Лабиринт

– Зачем? – задал Владимир очевидный вопрос.

– Затем, что я уйду, а ты останешься вместо меня. Станешь Хранителем.

– Хранителем? – тупо переспросил Владимир. – Вместо тебя? Почему?

– Я уже отвечал на этот вопрос, – победно улыбнулся Перекресток. – Так и быть, я повторю. Потому что ты мне должен!

– А может, мы просто разойдемся в разные стороны? – сделал Владимир слабую попытку.

– В Лабиринте должен быть Хранитель, – нравоучительно заметил янтарноглазый. – И, кроме тебя, претендентов нет.

– А ты сам? Сам ты почему уходишь?!

– Потому что у меня тоже есть мечта, – сухо ответил Перекресток.

Владимир недоверчиво посмотрел на Хранителя. Какая еще мечта может быть у выдуманного существа в выдуманном мире? Найти какое-либо правдоподобное объяснение он не смог и потому нерешительно кивнул, как бы принимая за истину этот сентиментальный тезис.

– Отличная, должно быть, мечта, – примирительно заметил Владимир.

– Получше многих, – огрызнулся Хранитель.

– Если я соглашусь, – задал Владимир очередной вопрос, – то что я должен буду делать?

– То же, что и сейчас, – охотно ответил Перекресток. – Искать выход. Вот только возможности у тебя будут совершенно иные. Для тебя будут открыты все двери, – он вдруг запнулся, – кроме одной, но об этом позже. И главное, – стальная улыбка стала широкой, как морской горизонт, – исчезнет страх. Ты больше не будешь бояться. И более того, будут бояться тебя.

– А зачем меня бояться?

– А это ты решишь уже сам. Кто, зачем и насколько сильно.

Владимир немного успокоился и потому решил задать опасный вопрос.

– А если я откажусь?

Лицо Хранителя исказилось. Он вплотную придвинулся к Владимиру, и глаза его полыхнули дьявольским огнем.

– Тогда лучше не возвращайся, – прошипел он. – Ведь в следующий раз ты проведешь здесь недели, а может, и годы. Ты поседеешь от ужаса и одиночества. Ты проклянешь тот миг, когда отказал мне.

– Ясно, – Владимира пробрала дрожь. Господин Перекресток умел быть убедительным. И все же что-то останавливало Владимира от мгновенного согласия на без меры заманчивое предложение.

– У меня есть время подумать?

– Есть! – утвердительно кивнул Хранитель. – Думай, и думай хорошо. От твоего решения зависит многое. Зависит наше с тобой будущее. И в первую очередь твое собственное.

– Тогда я бы пошел и все придирчиво обдумал, – прозрачно намекнул Владимир на желание поскорей вернуться в свою квартиру.

– Еще пара минут, – Хранитель махнул рукой, приглашая проследовать к сверкающим тайной дверям.

Они подошли, и Владимир невольно восхитился. Двери были прекрасны. Двери были волшебны. Двери были желанны. Двери хотелось открыть и пристально посмотреть вглубь скрывающихся за ними чудес.

– У тебя будет ключ от каждой из них, – прозвучал скучный голос. – За каждой из них Лабиринт. Твой Лабиринт.

– Не многовато-то ли лабиринтов?

– Если представить дорогу, как жизнь, – усмехнулся Хранитель, – то Лабиринт превратится в жизнь вечную.

– Пока не найден нужный поворот.

– И это будет поворот в иной Лабиринт. Теперь понятно?

Владимиру не было понятно, но он на всякий случай кивнул, надеясь поскорее избавиться от общества, и Хранителя, и Лабиринта.

Внезапно среди высоких, стройных, красивых и готовых к любым капризам дверей промелькнула одна, – маленькая, низкая, грязно-серого цвета, с облезлой краской и без ручки. Единственным украшением двери была замочная скважина. Она была похожа на осьминога, и из нее струился нежнопурпурный свет.

– А что за этой дверью? – спросил Владимир.

Хранитель молчал почти минуту. Потом медленно и осторожно подошел к двери и погладил замочную скважину.

– За этой дверью Чудовище, – явно через силу ответил он. – И потому эта дверь всегда закрыта.

– Чудовище? – Владимир недоуменно смотрел на загадочную дверь. – Минотавр?

– Что такое Минотавр? – рассеянно спросил Хранитель.

– Человек с головой быка.

– И что же в этом чудовищного?

