Родные люди

Элис

Элис ненавидела мужчин с той самой ночи, когда узнала о том, что её муж спит с молодой учительницей французского. Да, Элис была бездетна, но это не лишало её чувств, не делало её не-женщиной, как он думал.

В те времена, когда они жили, браки не принято было расторгать, а если и расторгали, то женщина оставалась не в выигрыше от бракоразводного дела. Элис боялась одиночества, осуждения соседей, знакомых, родных. Но как перетерпеть эту боль? Как принять чужого ребенка? Ребенка, которого нагулял её муж на стороне? Да, вчера он притащил эту женщину, глубоко беременную, к ним в дом и поставил её перед фактом, что он станет скоро отцом. Элис всю ночь проревела, наутро не вышла к завтраку, а в обед уже подумывала о суициде. Но она была слишком набожна и боялась попасть в ад. И с какой стати она должна попасть в ад? Уж если кто и заслужил его, так это её муж вместе с этой девкой, что нагуляла от него ребенка. Как жить дальше, она не знала… Еще и служанка, её любимая Джоули, её правая рука, мельтешила перед ней своим большим животом. И она туда же! Все беременные, кроме неё, и за что ей это наказание? Как пережить измену мужа да и еще и принять нагулянного ребенка? Какой кошмар, какой позор! Мигрень напала на нее под вечер, и она уснула в безутешных мыслях.

Билл

Биллу было 15 лет. Он помнил всё: приют, своих несостоявшихся родных, бегство из дома и два года скитания по Лондону. Ему повезло, он не умер тогда от голода и не был забит полицией до смерти за кражу хлеба на рынке, его приютила одна пара. Они были торговцами, и у них в Лондоне было несколько книжных магазинов. Жили небедно, но и не так, как знатные люди. В мальчике Роза и Бен Боссоны разглядели черты их погибшего еще в младенчестве сына, и сердце их прикипело к нему настолько, что они уже и жизни без него не представляли. Они отдали Билла на обучение в хороший пансион, за который платили очень приличные деньги, дали свою фамилию и пытались залечить рану приюта и неудачного усыновления.

Об усыновлении Билл старался не вспоминать вообще, он не только не хотел о нем говорить – он просто хотел забыть его как страшный сон. Дело в том, что человек, усыновивший его и еще кучу таких же мальчишек, как он, оказался педофилом, и что пришлось пережить бедному мальчику, знает лишь один Господь Бог. Он смог сбежать, но о том, что стало с другими мальчиками, он даже боялся подумать. Конечно Боссоны, его новые родители, пытались отыскать этого негодяя и привлечь к ответственности, но в те времена настолько безразлично относились к приютским детям, что их заявление полиция даже не стала рассматривать. А вот Билл с тех самых времен мечтал лишь об одном – о мести. Он знал, что он станет взрослым, сильным, и однажды он придет и отомстит за себя негодяю.

В тот вечер, возвращаясь с занятий в экипаже, Билл впервые встретил его, своего обидчика, мерзавца Коула. Он шёл пьяный по улице и что-то напевал себе под нос. Мальчик остановил экипаж, расплатился с кучером и пошел вслед за ним в темный переулок. Сейчас он понимал, что сильнее, выше и здоровее мерзавца и сможет убить его, тем более пьяного вдрызг. Он медленно шел по плохо освещенной улице Лондона и догонял негодяя. Вдруг старик оступился и упал, и тогда зверь вселился в Билла, страшный зверь по имени Ненависть, он подбежал к мужчине и стал колотить его ногами.

– Стойте! – услышал он женский голос за спиной. – Зачем вы его так, месье? Он всего лишь бродяга!

Билл обернулся и увидел её. Она была как ангел, как его мать из детских снов, хоть он никогда её и не видел. Стройна, красива и кареглаза. Она подбежала к нему и встала между ним и Коулом, корчащимся от боли на дороге.

– Месье, если хотите кого-то убить, убейте меня!

У Билла сжалось сердце, она была так наивна, если бы она только знала, что за мерзавец лежит перед ней, она бы никогда не стала за него заступаться.

Билл плюнул Коулу в лицо, развернулся на каблуках и сказал:

– Мерзавец, ты еще жив лишь благодаря этой мадмуазель! – и ушел в направлении дома.

