Надгробие для живых

– Упор взял плохо.

– Что теперь?

– След есть, виновники мертвы. Идём вытаскивать этого недосолдата и его подружку.

– Думаешь, они живы?

– Если доппели пришли сюда, значит, на ужин шли мы. Так как этот доппельгангер опытный, – он указал на остатки Сары, – то и добычу спрятали наверняка в логове. Придётся покопаться в снегу, – Кас присел, взглянул на следы и закинул оружие на плечо. – Идёшь?

– Конечно.

Я снова понял, почему готов идти хоть в бездну, если ведёт туда Кас. Меня подкупало то спокойствие, с которым он делал абсолютно всё. Очутись он в засаде, то плавно спустит курок и полетят пули, а у самого ни эмоции на лице не проскочит, будто от безразличия или даже скуки. Он не паникует, не делает необдуманных вещей, и не полагается на удачу, в отличие от меня. Он просто выживает. И выживет, это точно.

Я шёл за Касом и даже со спины чувствовал, что он задумался. Может, мне не дано узнать мысли опытного охотника, но чуть более тяжёлая походка говорила за себя: мысли далеко не светлые.

– Ну вот на кой хер Сара за ним попёрлась, – Кас остановился возле следов меньшего размера. – Здесь, похоже, стоял один из доппельгангеров. Принял вид дерева, и поджидал, пока подойдут ближе. Тут был второй, начал менять облик. Если так подумать, где-то здесь и должно быть логово.

– Почему ты так думаешь?

– Чтобы мгновенно изменить облик, доппелю нужна паутина: что-то вроде строительного материала. С её помощью они наращивают объёмы тела, строят логова, если нет других укрытий поблизости, и обездвиживают жертв. Дай нож.

Если бы потолок резал я, то наверняка свалился вниз, но Кас делал это так аккуратно, что не оставалось возможности удивляться дыре в полтора ярда радиусом.

– Прыгаю первым я. Если внизу будет кто-то из доппелей, то стреляй в идущих со спины. В случае чего даже не думай мне помогать и сваливай.

После этого я ожидал увидеть внизу минимум два десятка доппельгангеров разных форм, но на глухой звук падения никто не отозвался: Кас с минуту крутил головой во все стороны, а потом опустил оружие и достал фонарь.

– Спускайся.

Не знаю, что это была за комната, но ещё в падении я ощутил ужасный запах. В две стороны шли загнутые тоннели, стояла тишина, но ожидать стоило чего угодно от тех, кто превращается в деревья. Кас жестами приказал следовать за ним и бесшумно пошёл к одному из проходов, лишь слегка шурша снежной подстилкой. Только когда я наступил на заледенелое обглоданное лицо, я понял, что приземлился в столовой, отчего меня почти сразу вырвало.

За углом было ещё одно ответвление в две пустые комнаты, вернувшись назад, нашёлся присыпанный выход на поверхность, а также ещё пара помещений, если можно так сказать, говоря о доппельгангерах. В одной из них и нашлись потерянные, правда, находились они в подвешенном состоянии и, кажется, спали.

– Приводи их в чувство. Я посмотрю, что дальше.

И с помощью чего мне их будить? Прикладом по голове, конечно, можно, но я не бью девушек! Появилась идея просто кинуть в них снегом. Холодный душ всегда бодрил, а в случае с ними ещё и наверняка развяжет язык. Почему-то просто растолкать их в голову даже не лезло, будто мне дали повод поиздеваться, и я, исходя из неоправданной жестокости, отказывался упускать такую возможность. Кто знает, не находись Джон в паутине, как он отреагировал бы на такую мелкую шалость.

Слепив комок поплотнее и побольше для Джона и немного поменьше для Сары, я пошёл по нарастающей. Однако момент торжества беспощадно испортил тот факт, что я никогда не играл в снежки: ком улетел чуть левее намеченного и шапка девушки приняла весь удар на себя, а Сара даже не шевельнулась. Подобное игнорирование можно счесть непростительным и я метнул второй снежок ей в лоб. Реакция последовала незамедлительно, и, если, коротко, это был нарастающий переход от «я тебя сейчас придушу» к «боже, как я рада тебя видеть» с последующей угрозой, что за это я ещё отвечу. Джон проснулся от шума, и просто молчал, что меня разочаровало. Мог бы для приличия сказать что-нибудь.

