Полная версия
Образование, наука и просвещение на пути из прошлого в будущее. Советская Россия. Том I. 1917–1953 гг.
Деятельность с такими целями играет в обществе очень важную роль, но не непосредственно, а через образование и просвещение. В этих системах информация о фундаментальных исследованиях и их результатах преобразуется с учетом возможности ее восприятия широкими слоями населения [74] и используется, чтобы прививать людям навыки строгого мышления и поиска истины; «научить их отличать недосказанное от твердо усвоенного, истинное от ложного» (Эйлер); привить навыки умственного труда; готовить людей к жизни в условиях, в которых общество окажется после изобретения и внедрения невиданных технических устройств и систем, а также, чтобы вдохновлять изобретателей.
Вместе с тем фундаментальные исследования содействуют техническому прогрессу, определяя методику и технику прикладных исследований, ставя перед промышленностью задачи разработки и опытного производства все более сложных приборов и экспериментальных установок. Потом начинается мелкосерийное производство таких изделий для прикладных исследований в производственных лабораториях. Некоторые научные приборы, как, например, термометры, со временем приходят в каждый дом.
Обратимся теперь к термину «просвещение». Мы трактуем его как синтез определенных компонентов воспитания и образования. Как и они, просвещение понимается как процесс (деятельность), как результат этого процесса и как ценность. Просвещение, как и образование, является социальным институтом.
Подобно воспитанию просвещение имеет целью формировать личность, но не такую, как некоторые виды воспитания, например, религиозное или военно-патриотическое. Поэтому достижение воспитательной цели просвещения предполагается с помощью таких видов обучения, которые используются в образовании. При этом ставится и вторая цель, подобная цели образования, – сообщать знания о ремеслах, искусстве, технологиях и технике, а также сведения, почерпнутые в науке. Для просвещения используются музеи, выставки, планетарии, зоопарки и т.п., а также энциклопедии, научно-популярные издания и фильмы. Как и в образовании, для просвещения используются лекции, но еще и беседы, экскурсии, туристические походы…
Важнейшим отличием просвещения от образования является отсутствие традиционных способов контроля усвоения. В связи с этим с давних пор стоит вопрос: как оценивать эффективность просветительской деятельности?
Содержание просвещения: обо всем – самую суть. Ее нужно суметь выделить и изложить так, чтобы она была понятной всем, кто овладел определенным набором знаний из тех, которые даются в школах.
Для просвещения отбираются только знания, которые обладают специфическими особенностями. Прежде всего те, которые нужны человеку, чтобы с научной достоверностью осознать свое место в природе и обществе, быть хозяином своей жизни, быть способным мысленно перемещаться и в пространстве, и во времени. Ведь просвещение появилось на рубеже XVII–XVIII вв. при переходе от Средневековья к Новому времени, когда под напором нового знания рушилась привычная картина мироздания.
Другие знания, которые используются для просвещения, имеют практическую ценность. Их надлежит распространять, чтобы люди более эффективно трудились, могли устранять последствия поломок и мелких аварий, сохраняли свое здоровье и здоровье своих близких, умели ухаживать за больными, правильно воспитывали детей и помогали жить старикам, улучшали жизнь вокруг себя.
Просвещение призвано распространять и те знания, практическая ценность которых еще неизвестна. Это нужно, поскольку невозможно предсказать, кто и когда изобретет что-то, основанное на них (подробнее см. [75]).
Выше уже говорилось, что обучение – управляемый процесс. То обучение, которое используется в просвещении, управляется слабо, одним только пониманием его целей. Обратные связи с теми, к кому оно обращено, почти не устанавливаются. Поэтому, кстати, оно несовместимо с прямым контролем успешности и фиксацией достигнутых уровней, столь характерным для образования.
Просвещение как система формируется только после того, как сформировалась система образования, и на ее основе. Организации, целью деятельности которых является просвещение, образуют систему, обладающую сложной и не вполне формализованной структурой. Очень сложна и система сведений, сообщаемых в процессе просвещения.
По своей сути просвещение адресовано самым широким слоям населения и, следовательно, нуждается в средствах массовой информации и больших тиражах книг. В наше время для просвещения появился мощный канал – Интернет. Тем более необходима организация и методическое обеспечение просветительской деятельности. В этой связи заметим, что в эпоху Просвещения (XVII–XVIII вв.) надлежащего охвата населения просвещением, а, следовательно, и настоящего просвещения не могло быть по чисто техническим причинам. На это не захотел сделать скидку Кант. В статье «Ответ на вопрос: что такое Просвещение?», опубликованной в 1784 г., он писал, что Просвещение – «это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине…» и провозгласил: «Леность и трусость – вот причины того, что столь большая часть людей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства…, все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами» [67, т. 6, с. 27].
