Загон

– Ну, ты даешь! – только и мог сказать я.

– Я вернулся в Конго спустя три месяца, в моем чемодане лежала практически точная копия пигмейского самоцвета. У меня с собой была еще масса всякой ерунды, которой я надеялся задобрить этих дикарей или отвлечь их внимание. Я втерся в их доверие, прожил с ними в лесу почти полтора месяца, и понял, что с камнем они не расстанутся никогда. И тогда я украл его. Заменил на подделку. И дал деру. Нет, я, конечно, распростился с ними, сказал, что и так чрезмерно «загостился», и, пока они не обнаружили подмену, был таков. Но они скорее всего обнаружили… Стас, я спрятал это сокровище в надежном месте и оставил его там до поры. Думаю, что эта пора настала.

– Так… – озадачился я. – Скажем, с камнем все ясно, но как вся эта история связана с куклой? Здесь ты тоже чего-то недосказал?

– Нет, с куклой все так, как я и говорил. Чистая случайность.

– Ну и где это было?

– Недалеко от аэропорта. В районе Кингасани. Там есть огромный рынок, место вообще со страшным прошлым. В 1996 году на этот рынок упал самолет Ан-26 местных авиалиний, человек 300 угробил.

– Да, что-то припоминаю… где-то натыкался на подобную информацию.

– В общем, я там окопался, в ожидании вылета. Оттуда и выдвинулся в аэропорт. И тут, на тебе, этот старикан.

– Так, может, мы и двинем в ту сторону?

– Да, пожалуй…

Ничего не оставалось делать, кроме как положиться на Жана, в глазах которого уже горел огонек авантюризма. Может быть, ему стало проще, облегчив душу и рассказав мне истинную причину своего пребывания здесь, а может, он предвкушал скорую встречу со своей мечтой, – демантоидом. Но одно я знал точно, что теперь Жан доведет дело до конца, и свое личное и наше общее. Я давно простил своего французского друга за все неприятности, которые породил он своей беспечностью, и сейчас был искренне рад приливу его сил. Меня охватило неслыханное спокойствие и ощущение, что вот-вот, еще совсем чуть-чуть, и вся эта драматическая история закончится. Хорошо было и то, что я практически отвлекся от оставшихся дома проблем и полностью погрузился в вязкий пульсирующий ритм Конго. Здесь время текло как-то необычно, хоть разница во временных поясах и была незначительной, всего каких-то два часа. Я легко поднимался утром, даже несмотря на бессонные ночи, и день проводил в достаточно бодром состоянии, я не чувствовал времени, не глянув на часы, не мог определить который сейчас час. В какой-то момент я ощутил себя чуть ли не медведем-шатуном, время потеряло для меня какое-либо пространственное значение, о том, который час я узнавал лишь благодаря приборам, его измеряющим.

– Жан…и, если не секрет… а где камень-то? – я выжидающе смотрел на своего друга.

– День езды отсюда… Недалеко. Близ одной церкви. У меня отмечено где. Нам ведь все равно придется углубляться в страну… Вот я и подумал… Уж заодно…

– Н- да. – я усмехнулся, – ты все же настоящий Остап Бендер.

– Бендер? Кто это? Не слышал о таком. Артист?

– Да, в своем роде артист, – я покачал головой. – Ладно, Жан, пора ехать, мы и так уже засиделись.

Мы рассчитались по счету в кафе «Мангостан», расположенного в отеле, и отправились в путь.

Район Кингасани после центра Киншасы показался мне настоящим гадючником. Убогого вида одноэтажные строения, страшно обшарпанные и грязные, горы мусора повсюду, несравненная, даже по конголезским меркам, вонь. И громадный рынок. Толпы людей, снующих, орущих, черных, как один. Кажется, единственными белыми были здесь мы, и, естественно, наши особы опять стали мишенью для приставания. Кто только к нам не обращался! Иные вежливо, со словами «Мунделли», другие дергали за брюки и футболки, более наглые хватали за руки. Наученные горьким опытом накануне, я спрятал все деньги в «напузник», как называла его моя дочь, который пристегнул себе на пояс и прикрыл сверху футболкой. Полагаю, что и Жан разместил свои сбережения и документы в не менее надежном месте. И все же мы были начеку, зорко посматривали во все стороны, обходили самых подозрительных типов, а, к сожалению, таковых в толпе было большинство. В нас беспрестанно тыкали пальцами, нам свистели вслед, кидались всякой дрянью, если мы не обращали на них внимания, одним словом, это был пестрый ад, в котором меж тем, Жан искал «свое место», то есть то самое место, где старик вручил ему куклу. Сделать это было не просто, ибо дома все были похожи один на другой, а рынок представлял собой централизованную помойку. Наконец, после того, как мы несколько раз обошли всю торговую площадь вокруг, вымотались несказанно и уже готовы были бросить эту затею, Жан остановился.

