Торжество тревог

Одновременно ей в голову лезли мысли об Андрее. Она гнала их прочь, но они донимали. Было противно переваривать произошедшее. И Марина пыталась отвлечь себя. Что она станет делать, когда сойдут синяки и ссадины? Вернуться к мужу, унизившему ее, означало бы самой еще больше унизить себя. В этой квартирке повернуться негде, но уж лучше задержаться в такой птичьей клетке, чем дать повод мужу когда-нибудь снова поднять на нее руку.

Комната была маленькой. Кровать, шкаф, стол и стул. Парень с трудом разместил у окна раскладушку. Через открытую форточку с улицы доносился шум машин. Марина глянула в окно на высокое звездное небо. Что там на звездах? Такая же суета сует, как на земле, или все чинно и благополучно? Знать бы.

Женщина накрылась пододеяльником. Но было душно и хотелось раскрыться. Однако не смущать же молодого человека своим голым телом. Впрочем, она всегда отметала условности, как обыкновенные комплексы. Зачем же теперь изменять себе? Марина откинула покрывало. Стало прохладнее и свободнее.

Пашка мылся под душем, и было слышно, как он фыркал и пыхтел. Женщина представила его голым и усмехнулась. Потом закрыла глаза. Спать, спать, надо выспаться после сегодняшней чехарды. Пашка молод для нее, молод. Но разве она стара? Марина резко открыла глаза. Ну уж нет. Старить себя мыслями – последнее дело. Пошутить на эту тему можно, но не более того.

Она провела руками по своему телу, чуть полноватому, но красивому, вспомнила, что ее тело нравилось Хавину, и улыбнулась сама себе. Ну что, Пашка, посмотрим, кто моложе! Хватит ли у тебя силенок справиться со мной? Марина раскинулась и тут же придержала разгулявшиеся мысли. Тихо, тихо, не очень-то возбуждайся. А то недалеко уйдешь от Истровской. Не теряй мозгов.

Она легла на бок, заставляя думать себя о сне. Но мысли возвращали ее к парню. Женщина снова легла на спину, чувствуя, как низ живота охватывает жаром. Погладила рукой и сделала глубокий вдох.

Пашка вышел из ванной комнаты и протопал в кухню. Шумно попил воды. И топтался, топтался, топтался бесконечно по кухне, пока Марина не окликнула его. Он вошел в комнату. Женщина протянула руку:

– Ты чего там маешься? – сказала спокойным притягивающим голосом. – Ложись рядом.

Парень видел ее обнаженную грудь, живот, ноги. Кровь ударила в голову.

Утром Пашка отправился на работу, Марина осталась одна. Пашка в постели оказался неплохим партнером, однако быть хорошим не значило быть лучшим. Он все же не дотягивал до своего тезки, хоть был и моложе.

Женщина не могла сказать, что Пашка не устроил ее, но и не считала, что получила, что хотела. Не тот дух, не тот интеллект, не совсем желаемые ощущения. После Хавина долго остывала, после Пашки все было обыденно. Он годился ей на злобу дня. Наверно, слишком привередливо сравнивала. Да, не всякий Пашка может быть Павлом, впрочем, как и Павел не станет Пашкой.

Она еще нежилась в постели, когда парень внезапно возвратился. Поставил в кухне пакеты с продуктами, положил на стол аптечные мази для синяков и ссадин. Заглянул на секунду в комнату, воскликнул:

– Ты особенная, Марина. Ты особенная. – Круто развернулся и был таков.

Она понимала, что была особенной для Пашки, но ей хотелось быть особенной для Павла. Ее не покидало ощущение, что до Хавина она не дотягивала, как будто чего-то в ней не хватало. Интеллигентности, интеллекта, женского очарования? Не могла ухватить, чего именно.

После второго ухода Пашки Марина поднялась с кровати, набрала в ванну воды и долго сидела, разомлев. Намыливалась и старательно смывала мыло, как бы хотела смыть с себя прикосновения парня, непохожие на прикосновения Хавина. И странно, но ни разу не вспомнила об Андрее, словно тот перестал существовать. Неужели не осталось никаких чувств, неужто он все отбил?

Помывшись, Марина нашла в шкафу Пашкину рубашку, накинула себе на плечи. Разобрала в кухне продукты, приготовила кофе и позавтракала. От нечего делать убралась в квартире, потом нашла какую-то книжку и раскрыла. Всегда, когда читала про чужую любовь, было чувство, что заглядывала в замочную скважину. Возможно, оттого, что своей настоящей любви не было.

