Записки гражданина в трёх частях. Заговор пенсионеров. Часть 1

Притаившийся в углу комнаты лохматый зверёк сопел от усердия, любовно полоскал в глубоком белом тазу бордовый галстук. А мог и рассказать, как двести лет назад исправник провинциального российского уезда Лоскутов до появления нового генерал-губернатора отобрал у населения чернила, бумагу, перья. Опасался, сучий сын, что народ начальство может опорочить! Вместо исторического проникновения вглубь веков Филя устремился к Сергею Владимировичу, три раза по дороге окропил пол грязными каплями воды, игриво поскрёб себя по лохматому затылку. Учинивший дневную расправу над телевизионным приёмником мужчина понял того без слов.

– Так точно, вспомнил! – хихикнул гиеной важный свидетель перестройки и нежно погладил Филю по бархатистой шёрстке. – Бывший старший по дому, ныне труп, поддался слухам о вирусном характере рака. Тем паче, что одна известная певческая пара публично сообщила людям о семейном онкологическом заболевании. И принялся Трофим Петрович собирать подписи жильцов в петиции о выселении болеющей раком Пантелеевны. Мол, не ровен час, все за ней на тот свет отправимся! Ну, это вряд ли.

Полосатый зверёк из солидарности хмыкнул, прикрыл голову лапками, по-шутовски повалился на пол. И Сергей Владимирович не упустил шанса жестокосердно позабавиться над неожиданно усопшим гражданином:

– А наша грамотейка Ирина Сидоровна мракобеса так словесно отделала, что этот интеллигент два дня всех жильцов дома трёхэтажным матом крыл. Однако Пантелеевна сегодня на ноги встала, Трофим Петрович доднесь в земле лежит. Между прочим, покойник считал себя крупным ответственным работником, и свою должность – абонементом на бессмертие.

Одновременно вздохнув из этических соображений над кончиной вздорного соседа, друзья уселись на подоконник поглазеть на тускло мерцающий в ночи небесный ночник. Ведь что такое жизнь? Один миг между «вчера» и «завтра». Стоит ли на неё кукситься, когда сегодня одного брикета творога на двоих или пары яиц для счастья вполне достаточно? По опросам общественного мнения, почти четыре пятых российского населения вполне довольны своим существованием.

Оно и понятно! «Наш мозг – фантастический по своей сложности биологический суперкомпьютер. Наше тело состоит из веществ, которые были рождены в ядрах умирающих звёзд. Мы живём на куске камня с раскалённым центром, который летит с бешеной скоростью в неизведанное пространство бесконечно расширяющейся Вселенной». И земные невзгоды на этом фоне – космическая пыль, ничего более. Если бы не хищнические ухватки отечественного правящего класса под нескончаемую свистопляску гаеров с голубых экранов. Не просто так Лев Толстой писал: «Сила правительства держится на невежестве народа».

ГЛАВА 3

Неурочное похолодание в конце мая повергло обывателей Тщеты в привычное уныние: уже выветрились из памяти победные марши под грохот гусеничных траков по гулкой брусчатке Красной площади. Утих птичий гомон, скверы опустели. И лишь едва слышно шелестели кроны тополей о каком-то грандиозном строительстве за чертой каменного людского стойбища. Этот шёпот листвы дразнил воображение горожан, не давал полностью погрузиться в пучину горькой кручины. Еще четыре года назад местная власть колготилась над претворением в жизнь мечты обывателей о воссоединении двух частей Тщеты. Мост «Привольный» через своенравную речку Раду был пределом упований россиян с обеих сторон. В правобережных жителях пробуждал веру в величие родной страны, у левобережных граждан ковал уверенность в завтрашнем дне. Ибо соплеменники Тщеты на противоположном берегу ощущали себя обделёнными благами цивилизации из-за буйного темперамента Рады.

Особо пристально за возведением архитектурного сооружения следили обитатели дома по улице Красных комиссаров. Они лелеяли надежду на животворящий летний отдых за пределами уличного смога, гордились полётом российской инженерной мысли. Нежданно-негаданно, в один из дней во дворе разыгралась жаркая перепалка между жильцами общежития и приехавшими утешить Максима Семёновича родичами с Украины. Потеря французского бульдога Либерала по воле зловредного татя тяжело отразилась на душевном состоянии хозяина: мужчина впал в депрессию, прекратил пополнять стеклянные баночки из-под икры продуктами своей жизнедеятельности.