– Кажется, это здесь!

Место, прямо скажем, было гиблым. Вообще, мне показалось, что в таких местах даже и убийство должно было быть делом обыденным, и как мы в этой толчее до сих пор еще оставались живыми, было большой загадкой. Мы постояли, оглядываясь вокруг. С одной стороны тут располагались рыночные прилавки, заваленные бататом, травами фуфу, понду, ориоко и прочей местной культурой, в глаза бросалось невиданное изобилие фруктов, – манго, ананасы, бананы, папайя. На другой стороне дороги стояли одноэтажные ветхие хибары, а недалеко от нас нечто вроде уличного кафе, где посетители сидели на скособоченных ящиках за неким подобием столов, и расторопный негр ловко орудовал над жаровней, продавая жареные тушки непонятно чего.

– Агути, – пояснил мне Жан, и на мой вопросительный взгляд, добавил, – разновидность местных крыс, сородичи тех, которых ты вчера видел в городе.

Я присмотрелся повнимательнее, и в самом деле снова это жуткое зрелище. При виде того, как небольшая группа едоков жадно поглощала эти яства, и по их подбородкам обильно стекал жир, к моему горлу подкатил тугой комок, и даже закружилась голова. Я отвернулся и, как оказалось совершенно напрасно. Рядом, за ближайшим «прилавком», голый по пояс африканец в огромных чанах жарил всевозможных насекомых: гусениц, сверчков, каких-то личинок и термитов. Ему помогала худенькая негритянка, то ли его супруга, то ли еще кто. Амбре от всей этой «кулинарии» стояло нестерпимое, чудовищное, и я нетерпеливо потянул Жана подальше от столь экзотического места, но тот уходить как-то не спешил.

– Погоди, – сказал он, вырывая свою руку, – куда ты? Нам именно сюда. Здесь в прошлый раз все и случилось. Я помню этих торговцев. Ну, то есть, может и не конкретно этих, но то, что здесь жарили крыс, – так это уж точно!

– Ладно, – я попытался взять себя в руки. – Пусть это случилось здесь, но теперь-то что будем делать?

– Думаю, нам нужно задобрить торгашей, что-нибудь заказать и попытаться их разговорить.

При мысли о том, что мне придется есть крыс или вот этих насекомых мне стало совсем худо, и я почувствовал, как покрываюсь холодным, липким потом, а в животе тревожно заурчало.

– Жан, – взмолился я, – я не смогу здесь съесть ни-че-го! Это я точно знаю, в ином случае меня стошнит прямо здесь, и это, как ты сам понимаешь, не прибавит нам нужной популярности.

– Значит, есть буду я, – решительно заявил Жан и направился прямиком к жаровне с крысами. Я, внутренне содрогаясь, побрел за ним.

– Бонжур! – обратился Жан к торговцу.

Тот оживился и широко улыбнувшись, спросил: – Проголодались? Две порции или больше?

– Одну, пожалуйста, мой друг на строгой диете.

В мгновение ока аппетитно поджаренная тушка оказалась на пальмовом листе. Затем, услужливый продавец, протянул Жану куриное яйцо.

– Нет, – покачал головой мой друг, – спасибо, не нужно. У меня есть. – И с этими словами он вытянул из своего рюкзака бутылку воды.

Продавец что-то затараторил на французском, Жан что-то ему отвечал, и мне даже показалось, что у них наладился контакт, но как выяснилось, тот просто-напросто хотел-таки всучить Жану это яйцо. Через некоторое время Жан все же согласился и взял чертово яйцо, иначе, как мне показалось, продавец шуганул бы нас отсюда обоих. Мы присели на ломаные ящики близ прилавка и Жан, что-то прошептав, должно быть краткую молитву, впился зубами в вонючую, скользкую тушку. Торговец внимательно следил за ним, в силу чего Жан жевал и улыбался, всеми силами демонстрирую негру насколько вкусно приготовленное им блюдо.

– Ну, и как? – поинтересовался я, – вкусно?