Сейчас она чувствовала необычную тягу к Хавину, точно проснулась после длительной дремы. Эта тяга как бы тлела в ней все эти годы, но гасилась желанием отомстить за смерть сына, и вспыхнула теперь после новой встречи с Павлом. Как назвать это тяготение?

Время, проведенное с Хавиным, было мизерным, но это был сильный угар. Хотелось задохнуться в таком угаре. К тому же ей почудилось, что и Павла охватил тот же угар.

Марина смотрела в книгу, буквы перед глазами прыгали и исчезали, она встряхивала головой и опять начинала вчитываться в строки.

Так прошел день. Вечером вернулся Пашка, и повторилась ночь, которая стала похожей на предыдущую. Только теперь он шептал:

– Ты особенная, ты особенная.

– Таких, как я, много, – отвечала Марина.

– Ты красивая, – раздавалось возле ее уха.

– И красивых много, – говорила женщина.

– Я даже не мечтал о тебе. Даже подумать не мог, – признавался Пашка.

– Это плохо, – откликалась она. – Мечтать надо, иначе не повезет в жизни.

– Но сейчас мне повезло, – лепетал парень.

– Просто непредвиденные обстоятельства, – отзывалась Марина. – Случайность.

– Еще какие непредвиденные, – соглашался Пашка.

Женщине льстило, что ею увлекся парень намного моложе ее. Значит, она на что-то еще способна. Рано отодвигать себя на второй план.

Проходили сутки за сутками, они повторялись по одному сценарию, и этот сценарий начинал надоедать. Хотелось вырваться на улицу, на солнце. Марина не находила себе покоя. По несколько раз в день нетерпеливо смотрела в зеркало, нервничая от вида синяков и ссадин и с раздражением вспоминая Андрея. А впрочем, раздражение медленно проходило вместе с синяками.

За это время она многое передумала, много вспоминала о Хавине, и у нее вызрело решение снова поехать к Павлу. Марина не хотела думать, получится ли из этого что-нибудь, как встретит ее Хавин, захочет ли оставить. Она сама не знала, захочет ли остаться у Павла. Но желание поехать к нему увеличивалось с каждым днем.

Когда лицо стало чистым, Марина почувствовала себя уставшей от Пашки. Но она была благодарна парню, ибо он оказался рядом в трудный момент, впрочем, она с лихвой заплатила за это. Попросила свозить ее в соседний город, заняла у него денег, купила джинсы, кофту и туфли.

Ранним утром следующего дня собралась и сказала:

– Прощай, Пашка, не поминай лихом.

– Хотя бы иногда я смогу тебя видеть? – спросил он со слабой надеждой в голосе.

– Сомневаюсь, Пашка, – сказала Марина. – Я уезжаю из города.

Пашка больше ни о чем не спросил. Только выложил перед нею все содержимое своего кошелька:

– Тебе нужны будут деньги, – сказал. – Я буду скучать.

– Ты славный парень, Пашка, – женщина поцеловала его в щеку. – Ты еще найдешь себе хорошую подругу.

– Вряд ли, – пожал плечами он. – Особенным я не нужен, а заурядные мне ни к чему.

– Подвезешь меня до автовокзала? – спросила.

– Не вопрос, – отозвался парень, смотря во все глаза на Марину, как бы желая навсегда запечатлеть ее лицо в своей памяти. – Ты все-таки особенная. Поразительная женщина. Можно я тебя поцелую?

– Можно, Пашка, последний раз, – улыбнулась она.

Пашка осторожно обнял и поцеловал ее в губы. Женщина ответила тем же, догадываясь, как важен для него этот поцелуй. Возможно, парень прощался со своей мечтой, осознав, что именно такую женщину он всегда хотел видеть рядом с собой. Возможно, сейчас он понял, что больше никогда не встретит подобную женщину. А возможно, вспоминал с тоской всю свою прошлую жизнь.

На автовокзале он посадил Марину в такси и грустно произнес:

– Удачи тебе.

– И тебе, – протянула ему руку.

– Я буду помнить тебя, – сказал он, задерживая ее ладонь в своей.

– Не надо, Пашка, – проговорила она, вынимая руку из его пальцев. – Все ни к чему. Это был сон. Просыпайся и живи дальше. Солнце продолжает тебе светить.

Пашка стоял и смотрел, как такси выехало на дорогу и скоро скрылось из виду. Марина не оглядывалась назад, она расставалась со своим прошлым. Хватит цепляться за него. Вперед, туда, где был Хавин.