Паутина казалась достаточно крепкой и при этом совершенно не тянущийся, а заодно оказалось, что её легко разрезать. Первым делом, когда Сара свалилась на землю, она принялась лихорадочно отдирать от себя остатки паутины, в то время как Джон просто сел у стены. Вид у него был настораживающе разбитый, местами даже подавленный, чем-то по-плохому похожий на обычную серость Каса. Только если он был всегда серым от серьёзного взгляда, таких же мыслей и образа жизни, то из Джона будто высосали все эмоции и теперь он генерирует их заново. Естественно, тащить их за собой не было необходимости, я показал на выход, а сам пошёл искать Каса.

Последний проход оказался самым узким и витиеватым, будто не хотели, чтобы попасть в него было просто. Отчётливо виднелись места, где Кас работал прикладом, на полпути нашёлся его рюкзак, который я оттащил к началу и заодно скинул свой. На другом конце обнаружилась уж совсем мелкая коморка, сплошь уставленная чёрными, еле различимыми коконами. Чтобы разглядеть хоть что-то, пришлось постоянно чиркать огнивом, причём в один момент я случайно запустил искры на спину Каса, на что он никак не реагировал.

– Яйца, – тихо сказал Кас. – Не меньше дюжины почти зрелых доппельгангеров. Плодовитая парочка попалась.

Я продолжал смотреть на эти яйца, не понимая, что Кас от меня хочет. Молчание чувствовалось неловким, а в большей мере ещё и глупым.

– Без старшего поколения им крышка, – я решил поделиться мыслями, а заодно разрушить режущую уши тишину. Мне показалось, что одно из яиц слегка дрогнуло в ответ.

– Да, крышка… ты этих вывел?

– Уже на выходе, ждут нас.

– Выкапывайтесь, я догоню. Огниво оставь.

– Зачем?

– Надо, – ответил Кас не то мне, не то самому себе. – Так надо.

Убьёт, обязательно. Хочет убедиться, что никто не уйдёт или не сможет случайно выжить. Сейчас мне кажется, что Кас, будь хоть на каплю мягче, зарыдал бы прямо там. Воюя, как рассказывал Джон, солдаты старались не трогать гражданских, а в особенности это касалось детей. Это называли правилами войны – обязательствами, созданными, дабы сделать конфликт более гуманным, уменьшить ненужные потери и сделать войну… меньшей войной? Мне кажется это глупым, в войне все средства хороши, тем более в войне за выживание. Но думаю, Кас падал в собственных глазах так низко, насколько человек может упасть: охотники никогда не трогали детёнышей, а сейчас, убивая этих обречённых на голодную смерть, он совершал акт милосердия. И я бы так не смог, потому что не считаю жизнь доппеля ценной. И я не увижу, как Кас сделает то, что задумал, но наверняка ему хватит на это сил.

Когда Кас вернулся из логова, я понял, насколько ему тошно от сделанного: он смотрел прямо перед собой, потом, резко дёрнув головой, вмазал Джону по челюсти с такой силой, что можно было её сломать.

– Солдат херов, – Кас потирал ушибленную руку, а Джон так и уселся на снегу. – Как вас там, уродов, готовят, если тебя два доппеля даже жрать сразу не стали? – его голос дрожал от злости и переходил на крик. – Ты вообще понял, что ты всё ещё жив только благодаря удаче и собственной беспомощности?!

Джон сначала даже не пытался ответить, но по мере накала Каса он смелел. Он встал и снял оружие с дерева.

– Нас застали врасплох.

– Заткнись, пока я тебя не пристрелил! Какого хрена ты вообще потащил Сару за собой? На кой хер тебе она сдалась?

– Она всё равно ничего не делала, а должна, если считает себя частью группы.

Кас не верил, скорее пытался разозлить себя настолько, чтобы полезть в драку.

Кас сломался. Эта мысль пугала меня настолько, что я даже не пытался их примерить. Даже слепой поймёт, что драка неизбежна, а если сцепятся они, то даже не знаю, кто выйдет победителем.

– А кто тебе дал право решать, что ей делать?! Ты вдруг стал командиром?!

– А что, командир у нас ты? – Джон явно принял это немое приглашение, Сара закрыла себе глаза руками, понимая, что сейчас начнётся.

– Кто тут всех ведёт за собой? Кто тебя же, гниль, вытащил из ямы с дерьмом?! Ты бы сейчас гнил в тюрьме, если бы не…

– Если бы не Сэм.

– Его сюда даже не приплетай!

– Почему? Мысль, что ты здесь только из-за него, тебе так сильно щиплет глаза?