– Твоя правда, – согласился Владимир. – Сплошь и рядом. Бычьи, бараньи, собачьи головы. Мычат, блеют, лают. Поговорить толком не с кем, – он вздохнул и вернулся к теме беседы. – Так что за Чудовище?

– Я не знаю, – ответил Хранитель. – Я не открывал эту дверь.

– А откуда ты знаешь, что там Чудовище?

– Мы разговаривали.

– Разговаривали? Оно разговаривает?

– Я так сказал.

– И о чем же надо говорить, чтобы тебя сочли Чудовищем? Чтобы ты счел кого-то Чудовищем?!

– На самом деле, ни о чем исключительном, – Хранитель задумчиво смотрел на дверь. – Все дело в точке зрения.

– А что с его точкой зрения?

– Она, скажем так, не совсем традиционна.

Владимир сдался и не стал уточнять, что именно Хранитель Лабиринта считает традиционным, а что не совсем. Вместо этого он задал более актуальный вопрос.

– А мне придется с ним разговаривать?

– Разговаривать с ним право, а не обязанность.

– Прекрасно, – облегченно вздохнул Владимир. – Значит, не придется.

– Надеюсь, ты передумаешь, мой друг, – неожиданно раздался из-за двери мягкий и низкий голос. – Ведь нам с тобой есть о чем поговорить.

Владимир неуверенно посмотрел на Хранителя, потом снова на дверь, но промолчал, решив по возможности ни во что не встревать.

Хранитель, судя по всему, принял аналогичное решение. Он резко шагнул в сторону, взглядом приглашая Владимира незамедлительно последовать за ним. Владимир с удовольствием подчинился. В прозвучавшем из-за двери голосе была сила и страсть. Много силы и много страсти, а значит, и много опасности. Владимир вздрогнул, поймав себя на мысли о том, что не против услышать этот голос вновь. И, может быть, даже не просто услышать, но и ответить ему.

– Мы скоро встретимся, – Хранитель уперся своими янтарными глазами в глаза Владимира. – И тогда я потребую от тебя ответ.

– Я отвечу, – Владимир постарался, чтобы это прозвучало независимо.

– Превосходно, – Перекресток улыбнулся своей широкой, стальной улыбкой. – Тогда до встречи!

Он вдруг резко вытянул руку и толкнул Владимира в грудь. Владимир возмущенно вскрикнул, ударился о дверцу шкафа и без сил рухнул на участливо скрипнувший диван.

На следующий день Владимир сидел в мягком кресле и ожидал своей очереди на прием к Борису Алексеевичу Калинину.

За окном шел дождь. Он уже не был таким злым, как дождь вчерашний. Он был печальным, усталым дождем, которому надо отработать свою смену и поскорее выпить двойную порцию неразбавленного джина. Неторопливо закурить и заказать по новой. И поскорее лечь спать, ведь завтра опять на работу.

Наконец дверь врачебного кабинета открылась.

– Добрый день, Володя. Заходите.

Владимир встал, поздоровался, прошел в кабинет и сел напротив врача. Калинин улыбнулся и начал с дежурного вопроса.

– Ну, как вы себя чувствуете?

– В целом неплохо.

– Лабиринт?

– В наличии! – бодро отрапортовал Владимир и постарался улыбнуться. Но сегодня получилось с трудом.

Калинин это заметил и нахмурился.

– Вас что-то взволновало, Володя? – с профессиональной проницательностью спросил он. – Было что-то необычное?

– Было, – не стал отпираться Владимир.

– Расскажите.

Владимир рассказал. Борис Алексеевич внимательно выслушал, и некоторое время молча сидел, поглаживая бороду и постукивая карандашом по блокноту.

– И что вы собираетесь делать? – спросил он спустя минуту. – Собираетесь принять это предложение?

– Пока не решил, – ответил Владимир. – Но, скорее да. Если, конечно, все это еще актуально, – чуть смущенно добавил он. – Возможно, мы с Хранителем больше никогда и не встретимся.

– Ваши галлюцинации отличаются последовательностью, – заметил Калинин. – Так что, я думаю, вы встретитесь, но также я думаю, – врач стал очень серьезен, – что вам ни в коем случае нельзя соглашаться на это предложение. Ни в коем случае! – повторил Калинин и замолчал, ожидая вопросов.

Вопросы последовали незамедлительно.

– Почему? – удивленно спросил Владимир. – Что с того, если я соглашусь стать Хранителем Лабиринта. Разве что-то изменится?

