянном, глубокомысленном унынии. Эти болезненные люминесцентные вспышки-воспоминания… Иной раз беру в руки свежий белый хлеб, а перед глазами тот, черный черствый… и свора собак… Мелькает мысль: «Вот и конец… разорвут…» И так реально вижу, что вздрагиваю, все внутри сжимается в холодный комок… Детские травмы догоняют, накрывают и я понимаю, что те раны до сих пор не зажили… Говорят, если понимаешь и принимаешь мир вокруг себя, значит, стал взрослым. Но я в душе все та же испуганная девочка. А кто-то рано повзрослел.

Знаешь, Инна, многие Ленинградцы, пережившие блокаду, так за всю жизнь и не смогли поправить свою худобу. А у меня душа не расправилась. Ощущение великого народного горя осталось в ней навсегда. Я никогда не качала права, но пыталась сохранить свою индивидуальность и достойно держать удар. Не всегда получалось… А может, виной тому еще и моя нескладная неустроенная личная жизнь.

Аня смущенно улыбнулась.

А Кира, слыша через дверь отрывки из разговоров подруг, подумала: «Что-то в нашей жизни предопределено судьбой, что-то зависит от собственных желаний, а есть то, что происходит по воле случая. К какой категории отнести явление Сталина в судьбе моих и Аниных родителей? Неразрешимая проблема».

– Березовский хвалился тем, что мы в девяностые создали законы, по которым можно безнаказанно грабить свою страну, – донесся до Киры высокий голос Ани.

– Свалить бы ему, чтобы и духу его у нас не было.

– Один свалит, другие как грибы из-под земли явятся.

«Аня с Жанной заспорили? Тогда это надолго», – подумала Кира.

– Все наши проблемы от того, что мы не признаем наши собственные недоработки, замалчиваем ошибки. Проще все беды свалить на предшественников и забыть о них. Еще в пятидесятых нам надо было покаяться в чудовищных жертвах сталинского режима, в разного рода перегибах, а мы все крайних ищем. Вот потому-то социализм у некоторых ассоциируется с Гулагом, а демократия с развалом СССР, – вздохнула Аня.

– А Хрущев?

– На счет Сталина он прав. Но у нас обычное дело, когда новый руководитель не только полностью отрицает заслуги предыдущего начальника, но еще и охаивает его, чтобы свои деяния возвысить, чтобы его было за что хвалить, – Ответила Аня Жанне.

– Хрущев много хорошего сделал для страны и для народа. Но и дури в нем хватало… Ты предлагаешь коммунистам покаяться? Ха!

– Верхи виноваты – им и каяться.

– А ведь по сути дела социализм был гениальным проектом. Мы ощущали себя великой семьей!

– А путь к нему?

– Путь никогда не бывает гладким.

– Жили не задумываясь. Нас приучали верить партии, а не себе. Как в Бога. Сердцем жили, а не рассудком.

– Веру в Бога заменили на веру в партию, – хмыкнула Инна. Но умные не верили. Не любила я партию с детства. Она – зло. Она – орден меченосцев. Вокруг враждебная среда, а они за стенами. Я не о рядовых членах, о верхушке.

– Ты не права. Сильная власть в государстве необходима для обеспечения достойной жизни своих граждан, – заявила Аня.

– ???

– Любая власть хорошо начинает, но со временем портится, – усмехнулась Инна.

– Не любая, – заупрямилась Аня.

– А закон развития… Я была за Советы без коммунистов. Я сознаю и признаю, что советская сталинская власть нанесла страшный урон генофонду нации. Надо было обеспечивать равенство возможностей, а не равенство между отдельными людьми.

– С нашими коррупцией и блатом ни то, ни другое невозможно. Лучше стало при капитализме? Наелись колбасы, напробовались? Побаловали себя? В промтоварных магазинах покупателей по пальцам можно пересчитать. Цены запредельные, – возразила Инне Аня.

– Дело даже не в колбасе, которую не каждый может купить, а в унижении, в зависимости от работодателя. Свободно можем выезжать за границу? Без денег? Да ни в коем разе! Это свобода для богатых. У них не проскочишь. Нам недоступна подобная роскошь. А при Брежневе даже моя деревенская родня по путевкам в Болгарию ездила. Теперь мечты наших внуков разбиваются о скепсис их родителей, – вздохнула Жанна.