Джон

Джон рос изнеженным парнем. Он был из обеспеченной семьи, отец в нем души не чаял, так как он был единственный сын и наследник. Отец Джона был богатым и очень известным на весь Лондон господином. У него было несколько имений, слуги, своя конюшня и несколько карет. Но Джон не любил кареты, он любил скакать верхом. У него была любимая лошадь по кличке Белая, на которой он объездил своё имение вдоль и поперек. Хоть Джон и был баловнем судьбы и рос в очень знатной обеспеченной семье, но всё же он был обделен любовью матери. Из всех женщин, которые его любили и относились к нему лучше, чем к дорогой игрушке, была его матушка-кормилица. Она, можно сказать, заменила ему родную мать. Только с ней он мог быть ласковым, добрым и душевным, каким он и был на самом деле. Жаль только, что кормилица была немая, но даже так она понимала его с одного взгляда, одного жеста. Мать же Джона была очень жестокой высокомерной женщиной, страдающей вечной мигренью и перепадами настроения. Казалось, что эта женщина и отца-то никогда не любила, настолько она была холодна с ним и всегда сдержана, что порой Джону казалось, что она и вовсе его ненавидит.

В то утро Джону стукнуло 25 лет, он сел на свою любимую Белую и помчался встречать рассвет по дороге из поместья. У него было любимое место рядом в деревушке за лесом. Сначала он скакал галопом, но потом заметил у соседнего поместья карету и барышню со множеством сумок и вещей. Джон притормозил у кареты и заговорил:

– Приветствую вас, прекрасная незнакомка, в нашем захолустье! – он слез с лошади, учтиво снял шляпу и подал даме руку.

– Здравствуйте! Рада знакомству, кажется, мы с вами будем соседями, – сказала девушка и робко опустила глаза. Джон был влюблен с первого взгляда, настолько утонченной, изысканной и грациозной была его собеседница.

– Вы та самая дочь мистера Джорджа Онелла? Я о вас наслышан от вашего батюшки, признаюсь, вы еще прекраснее, чем он мне о вас рассказывал. Позвольте мне вас проводить, – сказал Джон и подставил даме локоть.

– Буду очень признательна, – ответила барышня.

Молодые люди были вместе до обеда. Джон совсем забыл о своем дне рождения, он был так увлечен новой знакомой, что вспомнил о том, что ему пора домой, лишь ближе к обеду. Он учтиво откланялся и пригласил свою новую пассию к нему в имение вечером на торжество в честь его 25-летия.

Девушка согласилась прийти, конечно же, в сопровождении батюшки, но Джон уже был вне себя от счастья. Кажется, судьба подарила ему самый лучший подарок на день рождения, что только может быть, – любовь.

Кэтрин

Кэтрин не помнила, кто она и откуда, кто её родители и как она оказалась в детском приюте. У неё осталось мало детских воспоминаний. Одно из самых ярких и печальных – это зимнее воскресное утро, когда ей было пять. Они с братишкой на прогулке. Играли в снежки. Рядом другие детишки слепили большую снежную бабу и водили вокруг неё хоровод.

– Кэти, смотри, вдруг она оживет и станет нашей мамой? – сказал с надеждой ей брат-близнец. Она хорошо запомнила в тот момент его детские глаза цвета неба и белые кудри, вылезающие из-под шапки.

– Как в сказке, и заберет нас домой, – сказала мечтательно маленькая Кэти и улыбнулась, представив, как их с братом забирает из детского дома красивая добрая женщина. Но судьбе было суждено сложиться иначе.

То роковое воскресное утро стало последним, проведенным вместе с братом. После прогулки брата забрала гувернантка и куда-то увела. Они даже не попрощались, потому что не знали, что он не вернется. Кто его забрал и куда, Кэтрин не знала, но с того дня она была одержима идеей найти брата. Она долгое время не решалась на побег, так как была скромной и послушной девочкой. Побег был четко спланирован ею и хорошо продуман. Она убежала впервые в 7 лет. Продумала всё, кроме того, куда побежит и где будет искать брата. Кэти убежала недалеко – до соседнего поселка, где её, замерзшую, голодную и в рваном платье, подобрала семья мельников. Люди они были бедные и взять еще одно дитя, помимо своих четырех, не могли, поэтому они накормили девочку, напоили, а наутро мельник отвез ее обратно в приют.