Просвещение XVIII в. создалo слой образованных людей, хоть и небольшой, но оказавшийся достаточным, чтобы началась массовая изобретательская деятельность. Ее плоды были востребованы промышленностью, она стала технически и технологически перевооружаться. Появилась новая профессия – инженер. На смену идеалу гражданина эпохи Просвещения пришел другой идеал «представителя узкой сферы профессиональной деятельности, образованного, уверенного в своих силах, устремленного в будущее и озабоченного больше всего эффективностью экономического и социального управления в интересах собственного обогащения, которое является залогом благосостояния и спокойствия всего общества» [59, т. 4, с. 312]. К началу XX века такие люди создали все технические средства, которые необходимы, чтобы просвещением можно было охватить самые широкие народные массы.
Система просвещения стала технически возможной. Она впервые была создана в СССР и достигла непревзойденных показателей широты охвата населения, количества каналов и передаваемой по ним информации. Но ее значительная часть – система политпросвещения – не выполнила своей функции вооружить людей знаниями марксизма–ленинизма. Думается, что одной из причин неэффективности советского политпросвещения было низкий уровень развития общественных наук того времени.
Просвещение – это ценность, одними признаваемая великой, а другими – сомнительной. Кто же прав? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно задуматься над целым рядом других, более конкретных. Какое общество раньше всех начинает пользоваться плодами прогресса? Где люди лучше едят, их лучше лечат, их детей лучше воспитывают и учат? Какие страны планомерно преодолевают даже серьезные кризисы, а в каких любая проблема усугубляется до такой степени, что всем представляется неразрешимой? В каком обществе воцарилось согласие по большинству вопросов, а в каком все обо всем спорят, каждое начинание тотчас же встречает возражения, и в конечном итоге ничего не получается? Какое общество прислушивается к подлинным авторитетам, а какое позволяет увлечь себя шарлатанам, обещающим простые решения всех проблем и скорое благополучие?
В поисках ответов на эти вопросы целесообразно сравнить страны, дальше других ушедшие по пути просвещения, с теми, где просвещения не было вовсе. К первым мы относим Великобританию, Голландию и Францию, ко вторым – Китай и Японию (в состоянии, в каком они находились до середины XX века) и многие другие.
Огромная ценность просвещения заключается в том, что оно наделяет общество свойством, иногда называемым «мудростью толпы» (см., например, [163]), порождаемой объединением интеллектов членов общества в некоторый коллективный разум, призванный находить ответы на сложнейшие вопросы. Примерами использования коллективного разума являются референдумы и голосования на выборах. По правилам и практикам проведения этих мероприятий можно судить о просвещенности общества. В обществе с низким уровнем просвещенности нечего и надеяться на «мудрость толпы», на то, что будут найдены решения сложных проблем, пути выхода из кризисных ситуаций и новые направления развития. В XXI веке у такой страны нет никаких перспектив. Единственное ее спасение – Просвещение.
* * *
Г л а в а 1
Политические и социально-экономические условия развития РСФСР в 1917–1953 гг.
Как это стало возможным, что философия Маркса оказалась искажена до неузнаваемости, превратившись в полную свою противоположность? Для этого есть несколько причин. Первая из них – чистое невежество. Вторая причина состоит в том, что советские коммунисты узурпировали марксизм и попытались убедить мир, что они в своей теории и практике являются последователями Маркса.
Эрих ФроммВ двадцатом веке экономические процессы протекали гораздо быстрее и оказывали существенно более заметное и сильное влияние на все стороны жизни, чем в предшествующие века. Год от года уменьшалась относительная независимость надстройки от базиса. Поэтому о просвещении, науке и образовании в XX в. уже невозможно судить, не учитывая экономических и социальных условий, в которых они развивались, не зная фундаментальных причин происходивших в стране событий. Об этом пойдет речь ниже.
1.1. Проблема средств производства
Одной из главных целей социалистического переустройства мира является устранение несправедливого деления общества на богатых и бедных. Научный социализм в своем развитии от идеи утопического социализма о полном равенстве пришел к идее устранения чрезмерного неравенства, т.е. такого, которое происходит от несправедливого присвоения одними плодов труда других. Марксизм указывает, что так могут поступать собственники средств производства. Этот тезис никем не оспаривался. Однако он по-разному развивается в нескольких социальных доктринах. Сторонники каждой из них остро полемизируют с приверженцами других. Социалистическая и коммунистическая доктрины предписывают обобществление средств производства. Социал-демократическая и либеральная доктрины ведут к политике, при которой частная собственность на средства производства сохраняется, но справедливость распределения продуктов труда ставится под контроль государства и профсоюзов.
