Искушение Агасфера

Людмиле Коноховой – жене, другу, – с любовью и благодарностью

Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда; но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх.

Книга Иова 5:6-7

Автор выражает глубокую признательность члену Союза писателей Москвы поэту Боровкову Валерию Степановичу, любезно предоставившему для художественного оформления книги графические произведения Елены Владимировны Шипицовой из его коллекции.

Особая благодарность – редакции издательства «Печатные традиции» (Гельконович А. Д., Деминский В. Ю., Молотков А. Б.), взявшей на себя труд по редактированию рукописи и изготовлению оригинал-макета будущей книги.

Предисловие – из газет

Сенсация или случай сумасшествия?

Продолжается рассекречивание архивов Управления госбезопасности при НКВД СССР. Как сообщил нашему корреспонденту бывший генерал КГБ, защитник российского Белого дома в 1991 году, Герой России А. Н. Кулагин, обнаружено личное дело некоего жителя Москвы Миркина Агафона Львовича, скромного советского служащего, арестованного в период сталинских репрессий 1937 года по подозрению в причастности к право-троцкистской подпольной организации. Несмотря на жестокие допросы, Миркин категорически отрицал свою антисоветскую деятельность. Когда же пытки стали невыносимы, заключенный признался, что он никто иной, как библейский Агасфер, известный также под именем Вечный Жид. Как явствует из документов, таинственным узником 107-й лубянской камеры заинтересовался лично Сталин и имел с ним продолжительную беседу.

«Секретные материалы» 18 января 1994 годаИз зала суда: Дело «черных археологов»

Мещанский суд Москвы на днях вынес приговор по так называемому «делу черных археологов» – группе лиц из четырех человек, в течение ряда лет занимавшихся несанкционированными раскопками на территории Российской Федерации.

Руководил преступной группировкой Павел Алатский, кандидат исторических наук, автор философского романа «Тень Будды», опубликованного при советской власти издательством «Красная гвардия».

Свою противозаконную деятельность Алатский оправдывал полным отсутствием средств к существованию при наличии жены-инвалида и двух малолетних детей: НИИ, в котором он работал, был закрыт в самом начале ельцинского «дикого капитализма» в связи с отсутствием бюджетных ассигнований, а свою последнюю повесть-хронику о русском мыслителе Чаадаеве он не смог опубликовать из-за засилья на книжном рынке низкопробной массовой литературы.

Эти объяснения Алатский давал во время судебного следствия в промежутках странного возбуждения, похожего на истерический бред: археолог требовал немедленно выпустить его на свободу для встречи с Агасфером, живые мощи которого он якобы обнаружил замурованными в разрушенном Свято-Николо-Тихоновом монастыре подмосковного Кулябина.

– Он ожил! Ожил прямо на моих глазах! – кричал подсудимый. – Мы с ним не договорили!

Он закатывал глаза и начинал биться головой о железные прутья клетки, установленной в зале заседаний.

Судебно-психиатрическая экспертиза признала Алатского вменяемым.

Суд вынес Павлу Алатскому обвинение по ст. 97 УК РСФСР «Присвоение найденного или случайно оказавшегося у виновного государственного или общественного имущества» и приговорил к лишению свободы на 3 года (учитывая деяние, причинившее крупный ущерб государству) с отбыванием срока наказания в колонии общего режима.

Его сообщники получили по году лишения свободы.

«Столичный комсомолец» 16 марта 1994 годаНайден сокамерник Вечного Жида!(Итоги журналистского расследования)

Петру Степановичу Плешакову исполнилось 86 лет, но взгляд его то и дело вспыхивает молодыми искорками, да и память почти не подводит. Мы беседуем с ним в его двухкомнатной «хрущевке» в районе Филей. Сухощавый, подтянутый, он сидит в распахнутой рубахе (жарким нынче выдался июль!), и на груди синеет татуировка крейсера «Аврора», напоминая о матросской молодости…