18

В Москве женщина с телефона таксиста позвонила Павлу. Он ответил. У Марины захватило дух, но, набрав воздуху, она произнесла:

– Павел, здравствуйте. Я приехала.

Хавин сразу узнал ее голос. В памяти все всколыхнулось, и другое отступило на задний план.

– Я приехала, – повторила женщина, щеки стали гореть, точно она вернулась в свою молодость. Но почему вернулась? Она по-прежнему была молодой, и это подтвердил ошалевший Пашка. – Не прогоните? – спросила после короткой заминки и по тону Хавина почувствовала – не прогонит.

– Где вы? Я еду, – сказал Павел.

– Где и прошлый раз, – отозвалась она.

– Ждите.

Марина возвратила телефон таксисту, рассчиталась и вылезла из авто. Ощущение свободы переполняло ее. Все, она отсекла прошлое, все, больше не увидит Андрея и другие давно опостылевшие лица, ей было никого не жалко и не жалко все бросить. Может быть, когда-то потом она пожалеет об этом, но сейчас была радость, и ничто не могло омрачить ее.

Целых пять лет она ждала. Ненавидела и ждала. Хотела уничтожить и ждала. Невероятно. Даже себе самой она никогда не признавалась в этом. Но, наверно, должны были пройти эти пять лет, чтобы наступило сегодня, чтобы вот так дрожало ее сердце и она не чувствовала под собой ног.

Москва встретила солнечным жаром и веселыми людскими лицами.

Машина Павла подъехала быстро. Хавин выскочил из салона. Марина прижалась к нему. Как же сильно она хотела ощутить его тело, его запах, услышать голос.

– Я приехала, Павел, – произнесла шепотом.

У Хавина за последние дни произошло много волнующих событий, но голос Марины по телефону в один миг отбросил их вон. Сейчас, обнимая ее, он испытал успокоение, какого не было все последние дни. Потом посадил женщину в машину, желая, чтобы это был новый этап в его жизни и конец метаниям.

– Не знаю, права ли я, – проговорила Марина. – Но я не могла не приехать. Я все бросила, Павел, и всех. Мне душно и тесно находиться там, где нет вас. Я не скрываю этого, как бы вы все не воспринимали. Я не юная девочка, чтобы жеманничать и произносить слова, которые для меня ничего не значат. Но я достаточно молода и умею любить. И не стыжусь этого. Сколько можно стыдиться, Павел? Душа не может быть всегда запертой, как в клетке, ей нужен выход. Птицы умирают в клетках, души так же гибнут, как птицы. Мы уже взрослые люди, Павел. – Марина взяла Хавина за руку и посмотрела ему в лицо.

– Я рад, что снова вас вижу, – сказал он и погладил ее руку.

– Я больше не уеду, – порывисто выдохнула женщина. – Я буду любить вас так, как никого не любила. И хочу, чтобы чувства были обоюдными. Плохо, когда один любит, а другой просто принимает любовь. Ничего хорошего из этого не получается. Вы разбудили мою страсть, рядом с вами в прошлый раз я почувствовала себя собственницей. Я не хотела, чтобы к вам прикасались руки других женщин, и желала, чтобы ваши руки гладили только меня. Я вдруг сделалась жадной, физически это ощущала, потому испугалась и уехала. Я думала, все пройдет, однако не прошло. Возможно, я не должна сейчас этого говорить, но я хочу, чтобы с первого дня между нами было все открыто, чтобы была полная ясность в отношениях, – глаза Марины светились счастьем.

Павлу отрадно было это слышать, но глубоко в душе он боялся обмануть чувства и надежды Марины. Не хотел. Долго ли все продлится? Он всегда не умел уловить тот момент, когда женщину рядом с собой начинал терять. Это беспокоило его. Хавин не желал, чтобы так же произошло и с Мариной.

– Мне тоже важны честные отношения, – выговорил и попросил: – Прошу вас, как только вы разлюбите меня, сразу же скажите об этом.

– Надеюсь, этого не случится, – ответила женщина.

– Все так неожиданно, – улыбнулся Павел. – Но мне нравится такая неожиданность. В жизни каждого человека наступает время, когда нужно что-то поменять, может быть, даже собственные устои. Ваш прошлый приезд оживил мой дом, все будто поменялось, а после вашего отъезда жилье снова превратилось в место обитания. Я хочу, чтобы дом снова стал домом, а не местом обитания.

– Тогда почему же мы до сих пор не перешли на «ты»? – спросила Марина.