– А ты попробуй, – далеко не столь благожелательно, как продавцу, буркнул Жан, не переставая жевать. Мы на некоторое время замолчали, и Гебауэр первым прервал затянувшуюся паузу:

– Будто подметку жую… о-о, черт! – он выплюнул на руку не прожеванный кусок, вгляделся в него и сказал: – Я так и знал! У вас, в вашей великой России совершенно не умеют пломбировать зубы! А я-то считал Татьяну хорошим врачом! – В прожаренном черном кусочке агути красовалась вывалившаяся пломба. – Ладно, – сплюнул Жан, – пожалуй, нам хватит Игр Доброй Воли, пора переходить к делу.

Он снова заговорил с торговцем, благо заняться тому было нечем, народ не давился у его прилавка. Пока они болтали, я заметил, что рядом стоящий продавец жареных насекомых с интересом прислушивается к разговору. Через некоторое время торговец крысами обратился к нему, и тот отрицательно закачал головой.

– Плохо дело, – наконец сказал Жан. – Они здесь недавно. Про нашего старика и знать ничего не знают.

Наш разговор был прерван двумя подошедшими полицейскими. Оба были страшно худые, форма давно утратила свой первоначальный лоск, была выцветшей и перезашитой, и, пожалуй, только болтающееся у пояса оружие указывало на их причастность к органам правопорядка. Однако точно также оно могло указывать и на их причастность к органам беспорядка, что в данной стране было практически одним и тем же. Вяло что-то пережевывая, они потребовали наши документы. Еще, будучи в Москве, я вычитал в Интернете множество советов людей, столкнувшихся с конголезскими полицейскими. Те всегда придирались к документам, всяческими способами вымогая деньги, и нашей с Жаном основной задачей было выстоять в этом противостоянии и ничего им не заплатить. Полицейские долго рассматривали наши паспорта, визы, штампы, на первый взгляд придраться было не к чему, и тогда начался торг.

– За нахождение на нашей территории вы должны заплатить два доллара, – заявил один из них.

– Мы не можем, – ответил Жан, – у нас нет такой суммы.

Горе-полицейские скептически оглядели нас с ног до головы и, оживившись, продолжили: – У таких богатых мунделли нет денег? Придется добавить еще два доллара за обман представителей закона.

– Да это же грабеж! – возмутился Жан. – Чистой воды вымогательство!

– Будете грубить, – невозмутимо продолжил один из них, – заберем в участок!

Я понял, что пора вмешаться, поскольку видел, что Жан уже закипел и дело может принять весьма неприятный для нас оборот.

– Месье, – примирительно начал я, – донт ворри!

Жан замолчал, и все трое уставились на меня, а я тем временем полез в свой рюкзачок и нашарил в нем пачку «Явы» из предусмотрительно купленного в Москве, опять-таки по рекомендациям из Интернета, блока. Я протянул пачку полицейским, один из них мгновенно схватил ее цепкими пальцами и сунул себе в карман. Второй что-то сказал ему на местном наречии, тот резко ответил, и между ними завязалась перепалка. Слово за слово, и вот уже в ход пошли руки. Тот, что остался ни с чем полез к сотоварищу в карман, но он оказался проворнее, и отбил его руку, после чего, побросав наши паспорта, они сцепились не на шутку. Вокруг мгновенно образовалась огромная толпа зевак, все что-то орали, улюлюкали и кричали, я опустился на колени и, изловчившись, поднял наши уже изрядно втоптанные в песок документы, а затем почувствовал, что меня кто-то куда-то тащит, и обернувшись, понял, что это Жан. Воспользовавшись этим инцидентом, мы поспешили дать деру.

Остановились мы только тогда, когда дикие вопли и крики с рынка перестали долетать до нас.

– Чертова страна! – проворчал Жан, прислоняясь к стене обшарпанного строения, и вытирая пот с лица. – Теперь нам уже не вернуться на этот чертов рынок. А ведь то был наш единственный шанс!

Я молчал, да собственно, и сказать-то тут было нечего. Мы немного отдышались, хлебнули воды из пластиковых бутылок, небольшой запас которых хранился в наших рюкзаках, и тут у Жана началась рвота. То ли агути взбунтовался в его желудке после такой беготни, то ли жара и нервы сделали свое дело, но рвало его неистово. Мне было жаль друга, но я ничем не мог ему помочь, только время от времени подавал бумажные салфетки, да бутылку с водой. Спустя некоторое время обильный поток зловонных масс иссяк и Гебауэр, окончательно обессилев, плавно съехал спиной по стене дома и сел прямо на грязный песок. Его еще совсем недавно бежевые хлопковые брюки стали грязно-серыми, футболка промокла насквозь, да и сам он выглядел не лучшим образом. Я вздохнул, плюнул на все условности и уселся рядом с ним. Так мы вдвоем и сидели, помалкивая, глядя в никуда, и погруженные оба в свои невеселые мысли, пока не услышали какой-то странный звук, прилетающий из-за угла.