Гости из раздираемой на клочки державы притащили с собой мешок сморщенного сала. Петро, Грицко, Серго и два ничем непримечательных парубка тут же нарвались на поучительную лекцию взбодрившегося от родственного участия владельца апартаментов. Всеми фибрами души Максим Семёнович ненавидел этот продукт, считал оный пролетарским. Тем паче, что в обожаемой им Америке сало давно признали вредоносной пищей. Дескать, в нём много холестерина, который укорачивает жизнь мыслящих приматов.

Изрядно обиженный поруганием гостинца Петро разразился в ответ чесночной речью у подоконника с законсервированными либеральными ценностями:

– Много веков человечество считало жировые отложения свиньи вкусным деликатесом! В научных медицинских трудах ещё в тридцатые годы прошлого века, сало называли одним из самых полезных жиров. Неизвестно с какого перепуга через тридцать лет янки этот продукт «убили», предпочли дешёвое пальмовое масло. Хотя оно приводит к инфарктам, инсультам, некоторым видам рака. В сале полно важных для мозга кислот! Теперь понятно, почему американцы такие упёртые? Если выражаться деликатно.

От поношения англосаксов кровь закипела в жилах ярого адепта Града на холме. Максим Семёнович вскочил со стула, отбросил предмет мебели ногой в угол, упёрся волосяной макушкой в живот родича и захрюкал зубром:

– С чего ты вообще взял, что это ваш национальный продукт? Самая древняя традиция производства сала существует со времён Древнего Рима в Северной Италии. Там до сих пор его делают двух видов по сохранившимся старинным рецептам.

– Ну, это ты врёшь! – прохрипел самцом быстроногой косули Петро, грубо отпихнул от себя провозвестника нового искусства. – На самое святое покусился! Не хочешь – не ешь, но наше самосознание грязными руками не замай.

Сидящий за столом Серго вдруг стал заговорщически подмигивать развоевавшемуся брату с призывом вложить меч в ножны. Само собой, не из-за сострадания примчались они к Максиму Семёновичу оптом, а во имя исполнения вероломной миссии. Весть о строительстве моста через бурную речку Раду докатилась до них в майский вечер, пробудила в горячих сердцах жгучую жажду мести. С этим украинцы и прибыли в город Тщету, прикинувшись для блезира мягкосердечными пилигримами. Досужие пререкания с родственников могли сделать миссию невыполнимой, посему Грицко поставил точку в споре дружеским похлопыванием Максима Семёновича по плечу.

Уже через пятнадцать минут чубатые гости приступили к действиям выскакиванием во двор ошпаренными кипятком поросятами. Первым делом стали прохаживаться вокруг собачьей будки бесхозного пса и потешаться над примитивной конструкцией строения. Этот деревянный кров возвёл для приблудившейся собаки Антон Павлович в период мучительного душевного потрясения. Как оказалось, соседи беззлобно шушукались за его спиной над бесправным положением мужчины под пятой тиранической супруги. Лишённый женской ласки счетовод в прошлом привязался к псу, сумрачно изливал по вечерам ему душу. Гуманистический порыв страдальца обитатели дома оценили по достоинству: простили ему трусливый нейтралитет по острым политическим вопросам и жалкую бесхребетность в семейной жизни.

Не повезло мужику! В Англии в восемнадцатом – девятнадцатом веках можно было запросто продать любому господину до смерти надоевшую жену. В качестве одного из обязательных условий сделки женщину должны были привести к месту продажи на поводке. Последнее свидетельство о таком гражданском акте относится к тринадцатому году прошлого столетия. Дававшая показания в суде дама рассказала: супруг продал её за один фунт стерлингов. Другой цивилизованный англичанин уступил свою Эмили за баранью лопатку, огурец и кварту пива. Поразительно, что с пеной у рта именно англосаксы порицают русских за крепостное право!

Покусившиеся на архитектурное творение Антона Павловича заезжие славяне тем временем распалялись бытовым паяльником, с бранью хулили зодческий талант создателя. Старшая по дому Мария Павловна, сей же час, кликнула откушавших борщом россиян на разборки с зарвавшимися родичами либерала. Потомки шумеров, по версии украинских историков, совсем распоясались во дворе мнимого оккупанта. Откликнулись на ратный зов три тётушки и двое дяденек. Настроенная решительно боевая дружина под предводительством чёрного русского терьера Патриота возникла перед обнаглевшими хохлами засадным полком из лесной чащи.