До сих пор неизвестно, как следует обобществлять средства производства. Маркс не опубликовал каких-либо мыслей по этому поводу. Известны только его характеристики возможных ошибок при обобществлении, содержащиеся в «Экономическо-философских рукописях». Неудивительно, что все попытки устранения частной собственности на средства производства завели страны, в которых они предпринимались, в тупик.
Взяв власть, большевики решили устранить частную собственность, отняв ее и обратив в государственную. Так не поступают в отношении социально-экономических институтов, имеющих многовековую историю. Прозвучали громкие голоса протеста. Его суть со всей убедительностью выразили нравственные авторитеты того времени – А.М. Горький в «Несвоевременных мыслях» [34] и В.Г. Короленко в письмах к Луначарскому [83].
Однако большевики упорно пытались воплотить свою идею в жизнь. Более того, они выдвигали лозунги типа «Грабь награбленное» и не опровергали предположений о том, что собираются «все взять и поделить». Это, конечно, способствовало росту числа их сторонников среди бедноты. При этом Белое движение не выдвинуло вообще никакой идеи об установлении справедливости и, следовательно, не имело исторического будущего.
XX век показал, что лучшей дорогой к справедливости является та, которая следует социал-демократической или либеральной доктрине. Поэтому можно утверждать, что Февральская революция поставила нашу страну на верный путь. Но он многим представлялся долгим и неизвестно к чему ведущим, Временное правительство – медлительным и даже бездеятельным. Иначе выглядели большевики: страстные, решительные, выстрадавшие свои убеждения в тюрьмах и ссылках, в привлекательных лозунгах объяснявшие, как нужно преобразовывать Россию… Что же на самом деле ждало страну, пошедшую за ними?
1.2. Первый переходный период
Ленин многократно разъяснял, что в переходный период от капитализма к социализму общественно-экономическим строем России должен быть государственный капитализм того типа, который установился в Германии. Он писал: «…поставьте на место государства военного, юнкерского, буржуазного, империалистского, тоже государство, но государство … советское, т.е. пролетарское, и вы получите всю ту сумму условий, которая дает социализм» [88, т. 36, с. 300]. Но в РСФСР, в отличие от Германии, средства производства находились не в частной собственности, а в собственности государственной власти. Поэтому экономические функции советского государства включали не только обеспечение справедливости в трудовых отношениях, но и управление производством всего и вся. Этим утвердившийся в нашей стране экономический строй принципиально отличался от всех остальных, включая разные формы государственного капитализма.
То, что государство обязано обеспечивать справедливые трудовые отношения, безоговорочно признается социалистическими и рабочими партиями. В XX веке был накоплен большой опыт профсоюзной борьбы за права трудящихся и развития трудового законодательства. СССР поддерживал рабочее движение во всех странах мира. А что происходило в нем самом?
Советское государство, возобладав собственностью на средства производства и таким образом уничтожив буржуазию как класс эксплуататоров, само стало эксплуататором, а все граждане, кроме колхозников и кустарей, – наемными работниками. Поэтому советская власть не могла быть объективной в правовом регулировании трудовых отношений и особенно в разрешении трудовых споров. К тому же советское законодательство вплоть до 1989 г. обходило молчанием право на забастовку, которое пролетариат заставил царя признать и юридически оформить еще в 1905 г. И это при том, что 18 сентября 1973 г. СССР ратифицировал «Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах», одобренный Генеральной ассамблеей ООН 16 декабря 1966 г. Его пункт 1d статьи 8 обязывал страны-участницы Пакта обеспечить право на забастовки.
Советская власть изначально признавала, что не умеет организовывать производство и управлять им. Попытки использовать для этих целей буржуазных специалистов, сдавать предприятия в аренду и привлекать концессионеров результатов почти не дали. Причина этого крылась в том, что предприятия не имели капитала. Поэтому им нечем было гарантировать возврат кредитов и ответственность по договорам. Оставалось только государственное поручительство, но оно не приобрело характера социально-экономического института. Понятно, что в таких условиях стандартные методы хозяйствования оказались непригодными. Нужны были принципиально другие, во многом, невиданные.