– Псст!

Одновременно обернувшись в ту сторону, мы с изумлением узнали в крадущимся к нам конголезце недавнего продавца жареными насекомыми. Мы подобрались и насторожились, но, похоже, этот африканец преследовал нас вовсе не для того, чтобы сдать в полицию.

– Я слышал, вы интересовались одним стариком… – начал он.

При этих словах Жан мгновенно пришел в себя.

– Вы что-то знаете?

Негр мялся и я подумал, что он набивает себе цену. Ткнув Жана локтем в бок, я прошептал ему на ухо:

– Спроси, сколько он хочет?

Но Жан только отмахнулся.

– Это плохая история… – наконец произнес конголезец. – Я помню вас, месье, я и тогда торговал на том же месте…

– Расскажи нам, – попросил Жан и вытащил монетку в один доллар.

Глаза конголезца загорелись, но тут же потухли. Он уставился в пыльную землю, рисуя разбитым штиблетом какие-то узоры на песке, и что-то судорожно соображал. Видно было, что он сильно колеблется.

Так прошло какое-то мгновение, и Жан снова залез в карман и достал вторую монетку.

– Ну, же! Решайтесь!

– А что вас интересует? – все еще нерешительно спросил чернокожий.

– Все, что ты знаешь об этом происшествии. И о старике.

– Я знаю совсем немного. Только то, что на рынке тайком болтали об этом. Это нечистый случай. Вам не надо этого…

– Послушай, – Жан подошел к нему, раскрыл его ладонь и положил в нее две монетки, – ты можешь помочь нам, а это очень важно. Если поможешь, получишь еще двадцатку. Как тебя зовут?

– Лоран, – ответил тот, и спрятал монетки в карман. Он все еще переминался с ноги на ногу, но, видимо, решился: – Его убили майомберо, – шепот его был еле слышен.

– Кто? – то ли не расслышал, то ли не понял Жан.

– Майомберо… Злые существа… Чрезвычайно жестокие… Духи…

– Так, – повернувшись ко мне и перейдя на русский, сказал мне мой друг, – ну вот, кажется, добрались. Старика, видишь ли, убили злые духи. Нам же именно это и надо?

Я пожал плечами:

– Ну и что, что духи? У этих дикарей все, что не делается, творенье духов: дождь, гроза, затмение, все сплошные духи. Нам-то это как поможет?

Жан снова повернулся к Лорану.

– Лоран, помоги нам, это очень важно.

Конголезец воровски обернулся, удостоверился, что за нами никто не наблюдает, и тихим шепотом сообщил:

– Говорили, что это было возмездие бокора, но ничего больше я не знаю. Может быть, один человек смог бы сказать вам больше.

– Кто этот человек?

– А вот за это, – прищурил глаз Лоран, – сначала заплатите!

– Экий же ты, нахалюга, – возмутился Жан, но все же полез в карман и извлек пять долларов. – Держи, можешь получить и еще, но только за стоящую информацию.

– Нужный вам человек живет в районе МаКампань, – Быстро упрятав деньги в карман рваных штанов, полушепотом произнес конголезец. – Но я не могу сейчас говорить, где именно. Для этого мне нужно спросить разрешение.

– Почему ты думаешь, что он сможет помочь?

– Это очень уважаемый человек. Ему больше ста лет и он много знает. Он говорил о том старике.

– Ну, так узнай, можем ли мы с ним встретиться.

Лоран помотал головой, закатил глаза, запыхтел, и… Жану пришлось раскошелиться еще на один доллар.

– Хорошо, – быстро сунув деньги в другой карман штанов, согласился негр, – приходите завтра сюда же, часов в десять утра.

И что оставалось делать?