Пуля вошла в ствол позади не пошевельнувшегося Джона.

– Мазила! – ещё смелее процедил он.

«Даже не целился», только и успел подумать я, а Кас уже перешёл от угроз к действию, причём делал он это так остервенело, что через пару секунд снег вокруг них взвился в облако. Вот кто-то уворачивается от апперкота и тут же падает, выносит ногу вперёд, а второй, как хлыстом, снова взбивает снег и с глухим ударом сносит тело вбок. Кто-то упал на землю, и, судя по продолжающимя ударам, упали оба… и правда. Только Кас побеждает, судя по отсутствующей реакции на забивку.

– Он убьёт его! – Сара вывела меня из ступора, я подлетел к Касу сзади и ударил прикладом по затылку. Только когда он упал рядом, я понял, что теперь тащить придётся два бессознательных тела, и скорее всего, тащить их буду я.

Однако я подоспел вовремя: Кас уже добивал того, кто еле дышал и рисковал захлебнуться в собственной крови. Кое-как дотащив Джона к дереву, я приложил снег к опухшему лицу, пока девушка собирала оружие в сугробах.

– Сэм, тут нож… в крови.

Я бросился осматривать обоих: конечности, торс, дыры на одежде, но так по итогу ничего и не нашёл. Кровь на лезвии свежая, а значит, это либо кровь из носа, либо порез оказался незначительным.

– Как мы их понесём? – Сара спрашивала так тихо, что, предложи она мне одному тащить их, я бы даже согласился. Как же сложно это всё.

– Не знаю, – честно говоря, я и вправду не знал. Голова абсолютно не соображала, как я смогу их перенести.

В конце концов, я сдался и потащил их волоком по очереди, на что угробил полтора часа. За это время я извёл себя физически и психически, каждый шорох казался засадой, и, не будь мы на ровной поверхности, я бы точно застрелился. Спустя столько времени костёр успел потухнуть, но тлеющие угли сделали своё дело и я быстро вернул источник света и тепла в рабочее состояние. Джон успел натащить дров на всю ночь, не окажись он таким ответственным, спать пришлось бы на холоде, а идти за другими дровами сил не оставалось. Забыв про дежурство, я просто сел возле костра и запрокинул голову, а Сара сначала легла спать, но уже через минуту взяла одеяло и пошла ко мне, укрывшись лично и забрав под одеяло меня, как подушку и источник тепла. В итоге всё равно я тоже отрубился: сил хватило на долгие двадцать минут, после чего я даже не заметил, как уснул.

День 21

Усталость так глубоко проникла внутрь тела, что спал я без снов, как это редко случалось. Обычно получалось сохранять чуткость, что по-своему помогало лучше восстанавливать силы. Кас считает, что глубокий сон отнимает силы на своё поддержание, поэтому, просыпаясь после него, чувствуется тяжесть во всём теле, а голова плохо работает. Думаю, тут дело совсем в другом, но выяснить это вряд ли получится, пока люди живут на ледяной пустыне.

Вместо снов меня мучили мысли и ещё больше разбушевавшаяся совесть. Кас не должен был так срываться, но и мне стоило быть мягче, и использовать приклад лишь как крайнюю мерю. Джон и правда выглядел ужасно, но Кас никогда не убьёт человека просто так. К тому же, мы ведь с ним напарники, я, можно сказать, предал его, поддавшись страху. Нет, так нельзя… но как тогда можно? Что было бы, замешкайся я ещё чуть-чуть? И тот ли это Кас был, которого я хорошо знал? Если сложить все детали вместе, то выходит, что я не знаю Каса вовсе, и до той драки я просто был в нём уверен. Выходит, даже такой человек может рано или поздно сломаться.

Будить нас никто не стал, мы с Сарой так и проспали до полудня, хотя Кас проснулся как по часам, развёл костёр и занялся чисткой оружия так, как никогда раньше. Вряд ли я мог объяснить, что творилось у него на уме, да и не думаю, что Кас сам понимал или задумывался о таких вещах, как собственные переживания, если это не часть выживания. Джон выглядел ещё хуже: синяки распухли и превратили лицо в одно багровое пятно, было тяжело понять, что это вообще чьё-то лицо. Вряд ли они бы продолжили конфликт, учитывая, что в большей части они обходились многозначным молчанием и грозным взглядом. Естественно, о дальнейшей дороге никто не заговорил, и причин тому было несколько: во-первых, что Кас, что Джон, а оба не могли идти дальше, пока хоть немного не оправятся, во-вторых, я и сам порядком подустал, ну и напоследок, не было ясно, пойдём ли мы вообще дальше.