Кэти была умной девочкой и поняла, что она не сможет далеко убежать одна и не сможет найти брата, если не разузнает, кто его забрал и куда. Поэтому она решила сдружиться с одной гувернанткой, которая и занималась распределением детей. Это было нелегко, так как все гувернантки из их приюта просто ненавидели детей, они считали их какими-то отбросами, теми, кто не нужен высшему обществу и никогда не смогут стать приличными людьми. Считалось, что в приют попадают только дети бедняков и рабочих. Но Кэти всегда знала, что она не такая. У неё была очень аристократичная внешность: она была очень худенькой, даже хрупкой, высоко, кареглазой брюнеткой с красивыми белыми ручками, с длинными, как у пианистки, пальцами. Было в ней что-то тонкое, неземное, то, чего не было у других детей приюта.

Случай сдружиться с мадам Галилео, той самой гувернанткой, которая знала о её брате, подвернулся под Рождество. В самый сочельник она и еще несколько девушек из приюта помогали ей накрывать на стол, и мадам Галилео обронила Кэти:

– У тебя совсем не рабочие руки. Если бы я не знала, что ты сиротка, подумала бы, что ты дочь какого-то знатного господина. Возможно, твоя мать родила тебя от кого-то знатного господина вне брака.

– Спасибо, мадам Галилео, но я всегда думала, что вы знаете всё обо всех. Я думала, что для вас не тайна, кто мои родители.

– Ха-ха-ха, – старуха разразилась смехом. – Кто тебе такое сказал, глупышка? Откуда мне знать обо всех всё? Я знаю лишь то, что мне положено. Например, твой брат неплохо устроился в сапожной мастерской.

– Мой брат! – сердце Кэти бешено заколотилось. – Где он? Как он? Вы его видели?

– Конечно, нет, также как и ты, я видела его в последний раз 5 лет назад. Я просто знаю, что у месье, который его забрал, он не будет голодать и будет обучен мастерству, которое поможет ему заработать на кусок хлеба. А что ещё я могу вам желать, бедные вы мои сиротки? – похоже, мадам Галилео лишь казалась злой и вредной, на самом деле она желала им лишь добра.

– А что за месье его забрал? Как его имя? Где он живет? – оживилась девочка.

– Ты это брось! Тебе это незачем знать! Ты думаешь, я забыла, как ты сбегала три года назад? Я не такая дура, чтобы рассказывать тебе такое. Чтобы ты, подвергая риску себя и своего брата, пришла к нему и опозорила доброе имя нашего приюта? Ну уж нет, и не мечтай, я унесу эту тайну в могилу, – сказала зло старуха и отвернулась от неё.

Кэти поняла, что больше из мадам Галилео ничего не вытащить, ведь теперь она видела её насквозь. Но она была рада, что хотя бы знала, что её брат жив, здоров и его забрал к себе какой-то месье, чтобы научить делать обувь. И это уже сужало поиски.

Элис

В ночь, когда Элизабет рожала, Элис была рядом и вместе со своей немой служанкой Джоули принимала её детей. Сама Джоули родила чудесного здорового малыша неделю назад. Элизабет родила двойню: девочку и мальчика. Когда родился мальчик, у неё открылось сильное кровотечение, и Элис отправила свою служанку Джоули за врачом в город. Мистера Дьюка, отца детей Элизабет и мужа Элис, не было в городе, он уехал по срочным делам незадолго до родов своей любовницы. Когда малыши родились, Элис взяла их на руки: сначала девочку, такую маленькую, хрупкую, беззащитную, с огромными глазищами, а потом крепыша-блондина, мальчика. Она поняла, что ненавидит этих детей всем сердцем, еще больше, чем ненавидит лежащую и корчащуюся в муках Элизабет.

– Я могу вас придушить, безродные ублюдки! – сказала она сквозь зубы младенцам, когда служанка уехала в город.

У Элис родился план, как она по очереди придушит младенцев подушкой, а потом скажет мужу, что его ничтожная любовница не смогла родить нормально и дети родились мертвыми. Потом она подумала, что Элизабет была в сознании и видела хотя бы одного ребенка точно, а это значит, что она может заподозрить её, и это очевидно, ведь она жена и ненавидит её и их детей. Все подозрения падут на неё, и это будет позор. Нет, она не будет так глупо поступать. А потом в комнате Джоули заплакал малыш, сын служанки Кристофер. И у Элис возникла новая идея – она подменит детей. Это будет самая жестокая шутка над её мужем, он будет растить не своего сына, а сына служанки. А собственный сын его будет бедняком, не знающим ни отца, ни мать. Элис злобно засмеялась, и от её смеха близнецы и младенец Джоули заплакали хором.