– Ха! – фыркнул вепрем Петро, скрипнул зубами и вальяжно облокотился о крышу деревянной конуры безродного пса. – Вы даже собачью будку смастерить не можете, а пыжитесь сварганить мост! Только сваи под него десять лет забивать будете, пока не посинеете. Был только один человек, который имел реальные механизмы осуществить это. Когда культурная нация захватила ваш варварский город во время второй мировой войны, министр по строительству Германии вознамерился соорудить мост меж двумя брегами. Но – отступился, уж больно строптива Рада. Куда уж вам, криворуким, с ним тягаться!

– Ага! – тявкнула росомахой выскочившая вперёд ненасытным хищником Софья Марковна. – У вас запуск баржи с арбузами по Днепру представили как событие вселенского масштаба. Мол, страна возродила речное сообщение из Херсонской области в Киев! Не сегодня-завтра «ваши подводные лодки начнут бороздить запорожские степи». Может, Украине запретить восход Солнца над самостийной державой, потому как посещает Крым без разрешения властей?

Что тут приключилось с незваными гостями литературными словами не передать: они зашлись нецензурной бранью на инфекционном наречии с потрясением мощными кулаками. Само собой, против двух мрачных мужиков с «собакой Сталина» во главе глупо было рыпаться. Посему бравые молодцы мужественно нацелились на двух малосильных баб. Те сразу же вырвали из дворовой скамейки две перекладины и ждали приближения ворога с героическим нетерпением. Дабы не завалить свою первоочередную миссию, Петро выпихнул из своей среды умеренного на слова парубка. Серго принял скорбный вид польского ксендза при исполнении заупокойной мессы и сочувственно прогнусавил:

– Этот мост – чистый убыток российскому бюджету. Даже если вы его установите, ваша экономика рухнет. От города Тщеты вообще останутся рожки, да ножки. У вас технологий нет для погружения опор на достаточную глубину, речка Рада разжуёт сооружение и выплюнет!

– Значит, так, – ехидно проверещал выдрой Игнат Васильевич, закатал рукава свежевыстиранной рубашки с вполне очевидными намерениями. – Рупор Ротшильдов – британский еженедельник «Экономист» – в своём прогнозе на нынешний год представил иконку с изображением моста. Чаю, не вашего! Подольский мост через Днепр украинцы двадцать пять лет строят, а воз и ныне там. Немцев ждёте?

Задиристый российский смех не только поднял бурунами пыль с асфальта, но ожидаемо вывел из траурного оцепенения, горюющего в своей комнате Максима Семёновича. Хулитель страны проживания выскочил из подъезда дома вспугнутой выстрелом куропаткой, боязливо оглядываясь по сторонам в поисках покинувших его родичей. Вдруг неистовых патриотов уже покалечили, надругались над поверженными телами. Узрев враждебную обстановку без членовредительства, либерал отбежал к крыльцу в предвкушении посрамления престарелых голодранцев. Уж больно не равны были силы: пять здоровых мужиков против трёх старух и двух пенсионеров. Смущала, правда, воинственная стойка русского чёрного терьера Патриота, да и вооруженные досками тётки.

Появление Максима Семёновича ещё больше раззадорило вошедших в раж словесных дуэлянтов. Женщины не могли соседу простить консервацию либеральных ценностей самым непотребным образом, родственники – прохладное отношение к строительству архитектурного сооружения на задворках Тщеты. Обойдя неказистую собачью будку со всех сторон повторно, Грицко отделился от своей группы и свирепым леопардом издал напоминающее звук вгрызающейся в дерево пилы рычание:

– Ох, дурачат вас, дурачат! Мост ваш в павильонах «Мосфильма» строится – он существует только в одурманенных головах кремлёвских пропагандистов. А вы и рады верить во всякую чушь, лишь бы мифическое величие страны с утра до вечера славили!

– Ага! – задребезжала звонком в дверь Софья Марковна, дёрнулась всем телом как от удара электрическим током. – Это ваш разум замутнённый закипает от способных построить грандиозное сооружение творцов. Особливо, инда они – не американцы!

