Последний рубеж

Витя испуганно обернулся и, увидев врагов, бросился к ящику с гранатами. Но не успел. Один из гитлеровцев сбил его с ног, а второй – с размаху ударил прикладом по голове. Потеряв сознание, мальчишка свалился на пол. Немцы швырнули его на подоконник и несколько раз облили керосином с головы до ног. От резкого запаха Витя стал медленно приходить в себя.

Мимо окна санитары пронесли на носилках белого как мел, истекающего кровью Шульца.

– Эй, Вильгельм! – окликнул его из башни один из солдат. – Хочешь взглянуть, как мы расправимся с сопляком, который прострелил твою жирную бочину?

Превозмогая боль, Шульц взглянул на сослуживцев, стоявших в окне башни, сильно побитой пулями, минами и танковыми снарядами. Мальчишка тем временем открыл глаза и попытался подняться. Один из немцев спешно выплеснул на него остатки керосина, другой – зажёг спичку и бросил её Вите на живот. Тот вспыхнул как лучина, с оглушительным криком вскочил на ноги и, оступившись на краю окна, выпал на улицу.

Гитлеровцы уселись на разбитый подоконник и закурили, с интересом наблюдая за горящим у основания башни русским подростком. Тот истошно кричал, размахивал руками и катался по земле в тщетных попытках сбить пламя.

На улице резко скрипнул тормозами песочного цвета «кюбельваген», изрядно побитый пулями и осколками в утренних боях на ближних подступах к городу. Из него, не дожидаясь полной остановки, выскочил командир полка оберст-лейтенант Альфред Шэффер.

– Эй, вы двое, – небрежно крикнул он на ходу сидящим на подоконнике, – быстро вниз!

И, не поворачиваясь к подскочившему к нему командиру батальона майору Хайнцу Краузе, стальным голосом спросил:

– Сколько погибших?

– Семнадцать, господин оберст-лейтенант, – виновато промямлил тот. – Ещё восемь тяжело ранены. Мы решили, что путь свободен и…

– И, как всегда, облажались Я знаю, – в спокойном бешенстве проговорил командир полка. – Вы что, два часа не могли справиться с малолетним сопляком? Да ещё столько людей положили! Я не потерплю подобного бардака, господин Краузе.

– Это он? – спросил Шэффер, подходя к обугленному трупу.

Чёрные волдыри ожогов покрывали почти всё тело подростка. Только нога с торчащими из-под кожи костями, сломанная от падения со второго этажа, и прядь русых волос на самой макушке остались нетронутыми огнём. Мальчишка лежал на животе, уткнувшись обгоревшим и окровавленным лицом в сухую горячую землю, усыпанную гильзами из его пулемёта.

– Да, он самый, – сухо сказал Краузе.

– Вытащите это маленькое дерьмо на середину улицы! Пусть все видят, чем заканчивается сопротивление войскам вермахта. Рядом прибейте плакат, что каждого, кто будет замечен при попытке его похоронить, расстреляют на месте. Пусть русские свиньи знают, что их ждёт…

Глава 2

Массивные силуэты пассажирских транспортов «Суджук» и «Маркотх» были едва видны из-за многотысячной толпы на Каботажной пристани. Обезумевшие от страха люди, навьюченные сумками и чемоданами, яростно напирали друг на друга, толкаясь и истошно крича. Местами среди всеобщего гама и ругани вспыхивали драки. Кто-то задыхался, терял сознание и падал в чудовищной давке. Таких затаптывали насмерть.

Возле узких трапов на судна и без того плотная толпа смыкалась ещё сильнее. Под её натиском стоявшие на самом краю пристани срывались в море и беспомощно проваливались в высокие серо-зелёные волны. Кому удалось не захлебнуться и не покалечиться между бетонной стенкой причала и крутым, густо заросшим бурыми водорослями бортом, выползали на набережную с разбитыми головами и порезанными о ржавую арматуру руками, чтобы попытаться вновь протиснуться к судну.

Полина Щербакова крепко сжимала ладонь двенадцатилетнего брата Вани, чтобы он не потерялся в беснующейся толпе.

– Быстрей, Полина! – начала подгонять её мать, бредущая сзади с огромным холщовым мешком за спиной. – Уже совсем близко стреляют.

– Раздавят нас здесь, мам, – сказала ей девушка.

– Иди живее! – приказала мать. – Не свои, так немцы раздавят.

Полина пропустила брата вперёд и, положив руки ему на плечи, начала активнее проталкиваться с ним к месту посадки.

