Человек Неба

Если нас награждать, то инженеру – сидеть (в тюрьме). Поэтому решили дело закрыть.

Чуть позже Гена Никифоров, старший штурман отряда, через наше руководство придумал наградить нас “За выдающиеся успехи по безопасности полётов“, и наградили 50 рублями, то есть по 10 рублей на брата.

Пока нас ещё не наградили, а день выдался напряжённым. Сотовых телефонов ещё не было, и моя жена ждала ребёнка и ещё моего возвращения. Я уже должен был прилететь.

Поэтому приняли решение идти и расслабляться у меня.

Мы снимали квартиру почти в  центре. Люда почти не удивилась, что я пришёл не один, и лишних вопросов не задавала. Что-то мы в магазине купили, а что-то ребята притащили.

Моя жена-молодец быстро стол организовала, и первый наш тост был за безопасность полётов и чтобы всем всегда так везло. Вроде тогда я и рассказал ей, что было.

Потом нам дали внеплановый выходной и потом мы снова летали.

Привалов Юрий Сергеевич через год попал в ещё, на мой взгляд, более тяжёлую ситуацию. Он летел проверяющим, а за штурвалом был В. Лемехов. Во время набора,– произошло разрушение части лопаток двигателя, и эти лопатки включили реверс, т.е. обратную тягу.

Представьте себе: один двигатель тянет вперёд, а другой – назад. Приборной доски вообще видно не было из-за вибрации, скорость резко падала, и разворачивающий момент был огромен, но они успели выключить этот двигатель и благополучно сесть.

Юрий Сергеевич Привалов умер в Твери в 2008 году.

Про проверяющего Муравьёва Вячеслава Фёдоровича знаю, что умер в январе 2011 года…Вечная память!

Бортовой механик Женя Зинченко сейчас тоже давно уж пенсионер. После этого случая он нас называл “соучастниками”– Привет, соучастник!

Олег Пименов очень удивился, когда я поздравил его с 25- летием этого события. Мы потом с ним ещё года 3 вместе летали и наших детей вместе растили.  Олег уже на пенсии с 10 года. Полетал он Командиром на Ту-134, потом на Боинге 737-500, а потом немного состарился и на пенсию ушёл.

65084 порезали в Архангельске в марте 2008 года. Его модель мне подарили к 25 годовщине тех событий, и я её поставил на книжную полку – любуюсь и чувствую себя много лучше, когда совсем плохо. Парни, что модель делали, денег не взяли. Сказали, что за честь считают эту модель для меня сделать.

Меня списали в 2004 году. Болезнь оказалась страшной, но я ещё работал, а с 2012 года, 25 сентября, я стал МПО (молодым пенсионером окончательным).

Как практика показала, это был единственный случай, когда мы отыграли ту пару секунд, что подарила нам жизнь.

Ребёнок по имени Оля и Саманта Смит

Приближался март. Люда должна была родить. 4 марта у меня был выходной, и мы собрались в кино. Только собрались, как Люда и говорит “Ой, кажется я сейчас рожу!” Я ей и говорю, давай быстрей, чтобы в кино успеть (конечно же, в шутку). Отвел я её в больницу и стал ждать. Ждал, ждал, а она всё не рожает. Я пошёл спать – утром Москва, а она ещё всё не родила. Утром тоже. Я и диспетчеру сказал, чтобы он ситуацию контролировал, но и на обратном пути она ещё не родила. Не родила Люда и вечером, и я уже совсем отчаялся и уже решил, что процесс беременности у моей возлюбленной, наверное, вечен, и с этой мыслью лёг спать. Утром уже безо всякой надежды я позвонил в роддом. Родилась девочка, нормального габарита и веса. Я был рад. Я, между прочим, девочку, похожую на её маму, и хотел.

В июне мы купили с Людой квартиру в самом центре города и у самого стадиона “Труд”. Конечно, первый взнос нам помогли осуществить наши родители. Скарба у нас почти не было, и на двух "Жигулях" нас перевёз мой экипаж. Лифт был разумно отключен, и мы сделали по два-три подъёма наверх, девятый этаж.

