Полная версия
Вторая попытка
– Ой, держите меня, девочки, – Седрак устал с поднятой рукой сидеть! – воскликнул его сосед Гасамыч и попытался повалиться спиной на заднюю парту, что с его малым ростом сделать было довольно сложно.
– Как?! Седрак?! Ты за то, чтобы я удостоила Брамфатурова пятерки? – пришла в изумление Вилена Акоповна.
– Ну да, – покраснел отличник. – А что тут такого? Я конкуренции не боюсь…
– И правильно делаешь! – похвалил его Грант Похатян. – И вообще, ты это здорово придумал, Сето, – вызвать Брамфатурова на социалистическое соревнование. Мы это дело на ближайшем собрании запротоколируем. И в стенгазете упомянем, как славный почин нашего будущего медалиста, правда, Маша?
Маша Бодрова как редактор стенгазеты согласно кивнула и озабочено добавила несколько профессиональных подробностей предстоящей публикации, таких как пространное интервью, фотографии, выписка из протокола собрания…
– Все это, конечно, замечательно, – стала возражать биологичка, – но пятерки ваш Брамфатуров своим ответом пока не заслужил.
– А вы ему дополнительные вопросы задайте, Вилена Акоповна, – предложил Седрак и подмигнул своему социалистическому конкуренту: дескать, держись, учись, думаешь, легко эти пятерки даются…
– Нет, Седрак, лучше мы их зададим, – не согласился Гасамыч. – Правильно, Вилена Акоповна?
– Смотря какие, – уклонилась от ответа по существу Антилопа.
– Интересные, по теме урока, – пришел на выручку Артур Янц.
– Это как? – удивились в классе.
– А вот так. В самом начале своего ответа Брамфатуров упомянул о днях творения, которые затем сравнил с геологическими эпохами как вехами эволюционного развития организмов. Мне, как комсомольцу, а следовательно, безбожнику, хотелось бы знать, каким образом сами церковники объясняют эту несуразицу: с одной стороны – шесть дней творения, которые потрясли мир, с другой – сотни миллионов лет развития, как это неопровержимо доказано наукой?
– И ты, Янц, считаешь, что задал вопрос по теме урока?
– Спасибо, Вилена Акоповна, за благородное намерение защитить меня от провокаций, но я постараюсь с честью выбраться из той непростой ситуации, в которую меня вогнал этот каверзный дополнительный вопрос, – произнес Брамфатуров, едва сдержавшись от соблазна подмигнуть невозмутимому Артуру.
– Церковники, а точнее, экзегеты…
– А это кто такие?
– Экзегеты – это комментаторы, или как утверждает в своем «Карманном богословии» Поль Гольбах, «ученые люди, которым с помощью мучительных для ума изощрений удается иногда согласовать Слово Божие со здравым смыслом или найти словесное выражение, которое несколько облегчает бремя веры». Конец цитаты. Так вот, экзегеты сочинили множество интерпретаций шести догматических дней творения, призванных увязать божественную неделю творческого подъема с космогоническими данными науки. Самой удачной с точки зрения ортодоксального богословия является так называемая визионерская теория. Согласно этой теории библейские рассказы о сотворении мира есть не фактически-детальное воспроизведение всей истории процесса мирообразования, но лишь только его важнейших моментов, открытых лично Господом Богом первому человеку в особом видении. Ну, то есть дело происходило следующим образом, если говорить упрощенно и по существу. В первый день творения человеку было показано, как Бог сотворил небо и землю, какой безвидной и пустынною была эта земля, какая жуткая тьма царила над бездною, и как Дух Божий носился над водою, дивясь своей безутешности. Затем он узрел, как Бог сказал: да будет свет, и стал свет, и как Бог увидел, что свет хорош, что было истинной правдой, ибо не будь света, что бы увидел Господь? Тут можно заметить, что Бог похвалил не только свет и даже не столько свет, сколько замечательные свойства зрения, которые остались бы втуне, не догадайся он произнести этой сакраментальной фразы электрика: да будет свет… Затем Бог отделил свет от тьмы, видимо, чтобы их не путали, и назвал для вящей ясности свет днем, а тьму – ночью. И так далее, и тому подобное, и так всю неделю узревал духовными очами первочеловек процесс Господнего созидания вселенной, вплоть до дня седьмого, когда Создатель почил от всех дел Своих, которые делал, и продолжает, судя по всему, почивать по сию пору почетным небесным пенсионером вселенского значения. Вот такая вот визионерская теория, доказывающая, по мнению ее автора, что и Библия права, и наука не слишком ошибается. Не знаю как у вас, господа, а у меня она вызывает некоторое недоумение…
– А у меня не вызывает! – сварливо заметил Чудик Ваграмян.