На «Маркотхе» надсадно взвыла сирена, загудели машины. Из-под кормы сначала мягко и медленно, а затем всё жёстче и стремительнее поползли бурлящие потоки воды, разбиваемые бежевыми струями морской пены. Капитан с мостика грозно проорал в громкоговоритель:

– Назад, товарищи! Судно переполнено. Всем места не хватит. Не задерживайте нас! Чем скорее мы уйдём, тем раньше вернёмся за остальными.

Услышав эти слова, толпа с удвоенной силой ринулась вперёд. Самые отчаянные пытались запрыгнуть на перегруженный борт прямо с берега, но ухватиться за леера и канаты удавалось не всем. Многие, стукнувшись о покатый фальшборт, соскальзывали и падали в море. Видя, что его призывы бесполезны, капитан в ярости прокричал матросам, стоящим на полубаке: «Руби носовые!»

После нескольких крепких ударов топорами концы корабельных канатов беспомощно провисли в широкие волны. Сотни людей оглушительно взвыли от отчаяния. Втащить трап даже не пытались – на палубе не было места, а на нём самом, тесно прижавшись друг к другу, всё ещё стояли люди. Никто не сошёл с шаткого мостка, даже когда стало ясно, что корабль отходит.

Пропасть между причалом и бортом «Маркотха» резко расширилась. Конец трапа соскользнул с берега и со скрипом провалился вниз, подняв высокий фонтан брызг и стряхнув в бугристые волны кричащих от испуга людей. Те, которые стояли ближе к борту, успели зацепиться за леера. Другие беспомощно барахтались в воде, выкрикивая проклятия и умоляя, чтобы их забрали. Спустя секунду ещё около сотни человек полетели в воду с пристани под напором обезумевшей толпы, увидевшей, что судно отходит, и резко подавшейся вперёд. Кто-то пытался плыть следом в надежде, что его заметят и подберут, но, отстав, поворачивал назад.

– Один корабль уходит! – крикнула Полина. – Остался последний.

Она и мать стали ещё напористее работать локтями в оживившейся толпе.

– Смотри, Новицкие… – приостановившись и кивнув головой в сторону, сказала Полина матери. – Тётя Таня с Нинкой.

– Давай к ним… – подтолкнула её мать. – Вместе нам будет легче.

Те уже сами заметили Щербаковых и начали продвигаться в их сторону. Поскольку две семьи были знакомы уже довольно давно, дети знали друг друга с младенчества. Андрей, старший брат Нины и Вити, был хорошим другом Полины. Девушки часто встречались и проводили вместе время. Мать Полины и Вани Анна Васильевна работала хирургом в Городской больнице номер один Новороссийска, а отца арестовали в тридцать шестом году, и дети его почти не помнили. Татьяна Петровна – мать Андрея, Нины и Вити – преподавала математику в школе номер семь, а их отец – Дмитрий Николаевич – недавно перешёл на руководящую должность в Управление морского порта.

Квартиру в старинной трёхэтажной башне на Октябрьской площади Новицкие получили незадолго до войны, а Щербаковы всю жизнь прожили в одноэтажном доме в посёлке Станичка на западной окраине Новороссийска.

Совсем непохожие друг на друга семьи дружили давно и увлечённо. Вместе справляли праздники, ходили в кино и горные походы. Вкус ароматных шашлыков на вершине Сахарной головы, ночные купания в Абрау-Дюрсо, надрывные плачи шакалов в чёрных скалах под Геленджиком, багровые разливы закатов над Навагирским хребтом и бриллиантовые россыпи звёзд, которые можно было рассматривать ночью, высунув голову из палатки, прочно связывали их.

Потом началась война. Андрея забрали на фронт сразу после выпускного, а остальные остались дожидаться победы в Новороссийске. Только её всё не было, а сегодня, 8 сентября 1942 года, рано утром по городу разнеслась весть, что фашисты уже прошли Глебовку и скоро появятся на центральных улицах Новороссийска…

– Таня, Нина, вот вы где! – издалека закричала Анна Васильевна. – Идите к нам! Последний корабль остался! Пойдёмте вместе!

– Забери Нину, Ань, – попросила Татьяна Петровна, протискиваясь к подруге. – Уходите без меня! Мне надо вернуться.

В её заплаканных глазах стояли слёзы.

– Куда ты?! А Витька ваш где? – начала торопливо расспрашивать Анна Васильевна.