– Миркин? – переспрашивает он, прихлебывая чай из чашки с изображением президента Ельцина. – Как же, помню, помню… Сперва его посадили в к нам в пресс-хату[1]… Высокий такой был, продолговатый, горбоносый, вроде как еврей, а может и нет… Среди нас он тогда «пассажиром» был, первый раз залетел в «кутузку», не знал, что к чему… Ну, я его подучивал… Чтобы с блатными не связывался, от «опущенных» ничего не брал, ну, и как на допросах держаться… Ты, говорю, булгахтер, так прибивайся к своим, «индивидуалам-интеллигентам», живи в камере по их «поняткам»: «Мы здесь никого не трогаем и в ваши дела не лезем, так и вы к нам не суйтесь…» Петр Степанович добродушно усмехается, вспоминая молодость:

– А я бедовый был, к тому времени тюремные университеты прошел, взят был на скоке[2] Верке путевое колечко подарить. Хороша была, лярва… Прямо как в книжке написано: «В ее тонкой девичьей фигуре… в одностороннем порядке… наблюдалась пышная грудь…»

– Какой он был, этот Миркин? – деликатно возвращаю я разговор в нужное русло.

– Да какой… – Петр Степанович задумывается, вспоминая далекое прошлое. – Большей частью смирный, терпеливый… Чуть что – извиняется… Не ел вообще, свою пайку братве отдавал. Мы его Христосиком прозвали, такое у него было погоняло…

– Вам доводилось с ним беседовать? – интересуюсь я, угощаясь крепким чаем с малиновым вареньем и свежей домашней выпечкой, которую специально для гостя-журналиста готовила дочь Плешакова Лидия Петровна.

– Понятное дело, – отвечает Петр Степанович. – Я его про подпольщиков-троцкистов расспрашивал, вместе с которыми он антисоветчиной занимался, а он все больше про божественное: любите, мол, друг друга, Бог есть любовь… Умственный был мужчина, ничего не скажешь. А потом его увели, и с концами… – Плешаков удрученно разводит руками. – Скорей всего, кокнули его в лубянском подвале, не дожил до суда над правыми уклонистами…

От Плешаковых я вышел с двойственным чувством: приоткрыв очередную завесу тайны над Миркиным-Агасфером, я получил больше вопросов, чем ответов.

И. Гулько, спец. корреспондент газеты «Секретные материалы», 12 июля 1994 годаК вопросу об Агасфере

Согласно легенде, Агасфер во время страдальческого пути Иисуса Христа на Голгофу под бременем креста отказал Ему в кратком отдыхе и издевательски бросил в Него камень. За это ему самому отказано в упокоении смертью, и он был обречен на вечные скитания, дожидаясь второго пришествия Христа, который один мог снять с него зарок.

В легенде этой, по-видимому, отразилось и негативное отношение части христиан к евреям – убийцам Христа и осквернителям «завета с Богом». Евреям, на века лишившимся родины и вынужденным странствовать по свету.

Агасфер – это враг Христа, но в то же время свидетель о Христе, грешник, пораженный таинственным проклятием.

Наш религиозный философ С.С. Аверинцев вполне справедливо отмечает, что структурным принципом легенды об Агасфере является двойной парадокс, когда темное и светлое дважды меняются местами: бессмертие, желанная цель человеческих усилий, в данном случае оборачивается проклятием, а проклятие – милостью (шансом искупления).

Легенда о Вечном Жиде становится достоянием литературы с XIII века. По рассказу английского монаха Роджера Уэндоверского, вошедшему в «Большую хронику» (ок. 1250 года) Матвея Парижского, архиепископ, прибывший в Англию из Великой Армении, уверял, что лично знаком с живым современником и оскорбителем Христа по имени Картафил. Якобы он покаялся, крестился, принял имя Иосиф и ведет жизнь аскета и молчальника, отвечая только на благочестивые вопросы паломников; при встрече с Христом ему было 30 лет, а теперь он каждое столетие возвращается в этот возраст.

Появление Агасфера – высокого оборванного человека с длинными волосами – в 1603 году засвидетельствовали горожане Любека, в 1642 году он приходил в Лейпциг, его видели в Шампани, Бове и других европейских городах.

Однако, к сенсационному заявлению А. Н. Кулагина я бы отнесся с осторожностью, учитывая, что фигура Агасфера носит сакральный характер, являясь персонифицированным воплощением идеи греха и его искупления страданием – при посредстве нравственных установлений Господа Нашего Иисуса Христа.