Так как безделье я переносил с трудом, я плюнул на всё и собрался заканчивать охоту в одиночку. Дорогу я помнил отлично, оружие есть, да и вряд ли меня ждёт что-то опаснее дремлющего пятихвоста или одинца. Почему-то именно сейчас я исключал возможность появления чего-то пугающего или способного покалечить. И вроде изменилось всего-ничего: Кас не идёт впереди

Да, то, что раньше было бы для меня огромным событием, сегодня превратилось в досадное «всего лишь». Наверное, мне открыло глаза его вчерашнее состояние, теперь я не видел Каса так, как раньше. Куда-то испарилась эта непробиваемость, беззвучность в шаге, сталь в пальцах. Остался только на что-то озлобленный, ненавидящий людей зануда.

А следы тем временем бесследно пропали. Должно быть, ветер этой ночью не чувствовали только мы в своей низине, а на полях вполне очевидно мело и сдуло все тропы. Хотя стоп, вот тут что-то есть, даже свежие!

Я зажал винтовку в руках и трусцой засеменил по следам, ведущим всё дальше на юг. Хорошо бы ещё и не потеряться в случае чего, но не об этом мои мысли, когда на снегу мелькает добыча. Хотелось выпустить пар, и охота помогала это сделать. Хотя спустя двадцать минут пробежки пара наверняка только прибавилось, и теперь он мог бы послужить сигнальным огнём. Типа: «смотрите, я бегаю по неизведанным полям по чьим-то следам, убейте меня!»

Убивать было решительно некому, что даже казалось необычным на фоне прошлых дней. Удача явно мне улыбалась, и за мелким пригорком в сторону другого холма неспешно шёл пятихвост. Стрелять с такого расстояния не хотелось из боязни не пробить, потому я начал сокращать дистанцию, идя против ветра и с замиранием сердца видя, как зверь сбавляет темп или наоборот его наращивает. Такое поведение вряд ли относилось к нормальному, скорее пятихвост был насторожен и готов в случае чего реагировать на опасность, а единственная опасность в данный момент, по видимому, была во мне. Это говорило об опыте особи даже больше, чем отсутствие одного кончика хвоста, оторванного во время драки с кем-то из местных животных. На кого он, интересно, напоролся?

Вбежав где-то на середину возвышенности, пятихвост остановился и начал копать. Не до конца понимая его намерений, я тоже поспешно зарылся в сугроб, чтобы меньше выделяться. Смотреть через обваливающийся с шапки снег неудобно, но я заметил, как, раскопав приличную гору снега, наружу с тявканьем вывалились четверо детёнышей пятихвоста. Так у этой одиночки есть потомство…

Я подумал, что в такой ситуации сделал бы Кас. Хороший вопрос: а какой из двух Касов? Второй, может, и перестрелял бы всех, а первый… нет, хватит. Нет двух Касов, на одного из которых можно ровняться. Есть один, нераздельный, со своими, как оказалось, минусами, а не рисованными мною плюсами. Значит, и нечего на него в такой ситуации ровняться. Тогда…

А что сделаю я?

Я щёлкнул выключателем и десять минут наблюдал за выводком. Я охотник, но ни за что не выстрелю в детёныша или их родителя, если знаю об этом. Наверняка я пристрелил немало таких родителей, но никогда не поздно делать правильные выборы. Оставить их на своём холме нетронутыми выглядит правильным решением.

Возвращался я по своим следам, чуть приободрённый. У меня получается думать не только о выживании, как бы важно оно ни было, и это давало надежду. Я могу стать лучше, чем Кас. Подходить к делу серьёзно, но не фанатично, держать свои чувства на поводке, но не забывать про них, не забывать, что я – человек. И животные ни в чём не были виноваты, по крайней мере, сейчас уж точно. Меня даже не сильно волновало, что теперь я сам буду виноват в голоде, а Кас наверняка решит, что без него я ни на что не годен. Возможно, я не хотел мириться с мыслью, что мне до сих пор есть, чему учиться у него. Правду всегда тяжело принимать, особенно такую и от такого человека.