– Дома он остался. Сказал: «Не жди меня, мамочка, уходите с Нинкой, я только матросам помогу и догоню вас». Я слышу, немцы уже совсем близко стреляют. А его всё нет и нет. Постою ещё, подожду.

Повернувшись к дочери, она добавила:

– Иди с тётей Аней. Если мы с Витей не успеем на корабль, постарайся найти Андрея в Геленджике, он вроде там сейчас. Скажи, что мама с Витькой остались в городе, у них всё хорошо. Пусть не волнуется.

В этот момент внезапно оживившаяся толпа резко оттеснила говоривших женщин в сторону и быстро потащила девушек и Ваню в сторону пристани.

– Дети, не ждите меня! – прокричала им вслед Анна Васильевна. – Если сможете попасть на корабль, спасайтесь сами! Держитесь вместе! Смотрите, чтобы Ваню не раздавили…

Последние слова исчезли в нарастающем гаме, и Полина, как ни высматривала мать поверх голов, не смогла увидеть её.

– Ладно, пошли вперёд! – наконец крикнула она вцепившимся в неё с обеих сторон Нине и Ване. – Надеюсь, она сможет подойти к кораблю в другом месте.

Втроём они устремились к трапу «Суджука», с трудом пробираясь среди напирающих со всех сторон людей.

– Тётя Таня сказала, что Андрей в Геленджике? – в какой-то момент спросила Полина у Нины.

– Да, в триста пятом батальоне, – перекрикивая гул сотен голосов, ответила подруга, шедшая сзади. – Вчера письмо получили.

Искры радости загорелись в Полининых глазах. Она украдкой прикоснулась к висящему у неё на шее на толстой белой нитке тонкому медному колечку, которое подарил ей перед расставанием Андрей, и бросила взгляд в сторону «Суджука». Его облупленный борт казался теперь не таким далёким и недостижимым, как до встречи с Новицкими.

– Надо спешить! – выпалила она. – Иначе точно места не хватит. Корабль уже и так почти полный.

Но с каждым шагом толпа смыкалась плотнее. Полина всё яснее понимала, что им не удастся попасть на транспорт. Слёзы выступили на её глазах.

– Ничего не получится! – с досадой прокричала она Нине. – Нам здесь не сесть!

– Полина, Нина, – вдруг заговорил Ваня, – помните, как мы лазили с Андреем по канатам? Смотрите…

Девушки взглянули туда, куда показывал мальчик. С кормы «Суджука» на пристань был переброшен толстый канат. По нему отчаянно карабкались несколько человек. Кто-то срывался в море, но кому-то удавалось зацепиться за борт. К тому же на юте пока ещё не было такой сильной давки, как на носу.

– Другого выхода нет, – сказала Нина. – Пойдёмте попробуем.

Ваня первым протиснулся к огромному поржавевшему палу, на который был накручен толстый морской канат.

– Главное – не бойтесь! – ободрил он девушек. – Надо зацепиться руками и ногами, повиснуть вниз головой, – он запрыгнул на канат, как, видимо, учил его Андрей, – и в таком положении подниматься вверх.

Ваня начал ловкими рывками продвигаться к борту. Полина и Нина последовали за ним. У лееров их встретили матросы и помогли взобраться на палубу.

– Отчаянные вы девицы! – усмехнулись они. – Сюда так не каждый мужик залезает…

Анна Васильевна догнала Татьяну Петровну в том месте, где заканчивалась толпа.

– Таня, подожди! – крикнула она. – Ты с ума сошла?! Туда же нельзя возвращаться.

– Витька в башне остался. Нужно его забрать, – ответила та, ни на секунду не замедляя шаг.

В этот момент несколько тёмно-зелёных фигур появились из-за угла крайнего дома на улице Рубина и уверенно пошли прямо в сторону женщин. Увидев их, Татьяна и Анна застыли в растерянности посреди опустевшей рыночной площади. Первой взяла себя в руки Щербакова.

– Уходим, быстро! – твёрдо проговорила она и попыталась взять Татьяну за руку.

Новицкая оттолкнула подругу и с яростным криком «Витя, сынок!» бросилась вперёд. Шедший впереди гитлеровец выпустил короткую очередь из автомата. Женщина схватилась за живот и упала на землю. Убедившись, что опасности она не представляет, солдаты быстро прошагали мимо.

– Мой Витька! Что же с ним?.. – истекая кровью и быстро бледнея, повторяла Новицкая в лицо склонившейся над ней Анны Васильевны.