– Да? – изумилась биологичка, слушавшая дотоле довольно благосклонно. – Интересно почему?
– Потому что если плана накуриться, и не такое увидеть можно…
– А ты что, курил?
– Я?! Да я вообще ничего крепче лимонада не употребляю!
– Когда трезвый, – пояснил Ерем и первым расхихикался над собственной шуткой.
– И какие же недоумения вызывает у тебя эта теория? – полюбопытствовал Янц.
– А он уже сказал какие, не слышал, что ли? Не-ко-то-рые, – сподобился реплики Сергей Бойлух.
– Ш-ш-ш, – зашипели на него комсомольцы, – хоть ты бы, Бойлух, не возникал! Ш-ш-ш…
– Во-первых, отмечу любопытную экзегетическую закономерность: там, где Бог и его славные деяния поддаются хоть какому-то, пусть самому вымученному объяснению, там его пресловутая неисповедимость немедленно оборачивается экзегетической целесообразностью. Предлагается не вспоминать о всемогуществе Божьем, который мог бы, но почему-то не захотел внедрить в сознание своего первенца любые понятия, в том числе хронологические, всякие там эры, кальпы, эпитомии, а предпочел, чтобы любимая тварь его путалась в трех соснах, обрекая затаившихся в далеком будущем защитников Слова Божия на беспросветную муру хиленьких комментариев и малоубедительных теодицей. Спрашивается, зачем было Богу являть этапы своего большого творческого пути, если человек их все равно не понял адекватно, переистолковав на свой заскорузлый лад? Не лучше было бы прокрутить это кино непосредственно экзегетам, – тогда бы всякие вопросы отпали, поскольку эти господа без труда смогли бы объяснить божественное происхождение вселенной в терминах, удовлетворительных для ученых мужей: геологов, биологов, астрономов…
– Почему же только мужей? – оскорбилась за весь женский пол молчаливая Асмик. – Разве среди ученых нет женщин?
Тут даже настороженно внимавшая Брамфатурову Антилопа была вынуждена выдавить из себя некое подобие снисходительной улыбки. Подобие удалось: в классе захихикали, причем иные – неизвестно чему.
– Да потому что это просто формула речи, Асмик, – ринулся ликвидировать отдельные проявления фразеологической безграмотности Бабкен (он же Боря) Татунц, но понимания среди косной массы не встретил. Среди не косной, впрочем, тоже.
– Хорошо, Асмик, – соглашательски кивнул Брамфатуров, – пусть будет «и для ученых жен» в том числе…
– Ты имеешь в виду синих чулков? – блеснул осведомленностью будущий медалист.
– Ну, чулки уже не в моде, – оповестил общественность 9-го «а» еще более осведомленный в этом вопросе Гасамыч. – Теперь все только колготки носят. Правильно я, девочки, говорю?
– Правильно, – отозвалась Оля Столярова и нежно зарделась.
– Ладно, пусть будут «синие колготки», – нехотя согласился Седрак.
– Хотя в этом случае совершенно непонятно о ком идет речь…
– Очень даже понятно о ком. О дурах в синих колготках, – возразила отличнику Асатуряну отличница Бодрова.
– Синие колготки – какой ужас! – воскликнула Карина.
– Леди и джентльмены, предлагаю закончить эту шмоточную дискуссию полюбовно, иначе меня опять обвинят в злостном уклонении от темы, на этот раз – в область высокой моды, тогда как видит Бог, я от нее так же далек, как…
– Как Ерем от философского спокойствия, – ляпнул к собственному удивлению Сергей Бойлух и, привычно прыснув, уткнулся лбом в сгиб локтя помирать со смеху, как если бы состроумничал кто-то другой, кому по штату положено это делать.
Ерем, расслышав только свое имя, вскочил из-за парты, многоопытно полагая, что ни с чем хорошим это слово не свяжут, не соположат и не ассоциируют. Однако Ларисе удалось опередить очередное извержение вулкана.
– Хватит Ерема дергать! Ты-то, Бойлух, больно философичный! Да тебе палец покажи – ты же со смеху окочуришься!