Вернулась Джоули вместе с доктором. Служанка хоть и не могла говорить, но сразу увидела подмену. Ведь мать всегда узнает своё дитя. Девочку и мальчика Элизабет Элис спрятала в комнате служанки, а мальчика Джоули положила рядом с любовницей мужа. Доктор зашел осмотреть роженицу, а Элис вывела Джоули, чтобы никто их не слышал.

– Джоули, милая, как сильно ты любишь своего сына? – спросила она испуганную служанку.

Джоули не могла говорить, но слезы на её глазах говорили сами за себя.

– Ты только представь, маленький Кристофер станет богатым, ему никогда не придется работать, он не узнает, что такое голод, холод и тяжелая работа на богатых людей. Он будет сыном мистера Дьюка, наследником всего его богатства. Ты только представь, какая жизнь его ждет.

Служанка молча плакала и не могла поднять глаз на свою госпожу.

– Не плачь, милая Джоули, я люблю тебя, я не дам в обиду ни тебя, ни Кристофера. Теперь он будет расти в роскоши, а ты всегда будешь с ним рядом как его няня. А эта курица Элизабет, она ведь даже не помнит, что родила двойню, она видела только мальчишку. Мы избавимся от девчонки, и всё будет шито-крыто. Хотя лучше избавиться от обоих. Чтобы его родной сын не рос с ним в одном доме. Ты согласна, Джоули? Ты хочешь, чтобы твой сын стал богатым?

Джоули кивнула.

– Тогда послушай меня. Возьми этих детей, – Элис всучила ей корзину с плачущими младенцами, – и отнеси в любой приют. Тогда я обещаю тебе: когда мистер Дьюк приедет, я объявлю Кристофера его сыном, а ты, клянусь тебе, моя верная Джоули, будешь рядом с ним до конца своих дней. Разве не такую судьбу ты желаешь своему сыну? Он будет богат, любим «отцом» и не обделен вниманием. У него будет совсем иная жизнь, нежели бы ты могла ему дать. Ты согласна?

Джоули снова кивнула, опустила глаза и взяла корзинку с младенцами. Бедняжке было очень тяжело это сделать, но она понимала, что это будет самым лучшим решением для её сына. Что могла дать ему она, бедная немая гувернантка, которая всю жизнь работала и не знала сна и отдыха, не скопившая ни цента на его содержание и жившая с ним у мадам лишь только потому, что она любила её и не хотела причинять ей боль? А ведь во многих домах хозяйки не терпели детей прислуги, и вопрос решался просто: либо они избавлялись от детей, либо выметались вместе с детьми на улицу и оставались без работы. Отец Кристофера тоже был беден как церковная мышь и служил конюхом у соседских господ. С ним Джоули провела всего одну ночь, и то не по своему согласию, он просто воспользовался тем, что она немая и не сможет ни закричать, ни рассказать о случившемся, но эта ночь подарила ей сына, её смысл жизни. Её мальчика Кристофера. Ради Кристофера она готова на всё. Она сжала покрепче корзинку с детьми, подошла к дверям приюта и как следует постучала. Спряталась в кусты, дождалась, когда детей заберут, и только тогда вернулась обратно в хозяйский дом. К тому времени бедняга Элизабет скончалась от потери крови. Доктор констатировал смерть, осмотрел младенца Кристофера, сделал заключение, что он полностью здоров. Велел найти ему кормилицу, дать имя и уехал. Вскоре вернулся хозяин мистер Дьюк. И хоть он был очень опечален смертью своей любовницы, но рождение сына-наследника его очень обрадовало. Он назвал его Джоном, а Джоули сделали его няней-кормилицей. О младенце Джоули никто и не вспомнил, так как все были заняты обсуждением смерти любовницы хозяина и милосердием хозяйки, которая приняла чужого ребенка как своего и на людях называла его своим сыном. Для вида Элис с Джоули сделали могилу Кристофера в саду, чтобы никому не пришло в голову лишнее. Элис купалась в славе «благородной леди, простившей мужу измену и принявшей его ребенка», и все было бы хорошо, но Элис стала ненавидеть и Кристофера, ведь теперь её муж был погружен в ребенка, а она так и не вернула себе его расположения.