Вслед за солдатами из-за угла, дребезжа гусеницами по горячему асфальту, выкатился танк. Набирая скорость, он двинулся по набережной прямо на сидевших посреди дороги женщин.

– О боже! – вскрикнула Щербакова. – Таня, надо вставать! Живо!

Но та уже не могла самостоятельно подняться. Оставалось лишь схватить подругу за руки и попытаться оттащить на обочину.

Анна Васильевна не успела. Обдав спёртым запахом сгоревшего топлива и раздавив гусеницами ноги Татьяны, танк остановился прямо перед Каботажной пристанью, заполненной людьми, и выстрелил. Набережная содрогнулась от оглушительного взрыва. Столб огня, пыли и кусков вывороченного асфальта с грохотом поднялся в самом центре людского столпотворения. Разорванные тела и обезображенные трупы повалились в стороны.

Из всех переулков, выходящих на набережную, как и с улицы Рубина, выбегали немецкие отряды и выкатывались, лязгая гусеницами, всё новые танки. Началась паника. Люди стали разбегаться, но повсюду натыкались на плотный огонь. Не давая никому уйти и едва успевая менять магазины в автоматах и патронные ленты в пулемётах, гитлеровцы принялись расстреливать мирных жителей.

Экипаж «Суджука» поспешно обрубил концы, и транспорт отчалил. Однако к тому времени, когда набережная была усыпана трупами, судно успело отойти от пристани всего на несколько кабельтовых. Давя окровавленными гусеницами тела убитых, танки начали стремительно преследовать корабль по берегу.

Едва транспорт развернулся между молами и лег на ровный курс к Дообскому маяку, к выходу из Цемесской бухты, грянули выстрелы. Два снаряда плюхнулись в воду, а последний – попал в цель. Взрывом разворотило палубу, убитые и раненые попадали за борт.

Экипаж начал неуверенно и безрезультатно отбиваться из нескольких автоматов ППШ и единственного пулемёта ДШК на корме. Танки же пристреливались всё лучше и лучше. Помятые железные борта сотрясли ещё несколько мощных взрывов, и судно стало медленно крениться на правый борт.

Почувствовав, что палуба под ногами заходила ходуном, Полина испуганно вцепилась одной рукой в леер, другой – в Ванино плечо. Но брат вырвался и крикнул:

– Не держись ни за что, судно тонет! Прыгай в воду! Быстрее!

И, никого не дожидаясь, вскарабкался на сильно поднявшийся над поверхностью моря левый борт и бросился с него вниз головой в волны.

Вынырнув и выплюнув воду, он опять закричал:

– Прыгай за мной! Утонешь!

Нина подскочила к Полине и, схватив её за руку, скомандовала:

– Давай за ним!

А потом добавила:

– Здесь нельзя оставаться! Корабль перевернётся, и нас засосёт в воронку вслед за ним!

Полина, почти не умевшая плавать, не могла набраться смелости отпустить надёжный и спасительный, как ей казалось, поручень. Тем временем в воду прыгало всё больше людей. Пересилив себя, Полина отпустила леер и полезла за Ниной на уже почти вертикально вздыбленный левый борт. Едва они оказались на нём, как в корму ударил очередной снаряд. Взрыв выбросил в море их обеих и ещё нескольких человек.

«Суджук», распоротый взрывами, изрешечённый вдоль и поперёк, опрокинулся вверх килем. Надстройки, ударившие по волнам, выбросили в воздух широкий фонтан брызг. Неровно покачиваясь, массивный железный корпус начал стремительно уходить на дно, выдавливая изнутри крупные пузыри воздуха.

Оказавшись глубоко под водой и открыв глаза, чтобы осмотреться, Полина увидела, как толщу морской воды внезапно проткнули пучки длинных молочных полос. Это немцы начали стрелять из автоматов с берега. Одна из таких полос воткнулась в голову Нины, и вокруг неё тут же расплылось густое багровое пятно, взбурлённое вырвавшимся из груди воздухом. Оставляя за собой струящийся кверху красный след, Нина пошла ко дну.

Полина вынырнула, резким движением головы смахнула с глаз мокрую чёлку и огляделась: спасшиеся с «Суджука» люди пытались вплавь добраться до берега. Немецкие солдаты стояли цепью по колено в воде и расстреливали всех, кто подплывал к ним на расстояние прицельного выстрела. Море у городского пляжа было багровым от растёкшейся крови, но обезумевшие люди продолжали один за другим плыть к берегу.