1.3. Советская система хозяйственного управления
Большевики использовали традиционный для феодальных монархий способ управления указами (декретами, директивами, постановлениями), согласовывая их между собой с помощью государственных планов. Для разработки таких планов 21 августа 1923 г. была создана Государственная Комиссия СССР по Планированию (Госплан СССР). В 1931 г. в Госплане был сформирован экономико-статистический сектор, включивший в себя Центральное статистическое управление (ЦСУ), созданное 25 июля 1918 г. Тем самым лишний раз была подчеркнута роль статистических данных для планирования. В Политическом отчете XIV съезду ЦК ВКП(б) (13 декабря 1925 г.) Сталин сказал об этом так: «Мы верим в то, что ЦСУ есть цитадель науки. Мы считаем, без цифр ЦСУ ни один управляющий орган рассчитывать и планировать не может» [136, т. 7, с. 329].
Понятно, что не только сбор и анализ статистических данных, но и вообще все, что необходимо для планирования, требует использования научных методов. Поэтому «цитаделью науки» должно было быть не только ЦСУ, но и Госплан в целом.
Но были ли социально-экономические науки в состоянии играть столь важную для нашей страны роль? К сожалению – нет. И это при том, что первая математическая модель народного хозяйства была представлена Леоном Вальрасом в работах 1873-1885 гг., а в 1925 г. была опубликована статья В.В. Леонтьева «Баланс народного хозяйства СССР. Методологический разбор работы ЦСУ»{6}.
Эти основополагающие труды не получили надлежащего развития и использования, поскольку, во-первых, в СССР не публиковались нужные экономистам статистические данные, и, во-вторых, руководство страны не желало слушать рекомендации ученых{7}. К тому же почти до самого конца XX в. не существовало вычислительных машин, мощность которых была бы достаточна для расчетов реалистических народно-хозяйственных планов.
На что же надеялись большевики, пытаясь централизованно управлять страной? Ответ на этот вопрос мы находим в Политическом отчете ЦК ВКП(б), представленном Сталиным XV съезду. В отчете особенности советского руководства народным хозяйством в отличие от капиталистического охарактеризованы следующим образом: «Там, в капиталистических странах… ошибки отдельных капиталистических трестов, синдикатов, тех или других групп капиталистов исправляются стихией рынка. Слишком много произведено, – будет кризис, но потом, после кризиса, хозяйство придет в норму. …У нас – другое дело. Каждая серьезная заминка в торговле, в производстве, каждый серьезный просчет в нашем хозяйстве кончается не тем или иным отдельным кризисом, а бьет по всему народному хозяйству. Каждый кризис, будь то торговый, финансовый, промышленный, может превратиться у нас в общий кризис, бьющий по всему государству. Поэтому от нас требуется особая осмотрительность и прозорливость при строительстве. Поэтому мы здесь должны руководить хозяйством в плановом порядке так, чтобы просчетов было меньше, чтобы наше руководство хозяйством было архипрозорливым, архипредусмотрительным, архибезошибочным. Но так как, товарищи, мы, к сожалению, не отличаемся ни особой прозорливостью, ни особой предусмотрительностью, ни особыми способностями безошибочного руководства хозяйством, так как мы всего только учимся строить, то у нас ошибки бывают и будут еще впредь. Поэтому мы должны строить с резервами, нам необходимы резервы, которые могли бы покрывать наши прорехи. Вся наша работа за последние два года показывает, что мы не гарантированы ни от случайностей, ни от ошибок. …Чтобы обеспечить себя от всех этих случайностей и неизбежных ошибок, нам нужно усвоить себе мысль о необходимости накопления резервов» [136, т. 7, с. 300–301].
Эта мысль усвоена не была. Борьба за высокие темпы социалистического строительства исключала создание резервов. Всякое упоминание о них после дискуссии на XVI съезде ВКП(б) (декабрь 1927 г.) и особенно после разгрома «группы Бухарина» было смертельно опасно. Но тогда что же должно было «покрывать прорехи» руководства?
1.4. Минимизация потребления
Стремясь достичь наиболее высоких темпов индустриализации, руководство СССР всеми способами максимизировало средства, направляемые на «производство средств производства». Например, если стоял вопрос, какую часть кирпичей и цемента использовать для строительства производственных помещений, а какую – для жилых домов, школ, клубов, музеев и т.п., то ответ был таков: для строительства объектов производственного назначения надлежит использовать максимально возможную часть стройматериалов, а на жилье и все прочее – лишь то, что останется, то есть то, что не смогут использовать предприятия Промстроя. Аналогично распределялись горючее, электроэнергия, металлы и т.п. Соответственно распределялись трудовые ресурсы. Что же тогда оставалось советским людям для удовлетворения их личных потребностей? Немного, даже по меркам того времени. Поэтому не раз ставился вопрос: а нет ли в СССР эксплуатации рабочих и крестьян?