Спасибо М. С. Горбачёву, это он поднял вопрос, что учителя так плохо живут. И ждали мы своей очереди, не имея ничего, всего месяцев девять! А у меня ещё даже и прописки не было.

Всё: любимая работа есть, любимая женщина с моим ребёнком тоже есть. Даже квартира есть. О чём ещё мечтать?

 Север есть Север. Снега много, а солнца мало. Правда, две недели в июле было лето, и мы купались в Двине, а потом было снова холодно. В августе мы всегда ходили или летали за грибами. В Мурманске недалеко от стоянок их полно. И в Нарьян-Маре их тоже полно. Только на Севере я собирал грибы, в других регионах я их отыскивал.

Зимой мы катались на лыжах по Двине. А из окна нашего дома был виден стадион “Труд“, где проводились все чемпионаты по хоккею с мячом и наши всегда побеждали.

Все эти игры я в окно наблюдал. На этом стадионе я всегда бегал, при любой погоде. Один раз надо было к врачу лётного отряда между вылетами успеть, и я побежал к ней. Было прохладно –30 и она, увидев это, испугалась, что я отморожу лёгкие, поэтому позже мною было введено ограничение по бегу –20. Но холодный душ был обязательным, поэтому я кроме редкого насморка ничего не знал.

Зимой-весной меня отправляли в Крым, санаторий. Я рисовал там море и даже начинал купальный сезон, и ходил на политинформации по вечерам. Тема холодной войны меня просто будоражила.

Мы, победившие в страшной последней Войне и давшие мир, выглядели каким-то страшилищем в глазах всего остального мира. Честно говоря, мне было наплевать на весь остальной мир, но было обидно, что эти дикари не знают своего благодетеля. Я думал так. Я не мог понять, как можно плохо о нас думать. С такими мыслями я прохаживался по пирсу и увидел небольшой корабль “Саманта Смит“. Эта девочка из США приехала к нам, чтобы просить взрослых не допустить новой войны и, хотя это и был больше пропагандистский шаг, выглядел он искренне.

Через несколько лет частный самолёт, на котором летела эта девочка, разбился где-то в США, но память о ней осталась…

А вообще, я всё время рисовал. Самолёты, машины, подводные лодки и танки. Меня сажали на первую парту. У меня отбирали всё, но я продолжал совершенствоваться в рисовании. Одна девочка из нашего класса не только заступалась за меня и давала бумагу для моих рисунков, но писала за меня сочинения. Я написал единственное сочинение сам! Поскольку оно было единственным, то я его даже запомнил и именно его написал на вступительном экзамене по русскому языку.

Когда я уже полетал, то вдруг явственно осознал, что мне очень далеко до моего отца, который в совершенстве рисовал море, парусные корабли, лес и всё прочее. В то время я считал, что море могут писать только Айвазовский и мой отец. Может потому, что таких ещё не было. Кстати, его внук К. К. Арцеулов впервые вывел аэроплан из штопора в 1916 году!

Мне было неловко, что мой отец недосягаем для меня. В этой области так и остался.

В году 86-м я поехал в Ялту. Начал рисовать море там. Мне понравилось. Понравилось добровольно и моим товарищам. Я гордо притащил все мои рисунки моему отцу. Их было штук пять. Из всех рисунков отец обратил внимание только на один. На следующий день был день открытых дверей в Академии Художеств (Институт имени Репина) и я пошёл туда. Преподаватели также оценили ту самую акварель и сказали, что мне надо учиться. Учиться в Академии у меня времени не было, потому что я летал.

Решил учиться сам. Для этой цели я купил в подвалах того института гипсовую голову древнего грека у голодных студентов, всего за 10 рублей, и притащил её в Архангельск. Голову повесил на шуруп, ввинченный в стенку и начал рисовать. Рисовать гипсовую голову –сложно. Сложнее, чем с натуры чью-то голову.