Они посмотрели друг другу в глаза и обнялись.

День пролетел мгновенно. За ним точно так же промчался второй, третий и еще несколько дней подряд. У Марины полностью выветрились из головы воспоминания об Андрее, а Хавин забыл о работе, даже на телефонные звонки не реагировал сразу. В их душах установилось умиротворение.

Только женщина способна привнести такой покой в жизнь мужчины, женщина, жертвующая собой. В этом ее призвание, особенный дух и особенный мир.

Не просто женщине бросить то, над чем она, как наседка, квохтала многие годы, из чего пыталась слепить свое ни на что не похожее гнездышко, вкладывая в него душу и силы. Марина оказалась способной на такой шаг. И Хавин понимал ее жертву.

Но вскоре суета сует вернулась в его жизнь, работа не могла долго ждать. А Марина окунулась в московские улицы и проспекты. Однако отсутствие полезного дела быстро утомило, хождения по магазинам, музеям и салона красоты надоело. Даже то, что Павел старался как можно больше времени проводить возле нее, не успокаивало женщину. И он предложил ей место экономиста в своей фирме. С этого дня дух ее снова воспрянул, и Марина похорошела настолько, что Павел мог бы ревновать, если бы был ревнивцем.

В один из дней он неожиданно спросил:

– А когда ты думаешь завершить проблему с мужем? Ему известно, где и с кем ты?

Вопрос о муже напружинил женщину. Все это уже казалось Марине таким далеким и нереальным, что вспоминать историю с Андреем не хотелось. Она улыбнулась. Но такая неопределенность не нравилась Хавину. Он считал, пока Марина окончательно не разорвала с Андреем, их отношения не могут крепко стать на ноги. Надавил на нее:

– Не находишь ли ты, что должна сообщить ему, что бесповоротно ушла ко мне?

Марина безразлично пожала плечами:

– Ты думаешь, я оставила себе путь для отступления? Нет, к прошлому возврата не будет, я разрушила все мосты, я забыла об Андрее. Понимаешь, его для меня больше нет. Но раз ты настаиваешь, я обязательно позвоню ему. Ты люби меня, Павел, такой, какая я есть, какою меня создала природа, – она посмотрела в карие глаза Павла испытующе. – Ты будешь любить? – прижалась к нему.

Хавин обнял ее:

– Я не хотел бы потерять тебя.

Женщина притихла. И долго не отстранялась от него.

Она еще не ощущала себя хозяйкой в его доме, но хотела быть ею. Начинала вживаться в новую роль. Ей нравилась эта роль, а Павлу нравилась она в этой роли.

После разговора прошло несколько дней, но Марина так и не позвонила Андрею. И не потому, что женщина не решалась, ей просто было жалко мужа. Как бы она к нему сейчас не относилась, она прожила с ним довольно долгий период своей жизни. И хоть она никогда не была за ним, как за каменной стеной, скорее, такой каменной стеной всегда являлась сама, все-таки она отдавала должное его терпению и пониманию. Он любил ее, несмотря ни на что. Да, она ушла от него. И он сам виноват в этом. Но, оставив мужа, Марина не могла добивать его. Понимала, само собой это не разрешится, а значит, надо без спешки обдумать, как выполнить просьбу Павла и одновременно не быть жестокой с Андреем. Это нелегко, и с кондачка такое не делается.

Итак, неопределенность продолжала тянуться, а Павел ждал.

19

Вернувшись в гостиницу после встречи с Аспенским, Пекрасов не нашел там Зибирова. Переоделся в футболку и легкое трико, стал ждать. Но ждать пришлось недолго, скоро в окно увидал заехавшую на парковочную площадку машину Федора. Из пассажирской двери выпорхнула чернявая длинноволосая девушка. Зибиров закружился вокруг нее. Что бы все это значило, что за ненужный флирт? Ведь у них сейчас главный объект – Истровская, подумал Дмитрий. Зачем отвлекаться на другие смазливые мордашки? Захотел сделать Федору втык, но тот, появившись в дверях номера, опередил:

– Я, кажется, нашел что надо, поздравь меня! Такую, какую мы долго присматривали с тобой. Подходит со всех точек зрения. Нужно только поработать с нею. У нее сейчас явно какие-то неприятности, она определенно от кого-то скрывается. И это нам на руку. Нюхом чую, это наша девочка. Мой намек ее не отпугнул, а как будто пришелся по душе. Приглядись к ней.

– И где же она? Куда подевалась? – спросил Дмитрий. – Я видел, она приехала с тобой.