Священник, автор нескольких книг по истории раннего христианства, доктор исторических наук, диакон Михаил (Мызников).«Секретные материалы», 28 августа 1994 годаМнение писателя

К началу XX столетия практически во всех христианских странах церковь, многие годы до этого определяющая общественную, интеллектуальную и духовную жизнь общества, утратила свои позиции. Вместе с этим, как ни прискорбно, на обочине европейской культуры оказалось и само учение Христа, ранее способствовавшее ее формированию и развитию (чего стоят, к примеру, хотя бы живописные полотна и скульптурные изображения великих мастеров прошлого, созданные на библейские сюжеты). Отчасти именно этим, на мой взгляд, можно объяснить общеевропейский духовный кризис первой половины XX века. Две мировые войны, большевистская революция в России, деспотические диктатуры Сталина и Гитлера едва ли состоялись бы, будь в сознании европейцев активное христианское начало. Едва ли антигуманные, языческие по сути своей, доктрины большевиков и нацистов имели бы успех у христиански настроенных народов; и не случайно тоталитарные режимы всегда стремились искоренить христианскую церковь или, по крайней мере, подчинить ее своему влиянию.

Лично мне близка теория выдающегося философа и мистика Тейяра де Шардена. Этот французский священник-иезуит считал, что уже сам факт веры в Христа подразумевает строго определенное направление развития человечества: с течением веков люди подготавливают себя – через религиозное духовное развитие – к моменту всеобщего слияния народов во Христе. Тейяр считал, что присутствие Бога ощущается в каждой частице сотворенного мира, и что вся эволюция – это постепенное приближение к Нему.

Таких же взглядов придерживался выдающийся священник из Подмосковья Александр Мень. Он полагал, что в жизни каждого из нас рано или поздно происходит встреча с Богом, которая является источником всякого религиозного чувства.

Мень считал, что суть грехопадения заключается в искаженности человеческого мировосприятия, в стремлении человека «стать как Бог», «овладеть силами божества, поставить их себе на службу». По Меню, глубоко антагонистично христианскому учению о человеке и подавление личности коллективом. «Коллектив, подчиненный воле царя-мага, – писал он, – заставляет личность раствориться среди племенного целого, ибо властителям легче управлять массами, нежели личностями».

Все это, по моему убеждению, – исторические предпосылки появления Агасфера в нашей стране на пике сталинских репрессий и жесточайшего террора. Появление его – напоминание о необходимости искупления греха; богоотступники-большевики при общении с Агасфером могли бы понять: их злодеяния будут прощены лишь в том случае, если за ними последует покаяние; покаяние, возвысившее за многие века Агасфера настолько, что он уже в своем многолетнем устремлении приблизился к Богу.

Немаловажно и другое. Сознательно насаждая в стране язычество, чтобы поклонение Богу заменить поклонением Вождю, Сталин не исключал использования мистических сил для закрепления своего культа.

Агасфер как явление оккультное вполне закономерно мог бы заинтересовать Вождя народов; не исключено, что им была предпринята попытка использовать Вечного Жида как своего подручного. Ведь сподвигнул же он бывшего однокашника, а впоследствии известного мудреца-мистика Гурджиева на полную опасностей экспедицию в Тибет, чтобы добыть магический Трон Чингисхана, дающий неограниченную власть над людьми.

Известен и интерес Сталина к Шамбале, этому тайному центру светлых сил, затерянному где-то в Гималаях. Легенды повествуют, что в Шамбале живут мудрецы, хранящие эзотерическое знание, которое дает человеку полную власть над миром. Это место, где осуществляется своеобразная стыковка Земли с Космосом, где «земной шар соприкасается с высшим сознанием». Это духовный центр планеты, надежно укрытый от вторжения непосвященных. На поиски загадочной Шамбалы в сталинские времена был послан одиозный чекист Яков Блюмкин (см. мой роман «Под личиной тибетского монаха», изд-во «Истра»» 1993), туда же направлялись широко известные ныне экспедиции Рерихов, имеющие целью – увы! – не только духовное просвещение человечества (А. С. – там же)…

Сейчас уже не секрет, что Сталин не оставлял без внимания явление Вольфа Мессинга, гипнотизера, экстрасенса и мистика; в последнюю их встречу на Ближней сталинской даче в Кунцеве, куда в январе 1953 года Мессинг прибыл встревоженный и возмущенный сфабрикованным «делом врачей-вредителей», он предсказал Вождю народов его близкую смерть… (См. мой роман «Вождь и Пророк», изд-во «Истра», 1994)

Аркадий Светличный, автор цикла романов «Оккультные тайны», член Союза писателей Москвы. «Секретные материалы», 28 газета 1994 года

Читайте новый роман культового писателя Павла Алатского!