С юга подул холодный, порывистый ветер. Явление совершенно обычное для зимы или северного ветра, но от южного это чуть ли не очередное природное предательство, почти как если бы зимой с севера повеяло таким теплом, что и шапку стянуть не грех. В Гринмане ветер гулял только по крышам, да и тот имел холод, свойственный «уличному» ветру. Я явно многое пропустил, раз никогда не ощущал настоящий летний бриз, или весенние порывы, такие, какими они были двести лет назад. И в то же время у меня так и не возникло представления, кем бы я был, родись в эпоху Старой Истории. А если не двести, а, скажем, пятьсот лет назад? На кого бы я тогда охотился, и был бы от охоты прок? Почему-то хотелось спросить у Джона о староисторическом быту, но нельзя. Не сейчас.

Как-то так вышло, что закопанный по уши в собственные мысли, я дошёл до лагеря, где никто, кажется, даже с места не сдвинулся. Хотя я был сейчас милосерден по отношению к обоим, но бездействие это быстро во мне убивало. В самом деле, кто тут старший?

– Что дальше делаем? – спросил я, стараясь придать голосу как можно более многозначную булатность. – Торчим здесь, пока вы не вспомните про ваши «благородные цели»?

– Никто не говорил о благородстве, Сэм, – Джон перевёл взгляд с костра, уже изрядно просевшего в снег. – Это изначально было авантюрой, каких поискать надо. Мне дали задание, я попросил помочь, ты согласился и вот нас четверо, что где-то и к лучшему. А за вчерашнее и сказать нечего: получать по морде тоже полезно для здоровья, но только иногда, – Кас невзначай фыркнул. – Да-да, я о тебе! Хватит дуться, а то как дитя малое. Ну, сцепились мужики, набили друг другу лица, кому-то набили больше. Будто никто так не делает!

– У нас – никто.

– У вас не делают, ладно. Но это всё равно обычное дело, тем более я сам напросился. Хоть в чувство меня привёл. Считай, это было по плану.

– Ну да, как же.

– Серьёзно! – Джон чуть оживился. – Знаешь, для меня позорнее было бы упасть на собственный нож и так умереть, попадание в плен деревьям стоит на втором месте по позорности во всём списке. Будешь думать, что я таким образом этот позор смывал.

Кас молчал. Я бы тоже, ничего не сказал, будь на его месте.

– Замяли? – Джон протянул руку.

– Куда денешься.

– Теперь, когда ваши детские ссоры ушли на второй план, думаю, будет правильно спросить о дальнейших планах? – включилась Сара. – Мне уже надоело ждать, пока вы снова начнёте шевелиться!

– План прежний. Если никто не против, снимаемся прямо сейчас и идём. Мы близко к берегу.

– Как? А Лондон?! – настало моё время удивляться.

– Я немного ошибся: Лондон в восьмидесяти милях на северо-восток. Мы прошли его три дня назад с погрешностью в десять миль, а город не заметили потому, что даже если бы мы были на идеально ровной местности, линия горизонта в четырёх-пяти милях от человека.

– И как ты это всё узнал? – спросила Сара. – Как по мне, мы всегда идём по одной и той же местности: поля да равнины.

– Так и есть, но в условиях холода нормальные леса распространяются крайне неохотно. Частично, благодаря этому я и определял местоположение. Плюс некоторые ориентиры ландшафта помогли: мы сейчас сидим посреди шоссе, если я всё правильно понял. От Лондона на юг идёт не так много трасс, а значит, мы на верном пути.

– Что с заливом? Не думаю, что там деревья растут, – заметил Кас.

– Верно. Придётся идти так быстро, насколько возможно, так как неизвестно, что нас ждёт на месте, какие условия. Понятно, что будет так же холодно, но никто ведь не знает, что там с животными, с растениями, с людьми в конце концов. Ближайший бункер в округе Парижа, и я не собирался там останавливаться. Говорят, у них намечался бунт. Если всё пойдёт гладко, на остаток пути уйдёт не больше двух недель.

– Это только если повезёт.

– Я тоже не питаю иллюзий. Это здесь люди как-то ужились с новыми соседями, а там… знать бы хоть, какие там соседи вообще.

– Довольно болтовни. Хотели выйти, значит выходим. Каждый докладывает в рюкзак столько дров, сколько может унести, оружие проверить дважды.

– Узнаю старого Каса, – шепнула Сара. Впрочем, я был с ней согласен.