И дабы подтвердить гипотезу экспериментом, Лариса немедленно показала Бойлуху свой указательный палец. Бойлух едва не задохнулся от охватившего его веселья, но все-таки выжил. Эксперимент не удался. Комментарий Брамфатурова (A la bouche du sot le rire abonde[27]) повис в воздухе, не встретив ни у кого, кроме Вилены Акоповны, вскинувшей в приятном и неожиданном удивлении обе брови, никакого понимания.
Умиротворенный Ерем плюхнулся обратно, благодарно поглядывая на Ларису и вместе с тем мучительно размышляя: не будет ли дерзостью с его стороны сказать ей «ապրես Լարիս»[28].
– Я так и знала, что из всей этой затеи с вашими дополнительными вопросами получится какое-нибудь безобразие, – поделилась с классом своим пророческим даром Вилена Акоповна. – Садись, Брамфатуров. C’est dommagge!..[29]
– Пять?
– Шесть. В рассрочку…
– А во сколько взносов, Вилена Акоповна, в три или в два? – деловито осведомился понятливый Седрак.
– Я протестую! – заявил Брамфатуров. – Кредит – дело добровольное. А я привык платить всю сумму разом, причем наличными. Не доводите меня до крайности, Вилена Акоповна! Не оставляйте весь наш 9-а во мраке религиозного невежества. Это не просто не педагогично, но я бы рискнул сказать, политически вредно и идеологически близоруко. Дайте досказать – развеять последние сомнения относительно зерна истины, якобы содержащегося в священных писаниях древних иудеев…
– Совершенно верно! Правильно! Вилена Акоповна, не оставляйте наши юные души на откуп попам! Христом Богом просим! – понеслись мольбы с парт, причем, чем дальше парта находилась, тем убедительнее неслась мольба.
– Хорошо, но с одним условием, – сдалась биологичка. – При первом же безобразии с мест, задаю всему классу самостоятельную письменную работу.
– Согласны!
– Продолжай, Брамфатуров, только учти, любое отклонение от темы будет считаться безобразием…
– Agreed, I have no choice.[30] Итак, с визионерской теорией мы покончили. Она нас не удовлетворила. Но есть куда более интересное объяснение шести дней творения. Оно принадлежит отцу Эдмунда Госса Филиппу Генри Госсу, натуралисту и богослову, страстному противнику эволюционизма. Пытаясь примирить Господа Бога с рептилиями, а сэра Чарльза Лайелла с библейским Моисеем, считающимся автором первых пяти книг Писания, этот Госс выдвинул следующую теорию. Все свидетельства биологов и геологов в пользу древности мира – абсолютно верны, но с лишь с той поправкой, что именно Господь их создал такими за все те же шесть дней творения; создал так, как если бы мир, будучи на самом деле новым с иголочки, обладал древней историей…
– То есть получается, что Бог закопал всех доисторических животных, устроил залежи угля и нефти, причем именно таким образом, чтобы могло показаться, будто для их возникновения понадобились десятки миллионов лет?
– Сечешь с лету, Седрак! Садись пять! Правда, Вилена Акоповна?
– За что? – вздрогнула биологичка. – За такую дичь?
– Вот именно! – поддержала учительницу староста класса Лариса Мамвелян. – Это не теория, а издевательство над здравым смыслом!
– Бертран Рассел, которому и карты в руки, утверждает, что с логической точки зрения невозможно доказать, что эта теория не верна. В самом деле, если теологи пришли к единому мнению о том, что у Адама и Евы имелось по персональному пупку, несмотря на то, что сотворены они были лично Господом Богом, а не родились обычным, как все последующие люди, способом, то почему бы не распространить аналогию и на все прочее, что было создано Богом за шесть дней? Все, что было им создано, было создано так, как если бы оно не было создано, а возникло естественным путем.
– Если я правильно понимаю, вопрос: «зачем ему это понадобилось?», неуместен, поскольку ответом будет намек на неисповедимость Господню, – с церемонной почтительностью констатировал Артур Янц.
– Не обязательно. Можно сослаться, например, на Августина Аврелия. В одиннадцатой главе своей «Исповеди» этот святой так отвечает на вопрос «что делал Бог до сотворения неба и земли?»: «до создания неба и земли Бог ничего не делал. Делать ведь для него означало творить». Отталкиваясь от этого постулата, можно без труда прийти к выводу, что для Бога было предпочтительнее сотворить мир по Филиппу Госсу, чем по визионерской теории, поскольку такое сотворение более подобает его всемогуществу…
– Но это ведь антинаучно, правда, Вилена Акоповна? – обратилась за поддержкой к старшему товарищу идейная материалистка и атеистка Лариса Мамвелян.