– Конечно, изменится, – тут же ответил врач. – Исходя из вашего рассказа, ваш разум посредством хранителя предлагает вам более комфортные условия существования в лабиринте.

– И что в этом плохого?

– Это же очевидно, Володя, – Борис Алексеевич неодобрительно покачал головой. – Если вам станет комфортно находиться в лабиринте, вы подсознательно станете проводить там больше времени.

Не минуты, как сейчас, а, возможно, часы. А это верный путь к окончательному сумасшествию, – грозно закончил он.

– Но ведь мой отказ может повлечь аналогичные последствия, – робко возразил Владимир. – Если у меня не получится контролировать панику, то сойти с ума можно и за пару минут.

– Я понимаю ваши опасения, – кивнул Калинин. – И верю, что ощущения, которые вы испытываете, ужасны. Но советовать вам погружаться в лабиринт, чтобы избавиться от страха, – то же самое, что советовать принимать героин, чтобы избавиться от боли.

– Прискорбная аналогия.

– К сожалению, это именно так, – вздохнул врач. – Я выпишу вам новые таблетки. Более сильные. Курс – четыре недели.

– Спасибо, – тяжело поблагодарил Владимир.

– Воля! – с силой сказал Калинин. – Главное ваше лекарство – воля. И она у вас есть. Слабого человека лабиринт давно бы уже сломал и довел до психлечебницы. А вы держитесь и, я уверен, сможете держаться и дальше. А я со своей стороны гарантирую медикаментозную и психологическую поддержку. Вы меня поняли, Володя?

– Понял, Борис Алексеевич, – кивнул Владимир.

Калинин, может, и не был гением медицины, но найти правильные слова он умел. Владимиру сразу немного полегчало. Появилась наивная уверенность в завтрашнем дне и, что важнее, в завтрашнем повороте.

– Помните, в самом начале вы рассказывали мне про рыцаря? – продолжал Калинин. – Про то, что предпочли идти тяжелой дорогой, но не отступили от своих принципов. Именно это стало началом вашей борьбы. И сейчас вы можете либо ее продолжить, либо закончить.

– Хотелось бы продолжить.

– И мне бы хотелось, чтобы вы продолжили, – врач коротко улыбнулся. – Простите мне эту банальность, но человеческий разум – загадка. Сложно сказать наверняка, что означают ваши путешествия по ту сторону реальности. Вероятно, часть вашего разума не желает жить в реальном мире и оттого уводит вас в лабиринт. Но другая-то часть еще здесь, с нами. И мы должны ориентироваться именно на эту часть. Вы согласны?

– Конечно, согласен.

– Для меня это борьба добра со злом, Володя. И лабиринт в этом уравнении чистое зло. Лабиринт, хранитель, ведьма и все остальные – зло, с которым надо сражаться и днем, и ночью, и даже по утрам.

Калинин увлекся. Он с несвойственным ему жаром говорил о добре и зле и был похож на благородного Дон Кихота. Он сжимал в маленьких руках несуществующий клинок и безжалостно сражал им все то, что так искренне ненавидел. Болезни, галлюцинации, видения, ночные и вечерние кошмары.

Он верил в людей. Верил в науку. Верил в восхитительный реальный мир, на который не смеет упасть даже тень иных миров. И за свои идеалы он каждый день сражался со злом. Каждый день наносил и получал раны. Каждый день пытался быть героем.

А Владимир тем временем спрашивал себя. Спрашивал о добре и зле. О Лабиринте. И чуть замялся с ответом. Нет, в итоге он ответил правильно и в честности своего ответа был уверен абсолютно.

Но эта странная, скорее всего, случайная заминка никак не давала насладиться верностью ответа и чистотой помыслов. Не давала поставить себя в один ряд с Борисом Алексеевичем и вместе отражать натиск темных легионов. И это тревожило Владимира. Хотя и не слишком.

– Прошу прощения, Володя. Я немного увлекся, – Калинин успокоился и налил себе стакан воды.

– Да нет, вы все правильно сказали, Борис Алексеевич. Даже и не знаю, что бы я без вас делал.

– Боролись бы, Володя, – уверенно ответил Калинин. – Непременно боролись бы.

– Хотелось бы думать.