Российский бестселлер! Книга, которую вы давно ждали! Издательство «Рондо» выпускает в свет роман Павла Алатского «Искушение Агасфера».

Странствия по свету Вечного Жида, полные таинственных открытий, опасных приключений и истового служения Христу. Коварные интриги средневековой инквизиции и расправы с еретиками. Поиски бесценных сокровищ ордена Тамплиеров. Философские изыскания французских безбожников-просветителей, беспримерное распутство сановных служителей церкви и обнищание народа, приведшие в конце концов к Великой французской революции и свержению короля Людовика XVI. Наконец, массовые сталинские репрессии в СССР, куда забрасывает Агасфера его судьба вечного скитальца…

Все это – в остросюжетном, захватывающем романе Павла Алатского, написанном в мордовских лагерях.

Он видел Агасфера! Он беседовал с Агасфером! Вечный Жид рассказал ему почти все!

Газета «Книжная полка», август 1999 года

Пролог

Утром пасхальной пятницы 14 нисана, когда солнце отбрасывало длинные тени и воздух замер, Агасфер был среди тех, кто по пыльной каменистой дороге сопровождал Иисуса Назарянина до Голгофы.

При виде избитого, изнуренного смертника, который едва переставлял ноги под тяжестью перекладин креста, что по обычаю положено было осужденному нести на своих плечах к месту казни, – многие в толпе присмирели, а на лицах некоторых угадывалось даже сочувствие. А совсем недавно, при разбирательстве в претории у прокуратора Иудеи Понтия Пилата эти люди кровожадно требовали казни новоявленного Мессии, готовые взять ответственность за Его смерть на себя: «Кровь Его на нас и детях наших! – исступленно кричали они, видя колебания Пилата. – Распни Его!»

На груди обреченного качалась табличка, написанная по приказу Пилата на еврейском, греческом и латинском языках: «Иисус Назарянин, Царь иудейский». Над нею потешались наиболее озлобленные, и Агасфер был заодно с ними: выдающий себя за Сына Божия Назарянин со своими чудесами и проповедями пребывал в горних высях, но при этом разрушил его, Агасфера, жизнь, жизнь простого и смертного человека.

У Эфраимских ворот к черному шествию присоединились женщины Иерусалима, среди которых были Мать Иисуса со своею сестрой, Марфа и Мария, брата которых, Лазаря, Иисус воскресил из могилы, а также Мария Магдалина, после развратной жизни ставшая преданной овцой этого Пастыря.

От их горестных рыданий смертник согнулся еще больше; крупный пот катился по Его изъязвленному терновым венцом лбу, заливая глаза.

Когда вдали показалась похожая на череп Голгофа (чему и обязана была своим названием), – силы, казалось, совсем покинули Назарянина, и он зашатался под своей непомерной ношей.

С воплями сострадания, в едином порыве, к нему устремились женщины, но центурион с обветренным лицом в давних боевых шрамах повелительно отстранил их, однако, приказав при этом иудею из Киренской общины Симону взять на себя груз Иисуса.

– Пусть сам несет! – не удержался Агасфер. – Это нарушение обычая! – И бросил в Назарянина поднятый на обочине камень. – Если он Мессия, если в три дня намеревался восстановить храм Иерусалимский, – то что ему тяжесть креста?!

И тут Иисус обернулся, обратив к Агасферу свой кроткий небесный взгляд:

– Агасфер, – проговорил он. – Ты идешь дорогой Моей смерти, и ликуешь, и гордишься собой, хотя не понял смысла слов Моих. Но когда пойдешь дорогой бессмертия своего – восплачешь и возрыдаешь, и захочешь понять его.

Необоримый страх завладел вдруг Агасфером, члены его заледенели, а язык прилип к небу.