Нищий оракул

Нет смысла подробно описывать вторую половину этого дня. Ничего такого примечательного больше не случилось. Нас не ограбили, не прибили, особенно даже не приставали, хотя у меня и было стойкое ощущение, что в затылки наши кто-то смотрит внимательно и неотрывно. Кто и зачем, – это вопрос не из простых, но ощущение зоркого глаза, буквально сверлящего затылок, не исчезало ни на минуту. Мы вернулись в гостиницу, поужинали. Очень хотелось позвонить в Москву, узнать, как там дела, но, сколько бы я ни набирал номер по гостиничному аппарату, ничего не получалось, то ли связь была никудышной, то ли местные телефоны были к тому не приспособлены. А душа болела за Татьяну, хотелось знать, как там Катюшка, что с Диной, как дела в офисе. Увы, поделать ничего было нельзя.

Спать мы завалились рано. Хорошо, хоть кровать была довольно широкой и мы с Жаном могли пристроиться на ней, не мешая друг другу. Правда, чувствовали мы все равно себя немного неловко. Поэтому, пожелав друг другу «спокойной ночи», мы, повернувшись каждый в свою сторону, постарались как можно скорее уснуть. Моему французскому другу это удалось гораздо лучше, чем мне, он спал, а я все лежал, прокручивая в голове грустные мысли, и сон никак не шел. Я думал о кукле, по-прежнему покоящейся в моей сумке, и казалось мне странным, что она как-то вдруг затихла и перестала действовать. В Москве она не давала мне ни минуты покоя своими кознями, здесь же, как это ни странно, она затаилась. Почему? Почувствовала родную землю? Глупости! Близость хозяина-изготовителя? Ерунда! Ох, сдается мне, что это затишье перед бурей! Да еще перед какой! Нужно поторопиться, пока еще не поздно! С такими мыслями я и уснул.

Поднялись мы рано, спустились в кафе, позавтракали и никак не знали, чем себя занять до назначенной Лораном встречи. Ровно в десять утра мы были в условленном месте, кукла покоилась в рюкзаке за моей спиной, на всякий случай я прихватил ее с собой. Но наш новый знакомый опаздывал. Прошло четверть часа, минула половина, время приближалось к одиннадцати, а его все не было. Мы прождали его до полудня, но он так и не появился. Уставшие от жары и пустого ожидания мы нашли небольшое кафе, чтобы хоть немного передохнуть и освежиться. Было ясно, что парень не придет. То ли он не нашел старика, то ли испугался чего-то, а это уже не удивляло. Выпив по банке освежающего бельгийского пива, мы решили вернуться к рынку и найти нашего вчерашнего торговца жареными насекомыми. Если гора не идет к Магомету, – Магомет идет к горе. Увы, нас и там ждало разочарование. На прежнем месте был продавец жареными крысами, приветствовавший нас как старых знакомых широкой улыбкой, обнажившей гнилые зубы. Жарились по близости и насекомые, только Лорана не было. Сегодня всем управляла его вчерашняя худенькая спутница, которая даже не подняла на нас глаз. Мы подошли ближе, и Жан спросил ее, куда подевался Лоран. Она молчала, будто набрав в рот воды. Жан продолжал засыпать ее вопросами, но она никак не реагировала. Будто нас и в помине не было. Торговец агути тоже обратился к ней на местном наречии, и ему она ответила, злобно и коротко, после чего больше уже никто не обращал на нас внимания. Мы поняли, что ждать дальше, смысла нет никакого.

– Жан, – потянул я его за рукав, – ты понимаешь, что нам просто необходимо найти этого проходимца Лорана! Он единственный в этом городе, кто хоть чем-то может нам помочь. Выход у нас один: дождаться, когда эта фифа продаст всех своих тварей и отчалит домой. А мы последуем за ней.

– Э, все не так просто, – протянул Жан. – Если она засечет, что мы за ней следим, а она, конечно же, не совсем дура, а мы тоже далеко не сыщики, то либо она позовет на помощь, и тут уж, как нам повезет, либо приведет нас не туда, куда надо. А что там будет, тоже вопрос интересный.

– И что же делать?

– Ну, думаю, нам нужно вернуться в гостиницу, пообедать, а ближе к вечеру, когда начнет темнеть, прийти сюда снова. Мы ее увидим издалека, а она нас нет. Тогда и проследим за ней.

– А вдруг она уже уйдет, когда мы появимся тут вечером?

– Ну, не знаю. Вроде, торгуют они дотемна, а темнеть здесь начинает рано. К семи уже будет полный мрак. Давай, придем к началу седьмого и посмотрим. Других вариантов все равно нет. Ну, в самом деле, не торчать же нам здесь! В конце концов, это может быть и опасно.

На том и порешили.