– Дочь моих знакомых недавно побывала в Испании по дешевой туристической путевке. Всю страну пешком прошла с людьми всех возрастов и профессий и из разных стран мира. Получила массу впечатлений. А мы с вами и по своей стране ездили только в командировки, – в пику ей заявила Инна.

– Вот ты ругала СССР: «Тюрьма не готовит людей для свободы. Колхозы – невероятное закрепощение крестьян. Рабы не могут двигать экономику. Не было стимула совершенствовать производство. Был искусственный энтузиазм и хорошая мина при плохой игре». И прочее, и прочее. Про колхозы ты была права. А сейчас лучше? Теперь мы много больше рабы, чем раньше. И свобода слова – не свобода лжи. Это тоже понимать надо.

– Миф о потерянном рае вызывает у тебя депрессию или выливается в агрессию? Мечтаешь о волшебной палочке. А теперь нужны не нытики, а активная молодежь. – Это Инна «отбрила» Аню.

– Активные личности всегда и всюду нужны. Люди работают, а все равно мало получают. Вот откуда разрыв между бедными и богатыми в семнадцать раз? И где ты видишь материальную заинтересованность? Вкалывать на дядю Ваню? И чиновники в который раз повышают себе зарплаты. И раньше от них толку было мало, а теперь еще меньше. Даже в мелочах свою тупость, неосведомленность и жестокость проявляют. Ну не соображаете, так хоть помалкивайте. У нас одна дама, стараясь угодить градоначальнику, издала указ, чтобы на клумбах и газонах к третьему апреля порядок навели. Пасха, видите ли, на носу. Смотрю, а в моем стихийном палисаднике орудует целый отряд в оранжевых накидках. Я умоляю их: «Подождите я сама граблями с длинной ручкой выгребу листву, раз вам так припекло. Вы же поломаете росточки, которые еще не вылезли из земли. Я из своей пенсии две тысячи потратила осенью на многолетнюю рассаду и луковицы!». Куда там! Поступил приказ – надо выполнять. Вытоптали работницы мой садик. К девятому мая ни одного растения не зазеленело перед нашим домом. Думаю и во многих других «самодельных» палисадниках по городу то же самое случилось, – обижено поделилась Жанна. – А на следующий год эта дама еще дальше пошла в «благоустройстве» города. Под девятое мая заставила перекопать все клумбы, мол, так они выглядят ухоженнее. И опять уничтожила труд и деньги многих пенсионеров, желающих украсить площадки перед своими домами цветущими растениями. Нет, чтобы бесплатно раздать рассаду старикам для тех же цветников…

– Видно, она никогда цветы не сажала и огорода не имела, – заметила Аня.

– Так хотя бы проконсультировалась у своих замов.

– Такие особи считают себя всезнайками.

– Не терпится покритиковать? Боже мой, какие мелочи тебя волнуют. Тут вся страна в ж… – возмутилась Инна. – Ты, Жанна, отлично училась. И что? Все равно лучшие места получали блатные, а тебя и тебе подобных пинали. Разве не оскорбляли этим?

– Раньше причиной такого унижения был только человеческий фактор, а теперь еще и деньги, и законы развития капитализма. Ты утверждаешь, что при СССР была неэффективная экономическая система, а вписываемся ли мы в капиталистическую? Недавно зашла в обувной магазинчик, так девчонки минут десять болтали, не обращая на меня внимание. Я разозлилась и ушла. А как-то решила заказать себе вязаную безрукавку в доме быта, так девчонка нагло меня надула в цене и еще в глаза рассмеялась, мол, это вам не социализм, теперь выгода всем правит. Мне иногда кажется, что СССР ругают те, кто хочет оправдать свою неудачливость в те годы некомфортными условиями. Я не о тебе, Инна, – поспешила добавить Жанна.

– А идеология? – напомнила Инна.

– Прошу прощения, чем тебе идеология не угодила? Она часть сложной мировоззренческой системы. Куда же без нее? Не надо ее бояться. Одной этики и эстетики для воспитания молодежи недостаточно, – заявила Аня.

– Смотря какая идеология. Человек человеку враг – это хорошо? У американцев как: главное Америка, а на остальных им наплевать. Это мы такие интернационалисты. Они – нация, выросшая из преступников. Когда мы укрепляемся, они нас ненавидят и боятся. Мы слабеем, они нас презирают, оплевывают и стараются отовсюду погнать. Чем нам хуже, тем им лучше, – высказала свое мнение Жанна.