Влекомый толпой, он очутился на вершине Голгофы, бесчувственно, будто во сне наблюдая, как солдаты деловито соединяли положенные на землю перекладины крестов, как содрали с Иисуса цельнотканый хитон, оставив лишь набедренную повязку, и только когда прибитый гвоздями, распятый Назарянин вознесен был на фоне мутного неба, осознание происходящего вернулось к Агасферу, и он выкрикнул:

– Если ты Мессия, так спаси себя! Сойди с креста!

– Отче, прости им, не ведают бо, что творят… – тихо произнес распятый и закрыл глаза, одолеваемый страшными мучениями.

По прошествии времени казнимые вместе с Ним два разбойника все еще стенали на своих крестах, когда Иисус бессильно уронил голову на грудь, прошептав:

– Отче, в руки Твои передаю дух Мой…

Чтобы убедиться, что Он мертв, один из солдат подошел и воткнул копье в грудь Его; Иисус не пошевелился.

И тут Агасфер, убедившись, что все кончено, прокричал в пергаментное, искаженное посмертной мукой, лицо Назарянина:

– Выходит, ты не Мессия! Грош цена твоему пророчеству обо мне!

Часть первая

Восхождение на Голгофу

Глава первая

Время проявлялось в смене сезонов года, дня и ночи, но в памяти оставалось лишь событиями, всколыхнувшими душу.

Ценность жизни придавало осознание неизбежной смерти в конце пути, а мгновенья счастья существовали в прошлом, когда становились воспоминаниями.

Вожделение же пребывало как бы вне времени, независимо от сезона и склонения суток, искушало Агасфера постоянно, зародившись, быть может, в тот момент, когда он коснулся губами напряженного материнского сосца и ощутил ноздрями терпкий мускусный запах женщины.

Благочестивый саддукей, он был обучен грамоте, закончив школу в иерусалимском Предместье, и старался ревностно соблюдать установления веры, предначертанные Моисеем.

Тем не менее, жил Агасфер с тайным грузом своей греховности, ибо в Талмуде было сказано: «Почему идолопоклонники полны вожделений? Потому что они не утверждены на горе Синай. Ибо когда змей приблизился к Еве, он наполнил ее вожделением. Когда же израильтяне стояли у горы Синай, вожделение оставило их. Но вожделение не оставило идолопоклонников, не стоявших у горы Синай».

По ночам, возвращаясь от доступных либо продажных женщин, он при всякой опасности быть узнанным, затаивался в узких улочках Иерусалима и закрывал лицо головной накидкой, более всего опасаясь разоблачения перед единоверцами в причастности к идолопоклонничеству.

– Агасфер, – укорял его рассудительный сапожник Иосиф, у которого он снимал в Нижнем городе каморку. – Ты напоминаешь пресыщенного, который, надкусив яблоко, бросает его и тут же тянется за следующим.

– Господь каждому дал свое предназначение, – шутливо пытался возразить Агасфер. – Твое предназначение – шило и дратва, а мое – женские прелести.

– Но от моего предназначения появляется обувь, а от твоего лишь пот и стоны ненасытных и бесплодных гетер. Даже племенной бык полезнее тебя, потому что от него происходит потомство.

Сознавая глубокую правоту этих слов, вечером перед седером, когда по предписанию Талмуда прекращаются всякие работы, а молоток перестал стучать на половине Иосифа, Агасфер истово молился, стоя коленями на земляном полу в убогом своем пристанище и каясь в грехах, а на другой день в храме Иерусалимском принес в жертву белого агнца.

На площади перед храмом, в праздной толпе, его несколько раз кокетливо задевали плечом уличные жрицы любви, но эти нечистые прикосновения вызывали только брезгливость.

После ритуальной пасхальной трапезы в обществе братьев по вере, Агасфер вышел на берег Кедрона, купающийся в ароматах и красках щедрой иудейской весны, и его посетило светлое чувство очищения и то предощущение чего-то хорошего, что порою бывает в детстве при утреннем пробуждении.

Тут был у него давно облюбованный серый камень, отполированный древними водами, на котором Агасфер часто сиживал, слушая шум потока и размышляя о высокой мудрости пророков.

Спугнув греющуюся на солнце ящерицу, Агасфер занял ее место на теплом валуне и, смежив веки, подставил солнцу лицо, размягченно впитывая дневной свет, говор водных струй, жизнерадостные голоса птиц и деловитое жужжание насекомых.