Мы вернулись в отель, пообедали, отдохнули и в четверть седьмого уже вновь подходили к району Кингасани. Увы, нам катастрофически не везло. Торговцев не было. Да что ж это такое! Ну, почему все идет в раскоряку? Вот и еще один день прошел впустую. И никаких зацепок, никаких идей. Мы растерянно потолклись на месте и, не спеша, двинули в обратный путь. На город стремительно надвигались сумерки, снова то здесь, то там вспыхивали кострища, раздавались заунывные песни, отовсюду неслись громкие голоса.

– Слушай, – предложил я, – а может, заглянем к Мабобо? Раз он сам не проявляется?

– Ну, что ж, хоть какая – то, а мысль. Пошли.

Но это был не наш день. Нас даже не пустили на порог. Горничная лишь сухо заявила, что хозяина нет, он уехал из города по делам и когда будет, она не знает. На наш вопрос, не оставлял ли он для нас записки или может, просто, что-нибудь на словах, она сказала, что нет, и захлопнула дверь.

– Да-а-а… – протянул Жан, – похоже, что наш единственный шанс – это все же Лоран. Давай-ка, завтра придем на рынок часам к пяти. Либо он сам будет там, либо эта девица. Постараемся быть не очень заметными, ну, по мере возможности, а уж дальше, как придется. Может, и проследим за ней.

Так мы и сделали, и на следующий день, как было решено, в начале шестого, подходили к рынку. Еще издали мы заметили, что Лорана на месте нет, и торгует по-прежнему его подруга. Мы не стали подходить близко и, по счастью, сегодня везение повернулось к нам лицом. Уже минут через десять негритянка начала собирать свои манатки. Удивительное дело, но весь свой скарб она свернула довольно быстро и компактно, и всю эту махину из плоских тарелок-жаровен и прочей утвари взгромоздила себе на голову и понесла в противоположную от нас сторону. Ей, Богу, эта хрупкая черная женщина несла на своей голове килограммов тридцать, не меньше, и шла при этом довольно быстро. Конечно, ей и в голову не приходило оглядываться и озираться, а иначе она непременно увидела бы нас. Но поскольку делать это ей было несподручно, то мы беспрепятственно следовали за ней.

Центр города остался далеко позади, как и все достижения цивилизации, которые только смогли до него добраться. Теперь мы двигались по грязным, кривым, не мощеным улочкам, где в пыли играли голые дети, женщины торговали в основном маниокой, а мужчины пальмовым вином. Здесь уже не было высотных домов, а бесконечной вереницей тянулись глинобитные лачуги, крытые соломой, пальмовыми ветками или камышом. Залежи мусора покоились вдоль дорог, и порой достигали метровой высоты. Вообще, мне кажется, что более грязного и зловонного города я не видел никогда за всю свою жизнь. Впрочем, возможно я это уже говорил, но не могу не повториться!

Полчаса спустя преследуемая нами женщина вдруг остановилась перед одной из многочисленных хибар, и громко выкрикнула что-то. В тот же момент появился наш долгожданный знакомый, и помог ей внести доставленный груз в дом. Мы были на вершине счастья. Наконец-то мы нашли его! Только что теперь делать? Войти в дом вслед за ними? А вдруг они поднимут шум? Только полиции нам и не хватало! А если даже и не полиция, то нагрянут соседи и разделают нас, пожалуй, еще хлеще! Так мы и стояли чуть в сторонке и решали, как же нам поступить, когда Лоран, вдруг, вышел из дома и пошел прямо по направлению к нам. Мы так растерялись от неожиданности, что мнимая случайность встречи выглядела вполне правдоподобно. Увидев нас, конголезец бросился наутек. Недолго думая, Жан погнался за ним. И, что ни говори, но сегодня удача была на нашей стороне: Лоран споткнулся и упал, уже в следующий момент Жан настиг его и навис сверху, после чего и я подоспел, до сих пор оберегая травмированную ногу. Жан помог Лорану подняться. Но это ведь было Конго, где малейшее, даже самое ничтожное событие, собирает толпы людей, и толпа начала собираться вокруг нас.

Лоран пришел в себя, отряхнулся, и попытался вырвать свою руку из цепких пальцев Жана, но тот держал его крепко. И тогда Лоран начал что-то орать своим согражданам на местном наречии, которого мой французский друг не знал. Можно было лишь предположить, что ничего лестного в наш адрес он не произносил. Мы видели, как вспыхивали ненавистью и злобой глаза окружающих нас людей, как все теснее сжималось обрамляющее нас кольцо и к недвусмысленному действию готовились кулаки.