Путь до побережья занял где-то полтора дня пути. Я сначала даже не заметил изменения, разве что местность стала абсолютно плоской, и совсем немного изменился запах воздуха, но Джон заверил, что мы уже идём по Ла-Маншу, и всё говорил про то, как иронично это должно выглядеть со стороны, бормотал, что уже завтра мы выйдем в Нормандии. Его приподнятого чувства никто так и не разделил, может, дело в том, что он знает что-то интересное об этих местах. В его уме вся наша переправа Нормандию выглядела как грандиозная шутка. У меня же выглядело так: мы идём по воде, которая возможно заледенела до дна, а теперь её замело снегом настолько, что не отличить от суши. Вот это мне казалось шуткой, а что мне дела до какой-то Нормандии?

Мы даже успели переночевать на воде, но Джон сказал, что всё идет по плану. Никто сопротивляться не стал: уставали за день все без исключения, и вроде бы стоило дать хорошо отдохнуть, но дежурство отменять не стали. Часы летели с такой скоростью, что я даже не успел задремать, а уже снова утро, снова завтрак, снова поход. Может, я начал привыкать к режиму?

Когда солнце взошло к полудню, Джон указал на отчётливо различимую возвышенность в паре милей от нас.

– Дамы и господа, добро пожаловать в Европу!

– Долго репетировал? – съехидничала Сара.

– Можно было бы и показать заинтересованность! Или ты каждый день заходишь на главный материк планеты?

– Нет, просто не надо делать из этого неизвестно что, мы здесь…

– … Тихо! – Кас остановился и даже задержал дыхание. Только сейчас я услышал плеск волн.

– Вода? – шепнул Джон.

Кас молча кивнул.

– Невозможно…

– Пошли. Быстро.

Мы перешли почти на бег, но к шуму волн добавился плеск воды, я начал слышать глухие выстрелы и крики… но не отчётливо. Как… эхо?

– Ложись!

Кас накрыл меня телом и я уткнулся носом в песок, выстрелов стало неисчислимо больше и они рвали ушли. На мне лежал труп какого-то парня немногим старше меня, с перекошенным лицом и спиной-решетом. Сотни людей в зелёной форме и с древним оружием бежали, скашиваемые пулями, которыми косили с холма, из огромных бетонных домов. Я забрался в кратер, оставленный взрывом, готовясь отстреливаться, и лишь сейчас заметил, что держу Энфилд, и сам я весь в зелёном, а на голове пляшет каска. Какой-то животный порыв звал вперёд, требовал захватить высоту, заткнуть точки стрельбы, убить врага… и я рванул. Пригибая голову, держа каску, вихляя туда-сюда, от одних ежей к другому, пытаясь не смотреть по сторонам. Впереди бежали такие же парни, вот рядовой стреляет в ответ, игнорируя приказ капитана «бежать вперёд», пулемёт срезал ему ногу и оставил кричать. Вряд ли он уже когда-нибудь вернётся домой. Я нашёл глазами сержанта, он каким-то чудом добрался до земли и вскрывал колючку. Я хотел ему помочь, но он приказал стрелять по вспышкам. Мне повезло, что я сейчас с винтовкой, а не Томпсоном, который ни на что не годен с такого расстояния, а так я видел слетающие каски с голов фрицев. Наконец, колючка перестала быть помехой, и путь к окопам был открыт, нас бежало около двадцати, а в окопы прыгнуло четверо. Здесь я схватил автомат с трупа очередного немца, их оказались здесь десятки, с каждого угла летел град заградительного огня, но граната таких никогда не прощала. Один вылетел с сапёрной лопаткой, что за придурок… чёрт, патроны! Ладно, нож ему покажет! Он замахнулся и оскалил два ряда зубов, что за мутант? С ним не церемониться: увернулся от удара и вонзил штык под сердце, тут же голова остро заболела, началась контузия. Неужели бомбы? По своим кроют? Что с остальными, где сержант? Я… что?

Я стоял на вершине снежного холма, труп фашиста до сих пор кровоточил, но нож казался более знакомым, и винтовка лежала в сугробе неподалёку. Только где остальные?

– Не смей умирать Паркинс, ты обещал! Слышишь, не смей! Врач… – Джон смолк на полуслове и округлил глаза, будучи наполовину в снегу. Что происходит?

Кас вёл под плечо Сару. Он судорожно ощупывал грудь, будто проверял, жив ли вообще. Сара, кажется, потеряла сознание.

– Что это было? – спросил я, ни к кому не обращаясь.

– Высадка в Нормандию… – Джон не вылезал из снега и всё держал руки в одной позе. Здесь было одно из главных сражений войны, проходившей несколько веков назад. Американцы высадились на побережье и взяли его штурмом.