Код Гериона. Бессмертие без жизни

– Ладно.

– А кто они такие – эти умники твои?

– Они всё придумывают и изобретают, пишут программы, повелевают роботами. Это самые необычные люди с редким даром. Я хотела стать такой же, но у меня способностей нет. Вернее, они у меня средние.

– Как узнала?

– Тест показал. Говорят – компьютер не ошибается.

– Глупости. Ошибается, и еще как! А программы писать – способностей много не надо. Этому просто нужно учиться. Я вот учусь…

– Правда?

– Начал этим летом. Ну что, похож на крутого? – я картинно напряг бицепс. Моя новая подруга наконец-то улыбнулась, и даже зазор на месте молочного зуба показался мне очаровательным. Она хотела спросить что-то ещё, но властный рев звонка прервал нашу беседу.

– Какой сейчас урок? – спросил я.

– Пение, – с отвращением сказала Ви. – Будет про жареную курицу Фреда.

– Что? Какая курица? Давай прогуляем и нормально поговорим!

– Нет… Тогда меня точно заберут. И там, куда я попаду, я стану такой же, как все в этом классе, – голос Ви дрогнул, словно она вот-вот расплачется. – Прости, что налетела на тебя за пушку. Давай подождём перемены, следующая – большая, там и поболтаем.

– Идёт! – и на мгновение наши руки соединились.

Топать обратно не хотелось, но ещё больше не хотелось оставлять Ви одну среди этих снулых рыб. Как она сама до сих пор головой не поехала? Это ж пытка для того, кто хоть чуть-чуть соображает! Родители настояли? Но я не мог представить нормального родителя, который насильно держал бы своего ребёнка в таком клоповнике. Шутки ради, как мой, – может быть. Но до самого выпуска?.. От этой мысли в голове моей забегала туда-сюда обреченной крысой паника – чувство, проявлявшее себя исключительно редко, так как бояться в этой жизни мне раньше было нечего.

Вильгельмина оказалась не просто нормальной, она была удивительной. Хотелось её обнять, погладить по блестящим чёрным волосам и увести далеко-далеко отсюда, в свой дремучий лес, где я становлюсь немного оборотнем, немного зверем. Я бы научил её читать следы животных, различать голоса птиц и запекать дичь прямо в земле, не ощипывая перьев. Мы развели бы костёр высотой до неба. Я бы перестал быть «хвостиком» отца; напротив, обрёл бы замечательного спутника.

Тем вечером, оказавшись в обширном кабинете отца, увешанном рогами, черепами и шкурами больших и сильных зверей, с Вильгельмины я наш разговор и начал. Я сказал, что «обычная школа» – ужасное место, в котором ребята превращаются в скучающих придурков, что таких школ не должно быть в принципе и что Ви нужно оттуда забирать, потому что она всё ещё живая, а они уже похожи на зомби. Отец выслушал меня спокойно, не перебивая и даже кивая моим рассуждениям, а потом сказал:

– Это такая порода людей, Герион, им нравится так жить. Они не желают учиться. Их ничего не интересует, кроме как поесть, посмотреть киносон и потупить в Омниверсе. Они никогда ни за что не боролись, как боролся когда-то я, и другой судьбы не заслуживают. Но и ты держи ухо востро. Скатиться в их состояние очень легко – и всякий раз это происходит незаметно. Стоит дать слабину, оградить себя от трудностей, вообразить, что ты и так красавчик, как ты тоже станешь овощем, только при деньгах. И долго с тобой они не задержатся. Не нравится им жить с овощами.

– А Вильгельмина и не хочет такой быть. Она хочет пойти в настоящую школу, стать Умником и придумывать различные вещи.

– Шутишь? Этим ребятам физически не могут прийти в голову более сложные мысли, чем «пойду поем»!

– Ви другая, отец. Она проходила тест на Умника, но, должно быть, переволновалась. Давай переведем её в мою школу, пока не поздно!

Отец громко рассмеялся, хотя повода к этому не было никакого.

– Ты хочешь, чтобы это сделал я?

– Да.

– Но это нужно только тебе! Я твою подружку и знать не знаю!..

– Ты можешь подсказать, как ей помочь.

– В данном случае никак. Ей просто не повезло с семьёй. Они наверняка трудились хуже роботов, и лишились работы, обычная история. К тому же, она сама недобрала баллов, значит, плохо училась. Тест проходит каждый школьник её круга, так что всё справедливо.

Еще несколько минут он вещал про естественность социального неравенства и пагубность эмоций, но я стоял на своем.

– Тут какая-то ошибка. Давай заберём её к себе.

– А кто заплатит за её учёбу – я, что ли?

– Почему нет? Для тебя это совсем немного!..

– Ха-ха! Как хорошо быть добрым и благородным за чужой-то счёт! – недобрым голосом сказал отец. – И что теперь прикажешь – чтоб я каждого бездельника, которому не нравится жить так, как он живёт, брал на содержание и выучивал?..

– Нет… Только Вильгельмину… Только её… – взмолился я. Не помню, чтобы я так о чём-то просил: почти все мои желания удовлетворялись прежде, чем возникали.

– О Вильгельмине пусть её родители заботятся, я за её судьбу не отвечаю. Заработай сам хотя бы доллар, поголодай, как мы с моим другом Радживом голодали когда-то, выноси из-под больных горшки, как выносили мы – и о деньгах заговоришь совсем по- другому. Если б я относился к ним, как ты, вся семья сейчас бы кости глодала.

Это значило: даже не надейся. Впервые мне стало жаль, что мужчины не плачут. -А приезжать в ту школу я смогу? Хотя бы раз в неделю…

– Нравится общаться с идиотами – езди, запрещать не стану.

Уже тогда я понимал: отец рассчитывал, что его насмешка меня пристыдит и остановит. Но если раньше этот трюк сработал бы на сто процентов, то сейчас в меня словно встроили железный стержень. Я сказал «Договорились» и пошёл к себе – переодеваться к ужину.

Ждать, пока пройдёт неделя, я не смог, и уже во вторник, вскоре после выходных, проведенных в безуспешной гонке вместе с отцом за оленем-карибу, пожаловал в школу к Ви. Было это уже в пять вечера, после занятий в моей собственной школе: никто бы не разрешил мне их прогуливать. Пусть матёрый олень оказался хитёр, как лис, и мастерски запутал след, пусть после наших приключений горели ноги, но азарт преследования ещё бушевал у меня в голове. Несмотря на неудачу, я был весел, полон задора и спешил поделиться им с лучшей девочкой на Земле.

Ученики обычных школ оставались в своем стойле допоздна: после собственно уроков у них были так называемые самостоятельные занятия. Зайдя во двор, я увидел, как несколько мальчишек тяжело подпрыгивали на батуте – словно кто подбрасывал вверх-вниз мешки с мусором. Ни один не пытался не то, чтобы сделать сальто или перекат, а даже прыгнуть выше, чем на полметра. Ещё два парня сидели на беговой дорожке и одновременно нанизывались на колоссальный багет с начинкой – с двух его концов – а в перерывах глуповато посмеивались над друзьями. Вот кому точно витаминов недодают.

Я ожидал, что вот-вот в прицел моих глаз попадет фигурка Ви, но не нашёл её во дворе и побежал внутрь. Школьники сидели в коридоре на диванах и прямо на полу, корча мне рожи, словно им было года три.

– Вильгельмину Хейсс видел кто? – спросил я.

– У… нет… – отозвался мой сопливый знакомец, смахнув рукавом гирлянды из-под носа. – Сегодня не было, вчера не было. Ой, кажется, я тебя знаю!

– Почему не пришла? Заболела?

Сопливый развел руками. Понятно… Остается дождаться директора. Вот он, кстати. Улыбка прилипла к лицу, а взгляд – как у нашкодившей собаки в ожидании взбучки.

– Мистер Линдон! Какая приятная встреча! – протянул он слащавым голосом. -Я ж говорил: можно просто Герион.

– Конечно-конечно! Смотрю, вам у нас понравилось!

– Не очень, – честно признался я. – Но я хотел бы кое-кого видеть, если это не против правил.

– Вы про Вильгельмину Хейсс?

Я кивнул.

– Мне жаль, но она больше здесь не учится. Её перевели в другую школу – поближе к дому, – сказал мистер Хиссер.

– Где она живёт? Как с ней связаться? Вы же знаете, да?

– Этого я сказать не могу, – ответил директор, отстраняясь от меня. – Информация конфиденциальная.

– Что это значит?

– Что она никому не может быть передана – без согласия Вильгельмины, её родителей или решения суда. Таков закон.

– Вы лжёте.

– Не верите – могу показать. Или спросите мистера Линдона.

– Тогда это какие-то людоедские законы…

– Лучше такие, чем никаких вообще – с возрастом вы это поймёте.

– Ладно. А если я попрошу вас им позвонить, и они дадут вам разрешение?

– Тогда я с вами сам свяжусь. А теперь, если позволите, мне нужно вернуться к работе. Захотите выйти – нажмите на воротах код: пять-семь-два нуля – четыреста четырнадцать.

С этими словами директор направился своей походкой богомола в кабинет, а я остался на месте, сверля глазами собственное отражение в зеркале; мне вдруг показалось, что я стал ниже ростом. Что если Хиссер соврал, и Вильгельмину перевели не родители, а представители властей – за общение со мной (хотя что во мне такого?), недопустимое поведение или какие-то прегрешения её семьи? Эти говенные витамины, которые должен был пить каждый, вспомнились мне снова; уверен, химический анализ покажет чертовски интересные вещи.

Хиссер уже протянул ладонь к ридеру на двери кабинета, но вдруг остановился и почесал лысеющую макушку.

– Знаете, папа мисс Хейсс обмолвился, что в новой школе её повторно протестируют на способности Умника. Я слышал, она очень этого хотела.

Да. Так я и поверил…

– Спасибо и прощайте, мистер Хиссер! – сказал я громко и шепотом добавил: – Будь ты неладен, старый козёл!..

Хиссер привык иметь дело со своими овощами, но я-то был другим и должен был придумать нечто иное, чем сидеть и ждать звонка, который, скорее всего, никогда и не прозвенит. Как назло, голова была пуста, как дырявое ведро, в котором жалобно стонет ветер. Ума не приложу, откуда только это сравнение взялось: я и вёдра-то видел раза три в жизни! Лишь оказавшись дома, я вспомнил о своем десятом дне рождения и порадовался, что большое торжество с театром и фейерверками состоится только в субботу (триста лет оно было мне нужно, когда там, на озере, олень неубитый бродит!). Удивительно, как быстро стерлись из моей памяти и поздравление матери, и «машина снов», которую она вручила мне с утра. Больше всего на свете мне хотелось лечь в постель и проспать десяток лет, но я заставил себя для приличия распаковать подарок и ознакомиться с инструкцией. Программировать устройство нужно было самому, и это слегка приободрило: пусть сегодня я не повидался с Ви, но этой ночью я поговорю с ней хотя бы во сне.

Я встал, чтобы найти мать и ещё раз поблагодарить, но вдруг почувствовал: в комнате что-то изменилось! Конечно – как я только сразу не заметил длинного чёрного, с лёгким металлическим блеском чехла, висящего на на крюке, которого ещё сегодня утром не было! Задыхаясь от волнения, я влез на табурет и снял чехол, наполнивший руки уже знакомой тяжестью. Дрожащими пальцами расстегнул молнию, нащупал холодную сталь тонкого ствола и оцепенел от восторга.

Легендарный «Крестоносец»! Одна из любимых винтовок отца, раньше принадлежавшая деду – ветерану очень давней войны на Ближнем Востоке и фанатичному протестанту, который разве что чертей не искал под кроватью и которого на дух не переносила мама. Длина – четырнадцать с половиной дюймов, вес – чуть больше трёх килограммов; гладкий угольно-чёрный корпус, мягкая и быстрая стрельба. С левой стороны, над магазином, выгравирован тамплиерский крест, с правой – цитата из Библии: «Благословен Господь, скала моя, обучающий битве руки мои, пальцы мои – войне». На предохранителе винтовки написаны слова на латыни: Pax Pacis, Bellum и Deus Vult. В религии я ни черта не смыслил, но латынь завораживала своей чеканной музыкой.

«С этим у виска господин Хиссер, ревнитель чужих тайн, выложит, как миленький, где искать Вильгельмину. С чего бы её предкам быть против нашего общения?.. Да они будут счастливы, что друг их дочери – такой же, как она, нормальный», – подумал я и вздрогнул, ощутив мягкую вибрацию браслета связи на запястье. Хиссер что – ясновидящий?

Но в ухе у меня зазвенел другой голос – самый чудный, самый приятный.

– Герион! Мне сказали, ты беспокоишься!

– Ещё бы! – воскликнул я. – Почему ты не сказала, что переводишься?

Я включил голографический проектор, и тонкое мерцающее лицо Ви нарисовалось передо мной в полумраке, искушая прикоснуться к бездушным пикселям.

– Все произошло так быстро, Герион… Мы виделись с тобой в четверг, а в пятницу мне позвонили и предложили ещё раз пройти тест. Герион, ты был прав! Либо компьютер ошибся, либо я поумнела!

– Что? Приняли?

– Ага.

– Ты сейчас дома?

– Нет… Не поверишь – на Огненной Земле!

– Что ты забыла на краю света?

– Там теперь моя школа, Герион. Настоящая школа – как у тебя. Здесь Умники всем заправляют!.. Их организация называется «Крылатое Солнце». Ребята приезжают учиться со всей планеты! У нас тут иностранные языки! Лаборатория для опытов! Бумажные книги! Медицина!

За тысячи километров от меня она впервые была среди своих, но я не мог разделить её счастье.

– Зачем так далеко? Я вот тебя на день рождения позвать собрался. В эту субботу.

– Они решили, что чем дальше, тем лучше. А вернуться не получится ещё долго. Ты прости, для меня всё тоже было так… Внезапно…

– Да что там… Ты ничего не сделала. Это я дурак, чёрт знает что себе вообразил. Ты это… Отпустят на каникулы – звони. Да и вообще звони. Обещаешь?

Ви вздохнула и сощурилась, словно сдерживая из последних сил набежавшие слёзы, вид её не предвещал никакой счастливой встречи. Она хотела сказать что-то ещё, но изображение задрожало и растаяло: вероятно, сеансы связи были ограничены. Пораженный непривычной слабостью, я рухнул на кровать, не выпуская из рук винтовки. Печалиться, наверное, было незачем. В конце концов, каждый получил то, о чём давно мечтал, и даже мог порадоваться за другого.

Пролог II. Бессмертная душа

Пандора. Июнь – сентябрь 2122, база «Ньёрд», Тихий океан

Пандоре не спалось пятую ночь подряд. Она ворочалась с боку на бок и десятки раз заставляла себя думать о приятном, держа веки закрытыми, тщетно пытаясь отыскать удобную позу и расслабиться. Но мышцы лица и глаз оставались напряжёнными, кости ныли, словно постель была вымощена булыжниками, разум будоражили непрошеные мысли – одна назойливей другой. Лишь к утру сон посещал Пандору на полтора – два часа, давая измождённому разуму скудный отдых. Такого молодая женщина не замечала за собой уже давно – с самого начала работы на «Ньёрде» – подводной лаборатории, куда её направили в двадцать пять лет, сразу после зачисления в штат корпорации «Наутилус».

Первые недели были самыми тяжёлыми в её жизни: бедняжке казалось, что огромная масса воды непременно найдёт трещину и проломится сквозь стекло, металл и мицелиум, круша и сминая все вокруг – только потому, что Пандора здесь. Либо стену подводного комплекса протаранит взбесившийся кашалот, либо советский военный корабль уронит поблизости глубинную бомбу, после чего спикер коммунистов, с трудом скрывая ухмылку, заявит на весь мир, что инцидент был следствием технической неполадки. Откуда, мол, нам знать, что на дне был секретный объект крупной транснациональной корпорации? Он же, мать его, секретный!

Чем глупее какая-то идея, тем упорнее она сопротивляется доводам разума. Около месяца каждый подозрительный звук в ночи заставлял Пандору включать свет. Ей было страшно находиться в комнатах с прозрачным потолком, над которыми скользили в свете прожекторов медленные, длинные, а подчас – совершенно гротескные тени морских существ. В негромком гуле вентиляционных систем ей мерещились звуки океана, хотя услышать их, не включая специального устройства в жилой комнате, было нельзя. Между тем, эти звуки не были плодом её воображения и транслировались по комнатам не просто так, а для того, чтобы вновь прибывшие обитатели станции быстрей привыкли к новому дому и ощутили себя «подводными существами». И это работало.

Кончики её пальцев были ледяными. Удары сердца отдавались в горле, точь в точь как перед защитой диплома. Проворочавшись в кровати два часа, посвятив полтора чтению и ещё минут двадцать полюбовавшись танцем пятнистых скатов в аквариуме, киберпсихолог встала, убрала за уши непослушные тёмно-рыжие кудри, набросила на обнажённое тело тёмно-лиловый халат и поднесла к губам запястье, вокруг которого змейкой обвивался гибкий металлический браслет.

– Фиксировать и отмечать эмоции Тени мы пока не в состоянии. Аватар и голосовой симулятор отображают лишь то, чем он согласен с нами делиться, но у меня сильные подозрения, что номер шесть, он же Тень, является намного более удачной копией своего «оригинала», чем хочет выглядеть. Если честно, меня беспокоит то, что будет с ним дальше, когда мы всё-таки доведем технологию до совершенства. Сколько в электронном интеллекте должно быть от человека, чтобы мораль и закон стали его защищать?..

Пандора остановилась, бросив быстрый взгляд на зеркало. Собственный голос показался ей отталкивающим и чужим. Скаты за стеклом продолжали двигаться, лениво изгибая длинные хвосты. Но с ними не поговоришь, не поделишься своей тревогой. Сейчас, впервые за много лет Пандора жалела, что в её кровати не лежит ещё один человек. Здесь, на «Ньёрде», у неё не было даже кота. Пожалуй, она была слишком уверена в себе, если решила, что две бессловесные и безразличные водные твари способны скрасить её одиночество.

Маленького роста, плоскогрудая, словно юноша, с чересчур длинным лицом и массивным носом, Пандора никак не могла считаться красавицей. Однако, ярко- голубые глаза с поволокой, пухлые, чувственные губы и длинные волосы цвета меди составляли приятный контраст её резким чертам. Внешность Пандоры – лучшей студентки своего выпуска (других «Наутилус» просто не приглашал) при всех её несовершенствах была как минимум интересной, не говоря уже об уме, упорстве и энергии – всех тех качествах, что придают обаяние человеку любого пола. При желании Пандора могла выйти замуж или наслаждаться «свободной любовью»: недостатка в поклонниках у нее не было.

Но желание и того, и другого в ней остыло довольно быстро: годам к двадцати девушка поняла, что любовь к науке в разы перевешивает желание завести семью и познать прелести материнства. Романтика же сама по себе для Пандоры ничего не значила: она рано узнала цену признаниям в любви и обещаниям вечно быть вместе, презирала бессмысленную возню под одеялом, крепко стояла на собственных ногах и предпочитала заводить друзей, а не любовников. В конце концов, оргазм длится меньше минуты, а на то, что ему предшествует, времени очень жаль. В «Наутилусе» – корпорации, которой принадлежал «Ньёрд» – одиночек-трудоголиков, подобных ей, встречали с распростёртыми объятиями, но, впрочем, хорошо относились и к семейным – в тех случаях, когда семьи создавались внутри корпорации. Целые поколения сотрудников «Наутилуса», основанного в середине двадцать первого века Говардом Ридом, были далеко не редкостью.

Киберпсихолог направилась в ванную, неодобрительно поцокала языком, увидев в зеркале своё осунувшееся лицо, тщательно умылась холодной водой, переоделась в мягкий спортивный костюм и надела комнатные туфли. Раз уж всё равно не спится, лучше не насиловать себя и поработать – то есть вновь пообщаться с Тенью. В отличие от организма Пандоры, вдруг решившего, будто спать ему не нужно, Тень действительно не нуждался в отдыхе – по крайней мере, для физического выживания.

Женщина выглянула в коридор: кроме сопения вентиляционной системы – ни одного постороннего звука, никакого движения, даже роботы-уборщики не ползали в этот час по чёрному матовому полу, поглощавшему звуки шагов. Она поднялась по лестнице на этаж выше и приложила руку к чёрной панели на двери из дымчатого стекла, которая через три секунды отъехала в сторону, впуская учёного в просторную зеркальную кабину. После того, как Пандора выбрала пункт назначения, приятный мужской голос предложил ей выбор холодных и горячих напитков. Как всегда: кофе самой высокой крепости с двойной порцией сахара. В последние дни он стал для неё главным топливом, практически заменившим еду. Музыка? Тоже не помешает. Приняв заказы в обработку, вертикально- горизонтальный лифт начал плавно двигаться по рельсам.

Подъехав к лаборатории, Пандора, как всегда, не успела допить свой напиток. И как всегда, у порога по плечам у нее побежали мурашки: это давала о себе знать мощная система охлаждения здешнего сервера. Новое прикосновение ладони – на сей раз, к рабочему столу – пробудило приборную панель и голографический монитор, на котором замерцало бирюзовым светом стилизованное изображение моллюска-наутилуса с подписью «Смотрим вглубь вещей».

– Здравствуй, Пандора, – прозвучало в колонках неожиданно громко, заставив женщину инстинктивно шагнуть назад. Вот тебе раз! Она ведь не успела запустить интерфейс для общения!

Программа была устроена так, что Тень мог запускать её по собственной инициативе, однако раньше он никогда этого не делал. Кроме того, до сих пор Пандоре и другим сотрудникам приходилось всякий раз представляться ему заново. Учёные полагали, что его долговременная память серьёзно пострадала при переходе: больше всего их объект наблюдения напоминал пациента в старческой деменции. «Тень – Пандора – хорошо». «Покатай красный шарик» и «Поиграем в картинки»; под картинками Тень подразумевал стандартные тесты на интеллект, в которых нужно было дополнить пару фотоснимков или рисунков одним из предложенных. Пятнадцать правильно подобранных картинок из ста были его лучшим результатом за всё время.

Таким образом, успех профессора Чена – автора проекта с помпезным названием «Бессмертная душа» – мог считаться таковым лишь условно, и «Наутилус» нуждался в новых осуждённых душегубах для обкатки технологии, появления которой общество ожидало с радостным детским волнением.

Любопытно, что в первый же день Тень сам дал себе имя. И вместе с тем плохо понимал обращенную к нему речь, не помнил простых вещей из повседневной жизни, путал в предложениях слова и часто внезапно прерывал беседу, требуя привести к нему какого-то крестоносца. Что это был за крестоносец, Тень пояснить также не мог. Профессор Виктор Чен и Пандора надеялись, что его проблемы с мышлением и памятью – временное следствие пережитого шока, однако прошло больше шести недель, а улучшения так и не наступили.

Да, разум подопытного не превратился в набор разрозненных воспоминаний, как было с другими, он не полностью сошёл с ума в первые же минуты своего пребывания в компьютере, что для руководителя эксперимента Виктора Чена стало гигантским шагом вперед. И все же копия получилась, мягко говоря, неполноценной. Помимо ошибок копирования, одной из возможных причин проблем с киберсознанием могло стать то, что «оригинал» – серийный убийца – к концу длительного эксперимента был психически нестабилен; сказывалось действие препаратов, растормаживающих подсознание. Взять хотя бы то, что за первый год проведения эксперимента он дважды говорил с учеными от лица женщины, которая якобы не имела понятия о том, как попала на «Ньёрд», умоляла спрятать ее «от этого ублюдка» подальше и вернуть в Гелиополис.

– Значит, узнаешь меня? – спросила в изумлении киберпсихолог, глядя в маленький чёрный глаз нацеленной на неё камеры. Как удачно она вышла из опостылевшей спальни!

– Конечно… – вновь послышался спокойный, уверенный голос Тени.

– Покажешься? – спросила Пандора, включая на компьютере аудиозапись. – Ты меня видишь, а я тебя нет; это несправедливо.

– Не хочу, – отрезал Тень. Голос, насколько знала женщина, принадлежал «оригиналу» – Гериону Линдону. Это было важно для того, чтобы помочь «бессмертной душе» сохранить осознание собственного «я» в новом мире.

– Не нравится твой аватар? Он делался с тебя-реального, разве нет?

– Анимация топорная… Чем с мимикой, как у деревянной куклы – так лучше вообще без лица.

– Ты можешь выбрать любой аватар из готовых.

– Хрен редьки не слаще. Лучше расскажи, почему ты на ногах в такое время.

Пандора обернулась на часы.

– Решила, что ты соскучился по нормальному общению – без тестов, измерений и прочей чуши.

– Да ты телепат!

«Он шутит! Шутит, мать его», – заключила Пандора, чувствуя, как у неё крутит живот от волнения. Выходит, ещё один рубеж взят, и профессор Чен сотворил электронную форму жизни?

– Если бы тебе вновь предложили выбрать заново…

– Я выбрал бы то же самое: если жить можно – значит, жить нужно.

«Что не помешало тебе убивать», – сказала Пандора про себя. Однако слова застряли в горле, так и не прозвучав.

– Так что твои коллеги планируют со мной сделать? – перехватил инициативу Тень.

– В ближайшие годы тебя стирать никто не собирается, если ты об этом.

– Меня ведь могут удалить как неполноценную копию – разве нет?