– Ну, с этим, я надеюсь, решили, – подвел черту Калинин. – А теперь давайте подробней остановимся на следующих моментах…

Через час Владимир вышел в полной уверенности, что победа не за горами. Уверенность чуть пошатывалась, но падать отказывалась наотрез. Она продолжала болтаться и в тот день, когда Владимир умеренно быстрым шагом шел по длинному коридору Министерства. Недавний визит к Скворцову до настоящего времени не принес никаких дивидендов. Что, впрочем, было неудивительно, однако создавало определенное беспокойство за успех всего предприятия.

В связи с этим Владимир решил обойти все места, где так или иначе мог оказаться злополучный документ. Приблизительный список таких мест получился довольно внушительным и включал в том числе те кабинеты, входить в которые Владимиру совершенно не хотелось.

Но были и другие кабинеты. В них зайти было приятно, а порой и полезно. Но вот здесь как раз выбор был, увы, не богатый. Так что первым делом Владимир направился к Виктории Волковой.

Виктория была решительна, свободолюбива и строга к проигравшим. Одно время она даже пыталась играть роль роковой женщины девятого этажа Министерства, но вовремя поняла, что закончиться это может печально, и успела сменить амплуа.

Кабинет Виктории отличался от кабинета Скворцова, как лес от равнины. Здесь было светло, просторно и слегка самоуверенно. Здесь было мало мебели, на стенах висели репродукции Климта, Ренуара и Магритта, а из шкафа застенчиво выглядывали высокие фужеры для шампанского.

Виктория была на месте. Она отчаянно стучала по белой клавиатуре и грозно смотрела в экран монитора. Она вела свою крохотную, незаметную, но бесконечно важную войну. Она вела ее каждый день и собиралась выигрывать каждый бой, каждую схватку.

Она любила сражаться. С делами, с коллегами, с семьей, со всем, до чего она могла дотянуться. Она желала побеждать и горько переживала поражения. Ее любили за то, что она никогда не сдавалась, и ненавидели за то, что порой не принимала почетной сдачи у других.

– Привет, Вика, – поздоровался Владимир.

– Привет, привет! – почти выкрикнула Виктория, не отрывая глаз от экрана. – Проходи! Я буду через минуту!

По опыту Владимир знал, что минута может растянуться на неопределенное время, поэтому спокойно прошел в кабинет, сел на стул и стал рассеянно смотреть на дождь.

Дождь шел сплошной стеной, посылая все новых и новых новобранцев на бездарную смерть среди тротуаров и мостовых бессердечного города. Дождь был романтиком и верил в свою сказочную победу. Владимир знал, что Виктория любила дождь. Ведь дождь тоже никогда не сдавался.

– Кофе?

Виктория любила кофе. Эспрессо, капучино, мокко, глясе, ристретто и еще многое из того, о чем Владимир не имел ни малейшего понятия. Что-то из этого всегда было у Виктории наготове. Единственная проблема состояла в том, что Владимир кофе не любил.

– Спасибо, Вика, – улыбнулся он. – Ты знаешь, я не пью.

– Когда-нибудь выпьешь, – уверенно возразила Волкова. – Ты по делу или так?

– К сожалению, по делу.

– Прекрасно. – Виктория любила дела.

Владимир рассказал. Волкова охнула и покачала головой. Покачивание говорило о двух вещах. Первое, – ей было искренне жаль Владимира, но помочь она ничем не могла. И второе, менее заметное, – с самой Викторией такого произойти никак не могло. Просто не могло, и все.

– Я поищу, но вряд ли, Володя. Ты знаешь, у меня на полках ничего лишнего, – она вдруг блеснула глазами. – Но зато я вспомнила презабавный случай, очень похожий на твой.

Виктория любила рассказывать поучительные истории и еще больше любила, когда их внимательно слушали. Владимир слушать не любил, но еще больше он не любил обижать Викторию и потому всегда делал чрезвычайно заинтересованный вид.

– Это было пару лет назад, – начала Волкова. – Один мальчик, кажется, Юра, кажется, его уже уволили, потерял доклад замминистра. Он тогда обегал все Министерство.

– Нашел?

– Нет! – обреченно всплеснула руками Виктория. – Но история не про это. Слушай дальше.

– Весь внимание.

– Так вот, – продолжила Виктория. – Он зашел едва ли не в каждую дверь Министерства. Побывал во всех приемных, во всех архивах, слазил, наверное, на каждую полку. Он практически жил на работе. Он бродил по Министерству, как по…

– Лабиринту?

– Да, как по лабиринту! И, естественно, никак не мог найти выход. Сам запутался и других запутал. Бедный мальчик, мне его было даже немного жалко.