– И почто вы мирового гегемона за усы треплете? – ёрнически вопросил насупившегося Петро владелец «собаки Сталина», выдвигаясь авангардом боевой дружины вперёд. – Доднесь украинское министерство иностранных дел рассмешило всё прогрессивное человечество. Дескать, не закрасите на представленной в американском издании карте Крым в жёлто-голубой цвет, мы вам «кузькину мать покажем». Днепропетровский телёнок задумал бодаться с вашингтонским дубом! Покрутили пальцем вокруг лба янки, да и забили на хохлов.

– Горе вам, горе, – вкрадчивым повизгиванием лисы возле вцепившейся клювом в сыр вороны поддержала товарища Мария Павловна. – Несуществующее для украинцев архитектурное творение уже вызвало неподдельную зависть у аборигенов острова Сицилия. Там за половину века сподобились возвести две опоры моста на материк через крохотный залив, а тщились соорудить «восьмое чудо света».

Глумливое развенчание технологий западных покровителей повергло украинского предводителя в неописуемую ярость. Петро перепрыгнул через разделяющую полемистов мутную лужу и как бы булькнул горячей водой из ржавого крана:

– А мы, а мы, пророем собственный канал. По нему в обход Керченского пролива пойдут украинские суда, минуя Крымский мост. Но для начала развеем по ветру зодческую подделку через речку Раду. Выкусили?

– Да, уж! – искренне восхитилась феерической задумкой грамотейка Ирина Сидоровна, смачно сплюнула косточки яблока под ноги нахохлившегося грачом парубка. – В этом разе даже треска признает Крым российским. Ну, как, подавился? И причём тут мост «Привольный»?

В переносном смысле севший в лужу, украинец на самом деле стал давиться слюной от злобного возмущения. Пришлось заткнувшемуся на время Серго принять удар на себя и вспыхнуть газовой конфоркой:

– Мы на нём тренироваться будем. Отличная мишень для бомбардировки с неба или для подрыва с берега!

И завертелась карусель! Невольно выдавший в пылу полемики лелеемую самостийными гражданами мечту словоблуд внезапно подвергся тройному нападению. Сначала бойцовским кулаком ткнул сородича в пах Петро, затем Ирина Сидоровна вцепилась в украинский чуб кроваво окрашенными ногтями, а в довершении экзекуции сорвавшийся с поводка чёрный русский терьер укусил горемыку за локоть. Злонамеренно загнанный в конуру незваными гостями бесхозный пёс вдруг выскочил наружу, злобно рыча красным волком из собачьей солидарности с Патриотом. Украинцы дрогнули, позорно спрятались за любительское творение Антона Павловича. Обитатели дома Партизанского района Тщеты застыли в нерешительности чуть поодаль: то – ли в полицию бежать с экстренным сообщением, то – ли самим диверсантов вязать.

Создатель собачьей будки всё это время наблюдал за дворовой трагикомедией из окна своей комнаты, поскольку обладающая пышными формами супруга заслонила дверь своим телом до кульминации пьесы. Иждивенка блюла покой своего кормильца с тщанием нищей приживалки у богатой барыни. Но не доглядела! Из висящего на стене радиоприёмника в эту минуту забурлила разлившимся по весне водным потоком бравурная речь: «Дорогие горожане! Мост „Привольный“ построен! Речка Рада покорена!». Антон Павлович взлетел к потолку праздничным салютом, бросился к выходу и смял по пути жену разогнавшимся тарантасом. Выскочив на крыльцо, освободившийся из-под каблука супруги по уважительной причине мужчина заверещал вольной птахой на весь белый свет:

– Ура! Мы теперь едины. Бежим скорее мост открывать!

Обуявший обывателей восторг был сродни народному воодушевлению от очередной посадки в каземат российского казнокрада. Пенсионеры дружно повлеклись к правому речному берегу и впопыхах начисто забыли о посланцах самостийной страны. А те под водительством Максима Семёновича стали скрытно пробираться окольной дорогой в том же направлении. По мере продвижения на задворки Тщеты ряды горожан пополнялись новыми людьми, образуя под конец пути многоголовую демонстрацию. Наконец, взору потрясённых россиян предстало великолепное архитектурное сооружение, которое поблёскивало стальными конструкциями и искрилось светлячками под лучами заходящего солнца. Градоначальник Лев Львович рычащим на ходу мотором бульдозера ревел в мегафон на импровизированном постаменте из куска гранита:

– Друзья! Наш мост – это не просто металлическая постройка. Это посыл власти к гражданам России забыть прошлые обиды, рука об руку строить процветающую державу.