Вы не думайте, я гибсовую голову и в диметрии нарисовал, но маленькая Оля подрисовала глазки…

Вообще, л

юблю смотреть на картины. У моего папы открытки с картинами есть. Можно даже в музеи не ходить.

Вначале, конечно, меня и в Русский музей и в Эрмитаж водили, чтобы я к истинному искусству приобщался. Я и приобщался. Воспитывали меня на классике. Её я и любил.

Однако, отучившись в школе и в Академии, продолжал посещать выставки и музеи изобразительных искусств. Причём в нашей стране везде. Иногда даже по нескольку раз. Раз в городе Минске в одном музее я встретил статую, очень похожую на мою жену, чем вызвал подозрение у работников музея, потому что я приходил к статуе уже второй день! (Наш самолёт ремонтировали, и было время на музеи.)

Потом Центральный выставочный зал добавился. Я посмотрел молодых прибалтийских художников и очень расстроился. Они так самовыражались, что напрочь физику забыли. Или рассчитывали,  что посетители её вообще не знают.

Добил меня Этнографический музей своею выставкой художников из Польской Народной Республики. Если вы когда-либо были в питерских проходных дворах, то, должно быть,

помните запах Агдама, причудливо пересекающимся с запахом общественного туалета под открытым небом и с настенным изображением неприличных картин, выполненных белым мелом  или куском угля. Вот один польский художник поместил свою очень неприличную картину и озаглавил её  “Любовь Адама”. В отличие от проходных там не было написано нехороших слов. Но зрители восхищались! В книге отзывов появлялись записи о благодарности питерских зрителей к польскому живописцу. Я не выдержал этого ужаса и в книге отзывов оставил запись о том, что художнику следовало бы предъявлять справку из псих. диспансера о его психическом здоровье.

После этого я кроме Академии художеств, Русского музея и Эрмитажа больше никуда не ходил в Ленинграде.

Раз была выставка Ильи Глазунова. Я потратил четыре часа в очереди, но был счастлив узнать, что не перевелись художники на Руси.

Если была возможность, то во время смен старался посмотреть галереи в других городах.

Так, будучи в Москве, я отправился в Третьяковскую галерею. По-моему, очереди не было, по крайней мере,  я просочился.

В одном из залов был "Чёрный квадрат" К. Малевича.

Тишина. О пол шкрябают ноги, а посетители шуршат бумагой и что-то пишут, как на диктанте.

Я осторожно на цыпочках, чтобы не помешать, заглядываю и, наконец, вижу Чёрный квадрат. Ни хрена себе! Мой в то время ребёнок нарисовала розовый детский прямоугольник. А в углы посадила четыре ромашки!

Когда я спросил, ещё не предполагая, как рисовал Малевич, что они там пишут, то он скорбно, как на дебила, посмотрел на меня и также с остервенением продолжил свою писанину…

Я думаю, что своей работой Малевич отразил своё отношение к тем мазилам, что портят холсты и бумагу, а потом пытаются втюхать свою мазню под видом  высокого искусства.

Сильно расстроенные люди

Раз полетели мы в Сочи. Даже помню, что самолёт был с бортовым 65096. Когда мы заходили на 06 полосу, ложно сработала курсовая планка, и будучи молодым и глупым я поддался на провокацию и дал команду на четвёртый разворот, это когда мы на посадочную прямую выходим.

Уже развернувшись градусов на 30–40, я сообразил, что срабатывание ложное и самолёт был выведен из крена, и мы нормально сели.

Мы уже расположились в профилактории, успели искупаться и поужинать, и распластаться на скамейках для табакокурения, а наиболее знойные отправились на “горку любви”, под пальмы.  А я сижу и переживаю, что не сразу заметил то ложное срабатывание, а солнце продолжает садиться за горизонт. У нас ещё два захода солнца в наличии и настроение радостное.