Сталин неоднократно утверждал, что в СССР эксплуатации нет, поскольку в СССР нет капиталистов, а других эксплуататоров, само собой разумеется, не бывает. Этот довод повторяется до сих пор, хотя Маркс предупреждал об ином: «Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом» [92, т. 42, с. 115]. В СССР такой «всеобщий капиталист» был представлен государством и, будучи монопольным работодателем, оно по своему усмотрению распоряжалось плодами труда советских людей. Вступало ли государственное распоряжение плодами труда в противоречие с представлениями о справедливости? Иными словами, выполнялся ли провозглашенный в статье 12 Конституции СССР 1936 г. принцип «каждому – по его труду»? Краткий ответ на эти вопросы: да, вступало; нет, не выполнялся.
Но нужно знать и развернутый ответ, который бы не только полно и убедительно констатировал господствовавшую в СССР несправедливость вознаграждения за труд, но и разъяснял ее причины. Исследования этой темы нет. Понятно, что стандартным образом его не выполнить, поскольку объективные статистические данные отсутствуют, а участники событий того времени из-за репрессий свидетельств не оставили. Тем не менее, как признаки несправедливости, так и факторы, ее обусловившие, выделить можно. Они таковы.
Во-первых, опережающее развитие производства средств производства и использование для этого огромных средств сокращали возможности потребления. Положение усугублялось потерями плодов труда советских людей, проявлявшимися почти во всем: от сгнивших на корню или в плохих складах овощей и незавершенных строек до реализации грандиозных, но ничего не давших проектов типа создания сверхзвукового пассажирского самолета Ту-144 и космического корабля многоразового использования «Буран»{8}.
Во-вторых, при определении зарплат и вообще уровня потребления государство не принимало в расчет необходимость обеспечить расширенное воспроизводство рабочей силы, т.е. люди должны развивать свои физические и умственные способности, овладевать новыми знаниями, приобщаться к достижениям культуры. Именно интенсивность расширенного воспроизводства рабочей силы мы используем как критерий справедливости вознаграждения за труд.
В-третьих, для минимизации расходов на потребление использовался труд заключенных. Это было экономической причиной массовых репрессий.
Хотя протесты трудящихся, недовольных заработной платой, происходили в течение всего времени существования СССР, большинство советских людей смирялось с несправедливым вознаграждением за свой труд, соглашаясь с тезисами пропаганды о наличии враждебного окружения и связанной с этим необходимостью иметь сильную армию и жертвовать своим благополучием ради счастья будущих поколений.
1.5. Первые итоги правления большевиков
В 1922 г. закончилась Гражданская война. Большевики победили, но страна переживала глубочайший экономический и социальный кризис. Политика «военного коммунизма», продразверстка{9}, лишившая крестьян даже семян для будущего посева, вызвала волну крестьянских антибольшевистских выступлений почти во всех губерниях.
Страна страдала от разрухи, бандитизма, эпидемий. Начинался голод, многие промышленные предприятия закрывались из-за недостатка рабочих и отсутствия топлива. Города пустели. Например, население Москвы сократилось почти вдвое, Петрограда – на две трети [24, 62]. Начались протестные выступления и забастовки в Москве, Петрограде, Туле и других промышленных центрах. В начале марта восстали моряки Кронштадта{10}. Их лозунгами были «Власть Советам, а не партиям» и «Долой контрреволюцию справа и слева». Раздавались особенно опасные для большевиков призывы к «третьей революции», которая «покончила бы с режимом комиссаров». Восстание было подавлено армейскими частями и специальными войсками ВЧК. Репрессиям во внесудебном порядке подверглись тысячи людей: по неполным данным к расстрелу были приговорены более 2 тыс. человек, более 6 тыс. – к различным срокам заключения, значительную часть моряков отправили на Соловки [62, с. 518–519].
В партии большевиков назревал раскол.
8 марта 1921 г. в Москве открылся X съезд РКП(б). Обсуждению подлежали два важнейших вопроса: о замене продразверстки продналогом{11} и о ликвидации фракций внутри партии.
На съезде была принята резолюция «О единстве партии», запрещавшая любые фракции и оппозиционные группы и на долгие годы определившая политическую жизнь в стране. После съезда начались новые «чистки», укрепление власти и полномочий аппарата, а также усиление бдительности по отношению к любым политическим течениям, угрожавшим единству партии [24, с. 145].