– Ну, это вряд ли, – зычно выкрикнул из толпы пострадавший от нового режима Сергей Владимирович, ёрнически прищурив левый глаз. – Вот, когда расхитителей общественной собственности приструните, да поносителям отчизны кляпом рот заткнёте, мы завсегда поможем.

Как прозябающий на грошовую пенсию отставной служака мог поспособствовать продвижению России вперёд, осталось на его совести. В Китае, к примеру, четыре года назад производство товаров, услуг для перестарков принесло Поднебесной восемь процентов роста. К пятидесятому году так называемый рынок «серебряных волос» составит треть всей китайской экономики. Само собой, Лев Львович этого не знал, посему на мужицкий выпад широко развёл холёными руками в обе стороны.

А инда честно сказать, то Сергей Владимирович был настоящей бедой для отечественных олигархов. Ездил на велосипеде, машину не покупал, на бензин не тратился, страховку не оплачивал. Аптеки обходил стороной, в автомобильной стоянке не нуждался. Даже кредиты не брал! Не пил, не курил – сплошной для российского правительства убыток. Так что лукавил ведущий здоровой образ жизни пенсионер, обещая подставить плечо буржуям.

После волнительной смычки правобережных и левобережных граждан Тщеты на середине моста через речку Рада, состоялось пышное народное гуляние на большой лесной поляне. Самовары пыхтели, блины пеклись, баранки щедро посыпались маком. Если судить по смете, то городской казне скромное пиршество обошлось в стоимость шикарной свадьбы депутата Государственной Думы. В самый разгар всеобщего ликования, праздношатающаяся Мария Павловна узрела возле раскидистого клёна ненавистного соседа в обнимку с ослепительной барышней в брючном голубом костюме. Максим Семёнович нежно держал под локоток Генриетту Львовну, что-то жарко втолковывал в розовое ушко и пугливо поглядывал на гарцующих неподалёку конных полицейских. В отдалении от них за берёзой прятался Серго, по недомыслию выставил наружу перебинтованную на месте собачьего укуса руку.

Ответственная гражданка по дому сразу же признала заезжего гостя, насторожилась бывалым охотником за дикими кабанами. Похоже, что-то готовилось со стороны украинских парубков при попустительстве правоверного либерала. Мария Павловна крадущимися шагами зашла к воркующей парочке с тыла, прислушалась. Максим Семёнович убеждал знойную прелестницу срочно покинуть праздник всем составом городской администрации: мол, негоже потакать бредовым фантазиям смердов о единении с барами. На что дочь мэра Генриетта Львовна кокетливо улыбалась, надувала карминные губки, слабо отнекивалась. И тогда провозвестник нового искусства пустил в ход последний козырь: не ровен час, случится покушение на главу города, отщепенцев-то хватает. Уже через пятнадцать минут Лев Львович наскоро с народом попрощался, скрылся по неотложным государственным делам в сопровождении кавалькады правоохранителей на каурках.

Паническое бегство градоначальника встревожило Марию Павловну несказанно – ну, не мог хозяин Тщеты вот так запросто поверить в сомнительные россказни доброхота. Видать, накуролесил на посту изрядно! Как нарочно, сладкоречивый Максим Семёнович пропал из вида заодно с покусанным до крови родичем. Женщина скоренько пробежалась по поляне, собрала в кучу обитавших в общежитии героических патриотов. Заслуженная учительница принудила перестарков затаиться в плотно укрытой дикорастущим плющом беседке на краю дубравы.

Сумерки уже сгущались дёгтем, когда лихо отметившие воссоединение двух берегов горожане разбрелись по своим малогабаритным квартирам. Вслед за этим из притихшего лесочка показались тёмные фигуры с объёмистыми рюкзаками на согбённых спинах. Сразу же прозвучала выстрелом из малокалиберной винтовки команда «Фас!», и огромная лохматая тень метнулась к мужчинам. Русский чёрный терьер Патриот вцепился в облюбованную ещё днём щиколотку одного из них, угрожающе рычал медведем. Следом из убежища повыскакивали остальные участники засады с торжествующими криками пленивших мамонта неандертальцев. Нападение было столь внезапным, что «лесные братья» вскинули руки вверх по генетической памяти предков.