Вдруг вижу, что из столовой выходит мой бывший однокурсник с опущенной головой и ужасно расстроенный.

– Привет, Серёга!

– Привет, Лёха!

Шесть лет не виделись   после окончания Академии!

В двух словах рассказали друг другу о новостях. А он мне и рассказывает о горе своём.

Летал он в Правительственном отряде, и летел с ними член правительства на партийную конференцию, а может, и не на конференцию.

В том Правительственном отряде штурман должен был сообщить расчётное время открытия дверей, чтобы встречающие его другие правительственные и не очень правительственные члены могли морально лучше подготовиться к предстоящей встрече.

То ли диспетчер позабыл, что заходит литерный, то ли обстановка не позволяла, в общем опоздали с открытием дверей на несколько минут, и Серёга переживал, а я удивлялся.

Через много, много  лет мы тоже   летели с очень важной персоной.

На вопрос диспетчера о времени открытия дверей я сказал, что не знаю, а посадка будет во столько-то. Зачем лишние переживания!

Пропуск

 Для прохода на кондитерскую или какую-другую фабрику во все времена требуется пропуск. Пропуск требуется в бассейн, транспорт, а также другие важные места.

Ещё когда я учился в Академии на первом курсе, нас иногда ставили на проходной проверять пропуска. Это считалось заданием- нарядом и мы молодые безусые слушатели старались, как могли. Стоя на столь ответственном посту, я не отвлекался на всякие мысли, однако мысли стали перевешивать, и к концу наряда я начал осмыслять то, что я увидел. А видел я вещи, казалось бы, совершенно заурядные, но, как практика покажет, очень полезные психологические штучки. Так, к примеру, иные проходящие мимо меня люди не могут достать пропуска по причине его отсутствия или очень далёкого присутствия, поэтому иные товарищи старались показать мне то пачку сигарет, то ещё что-нибудь. Понимая, что существо,  которое хочет совершить гнусный поступок против родного мне учебного заведения, будет готовиться к нему загодя, и зная в лицо тех, кто не мог извлечь пропуск, я пропускал.

Психологический опыт накапливался. Я уже учился на четвёртом курсе, отлетал преддипломную практику, налёт уже составлял почти 300 часов, я писал диплом, а также любил девушек, а девушки иногда любили меня. В общем, я был счастливым, здоровым, умным и симпатичным баловнем судьбы.

Только я вернулся с преддипломной практики, как мне позвонил мой друг Дима Чубуков (он летал до 2017 года) с предложением сходить в кинотеатр “Ленинград”

и попытаться попасть на нашумевший тогда фильм “Донна-Флора и два её мужа”.

Фильм был сильно нашумевшим, потому что там показывали то, что смотреть было обычно нельзя без соответствующего на то разрешения советских и партийных органов.

Фильм “Донна-Флора и два её мужа “ чуть-чуть смотреть разрешили. В Москве и Ленинграде.

Дима предложил посмотреть этот фильм, а потом выступить с лекцией об этом фильме вместо написания диплома.

Его идея мне понравилась очень. В 9 часов Дима уже стоял в очереди, когда я его нашёл.

Очередь была в метров в 200 и, петляя, уходила в раскрытые двери кассы. Народные контролёры стояли по бокам входа, поэтому чуждые элементы просочиться не могли.

Глянул я на ту петляющую очередь и стало мне очень грустно – мне надо было писать диплом. А Дима был отличником, он мог позволить себе стоять в очередях и писать диплом, а я не мог – не родился ещё тот фильм, чтобы посмотреть который  требовалось потратить более 15– 20 минут. Ну, 30, наконец…

Вдруг боковая дверь кинотеатра открылась, и народ, опрокидывая всё на своём пути, устремился туда. Дима указал мне направление и я солидно, неспешно, нащупав пропуск побрёл туда.