– Уговорил. Знал бы ты, как мне это далось. Устроил ей номер этажом ниже, – пояснил Зибиров. – Представляешь, у нее нет денег на гостиницу, и с паспортом какие-то непонятки. Короче, не показала. Пришлось проявить джентльменство, оформить номер на себя и за наш счет.

– Надеюсь, ты с нею не переспал? – уточнил на всякий случай Пекрасов. – Сам понимаешь, между компаньонами никакой игры в любовь быть не должно, только игра в деньги.

– Остынь, – скривился Федор, проходя вглубь номера. – Какая любовь? Эта девочка сольется с нами другим местом: головой. Все остальное у нее останется для клиентов. Но к этому ее еще надо будет подготовить. – Он пододвинул стул и сел. – Рассказывай, что заказчик наговорил тебе?

Пекрасов рассказал о переговорах с Аспенским. Зибиров удовлетворенно подпрыгнул на стуле, забарабанил пальцами по крышке стола:

– Видать, Истровская нашему заказчику чем-то изрядно насолила, раз он повышает градус раскрутки и готов пойти на увеличенные расходы. Для нас это очень хорошо. Просто находка. По всему видно, он тоже игрок и неплохой авантюрист. В таком случае начнем закручивать.

Поздним вечером того же дня Пекрасов, приодевшись в белую наглаженную рубашку и наглаженные светлые брюки, поехал к Истровской. Алла прыгнула к нему в машину и сразу обратила внимание на озабоченный вид Дмитрия. Решила, причина в том, что утром она выставила его за дверь, и теперь Дмитрий как бы ни в своей тарелке. Прижалась к нему:

– Расслабься. Забудь про утро. Простая бабья блажь! Я дурею от тебя! Хочу тебя немедленно! Прямо здесь, в машине! – Ее руки расстегнули пуговицы и проникали ему под рубаху. Но он не был активен, как всегда, и она недовольно взвизгнула. – Да что с тобой, не надувай губы, мне это не нравится!

– Причина не в тебе, Алла, – как бы нехотя пояснил Пекрасов, чувствуя ее пальцы у себя на животе. – Мы поцапались с Зибировым.

– И что с того? – пожала она плечами. – Подумаешь невидаль какая. Все цапаются. Без этого жить не вкусно.

– Да все как-то беспричинно, – хмурился Пекрасов, ломая комедию. – Он целый день наэлектризованный, злой и агрессивный, как будто я наступил ему на больную мозоль. Угрожал мне. Серьезно угрожал. Тут, знаешь, шутками не пахнет.

Алла насторожилась, и Дмитрий уловил, как она напряглась, а руки на его теле замерли. Потом отстранилась, глаза сверкнули:

– Я знаю, что с ним, – импульсивно дернулась. – Я – причина раздора. Твой компаньон захотел забраться в мою постель. – И она рассказала об его утреннем визите, затем поинтересовалась: – Он опасен?

Пекрасов ответил не сразу, словно раздумывал, следует ли говорить:

– Очень. У него нет тормозов. Он способен на все! К тому же у него есть рычаги.

– Какие? – вскинула брови Истровская.

Дмитрий остановил дыхание, как бы преодолевал внутреннее сопротивление, прежде чем начать:

– Однажды я настоял на крупной сделке, в которую Зибиров не верил и не хотел соглашаться со мной. Но уступил при одном условии: в случае провала сделки он в любое время истребует у меня мою долю в бизнесе. Я сделал глупость, подписал такой договор. – Пекрасов помолчал, глубоко с сожалением вздохнул. – Я верил в успех дела. И ошибся. Сделка оказалась провальной, мы потеряли много денег. – Дмитрий снова вздохнул, лицо его вытянулось, и на щеках появилась бледность. – Выправили положение благодаря изворотливости Зибирова. Теперь он намерен забрать мою долю. Иначе говоря, полностью меня разорить.

Коготки Истровской больно обжигали кожу Дмитрия, но он будто не замечал этого. Алла пытливо заглядывала ему в глаза, как в душу, точно хотела выудить его сокровенные мысли. Дмитрий с трудом выдерживая этот взгляд, не на шутку опасаясь, что она уловит игру. Однако все обошлось, он переиграл ее.

– Зибиров помешан на двух вещах в жизни, – продолжил, – это деньги и женщины. Женщину он может променять только на деньги, а вот деньги никогда не променяет на женщину. Так он устроен.

Алла усмехнулась:

– Так устроены все мужики! А ты разве другой? – Ее ногти снова царапнули его кожу.