Билл

Билл Боссон никак не мог забыть глаза незнакомки, что не дала ему убить мерзавца Коула. Он сам не понимал почему, но она показалась ему такой знакомой. Он видел её ночами, и ему всегда казалось, что это снится ему его родная мать, которая его бросила младенцем в приюте. Он помнил о сестре, но он знал, что она мертва. Когда Боссоны его усыновили, он рассказал им о Кэти и, конечно, добрые Рози и Бен захотели её удочерить, не разлучать же родных брата и сестру. Тогда они все втроем поехали в тот приют, откуда много лет назад его забрал Коул. Но учтивая мадам Галилео сказала, что Кэти в возрасте 7 лет сбежала из приюта и беднягу обнаружили мертвой недалеко от ближайших деревень. Она посмотрела на Билла и сказала, что Кэти была одержима идеей найти его, и это погубило её. Что тогда творилось в душе у мальчика, не передать словами. Он только что пережил насилие от усыновившего его отца Коула, сбежал от него, долго мотался по Лондону голодный, замерзший и больной, чудом попал к любящей семье и узнал о смерти единственного родного человека во всем белом свете – своей сестры. Вы подумаете: что побудило мадам Галилео соврать о смерти Кэти? Почему она была так жестока и не позволила воссоединиться двум сироткам? Ответ прост: Кэти тогда уже удочерили. А сказать, кто удочерил и когда, мадам Галилео не могла, это было запрещено. И зная, как эта парочка была неразлучна и что они готовы бежать навстречу друг другу, даже бросив хороший дом и добрых усыновителей, она думала, что поступала правильно, солгав мальчику.

С Кэти судьба свела Билла немного позже после случившегося в том переулке с Коулом. Девушка не узнала парня, она стояла в книжном магазине Боссонов и выбирала книгу. Билл сразу же её узнал и заговорил с ней:

– Могу ли я чем-то вам помочь, мисс? – спросил он учтиво.

– Да, месье, я ищу интересный приключенческий роман, – ответила такая знакомая незнакомка.

– С радостью вам помогу, прошу, – ответил Билл и повел её к полке с романами. Девушка не узнала в Билле того кровожадного незнакомца, которого недавно отговорила убивать бродягу. Было слишком темно, Билл был в шляпе, а она была слишком увлечена спасанием бродяги. Тем не менее в книжном магазине в тот день родилась близкая дружба между Кэти и Биллом. И хоть они даже не догадывались о том, что они брат и сестра, их тянуло друг к другу. И первое время Билл думал, что влюблен в Кэти, пока не понял, что она для него не больше чем подруга, близкий по духу товарищ и соратник по обсуждению книг.

Кэти полюбила Билла как потерянного брата, хоть она и не прекращала его поиски. Её «слабостью», по мнению отца, была обувь и обувные мастерские Лондона, в её списке излюбленных мест стал и книжный магазин Боссонов, где она появлялась каждую неделю, чтобы приобрести новую книгу, обсудить прочитанную с Биллом.

Джон

Джон сгорал от нетерпения встретиться с Кэти. Он понимал, что влюблен, и надеялся, что это взаимно. Никогда еще не казалось ему, что время с обеда до ужина шло так медленно. Он очень переживал, понравится ли Кэти его дом, суетился около прислуги, раздавал приказы горничным.

– Что сегодня такое с тобой, сынок? – спросила его матушка.

Джону стало не по себе, с чего это вдруг мать стала беспокоиться за него. Его «холодная» мать, и интересуется, почему он так беспокоится из-за своего дня рождения?

– Ничего особенного, маман, просто хочу, чтобы моё двадцатипятилетие прошло по высшему разряду, – ответил он ей.

– Джон, ты же Вильямс, а у Вильямсов всё по высшему разряду, не переживай, – ответила мать.

«Даже странно, что это она такая сегодня любезная с ним и добрая», – подумал Джон и побежал к любимой няне. Уж она всегда его поймет и поддержит, его любимая Джоули, няня-кормилица. Она всегда его чувствовала, понимала, и, хоть не могла говорить, казалось, что он и так без слов её понимает.

– Джоули, я влюбился! – с ходу заявил Джон молчаливой няне, сидевшей у камина.

– М-м-м, – промычала она в ответ, что означало для него, что она удивлена и хочет знать подробности.

– Представляешь, я сегодня с утра решил прокатиться на Белом, как обычно, и заметил у Онеллов карету с юной леди. Это дочь мистера Онелла, помнишь, он о ней рассказывал нам на приемах, юная Кэти, красавица Кэтрин. Ты просто не представляешь, какая она. Кожа белая как снег, глаза карие как звезды, волосы шоколадные как шёлк, она такая изящная, хрупкая. Такая красивая, не передать словами. В общем, дорогая моя Джоули, я влюблен и буду надеяться, что взаимно, ведь это был лучший подарок для меня сегодня. А сейчас мне пора бежать, ведь скоро прием в честь моего дня рождения, а она и мистер Онелл придут на него, – Билл выбежал из комнаты, и Джоули лишь вздохнула. Её мальчик вырос, он влюбился. Вот что значил её вздох.