В эту гармонию природных звуков негромко влился звон финикийской цитры, пробужденный умелой и бережной рукой.

Агасфер открыл глаза и понял, что мелодия доносится из сада бывшего иерусалимского ростовщика Аарона, роскошный каменный дом которого, возвышающийся над береговым уступом Кедрона, всю зиму простоял заколоченным, а месяц назад был приобретен пожилым купцом из Александрии Езекией за двадцать тысяч дариков, о чем сразу же разнесся слух по городу.

Аарон был заметной фигурой в Иерусалиме, на него работали почти все менялы; он ладил с римскими правителями и таможенниками, согласовывая с ними курс денег и щедро одаривая тех и других. В доме его часто собиралась местная знать и высокопоставленные римские чиновники, устраивались шумные пиры, где к диковинным яствам подавались дорогие кипрские и хиосские вина, выступали музыканты и поэты, а также самые известные танцовщицы.

Все было так, пока юная и горячо любимая жена Аарона Сарра, прекрасная, как цветок лотоса, не убежала с римским центурионом, покрыв несмываемым позором одного из самых уважаемых людей в городе.

Раненный в самое сердце Аарон разорвал на себе одежды, посыпал голову пеплом и полгода не выходил из дома, так велико было горе его и унижение его.

Он не смог более оставаться в Иерусалиме и переехал в Дамаск, где торговля процветала и где нашли применение его капиталы.

Вскоре звуки цитры сменились бойкими девичьими голосами и смехом. Усадьба стояла на уклоне, и Агасферу было видно, как вокруг беседки, увитой плетистыми розами, и среди миндальных деревьев в пышной пене цветения бегает, играя в пятнашки со служанкой, новая обитательница дома, исполненная гибкой грацией молодости.

Легкая голубая накидка стремительно мелькала меж деревьев, а хрустальный голосок ее обладательницы необычайно взволновал Агасфера.

Видимо, развевающаяся ткань мешала ей, цепляясь за ветви, и девушка в конце концов повесила ее на изгородь, возведенную над обрывом Кедрона.

Сильный порыв ветра неожиданно сорвал невесомое покрывало, и оно, трепеща в кружении, пролетело над струящимся потоком и опустилось у самых ног Агасфера, словно бы поудобнее укладываясь шевелением краев.

Из сада донеслись весело-встревоженные крики: обе девушки, в нетерпении пританцовывая у калитки в ограде, зазывно махали Агасферу руками и мило гримасничали.

Он в радостном рвении подхватил с земли накидку, мимоходом поразившись исходящим от нее ароматам, и метнулся к воде.

На береговой обрыв он карабкался, цепляясь за кусты и выступающие узловатые корни деревьев, а когда передавал через решетку калитки покрывало хозяйке, – сумел различить лишь ее сияющие изумрудные глаза и необыкновенной белизны кожу; красота девушки так ослепила и оглушила его, что Агасфер толком не рассмотрел ее черт и не расслышал имени, которым назвалась незнакомка, поблагодарив за услугу.

Поощрительно коснувшись маленькой ладошкой его плеча, облепленного мокрой одеждой, она со смехом убежала в глубь сада вместе с молоденькой служанкой-иберийкой.

Оставшись один, Агасфер ощутил, как пронзило его неведомое ранее сияние, сделавшее тело счастливо-невесомым, и ему показалось, что если сейчас оттолкнется от обрыва – с легкостью парящей птицы перелетит на другой берег Кедрона.

Глава вторая

– Пойми, эта девушка не для тебя, хотя у тебя высокое происхождение и ты гордишься своим греческим именем, – говорил Иосиф, когда вечером они пили вино в каморке Агасфера. – Такой бриллиант требует дорогой оправы, а что есть у тебя? Тебе скоро тридцать, но ни крыши над головой, ни потомства, ни богатства. Для домовладельца ты слишком неприхотлив, для отца семейства слишком весел, а для богача имеешь слишком углубленный и непрактичный ум, который стремится заглянуть за грань дозволенного. Что же касается твоего высокого происхождения, то оно лишь воспаляет твою гордыню. Мой отец был сапожником, и мой дед был сапожником, они передали мне ремесло да еще научили читать и писать. Я живу спокойно, как птица, которая имеет гнездо на той ветке, которая ей отведена. Лучше бы ты не знал о своем происхождении.