– Так в чем мораль? – спросил Владимир.

– Мораль в том, что иногда лучше не искать потерянное.

– Странно слышать такое от тебя, Вика.

– Никому не рассказывай, – неловко улыбнулась Волкова.

Владимир согласно кивнул и попрощался.

Он бродил по Министерству как по лабиринту. Владимиру крайне не понравилась эта аналогия. Ему и одного лабиринта было более чем достаточно. Но вот достаточно ли этого было собственно Лабиринту?

Владимир спустился на два этажа по боковой лестнице, прошел по длинному коридору мимо десятков одинаковых пронумерованных дверей, едва не сталкиваясь с выныривающими из них обитателями. Пару раз свернул, пару раз поздоровался, вышел на балкон, вытянул руку и убедился, что все еще чувствует дождь, который надежно заслонял его от города. Или, быть может, город от него.

Спустя десять минут Владимир в задумчивости вернулся в свой кабинет. Когда он зашел, Шилов меланхолично мерил шагами скудное рабочее пространство.

– Володя, я хочу снова влюбиться, – сказал он, не успел Владимир закрыть за собой дверь.

– А Оксана?

– Оксана прекрасна, – отрезал Сергей. – Я, может быть, даже люблю ее, но вот влюбиться заново уже не могу.

– Серьезная дилемма.

– Понимаешь, я хочу не только любить, но и влюбляться. Ведь что может быть лучше влюбленности, Вова? Когда ты дурак и счастлив этим. А кто, скажи мне, кто может быть счастливее дурака?

– Святой?

– Ну, это не про нас, Вова.

– А дурак про нас?

– А вот дурак, – Сергей поднял палец, – определенно про нас!

– Так что же? Мало нам надо для счастья или много?

– За всех не скажу, – Шилов опустился в кресло. – Лично мне надо мало, но часто. А тебе, Вова?

– А мне неважно. Главное, чтобы хватило.

– А если все-таки будет не хватать?

– Тогда мы станем бродить по миру, как по лабиринту, надеясь на каждый поворот и обманываясь в каждом повороте.

– Кроме последнего?

– Но кто из нас дойдет до последнего?

Глава 4

Зов

– Привет!

Юлия едва улыбалась уголками желанных губ. Она старалась делать вил, что все в порядке, но старалась, прямо скажем, не слишком усердно. Изумрудные глаза тревожно блестели, то и дело направляя лукавый взгляд в сторону от Владимира.

– Что-то случилось?

– Не обязательно.

– Голоса?

– Не спрашивай так прямо, – нахмурилась Юлия.

– Прости. – Владимир взял ее за руку. – Не буду.

Они стояли возле здания оперного театра. Давали «Травиату», и это был их первый совместный светский выход. Владимир даже немного волновался. Долго решал, какую надеть рубашку и стоит ли предварительно изучить либретто.

Холодный, острый ветер с восторженным воем резал пространство между ними. Ветер с размаху бил в лицо, дергал за волосы и вырывал из рук неосторожно обнаженные билеты. Ветер веселился, как мог. И с каждой минутой его веселье становилось все более злым и диким. Хотя, чего еще можно ждать от осеннего ветра?

– Пошли. – Юлия придержала волосы и потянула его в сторону театра. – Скоро начнется.

Владимир покорно двинулся вслед за девушкой. За недолгое время их знакомства он только уверился в своей безусловной влюбленности и набирающей силу страсти. Давно он уже не был так влюблен и давно уже не задавал себе крайне важный вопрос. Как найти место для любви и оставить при этом место для безумия?

Помимо прочего, Владимиру было интересно, задавала ли себе похожий вопрос Юлия? И если задавала, то каков был ее ответ? Ведь у него ответа все еще не было.

Они вошли в театр, сдали верхнюю одежду и даже успели выпить по бокалу шампанского – главного вдохновителя театральных подмостков.

– Ты как? – с беспокойством спросил Владимир.

– В предвкушении, – криво улыбнулась Юлия и уже серьезней добавила, – все нормально. Не волнуйся.

Третий звонок. Предвестник чуда. Владимир не спешил. Владимир внимательно смотрел на девушку. Смотрел, как она делает последний глоток шампанского. Как, несмотря на все заверения, тень горькой тревоги скользит по ее лицу. «Впрочем, все нормально. Не волнуйся».