Кэтрин

Кэтрин была в растерянности. Юный Вильямс, сын соседей, был таким настойчивым, он не скрывал, что она ему понравилась, и, казалось, ей самой это нравилось. Чувство, что пришло сегодня утром к ней, не покидало её. Неужели это она? Неужели это любовь, о которой она читала в своих любимых романах? Она, Кэти, сейчас испытывает эти чувства к юному джентльмену, которого встретила сегодня утром. Кэти собиралась на день рождения Джона как на балл, перемерила, кажется, весь свой гардероб, и все казалось ей не то. Отец уже нервничал внизу, а Кэти все никак не могла определиться с нарядом.

– Кэти, солнышко, ты скоро? Невежливо заставлять ждать Вильямсов так долго! – крикнул отец ей.

– Почти готова, папа, уже спускаюсь, – крикнула раскрасневшаяся от волнения девушка.

Никогда она еще так не волновалась перед приемом. Вдруг ей всё это показалось? Что Джон ею увлечен и что он ждёт её на своем дне рождения? Вдруг она всё выдумала себе? Он мог позвать её лишь из вежливости, по-соседски. Она гнала прочь из головы эти мысли. Выбор её пал на персиковое атласное платье с глубоким декольте, что очень подчеркивало её привлекательность. Когда она спустилась, отец ахнул:

– Ах, какая же ты у меня красавица, Кэтрин, повезет же кому-то, – сказал отец, утирая слезу.

Онеллы прибыли на прием Вильямсов, чуть опоздав. Но Джон ждал, он считал минуты, секунды до того, как нога Кэти ступит в его дом. Он даже не ожидал того, что произошло дальше.

Как только Кэтрин зашла в дом и поздоровалась с хозяевами, миссис Вильямс стало плохо. Она попросила прощения и, еле ступая, поднялась наверх прилечь. Отец Джона при виде Кэти побледнел и поинтересовался у мистера Онелла, не состоит ли он в родстве с какой-то мисс Элизабет Ляруж. На что отец Кэти ответил отказом. Он знать не знал никаких мисс Элизабет Ляруж. И вообще не имел родственников во Франции. Потом служанка Вильямсов Джоули при виде Кэти уронила поднос с чаем. Всё казалось каким-то нелепым и странным, лишь глаза Джона говорили сами за себя. И хоть в доме Вильямсов было полно народу, парочке удалось уединиться.

– Кэти, Кэтрин, можно я буду называть вас Кэти? Вы не возражаете? – спросил Джон.

– О, нет. Конечно, нет, мистер Вильямс, – ответила Кэти, краснея.

– Зовите меня Джон. Знаете, дорогая Кэти, что для меня лучший подарок на день моего рождения? – спросил Джон, краснея как помидор.

– Нет, мистер Вильямс, то есть Джон.

– Это ваш приход, дорогая моя Кэти. Я знаю, что так нельзя в высшем обществе и нужно долго и нудно ухаживать и просить сначала вашей руки у мистера Онелла, но я влюблен, и мне море по колено. Слышите, Кэти, я люблю вас, я хочу вас… Я мечтаю о том, чтобы вы стали моей женой, – он схватил Кэти за руку и начал целовать ее пальцы. Кэти смущенно отняла руку.

– Мистер Вильямс, Джон, вы слишком форсируете события, – она покраснела еще больше. – В высшем свете, как вы заметили, так не принято, и это не прилично – на первом, пусть на втором, свидании с девушкой говорить о чувствах и просить её руки без согласия отца. Я признаюсь вам: вы мне тоже не безразличны, но ведь жизнь не роман…

– К чему же, нет, Кэти, я влюблен как мальчишка и могу хоть сейчас пойти и просить вашей руки, скажите только «да»…

– О, Джон… – и Кэти, вопреки нравам и устоям того времени, сама поцеловала мужчину первой. А Джон, не скрывая своего желания, прильнул к ней. И этот поцелуй был самым эротичным моментом в их жизни. Джон даже позволил себе её обнять, и Кэти не сопротивлялась, казалось, еще несколько мгновений – и они сольются воедино, но на веранду вошла Джоули и, хоть она не могла говорить, громко кашлянула.