Оглушённая взрывом, растерявшаяся Полина, поддавшись общему движению, как и все, поплыла к пляжу, надеясь спастись, хотя не видела ни одного человека, кому бы удалось живым выйти из воды. Вдруг она почувствовала, что кто-то её крепко схватил за ногу.

Это был Ваня.

– Назад! – прокричал он, захлёбываясь на высоких волнах. – Туда нельзя!

– А куда можно? – спросила Полина, пытаясь освободить ногу.

– От них, в другую сторону! – не отпускал её Ваня. – У берега нас убьют.

– В открытое море? – не понимала Полина. – Мы же там утонем.

– Надо уплыть как можно дальше отсюда, переждать и вернуться.

– Не смогу! – отбиваясь, кричала Полина. – Я утону! Отпусти меня!

Но Ваня, изловчившись, схватил её за волосы и потянул за собой. Полина закричала от боли и несколько раз попыталась ударить брата, но он, несмотря на её отчаянное сопротивление, продолжал тащить её прочь. Уставшая и подавленная, она наконец подчинилась.

Когда они доплыли почти до центра бухты, Полина заметила неподалёку ещё нескольких человек, поступивших так же, и мысленно поблагодарила младшего брата.

– Сейчас медленно поплывём в сторону Станички, – сказал Ваня.

– Это же далеко! – с ужасом возразила сестра.

– По-другому нельзя. Здесь нас везде убьют. Если устанешь, ложись на спину и глубоко дыши. Так можно отдохнуть. Мы с ребятами всегда так делаем, когда плаваем далеко.

– Хорошо, – сказала Полина, – попробую.

Расстреляв последних людей с «Суджука», подплывших к берегу, фашисты рота за ротой разбрелись расквартировываться в захваченном городе.

Над морем начало смеркаться. Воздух заметно посвежел. Полина сильно устала и замёрзла. Ей всё сложнее становилось держаться на усиливающихся волнах. Кроме того, она уже наглоталась горько-солёной воды.

– Пора, – наконец сказал Ваня, – вроде все ушли. Надо выбраться на берег около леса. Там будет проще спрятаться.

Собрав последние силы, Полина попыталась оттолкнуться от свинцовой воды уставшими ногами, но они уже едва слушались. Сильно заболела спина, повреждённая в самом начале войны осколками авиабомбы. Ваня тоже очень устал. Помогая друг другу, они с большим трудом доплыли до берега. Около получаса, пока совсем не стемнело, брат с сестрой пролежали не двигаясь на остывающем вечернем берегу.

Передохнув и собравшись с силами, стали пробираться через лес домой, в Станичку. Несколько раз они видели, как за чёрными силуэтами деревьев по дороге проносились мимо них немецкие мотоциклисты, проезжали по направлению к Станичке фашистские машины и танки. Отовсюду раздавались непонятные команды и звучали военные марши. Где-то разговаривали на своём гавкающем языке и громко смеялись немецкие солдаты.

«То, что ещё сегодня утром казалось далёким кошмарным сном, уже произошло в действительности…» – подумала Полина. Новороссийск захвачен фашистами. Они теперь – по другую сторону фронта. Как бы стремительно в последнее время ни приближалась к ним линия наступления немецких войск, всё время казалось, что она остановится раньше, чем дойдёт до дверей их дома. Вопреки всякой логике, Полина верила в это. Верила, что никогда не заглянет за ту линию, – просто потому, что не хотела заглядывать за неё. Она и сейчас, несмотря на горькую очевидность происходящего, отказывалась осознавать, что вместе со всей своей семьёй уже стала пленницей оккупантов.

У калитки их встретила мать и тут же заплакала.

– Слава богу, вы живы, мои родные! – говорила она, по очереди обнимая детей.

– Ваня спасся сам и спас меня, – тоже не сдерживая рыданий, сказала Полина, нежно гладя брата по ещё мокрым волосам.

После короткой паузы она отстранённым, как будто не своим, голосом добавила:

– Нину застрелили в море.

– И Татьяну Петровну танк раздавил… – с горечью прошептала Анна Васильевна.

Ваня не проронил ни слова. Ещё долго после того как мать и сестра зашли в дом, он сидел на берегу и неотрывно смотрел в сторону города, окутанного пламенем пожаров и густыми шлейфами чёрного дыма…

Глава 3

Вечернее небо над Мефодиевкой, восточным пригородом Новороссийска, было плотно заложено густыми матовыми облаками. Затаившаяся за ними жёлтая луна скупо освещала обезлюдевшие улицы. Доносились орудийный гул и треск пулемётных очередей.