– Правда! – откликнулся старший товарищ. – Причем не просто антинаучно, но еще и самым вредным образом…
– Зато – не подкопаешься. Не чета той гипотезе, которую Вова назвал визионерской, – не скрывая удовлетворения, заметил Артур Янц. – Брамфатуров достоин пятерки, Вилена Акоповна…
– Даже двух, – поддержал Артура Седрак. – Одной по биологии, другой – по закону божьему…
– Ты мне льстишь, Седрак, – не принял дополнительной награды Брамфатуров. – Если б я действительно отвечал урок Закона Божия, то, боюсь, больше тройки не удостоился бы. Потому как не смог бы на полном серьезе изложить все эти мечтанья сердец человеческих – систематизированных, канонизированных, возведенных в догмат, в который можно только верить, но ни в коем случае не обсуждать. Нет, честное слово, ребята, спасибо большевистскому перевороту и лично Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину за детство без обязательного закона Божия, за отрочество, свободное от принудительного изучения Библии. Сами прочтем, сами поймем, сами выработаем соответствующее к ней отношение. Воистину, господа, слава тебе, КПСС!
Класс застыл с недоуменными полуулыбками на устах. Их еще именуют дурацкими. Одна только биологичка сумела сохранить невозмутимое выражение лица.
– Приятно от тебя это слышать, Брамфатуров, – заметила она рассудительно. – А то тут некоторые того и гляди ударятся в богоискательство…
– То есть впадут в антинаучную ересь, правильно я говорю, Вилена Акоповна?
– Неправильно, Мамвелян! Впадают в ересь только верующие, а материалисты могут лишь невольно ошибаться…
– Принимая желательное за действительное? – уточнил Брамфатуров. – По-моему, это общее родовое свойство человечества. Так сказать этограмма его существования. Стоит кому-нибудь чего-нибудь померещиться – натощак, сдуру или в результате страшного прояснения мыслей, – и вот нам, пожалуйста: летающая посуда, Бермудский треугольник, лохнесское чудовище, телепатия, экстрасенсорика, телекинез… Все в точности по старине Лукрецию: Avidum genus auricularum. Что в переводе с латинского означает: человеческий слух до всяких россказней падок.
В классе возроптали. Не все, но отдельные представители неординарно мыслящей части.
– Но в Бермудском треугольнике действительно происходит что-то странное: исчезают корабли, самолеты… Это неопровержимый факт!
– Лохнесское чудовище вовсе никакое не чудовище, а уцелевший с древнейших времен пресноводный динозавр…
– А я по телику видела, как Мессинг читает мысли. Это тоже факт!
– А неопознанные летающие объекты, между прочим, даже на кинопленку засняты…
– Так! – встала из-за стола Антилопа. – Вы, я вижу, просто мечтаете написать сегодня самостоятельную работу о пестиках и тычинках. Ну что ж, радуйтесь, 9-а, вы своего добились…
– Вилена Акоповна, – ринулся на амбразуру с встречным предложением Грант Похатян, – пусть Вова научно объяснит все эти факты с точки зрения биологии. В качестве ответа на дополнительный вопрос. А вы, если что, поправите. А некоторые, если что, будут держать свои языки за зубами…
– А если не будут, то без родителей в школе завтра не появятся, – дополнила героический порыв комсорга Похатяна губительной угрозой с фланга староста Мамвелян.
– А если…
– А если что, Вилена Акоповна, ставьте мне все мои заслуженные девять двоек. Deal?[31]
– Согласны? – дипломатично перевел Гасамыч.
– А то я без тебя бы не поняла, – оскорбилась Антилопа, изучавшая, как, наверное, уже догадался сметливый читатель, в школе, в университете и в свободное от работы и ведения домашнего хозяйства время язык Гюго, Дюма и Ромэна Роллана.
– Parfaitement![32] – моментально сориентировался в вавилонском столпотворении Брамфатуров. – Bien, mon aimable madam Vilen?[33]
– Oui, mon enfant terrible[34] – не сдержала довольной улыбки биологичка. Однако тут же взяла себя в руки:– Но только не девять, а десять двоек, включая за сегодняшний невыученный урок. Deal, Брамфатуров?
– Grâce!..[35] А впрочем, n'imororte![36] Qui vit sans folie n'est pas si sage qu'it croit.[37] Итак, с чего начнем, господа? С летающих тарелок?