Авиационный  пропуск для прохода на все имеющиеся аэродромы СССР и всего остального мира тогда представлял собой толстокартонную книжицу с красными полосами и нежно голубой обложкой. Он производил очень сильное впечатление на проверявших  документы  и особую гордость для их обладателей.

Первый кордон, состоявший из милиционеров, я успешно преодолел и уже мысленно поздравлял нас с победой, как  бабулька, стоявшая на следующей контрольной линии стала внимательно осматривать мой пропуск. Я спокойно стоял и ждал.

– Это что? – сурово спросила она.

– Как что? – удивлённо отвечал я.

– Это что? – ещё более сурово спросила она.

– Пропуск, – спокойно отвечал я.

– Куда? – не унималась настырная бабулька.

– На аэродром, – спокойно отвечал я.

Она развернула меня на 180 градусов, но пинка не дала, и я с чувством глубокого удовлетворения вышел вон..

Настроение было подорвано, мне было плохо, болела душа. Я был готов мчаться домой и писать диплом.

– Ты что, бросить меня хочешь? – спросил меня Дима и я почувствовал как чувство стыда и омерзения к такой нецелеустремлённой личности стали подниматься и сжигать меня.

В этот момент открылась другая боковая дверь, и народ топая по мартовским и апрельским лужам устремился туда. Я тоже пошлёпал туда.

У дверей стояла молодая женщина и внимательно слушала больших любителей импортного кино. Кто-то  кричал какие-то имена,  кто-то доказывал  связь с администрацией, кто-то ещё чего-то, только мне сказать было нечего. Молодая женщина уставилась на меня с вопросом, мол, что у вас.

Не долго думая, я ответил, что моя тётя работает главной уборщицей кинотеатра и народ расступившись, пропустил меня к двери.  Обратно я уже возвращался с двумя контрамарками – для Димы Чубукова и себя.

В общем. фильм того не стоил, чтобы тратить на стояния в очереди более четверти часа.

Потом я летал.

В Архангельске хорошо росли грибы за стоянками истребителей-перехватчиков.

Чтобы попасть в те места, приходилось ходить за грибами с лётным пропуском. За грибами в Мурманск мы тоже летали с пропусками, хотя к экипажу мы никакого отношения не имели. Тогда “зайцами” было летать несложно.

Жена летала со мной по моему академическому старому пропуску. Я в свой пропуск её фотографию вклеил, и она успешно им пользовалась.

Ещё когда приезжал из Амстердама мой приятель Эдвин с подругой Эльзой, то в Архангельск я их по старому сценарию отправлял. Он после этого говорил, что в России оказалось можно летать и авиастопом,  да ещё и в кабине!

Как-то нам поменяли пропуска, и получив его я заспешил на вылет. Летели в Москву. Шереметьево, причём  со сменой. Смена делалась специально для того, чтобы мы купить то, что в Архангельске было нельзя купить.

Особенно радовался наш второй пилот- он давно мечтал купить стиральную машину “Малютка”. Ему уже её купили. У него недавно родилась дочь! Ему нужно было помочь дотащить по перрону до нашего аэроплана. Вот я и полетел.

Прилетели, поспали, дефицита накупили. Приехали на вылет. Показали пропуска и пошли к вылету готовиться.

Подготовились, а второго пилота нет. Пошёл я на улицу покурить. А на проходной тётя сидит и пропуск с меня требует. Показываю с гордостью, потому, что мне его только поменяли. Тётя, видимо, до того как выйти на пенсию где-то в Бутырке или Лубянке работала, поэтому пропуск вертела долго, что я даже устал ждать. Пока она проверяла мой пропуск, я вспомнил.

Мы как-то, в первый год моей работы, когда я на Ан-24 ещё летал, полетели в город Киров.