Капитан первого ранга Георгий Холостяков с группой автоматчиков на двух автомобилях пробирался к линии фронта узкими переулками. Пару часов назад ему, командиру местной военно-морской базы, позвонил командовавший Новороссийским оборонительным районом генерал-майор Григорий Петрович Котов.

– Плохи дела, каперанг… – проговорил он мрачным упавшим голосом. – Немцы уже заняли вокзал и идут в восточную часть города, как раз в вашу сторону. Отбросьте их там.

– Извините, товарищ генерал-майор… – не в правилах Холостякова было возражать вышестоящим командирам, но ситуация требовала предельной ясности. – У меня больше нет ни одной роты. Единственная воинская часть здесь – штаб моей базы.

– Сейчас ни у кого нет людей, – с сожалением, граничащим с плохо скрываемым раздражением, процедил в трубку Котов.

Однако, тут же изменив тон, твёрдо скомандовал:

– Делайте, что хотите, Георгий Никитич, но заткните эту брешь чем угодно.

Положение действительно было критическим. Холостяков приказал собрать всё имевшееся в штабе оружие. Через несколько минут адъютант доложил, что удалось найти семь пистолетов, двадцать три автомата ППШ, немного гранат и несколько ящиков патронов. Холостяков отобрал среди личного состава двадцать два человека и приказал разобрать оружие. Один автомат и пистолет взял сам.

На «полуторке» и «эмке» собранный на скорую руку отряд двинулся в сторону Новороссийска через Мефодиевку, уже оставленную жителями. Холостяков слабо представлял себе, что именно теперь делать. Обстановка была очень неясной, а напрасно рисковать и уж тем более погибать не хотелось.

На Стандарте, промышленной окраине Новороссийска, командир приказал оставить автомобили и, развернувшись боевым порядком с охранением впереди и на флангах, двинуться на контакт с противником. Короткими перебежками, прикрывая друг друга из-за рассечённых осколками деревьев и обрушившихся после частых бомбёжек домов, вчерашние тыловики неуклонно приближались к линии фронта. Никто из них до сих пор не мог поверить, что она так стремительно дошла до этого тихого приморского города через пол-Европы.

Эти улицы были хорошо знакомы Георгию Никитичу. В самом начале войны его перевели сюда из Севастополя на должность начальника штаба Новороссийской военно-морской базы. В её задачи входило морское снабжение советских войск под Одессой и в Крыму. Штаб располагался как раз на Стандарте, неподалёку от цементного завода «Октябрь». Тогда офицер всерьёз обиделся на вышестоящих командиров, посчитав, что они ссылают его в тыл. Однако, заметив, как быстро и безнадёжно рушится на западном фронте вся советская оборона, он решительно взялся за подготовку своей тыловой базы к неумолимо надвигающимся боям. И оказался прав. В конце августа 1942 года после захвата немцами Одессы, Севастополя и Керчи война пришла и в Новороссийск. Штаб базы пришлось срочно перевести в село Кабардинка – на девятый километр к востоку от города.

Холостяков до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что по этим так хорошо знакомым ему улицам нельзя идти в полный рост и спокойно останавливаться, где захочешь. Все они были сплошь изрыты воронками и перегорожены завалами разрушенных домов. Даже на месте бывшего здания его штаба темнели руины после прямого попадания авиабомбы.

– Хальт! – внезапно донеслось из-за железнодорожной насыпи, и в ночном полумраке мелькнули едва различимые многочисленные тени.

Отряд Холостякова тут же открыл огонь. Немцы рассредоточились и залегли за железной дорогой. Только сейчас русским бойцам стало понятно, какую невыгодную позицию они заняли из-за своей поспешности. Позади них предательски тянулись лишь стены домов и высокий каменный забор, не оставлявшие никакой возможности для укрытия. Но отходить уже было поздно – немцы открыли ответный огонь из-за насыпи. Завязалась ожесточённая перестрелка. Клёкот пулемётных и автоматных очередей, разбавляемый одиночными пистолетными выстрелами, с дробным цоканьем разносился по улице.

Вдруг Георгий Никитич почувствовал тупой удар у пояса, где висел запасной диск ППШ, отлетел назад и ударился затылком о стену. В глазах у него всё поплыло…

В размытом мерцании теней он увидел прогрохотавший по железной дороге бронепоезд «Черноморец», уходящий из его родной белорусской Речицы за Днепр вслед за последним красноармейским эшелоном.