В ответ – подавленное молчание девятого «а», скорее во фрейдовском смысле (Suppression), чем в собственном. Особенно несчастным чувствовал себя Чудик Ваграмян, которому окружающие не позволили вклиниться в великосветскую беседу со своим прочувствованным французским словом: «де манже квасе де хиярэ»…
– С лохнесского чудовища, – решительно определилась Вилена Акоповна. – И учти, Владимир, любое отклонение в сторону от биологии карается двойками лично тебе и самостоятельной письменной работой для всего класса.
– О боги! спрямите стези моей речи! – взмолился Брамфатуров, однако тут же посерьезнел и приступил, говоря: – Итак, шестьдесят пять миллионов лет тому назад на нашей планете случилась страшная катастрофа: то ли шальной метеорит, размером в два Арарата в нее врезался, то ли загулявшая комета меньших размеров, но с большей кинетической энергией по Земле-матушке нашей шандарахнула – в точности неизвестно. Известно, что последствия были ужасающими для организмов, которым довелось жить в то время, а именно в точке смены мелового периода периодом третичным. Поднялась такая пылища, что бедные организмы света не взвидели. В результате прекратился всякий фотосинтез, что повлекло за собой обрывы в пищевой цепочке биосферы, а это, в свой черед, привело к повальному вымиранию тысяч видов животных. Особенно досталось древним рептилиям, именуемым динозаврами. Лишь нескольким, относительно небольшим по размерам тварям удалось дожить до наших дней, все прочие преставились без всякого благословения. Кстати, водным рептилиям пришлось еще хуже, чем сухопутным, поскольку цикл преобразования биологического углерода в воде, в частности, в океане, короче. Inter alea[38], небольшие млекопитающие, существовавшие в то время и не имевшие в царстве динозавров особых эволюционных перспектив, выжили. Так что причинная связь между вымиранием динозавров и антропогенезом, очевидна.
– Մեռևեմ թե ես բան հասկացա[39] – пробормотал Чудик себе под нос, но поскольку в классе стояла неслыханная со времен катастрофы мелового и третичного периодов тишина, получился выкрик с места. Однако Антилопа отреагировала куда педагогичнее, чем ожидалось.
– Кто еще ничего из сказанного Брамфатуровым не понял? Ты, Янцзы?! Странно…
– Я не понял, какое отношение имеют вымершие динозавры к лохнесскому чудовищу. То, что оно принадлежит к динозаврам, является всего лишь предположением, а не доказанным фактом.
– Ты полагаешь, что это эпический дракон? – улыбнулся сущим котом, завидевшим бесхозную сметану, Брамфатуров. – В таком случае, мы имеем дело не с научной проблемой, а с чудом. Спорить не о чем. Ибо если лохнесский монстр является чудом, то достаточно любого свидетельства. Если же это факт – нужны неопровержимые доказательства. Разница между чудом и фактом в точности равна разнице между русалкой и тюленем. Закон Марка Твена, господа…
– Кто еще считает лохнесское чудовище чудом? – осведомилась Антилопа. – Ну, смелее, смелее, не бойтесь, в журнал двоек не поставлю…
– Я, – поднял руку будущий медалист.
– Ты?! От кого, от кого, но от тебя, Асатурян, я этого не ожидала!
– Вилена Акоповна, – спал с лица отличник, – я не об этом чуде, я о другом…
– О других чудесах потом. Продолжай, Брамфатуров…
– Если верить показаниям свидетелей, лохнесское чудовище отличается крупными размерами, сопоставимыми с размерами доисторических рептилий вроде динозавров. Даже если Лохнесский экземпляр не относится к динозаврам, дорогой Артур, это ничего не меняет. Раз он не чудо, то должен подчиняться законам генетики и биологии, согласно которым невозможно сохранить в течение долгого времени вид животных от одной пары. Численность популяции может колебаться, но число женских и мужских особей должно быть достаточно большим. Чтобы выдержать эти колебания и выжить, любая популяция животных должна насчитывать несколько сотен экземпляров, иначе вид непременно затухнет. Чтобы вид не затух во времени, необходимо чтобы он насчитывал не менее двухсот особей. Этим двумстам, чтобы выжить, нужно питаться. И тут мы натыкаемся на еще один параметр – экологический. Способен ли замкнутый водоем озера Лох-Несс обеспечить необходимой пищей популяцию плезиозавров длиной несколько метров и массой много тонн, численностью не менее двухсот особей? Для справки сообщу, что озеро Лох-Несс меньше нашего Севана почти в двадцать пять раз…
– Смотря, чем они питаются, – заметил с места Ерем Никополян.