По курсу грозы. Начался слалом между этих грозовых очагов, и ничего из навигации, кроме компаса не работало. Для восстановления места пришлось даже воспользоваться очень древним методом восстановления ориентировки. Пусть этим методом я воспользовался единственный раз в жизни, но место своё мы нашли, и уже гроз нет и через десять минут мы будем снижаться. Принял погоду, рассчитал посадку. И так утомился, что понял, что мне нужно покурить. В том экипаже в кабине курить было нельзя, и пошёл я курить в задний багажник, расположенный в хвосте, метрах 20 от кабины, искурил я сигарету за пару минут и в кабину вернулся. Мы снизились и сели. А потом меня Командир и спрашивает, как я так стремительно успел и сигарету выкурить, и до хвоста и обратно  сбегать. Я и отвечаю, что лёгкие здоровыми должны быть. А для этого нужно курить и плавать, ибо только курение ничего кроме вреда не несёт, а в комплексе очень полезно, ибо лёгкие очень сильно развиваются!

Проверила тётя пропуск, и пошёл я курить. Покурил я за пару минут, а обратно эта тётя опять мне вежливо: –Пропуск, пожалуйста!

Показал, а в этот момент наш второй появляется, и я должен ему помочь. “Малютку” тащить, и бдительная тётя опять пропуск проверила!

Идём мы обратно со вторым и стиральной машиной, а бдительная тётя на чеку, и пропуска стала по новой проверять (у меня уж четвёртый раз за  минут 2025!)

– Граница на замке, – чертыхаюсь. Показываю пропуск снова.

Мы уже в Архангельске и снова Полёт!

Я прыгаю по ступенькам проходной, и бывший лётчик, теперь пропуска проверяет, спрашивает меня:

“Лёш, ты хоть пропуск покажи, ведь меняли недавно”.

Показываю. А там печати какой-то не было. Я ведь пропуск не рассматривал, потому что свою физиономию хорошо знаю.

Вот вам и “Пропуск, пожалуйста!”

А в это время Главный мой друг Дима, благодаря исключительным своим мозгам изобретает что-то и с восторгом сообщает мне:

“Алексей, мы заработали минимум 50 000 рублей! (он не отделял меня от себя, но конечно, это были его заработанные деньги, просто такая формулировка).

Чёрта с два тебе их дадут, говорю я. Дима мне объясняет, как пришёл начальник отдела и поставил им задачу, за месяц сделать программу всему отделу. А Дима и говорит, не трогайте меня три дня и три ночи. Я один вам эту программу сделаю. Перемножив количество людей в отделе на их рабочее время, на их месячную зарплату он и получил ту сумму в 50 000 рублей.

За три дня и три ночи с перерывами на питиё кофе и табакокурения Дима отдаёт ту программу. В день заработной платы ему выплатили премию в размере 140 рублей.

Дима купил себе новые зимние башмаки за 60рублей и ещё чего-то зимнее.

Конечно, Дима не испытывал глубокого морального удовлетворения, денег не хватало.

Тогда, он уходит в другую проблемную лабораторию.

Результат был таким же. Правда, его сослали помогать в колхоз, что привело Диму в нервный трепет! Сделано было это с воспитательной целью, чтобы мой гениальный друг не умничал!

После этих событий Дима решил не работать вовсе и во всех бедах винить коммуняг.

“Деньги лежат под ногами, их надо только уметь поднять”.

Я, конечно, ещё молодой и глупый был и разницы между коммунягами или  членами КПСС и коммунистами не видел. Поэтому я всех их коммунистами называл. Потому что в тамошней голове уместиться не могло, как можно своё Я на передний план ставить.

А вообще, тогда у нас теория была. Человек рождается нейтральным. На него оказывает влияние семья и школа, и прочая среда и со временем человек имеет некий круг, определённого  диаметра. Вот внутри этого круга находится ПОРЯДОЧНОСТЬ!!! А за пределами находится ПОДЛОСТЬ!!! Если человек идёт на сделку со своей СОВЕСТЬЮ,

(совесть прыщами гнойными покрывается) то радиус круга уменьшается и НИКОГДА на прежний радиус не вернётся. Бесполезно, поэтому, человека в тюрьму сажать, хотя в любом правиле есть исключения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.