Маэстро Верди не подвел. Режиссер и декоратор тоже постарались на славу. Погружение в печальную легенду было более чем полным. Впрочем, Владимир слабо разбирался в опере и сопрано от баритона отличал скорее интуитивно.

Гораздо важнее было ощущение близости прекрасной женщины, которая широко распахивала глаза насмешливой дриады и, похоже, искренне переживала за беднягу Жермона. Владимир взял ее за руку и осторожно поцеловал тонкие, изящные пальцы. Юлия повернула голову и вдруг резко поцеловала его в губы. Отстранилась с коварной улыбкой и снова вернулась в далекий Париж.

А потом где-то вдали прозвучал призыв к антракту.

Владимир взял шампанское и подошел к свободному столику. На столике лежал забытый всеми телефон. Владимир оглядел зал, но не нашел ни потенциального хозяина, ни других свободных столов. Пожал плечами и поставил бокалы как можно дальше от телефона.

Через пару минут подошла Юлия. Улыбнулась, взяла бокал и с интересом осмотрела скромно прижавшийся к краю стола аппарат.

– Кто-то забыл? – спросила она, явно не требуя ответа.

– Может, отдать его служащим театра?

– Не надо, – усмехнулась Юлия. – Сделаем вид, что не заметили.

Владимир не стал настаивать.

– Когда ты последний раз была в опере?

– Года два назад. Аида. А ты?

– Давно, – Владимир смущенно пожал плечами. – И даже не помню на чем.

– Но тебе хотя бы понравилось?

– Вряд ли, раз больше не ходил.

– А сейчас, – Юлия вскинула брови, – нравится?

– Думаю, да, – улыбнулся Владимир. – Практически влюблен.

– Серьезно?

– Почему нет?

– Действительно, – задумчиво ответила девушка. – Почему бы и нет?

Почему бы нет? Потому что одно, второе и двадцать третье. Потому что уже поздно или еще рано. Потому что ты так спешишь, так озабочен, так устал. Задумал что-то совершенно иное, великое, неудержимое, позолоченное самой Авророй. Некогда, незачем, невпопад.

Мы найдем сотни причин для того, чтобы отказать себе в легком, незатейливом счастье. Сотни закаленных стрел, не знающих промаха. Сотни нерожденных поцелуев, непролитых слез, несказанных слов. А будет мало, – добавим. Так добавим, что уже не останется ни вопросов, ни надежд.

Владимир поежился под тяжестью несвоевременных мыслей. В этот момент лицо Юлии вдруг подернулось недоброй тенью. Она с нервной усмешкой посмотрела на телефон, протянула к нему руку, отдернула, снова протянула, снова отдернула.

– Юля, не надо, – с легкой тревогой сказал Владимир и приобнял девушку.

– Я знаю, – печально ответила она. – Знаю! Я пытаюсь, но мне слишком больно, понимаешь?! Слишком больно! – простонала Юлия, резким движением схватила телефон и положила себе в сумочку. – Пойдем скорее!

Владимир замешкался.

– Скорее! – в голосе девушки зазвучала паника.

Владимир вполголоса выругался, извинился перед госпожой Валери, и отправился догонять свою столь нежданно подхватившую клептоманию спутницу. Уже через пару минут они покинули театр, и покорно подставили свои головы под бешеные удары кинжального ветра.

– Пойдем! – снова повторила девушка и быстрым шагом устремилась прочь от театра.

Владимир молча поспешил вслед за ней. Ветер безжалостно развивал кудрявые волосы, создавая над головой Юлии дикую корону варварской принцессы. Ветер упоенно хохотал в лица и души, не сдерживаясь и не прерываясь ни на миг. Ветер знал, что им от него не убежать.

– Стой!

Юлия не ответила и не замедлила шага. Владимир перешел на легкий бег, догнал девушку и пошел рядом с ней. Ветер чуть присмирел, нескромно, с явным интересом прислушиваясь к начинающему вальс разговору.

– Ты извини, – Юлия нервно улыбнулась. – Правда, извини, но я просто не могу по-другому.

– А ты пробовала?

– Пробовала! – резко ответила Юлия. – В первый раз – потеряла сознание. Во второй – увезли на скорой. Мало?! Еще попробовать?!

– Ладно, – Владимир попытался поймать ее руку. – Прости!

– Не за что! – девушка выдернула руку но тут же сама коснулась руки Владимира. – Я ведь предупреждала, – уже мягче добавила она. – Сказка, и правда, довольно страшная.

– Недостаточно, – постарался улыбнуться Владимир.