Дмитрий на минуту замешкался. А Истровская ждала ответа. Наконец он нашелся:

– Я никогда не предаю тех, кого люблю.

Алла отстранилась, посмотрела сквозь лобовое стекло:

– Тогда чего мы стоим? Едем ко мне. Там и подумаем.

Пекрасов завел машину. Он не мог понять, как она восприняла его информацию, но надеялся, что зацепил ее страхом перед Зибировым. И оказался прав. Среди ночи, после долгих занятий любовью, она откинулась на подушку, заявила:

– Ничего у твоего компаньона не получится! Я не отдам тебя на съедение!

– А я тебя не отдам ему, – в унисон ей прожужжал на ухо Пекрасов.

На другое утро, расставшись с Истровской, Пекрасов вернулся в гостиницу. Зибиров, уже полностью собранный, встретил его в коридоре и по глазам понял, что все прошло удачно. Предложил:

– Давай-ка спустимся ниже, посмотришь на Кристину, оценишь, стоит ли возиться с нею дальше.

Пекрасов неохотно развернулся:

– Что за спешка? Мне бы отоспаться сейчас. Алла всю ночь была неугомонной. Или у тебя какие-то сомнения с этой девицей? – спросил, запуская руки в карманы.

– Сомнений нет, но мы должны сообща принять решение, – поправил воротник салатовой рубахи Зибиров. – Все-таки не на ночь выбираем, а для совместной работы. Не хочу зря терять время, – уточнил, подталкивая Дмитрия к выходу на лестничную площадку. – Она уже проснулась, вернее, я разбудил ее. Предупредил, что зайду к ней с компаньоном.

Пекрасов подумал, что торопливость в таком деле может навредить. Федор явно спешит вовлечь Кристину во все тяжкие. Тут лучше дольше провозиться на подготовительной стадии перед тем, как пустить ее в дело, чем потом кусать локти. Наверно, рано еще ему присматриваться к этой девушке, пусть она глубже увязнет в паутине Федора, так, чтобы у того не осталось никаких колебаний на ее счет. Вот тогда вдвоем и завершать начатую Зибировым обработку. Дмитрий резко остановился:

– Стоп! Не дави на психику! У меня сейчас голова не работает. – Он вынул руки из карманов, потер лоб. – Ты давай-ка сам еще покрути эту девицу. Прощупай поглубже и подтяни к финишу. А потом и решим.

Зибиров с досадой поправил ремень на брюках:

– Ладно, черт с тобой, иди, дрыхни! – И шагнул к выходу мимо Пекрасова.

Спустился на нижний этаж, рукой на макушке пригладил волосы и костяшками пальцев постучал в дверь номера. Голос Кристины из-за дверного полотна пригласил:

– Входите. Не заперто. – Она была уже собрана. Желтый топ и короткая темная юбка. Ждала Зибирова с компаньоном.

Но когда тот появился один, не удивилась. В общем-то, не горела желанием увидеть компаньона Федора. Ее жизненный опыт подсказывал, что Зибиров проявлял интерес к ней не как к женщине для флирта, а с какой-то иной целью, какую она пока не могла постичь. Он что-то говорил о работе, о врожденном таланте, но все это было туманно и недосказано, гадай не гадай, надо подождать, что будет дальше. Сейчас он выручил ее с гостиницей, и это уже хорошо, хотя бы на время облегчил положение. Однако когда не остался на ночь, она испытала внутреннее неудовольствие. Как будто ей отказали в сексуальной привлекательности.

Именно теперь Кристина испытывала сильное чувство одиночества. Холодный пот пробегал по спине, когда вспоминала Нарина, его лицо все это время стояло перед ее глазами. Казалось, его руки до сих пор тянулись к ней, она часто видела их во сне, вздрагивала и просыпалась. Вскакивала среди ночи, включала свет и до утра не выключала.

Тогда ей хотелось, чтобы кто-то лежал рядом, под чье крылышко она могла бы забиться и успокоиться. В ее памяти возникало лицо Хавина, и она с печалью стонала, думая о том, как все хорошо начиналось, но как плохо стало теперь. Она хотела бы все объяснить ему, рассказать о нелепой случайности. Только это было неосуществимо и уже бессмысленно.

Мысли о Хавине ранили душу больнее, чем мысли о Нарине. Ан ничего вернуть невозможно. Да и не стоило теперь, ибо смерть Нарина поставило стену между нею и Хавиным.

Конец ознакомительного фрагмента.