– Никополян, тебе что, одной двойки мало? Еще захотелось? – поинтересовалась Антилопа.
– За что, Вилена Акоповна?!
– За то, Ерем, что забыл об экологической пирамиде пищи. Лишь около 10 % потребляемой пищи идет на рост животных, остальное расходуется на передвижение и поддержание внутреннего равновесия организма. Основа жизни в воде – планктон. Зоопланктон питается фитопланктоном, рыбы поедают зоопланктон, рыб пожирает Несси. Причем поедать все они должны в десять раз больше собственной массы, иначе им не выжить – всем вместе, всей цепочке. Умножим невообразимую массу фитопланктона, которая требуется для обеспечения пищей одного чудовища, на численность популяции (не менее двухсот особей, господа!) и получим неподъемную для упомянутого водоема цифру. Ответ один: мифы живучи, человек жаждет необычайного, ибо это заложено в его генетической программе выживания и приспособления, но всего этого явно недостаточно, чтобы счесть сообщения о якобы сохранившихся динозаврах, драконах, чудовищах и прочих зоомонстрах заслуживающими серьезного внимания. Во всей этой сенсационной истории с Несси неопровержимым научным фактом является только один-единственный факт: первым увидел и раструбил о существовании Несси никто иной, как содержатель местной гостиницы. Собственно, все приведенные мною биологические опровержения можно было бы опустить – для здравомыслящих людей достаточно было указать на источник этой газетной утки. У меня всё…
– Вот так бы всегда, Брамфатуров, коротко, ясно и по существу, без увиливаний в литературу, – щедро отрезала скупой ломоть похвалы биологичка.
– Можно вопрос, Вилена Акоповна? – потянулись руки с парт.
– Нельзя! Лично у меня никаких вопросов не возникло. Значит ваши вопросы наверняка окажутся не по теме… Переходи к следующему, Брамфатуров…
– Что прикажете считать следующим, Вилена Акоповна, НЛО, Бермудский треугольник, телепатию, телекинез?..
Антилопа замешкалась, затрудняясь с ходу определить, которая из тем окажется более безопасной в плане незыблемости научных устоев.
Класс мгновенно разделился в самом себе на враждующие секты, о чем поведал противоречивый хор шепотливых подсказок учеников – учителю: «Телекинез, Вилена Акоповна!», «Треугольник!», «НЛО!» и так далее.
– А сам ты как считаешь, Брамфатуров, которая из тем ближе к биологии? – нашлась биологичка.
– Давайте вместе рассудим, Вилена Акоповна. НЛО, ясен пень, по части астрономии. Бермудский треугольник лучше отдать на откуп океанологам и климатологам. О телекинезе всерьез говорить не приходится… Почему? Да потому что передатчик любого типа энергии не может осуществлять воздействие, превышающее его собственную мощность. Если же он производит воздействие большее, чем его установленная мощность, то действует, либо как спусковой механизм, либо нарушает законы сохранения энергии. Спрашивается, где тот особый источник, который доставляет необходимую энергию для пуска процесса?.. Остается телепатия. То есть чтение мыслей на расстоянии. Конкретно, пресловутый маг и чародей Вольф Мессинг… У меня предложение, Вилена Акоповна. Давайте сделаем, как в «Мастере и Маргарите»: сначала сеанс телепатии, потом ее разоблачение.
– А кто будет мысли читать, ты, Брамфатуров?
– Я буду не мысли читать, Вилена Акоповна, я буду доказывать, что это в принципе невозможно. Или, по меньшей мере, что Мессинг такой же телепат, как любой из присутствующих на этом уроке. Ведь главным требованием для двуполого размножения является взаимное отыскивание самцов и самок данного вида. Для облегчения и обеспечения такого поиска эволюция за миллиарды лет создала богатый арсенал специальных сигналов и способов привлечения, снабдив животных предназначенными для этого органами, внешним видом и т. п., что было бы совершенно излишним, если бы они имели возможность телепатического контакта. А значит, само неслыханное богатство сигнальных органов, присущее миру животных, от насекомых до антропоидов, свидетельствует против наличия у них телепатической связи. Она не может проявляться в животном мире даже частично, потому что, какой бы микроскопической ни была эта способность, естественный отбор усилил бы ее, сконцентрировал и закрепил в течение сотен миллионов лет эволюции. Так вы согласны на эксперимент, Вилена Акоповна?