Через сорок пять минут подгоняемая палками троица была торжественно препровождена в отделение полиции. Там с ней особо не чикались: слишком очевидно громыхали в рюкзаках взрывные устройства, слишком красноречиво обвисли пышные усы диверсантов. Петро, Грицко, Серго незамедлительно поместили в изолятор временного содержания, репрессивно лишили телефонной связи. Чему они чрезвычайно были рады из боязни невольно выдать сообщников на родимой отчизне. Отказавшиеся участвовать в подрыве архитектурного сооружения двое сородичей оных дали дёру из Тщеты ещё засветло, проявили чудеса сметливости на таможне.

Даже крысе понятно, что по наущению Марии Павловны в околоток тот же час был доставлен притворившийся заспанным Максим Семёнович. Но арестованные хохлы прозорливо отреклись от либерала: мол, гражданин только временный приют предоставил, про диверсию на мосту через речку Раду – ни сном, ни духом. Кто-то же должен был послать весточку на Украину о русском коварстве!

В этот момент боец засадной команды Ирина Сидоровна отвела предводительницу в сторонку, дабы туманно намекнуть на прозрачное обстоятельство. После чего Мария Павловна иступлёно принялась заступаться за соседа, повергнув полицейский козырёк в недоуменное замешательство. Дескать, Максим Семёнович – известная творческая личность, и просто хотел российским углём нарисовать в домашней обстановке портреты застигнутых на вокзале чубатых молодцов. Дело кончилось тем, что провозвестник нового искусства был отпущен с обязательством посещения участкового чина раз в месяц.

Вся эта история имела далеко идущие последствия. Осрамившихся подрывников вероломно упекли на нары, для Марии Павловны начался экзамен на жизненную стойкость. К облегчению жителей Тщеты, пойманные на горячем шкодники не были российскими силовиками, и местечко за колючей проволокой им отыскалось. «В тюрьмах столько бывших полицейских, прокуроров, судей, что расстояние между койками составляет всего двадцать сантиметров», – сетует председатель Московского профсоюза полиции. Все колонии для правоохранителей забиты до отказа! Посему предприниматели попросили отдельные зоны: вместо полатей – кровати, вместо швейных цехов – просторные офисы. Глядишь, вскоре воры в законе запросят отдельную колонию, и сами с энтузиазмом её отстроят. Так на всех сидельцев русской землицы не напасёшься, а тут ещё украинские граждане подоспели…

Тем временем обидчивое сопение Кондратия Ефимовича на выходе из местного околотка не укрылось от внимания зачинщицы захватнической вылазки. Мария Павловна поспешила доходчиво объяснить владельцу «собаки Сталина» эквилибристику своих показаний:

– Мы боремся за звание лучшего общежития в Партизанском районе – наличие в доме преступного элемента бросит тень на всех обитателей. Я как-то сразу об этом не подумала, но зато теперь Максим Сёменович будет нашей ручной мартышкой.

Да, плохо почтенная матрона знала отечественных либералов, которые так и норовят откусить милосердную руку по самый локоть. Потерявший собачьего соратника по злой воле неизвестного злодея сторонник англосаксов как раз был из сонма таковых. Долго – ли, коротко – ли, а кромешная ночь цвета вороньего крыла опустилась пологом на примолкнувший город, изредка приоткрывала глаза уличными фонарями и всхрапывала клаксонами автомобилей. Жертва культурной эпидемии по имени Ольга с фамилией на букву «б» Сергей Владимирович в этот час мучился бессонницей. Избавившись по собственной прихоти от телевизионного приёмника, хозяин невзрачной комнаты обрёл нечаянную склонность к самостоятельным мыслям и опечалился. Ведущий сумеречный образ жизни енот тоже поддался минорному настроению многолетнего кормильца: отодвинул таз с плавающим в нём носовым платком, подбежал к пленнику сплина, прижался пушистой мордочкой к лицу. Сергей Владимирович обрадовался ласковому участию домашнего питомца, воспрянул духом и приступил к заковыристой беседе: