Загон

Дверь распахнулась так неожиданно и резко, что я даже отшатнулся. На сей раз, это был Мабобо, собственной персоной, и на лице его читалось нескрываемое изумление.

– Так вы еще живы? – ошеломил он меня крайне оригинальным приветствием.

– Господи, вы что, участвовали в моих похоронах? – завелся я моментально.

– Ах, да, э-э, нет, – растерялся владелец особняка и сдвинулся в сторону. – Проходите поскорее вовнутрь, мы привлекаем ненужное внимание. – На лбу его выступила легкая испарина. – Вот уж не думал, что мне придется повстречаться с вами еще раз.

Закрывая за мной дверь, Мабобо выглянул наружу, с пристрастием оглядел видимое пространство и, убедившись в том, что ничего подозрительного не обнаруживается, захлопнул дверь и дважды повернул ключ. Полный сумбур творился в моей голове, пока я следовал за ним по коридору. Почему его так удивило мое появление? Даже сам прибежал к дверям, да еще и озирался с опаской у входа. Он-то чего ждет или чего-то боится? А с Мабобо явно было что-то не в порядке, высокомерный и неприступный, он как-то вдруг сгорбился, и до самого кабинета шел молча, покачивая головой и периодически глубоко вздыхая. Дверь в кабинет была распахнута, и этот факт явно свидетельствовал о том что, едва лишь заслышав о моем появлении, профессор стремительно бросился уточнять это самолично, и второпях даже не закрыл ее за собой. Профессор занял свое привычное место за письменным столом, а я разместился в указанном мне кресле.

– Итак, что привело вас ко мне? – стараясь казаться невозмутимым, начал Мабобо. Ничего не скажешь, волевой человек сидел за столом, видно было, что умеет управлять и держать в узде свои эмоции. И только частое использование белоснежных бумажных салфеток говорило о скрываемых внутренних переживаниях. – Что вам теперь нужно? – задавал он свои вопросы, бросая на меня косые взгляды.

– Прежде всего, мне нужна ваша помощь. Я потерял паспорт, а мне необходимо, как можно скорее вернуться на родину. Помогите мне получить некую справку в полиции, констатирующую факт утраты этого документа. А второе, о чем я хотел сообщить вам, так это, что погиб мой друг. Мне пришлось захоронить его тело далеко отсюда. И я в абсолютном неведении, что следует предпринять и как поступить. Помогите, если это в ваших силах.

По лицу Мабобо легкой тенью промелькнуло недоверие, но видно было, что в глазах его зажегся внезапный интерес.

– Как он погиб? – уж слишком поспешно поинтересовался он.

– Это долгий рассказ, но чтобы вы смогли объективно оценить ситуацию, в которую я попал, я готов изложить вам все по порядку.

– Время есть и я весь внимание, – отреагировал профессор. Он встал, подошел к буфету, достал пузатую бутылку виски и два стакана. Молча наполнил их, смешал со льдом, извлеченным из маленького холодильника, и сделал приглашающий жест. – С этим рассказ пойдет легче.

Я рассказал ему все, начиная с того момента, когда двери его особняка оказались для нас закрытыми. Все в подробностях, и как мы искали себе проводника, и как отправились в путешествие. Рассказал и о том, как остановились у священника и том, как на нас напали, ограбили и как погиб Жан, как я, сам находясь в тяжелом положении, похоронил его рядом с разрушенной церковью.

Мабобо слушал с нескрываемым интересом, и лишь по окончании рассказа, заметил: – Я вообще поражен, что вам удалось остаться в живых, а не сгинуть без вести.

– Да и я в не меньшей степени, а теперь и тем более, с учетом вашего неожиданного вопроса на пороге дома. Это почему же вы были так уверены, что я умер? Вы даже не могли скрыть удивления, когда увидели меня. Почему, вы можете мне ответить?

– Э, дорогой мой! – протянул Мабобо. – Вы ввязались в такую историю, что если бы перед тем узнали хоть сотую часть ее, то ни за что и никогда не сделали бы этого. А что стало с той куклой? Где она?

Что-то все-таки крылось и за его удивлением, и за проявленным интересом, и за этими вопросами…

– Далась вам эта кукла… да… давайте так, вы рассказываете мне все начистоту, ну, а я соответственно полную историю вам?

– Идет!

Теперь я рассказал ему во всех деталях о старике Самбе, к которому мы попали, и о том, что он упомянул перед смертью Лукугу, куда мы с Жаном отправились. Рассказал о том, как вышли на Моиза, как ехали, преодолевая цепкие полицейские кордоны. Даже вскользь поведал историю об отце нашего гида, историю, которая немного скрасила долгий путь к Лукуге. Я упомянул о знакомстве с отцом Фредериком, о нашей ночевке в его церкви, и постарался предельно четко восстановить события того вечера и кошмарной ночи. До этого момента Мабобо слушал, не перебивая, но видно было, что рассказ о схватке с зомби вывел его из равновесия.

– СтанИслав, – (он делал ударение в моем имени на польский манер), – расскажите мне про нападение в мельчайших подробностях, поверьте, это не праздное любопытство, это действительно очень важно.

Я несколько секунд колебался, но, понимая, что этот странный и довольно таки неприятный человек, единственный кто может помочь, глубоко вздохнул и выложил все, в мельчайших деталях, которые врезались в память и всплывали сейчас передо мной так, будто я заново просматривал художественный фильм.

Мабобо слушал, а я, периодически возвращаясь из недавнего прошлого, обращал внимание на выражение его лица, которое могло бы выдать, если не мысли его, то хотя бы настроение. Но он оставался непроницаем, будто уже давно был наслышан про мою историю Лишь пару раз его брови, начинающие седеть, и от этого ставшие еще более заметными на его черном лице, взмывали кверху, что лишний раз свидетельствовало о напускном равнодушии.

Единственно о чем я сознательно умолчал, так это о демантоиде.

Я повествовал о том, как мы с Жаном продолжили намеченный путь к обозначенной цели и о том как, выбившись из сил, в ожидании нашего проводника, остановились в заброшенной убогой церквушке. Два уставших белых человека в абсолютно чуждой стране, с неизведанными порядками и непонятной нам, дикой культурой.

Я будто снова лежал на сырой земле, в той келье, подложив под голову свою дорожную сумку, и глядя в подмигивающее мне далекими звездами черное небо через внушительную прореху в крыше. Все было настолько реально, что у меня глаз задергался от нервного тика.

– СтанИслав, – проникновенно произнес Мабобо, – не терзайтесь попусту, душа вашего друга освобождена, Лоа встретили ее и проводили к солнцу. Продолжайте.

Я сглотнул тугой комок и продолжил. Когда я описывал похороны Жана, Мабобо снова прервал меня.

– Не забывайте о каждой мелочи.

– Стараюсь, – ответил я, заглядывая в пустеющий стакан. – Итак, я вернулся и, выдернув крест из черепа зомби, в изнеможении поплелся к могиле Жана. По христианским обычаям на могилах устанавливаются кресты, а этот был единственным, чем я мог обозначить место захоронения друга. Я воткнул крест в мягкую землю, прикопал еще свежим гумусом. Это последнее, что я запомнил, перед тем как очнуться в хижине у Аджали. Все… Я постарался восстановить все, что случилось, в мельчайших подробностях.

Некоторое время Мабобо молчал, изредка прикладываясь к своему стакану. Я не торопил его. Мне тоже было о чем подумать, ведь с того момента, когда случился весь этот кошмар, я так подробно никому не рассказывал о нем. Оказалось, что боль от случившегося не ушла, а лишь затаилась в глубинах моего сознания, и сейчас она вновь накрыла меня. Наконец, профессор решился

– Давайте начнем с того, что вы никому и ничего не будете сообщать, касательно своего французского друга, Жана Гебауэра. Рассказ белого человека, приехавшего в страну без определенного смысла и по туристической визе, повествующего о смерти французского гражданина при туманных обстоятельствах, только возбудит уйму подозрений. История слишком запутанная для официальных органов. И никто из служителей правопорядка не захочет ввязываться в столь сомнительное дело. Скорее всего, назначат расследование, но найдут уйму причин обвинить вас в чем угодно. В общем, вы были один и потеряли паспорт просто в городе, неосторожно расплачиваясь на рынке. Я постараюсь помочь вам в этом вопросе.

– Хорошо, я понимаю, что сейчас заявлять о смерти Жана бессмысленно, но как же быть, ведь его все-таки когда-нибудь, но начнут искать! Наверняка у Жана осталось какое-то наследство, на которое могут претендовать какие-то родственники, ну и потом, каждый человек заслуживает быть похороненным с соблюдением принятых обрядов. Кто придет и положит цветы ему на могилу?

Мабобо усмехнулся и покачал головой.

– Странные вы люди, белые… носитесь со своими обрядами, будто это панацея для спасения души. Оставьте его покоиться с миром. Нужные обряды вы уже выполнили. А память, так помните его живым, он и сейчас жив, только находится в другом состоянии, оно не материальное… я не смогу вам это объяснить, у нас слишком разные понятия о боге и душе, но поверьте, ему больше ничего не надо. – Профессор замолчал, а через несколько секунд добавил, – если захотите, я выполню еще один ритуал, по нашим обычаям.

Я понял, что дождаться таких слов от подобного человека было уже большим делом, и преисполнился благодарностью.

– Хорошо, спасибо вам.

– А теперь расскажите мне, что стало с куклой.

– Кукла, как это я забыл! Когда Жан погиб, а я случайно наткнулся на нее, то меня охватило настоящее бешенство. Кажется, я крикнул что-то типа «Будь ты проклято, адское чудовище!» Возможно, я еще извергал какие-то проклятия, мне трудно вспомнить сейчас, но я хорошо помню, как изо всех сил вонзил в куклу церковный крест и нанизал тряпичное тельце на железное основание. Потом я водрузил этот крест на могиле Жана, присыпал основание землей и, как уже сказал, потерял сознание.

Мабобо поперхнулся, а рука, державшая стакан с виски дернулась так, что часть янтарной жидкости выплеснулась на грудь профессора.

– Невероятно!!! – прохрипел он.

Я слегка растерялся, не понимая, чем вызвана такая реакция моего собеседника.

– Shukrani mungu kwa yote19 – певуче произнес Мабобо и, вновь перейдя на английский, заявил: – Вы счастливый человек, вы выиграли вторую жизнь, свободную и счастливую.

– Боюсь, я вас не совсем понимаю, профессор. Теперь ваша очередь открыть мне правду, только не говорите загадками.

Мабобо задумался на мгновенье, глядя на меня, прошептал что-то понятное только ему, вздохнул, открыл рот… и закрыл его снова. Видно было, что профессор колеблется, а может, и просто не знает, с чего начать. Он поводил рукой по столу, будто стирал невидимую пыль, внимательно осмотрел свою руку, ничего, видимо, подозрительного не обнаружил, качнул головой, набрал в легкие воздуха и решительно выдохнул.

– Ну, ладно, СтанИслав, слушайте. Не удивляйтесь и поймите меня! Есть у меня свои грехи в прошлом, о которых я стараюсь, но не могу забыть. Вы можете понять, что значит жить с тяжелым камнем на душе? Думаю, что нет. А он с каждым годом давит все сильнее и сильнее. Облегчить свою душу можно, если поделишься этой тяжестью с кем-то, кому можешь довериться с легкой душой. Этого я лишен здесь, чреватым будет такое признание. А тяжесть становится нестерпимой…

И вот передо мною вы. И я вам раскрою душу, поделюсь своей тягостью. Почему, спросите именно вам? Да по самой просто причине, СтанИслав! Мы беседуем с вами первый и, совершенно в том уверен, последний раз. Значит, все, что я вам расскажу, все, что вы узнаете сейчас, улетит с вами в далекую Россию. Что-то, что касается вас, а есть много такого, будет вам небезразлично, а что касается грехов моих, то я думаю уже завтра вы их просто выкинете из головы. И правильно сделаете. Вот такое я должен сделать вступление, перед тем, как начну исповедоваться. Начнем, пожалуй!

Интересная была преамбула! Что-то за ней кроется и что будет мне интересно в его истории, пока остается не ясным. Но голову он мне заморочил изрядно. Остается одно, – слушать, да наматывать на ус. Посмотрим, что будет!

– Около пяти недель назад или немногим больше, – задумчиво проговорил Мабобо, – погиб ваш друг профессор Столпов… Вы в курсе его смерти? Ну да, скорее всего, нет. Извините, что я сообщаю вам о данном факте с некоторой легкостью, но не могли бы вы предположить, что с ним произошло?

– Ну, называть Столпова моим другом слишком большое преувеличение. Я и виделся-то с ним всего пару раз. Мы с Жаном консультировались с ним перед отъездом…

– Ну как же! Вы же именно по его рекомендации прибыли сюда. Иван Андреевич Столпов отправив вас в Киншасу, дал мои координаты.

– Для нас это было случайное знакомство, связанное с куклой Вуду. Так он погиб?

– Да, его больше нет. И вы даже не представляете себе, как все случилось. Я расскажу вам. Он попал в жуткую аварию где-то в районе московского кольца. Ехал с водителем на дачу, сам находился на заднем сидении авто. Какой–то резкий маневр, возможно, отвлекся водитель. И машина Столпова с разворотом от резкого торможения врезалась в металлический отбойник, да так, что железная конструкция буквально пронзила Ивана в области грудной клетки. Как вы крестом ту куклу. – Мабобо сощурил глаза с розовато-желтыми белками и продолжил, – Следом за ними несся самосвал, груженный песком, который от резкого маневра практически встал на дыбы и лишь чудом остановился в нескольких сантиметрах от машины Столпова. Однако кузов грузовика автоматически открылся, и весь песок обрушился на машину профессора, полностью завалив ее. Жуткая, дикая смерть. Вам ничего это не напоминает? – с металлом в голосе задал вопрос Мабобо.

– Ничего не понимаю! Профессор действительно погиб трагически. Но, вы-то намекаете, что его смерть каким-то образом связана с нами, со мной и Жаном?

Мамобо тяжело поднялся из-за стола, прошел к шкафчику с напитками, плеснул себе новую порцию виски, и вернулся к своему креслу.

– Эта история началась давно… девяностые годы… полная неразбериха в вашей стране, такой же, если не хуже, бедлам и у нас. Я был ученым, и неплохим, смею сказать, уже тогда, но жизнь наша была очень тяжелой.

Мы познакомились с Иваном в середине девяностых на международной конференции по вопросам культуры Тропической Африки, проходившей в Зимбабве. И сразу признали друг в друге родственные души. Через пару месяцев мы встретились вновь на научном симпозиуме в Германии и после этого просто подружились. Мне нравился Иван, в нем был некий стержень, хоть он и был чрезвычайно амбициозным, алчным, властным. Кроме того, ему постоянно везло. Во всем. И однажды он предложил мне одно дело. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что это касалось контрабанды драгоценных камней. Мы удачно провернули с ним пару сделок, и деньги появились. Гм, эта хитрая бестия, что называется, подсадил меня на «денежную иглу». Да, молод я был тогда, и по собственной дурости вляпался в такую грязь!

Мабобо прервался на жадный глоток из своего стакана. Глаза его блестели и казалось, что воспоминания далеких дней поглотили его целиком. Встряхнувшись, он продолжил.

– Столпов часто прилетал ко мне. Его все время интересовала магия Вуду. Он рылся в древних документах, изучал обряды и обычаи, постоянно заставлял меня знакомить его с разными нужными ему людьми, посвященными в вуду. Однако я тоже времени зря не терял. Если есть способности, да еще и немалые деньги, то открывается многое. При смене власти я оказался в нужное время, в нужном месте, а все мои регалии и награды оказались неплохим приложением к биографии. Так началась моя политическая карьера. И мне она понравилась. Но любой компромат мог лишить меня всего достигнутого, и я решил покончить с нашими темными делишками. Уже и без контрабанды я зарабатывал неплохо. Знаете, как говорится, деньги к деньгам. Мне казалось, что и Иван хорошо понимает все это и полностью со мной согласен. Он всячески поддерживал меня в тот период, при малейшей возможности оказывал содействие. В общем, был настоящим другом.

В этот момент в дверь тихо постучали, и вошла та самая служанка, что открывала мне дверь. Она что-то тихо сказала своему хозяину, тот на секунду задумался и глянул на меня: – Эстель говорит, пришло время обедать… Не составите ли компанию?

Признаться, чего-чего, но такого приглашения я не ожидал от этого человека. А Мабобо и не ожидая моего ответа, решительно поднялся. Пришлось последовать за ним. Должен сказать, столовая поразила меня изяществом обстановки и вкусом хозяина. Тончайшие гардины на окнах, великолепная люстра над стеклянным овальным столом на изящных кованых ножках, занимавшим всю центральную часть комнаты, овальной формы ковер, судя по всему ручной работы.

Стол был сервирован превосходно. Белоснежные салфетки, тончайший фарфор, столовое серебро. Да, профессор Мабобо умел красиво жить! Вначале был подан некий экзотический салат, не то с овощами, не то с фруктами, и с тончайшими ломтиками нежнейшего мяса. Аромат был дивным, и вкус таким же. Я тотчас почувствовал, что действительно голоден и не замедлил приступить к делу. Мабобо только с удовлетворением улыбался, глядя, как я опустошаю тарелку. Он наполнил бокалы красным вином, и по этикетке, я отметил, что на обед господин Мабобо предпочитает французское «Мутон-Ротшильд», а цена ему, по меньшей мере, тысяча евро за бутылку. Хм, неплохо живет профессор в этом самом Конго. А тот, увлекшись, продолжал свое повествование.

– Представьте себе, что одновременно с тем, как росла моя политическая карьера, росло и увлечение Столпова Вуду. И можете мне поверить, это становилось у него манией, навязчивой идеей. Пока я занимался обычными делами политика, он проходил обряды посвящения, достигал каких-то рангов и ступеней, но вершина, к которой стремился Иван, была для него недосягаема. Если бы вы знали, как он хотел достичь звания Бокора! Да… алчность и жадность сослужили ему плохую службу. Обмануть можно меня, вас, простых смертных, но обмануть верховных жрецов невозможно. Они не будут содействовать человеку со злыми помыслами и жаждой наживы. А что касается черных колдунов, то те никогда не допустят конкуренции, тем более от белого.

Вот так, наши пути с Иваном и начали расходиться. Но тут-то мой, так называемый друг и проявил себя во всей красе.

Внезапно, а может, он и давно вынашивал эту идею, у него возникло большое желание заняться политической деятельностью. Скорее всего, ему не давал покоя мой успех. И наступил день, когда он пришел ко мне с предложениями о сотрудничестве. Но начал он с того, что для запуска его собственной политической программы, ему понадобились дополнительные финансовые средства. Того, что хранил он на банковских счетах в Швейцарии, было недостаточно. Хотя, ему всего и всегда было мало. И точно так же, как сейчас, за обедом, он объявил:

– Антуан, мне нужна твоя помощь.

– Помните, я уже упомянул, что был конец девяностых, время распада СССР. О тогдашнем положении в стране можно не упоминать, вам известно оно лучше, чем мне. И, конечно, это самое удобное время для вступления в игру. Но Иван не обладал нужными качествами и никогда не был политиком. Да, он был прекрасным ученым. Но его главным стимулом всегда были деньги. Он чувствовал их везде, как опытная натасканная ищейка. Именно они были его путеводной звездой.

Я пытался отговорить Ивана от безумной затеи. О многом мы с ним говорили, но все мои слова были для него пустым звуком.

– А что же ты, Антуан, сунулся в политику? Ты что, хочешь сказать, что умнее меня? Что ты можешь добиться успеха и денег, а я так и буду ограничиваться жалкими научными подачками? Ты твердишь мне все это потому, что не хочешь признать, что я успешнее тебя. А мне всего лишь нужна-то твоя помощь в нашем, заметь ОБЩЕМ деле.

Он с садистским наслаждением подчеркивал мое участие в контрабандных поставках. Он начал шантажировать меня, ему было необходимо, чтобы поставки приобрели статус легальности, чтобы он стал официальным представителем России в Конго, и курировал бы поставки драгоценных камней. Иван тогда открыто заявил мне: «Мне мало денег, мне нужна власть!» Я не мог отказать, так как Столпов располагал неоспоримыми фактами о моей нелегальной деятельности в молодые годы. Пришлось помочь ему! Бизнес Столпова, процветал и деньги текли рекой в его карман. Я говорю это без сожаления, поскольку принципиально отказался от этой прибыли, чтобы не попасть в полную зависимость от «компаньона».

Время шло, я занимал свой пост, Столпов получал свои деньги, но амбиции Ивана лишь разгорались. Кроме того, профессор продолжал практиковать Вуду. Именно практиковать, потому как к следующим ступеням совершенства его уже не допускали, и ему оставалось лишь оттачивать свое мастерство. И, смею заметить, достиг он немалых успехов. Вот только в основном все его деяния были из серии зла. Ему нравилось манипулировать людьми. Ему мешал конкурент – он устранял его с помощью магии. Он привлекал женщин, удовлетворяя свои похоти, и с легкостью избавлялся от них, как от ненужной вещи. Он многим людям испортил жизнь, а для некоторых она вообще завершилась трагично.

Не хочу повторяться, но в учении Вуду он преуспел, а пособником его всегда был Бака – злой дух, и Иван научился с ним ладить. Но, как ему казалось, только по мелочам. А он хотел стать, ни много, ни мало, а Верховным Правителем! Есть и такая, недосягаемая ступень. И, как ни смешно или грустно это может показаться, но именно к этому и стремился мой бывший друг профессор Иван Столпов!

Вам может показаться странным, что я так разговорился, но поверьте, СтанИслав, я много лет жил с печатью на устах потому, что боялся за семью, карьеру, благополучие. У меня взрослая дочь, я дал ей прекрасное образование и хочу, чтобы она была счастлива в жизни. Я лишь однажды увидел сальные взгляды Ивана в ее сторону, и этого было достаточно, чтобы отправить ее туда, куда «мой верный друг» не мог дотянуться. Да, да, поверьте, основания для этого были, я слишком хорошо знал Ивана.

Знаете, сейчас, когда его не стало, у меня словно душа освободилась, поэтому я так и разоткровенничался, да и вы не случайный собеседник, а человек который, подобно мне, был пешкой в его игре и пострадал от деяний Ивана.

– Так вы уверяете, что Иван Андреевич причастен к нашим злоключениям? – в полном замешательстве воскликнул я. – Да это фантастика!

– СтанИслав, давайте, я продолжу, а вы чуть позже сделаете свои выводы.

Тем временем вошла Эстель, и молча поменяла тарелки. Теперь передо мной дымилось некое подобие куропатки, фаршированной каштанами. «А все-таки, – проскочила в голове непрошенная мыль, – неплохо питаются конголезские политики!» Занятно, я ведь до сего дня толком даже не знал, кто такой Мабобо, Столпов рекомендовал его нам просто как своего друга, а не влиятельного конголезца. Но между нами-то, какая может быть связь? Ведь чистая случайность, что мы узнали Столпова, и только потом моего нынешнего собеседника. А Мабобо тем временем продолжал:

– Столпов по месяцу жил то в России, то в Конго, у него здесь появился собственный особняк, он был хорошо знаком с местной политической элитой, но все воспринимали его лишь как удачливого коммерсанта, и то такого, с кем можно совершать одноразовые сделки. Конголезский народ недоверчивый, заслужить его расположение непросто. Иван предлагал условия выгодные только для себя, он шел напролом, и никогда не старался заинтересовать бизнесменов гибкими, но стабильными условиями. В этом-то и заключалась его недальновидность. Он срывал куш, а дальше как в известном изречении «после нас хоть потоп». Прикрывался он всегда моим именем, ну кто бы просто так терпел белого человека в нашем обществе? Но после нескольких, крайне скандальных сделок, мне «наверху» прямо указали на сомнительное знакомство.

Естественно, я постарался как-то оправдать действия Ивана и тему замяли. Я передал ему разговор, но он только посмеялся.

– Боятся за свои денежки, жадные индюки. Сидят на золотой жиле и не умеют достойно ею распорядиться, сами же принимают мои условия, а потом прыгают в кусты. Как были дикарями, так ими и остались. Обладают такими знаниями в области магии и не могут их применять!

– Иван, если бы каждый применял свои способности, на земле воцарился бы хаос.

– И ты рассуждаешь как рядовой обыватель, каждому человеку хочется быть богатым и знаменитым. Просто одни умнее и удачливее других и что тут особенного? Если я владею Вуду, то, значит, могу использовать свой шанс.

Через некоторое время после нашего разговора, два влиятельнейших человека, которые беседовали со мной по поводу моего некорректного друга, погибли при загадочных обстоятельствах. Один внезапно заболел, его тело покрылось чудовищными язвами, несколько дней держалась высокая температура, и умер он в страшных мучениях. После вскрытия врачи сказали, что его словно сварили заживо, все внутренние органы словно были подвергнуты термической обработке. Естественно, огласки не было, в заключении судмедэкспертизы значилось «красная волчанка», хроническая форма, остановка сердца.