Нет, в недобрый час приехала Тина в Темногорск! Какой бес-искуситель обманщик или просто завистник уговорил ее направиться в это обиталище колдунов? Сначала услышала от подруг, потом в газетке прочитала и кинулась собирать сумки.

И вот ранним утром она стояла на железнодорожной платформе и не знала, куда двинуться. Город был невелик, утопал в зелени и делился на две почти равные части – одну безликую, застроенную многоэтажками и утыканную остриями фабричных труб; вторую – одноэтажную, с оазисами роскошных каменных коттеджей. Особняки выстроились вдоль одной из улиц, тесня деревянные, приходящие в упадок домики. В те дни Тина еще не знала, что каменные дворцы принадлежали колдовской братии и построены были исключительно в тех местах, где прежде падала на землю тень Темной горы, срытой до основания в пору великих строек. Да, Темной горы не стало, а магическая сила каким-то образом сохранилась и питала колдунов. Правда, Тина удивлялась: неужто может у горы даже в закатный час может быть такой длины тень? Ей отвечали, что тень не обычная, а магическая. Впрочем, мистические разговоры, полные тайных смыслов и намеков, Тина вела много позже. А в то утро…

В то утро Тина, вернее Алевтина Петровна Пузырькина сжимала в руках две авоськи с вещами и шла навстречу судьбе. На колдунью Тина совсем не походила – уж скорее на провинциалку, только-только закончившую школу. Черные и густые волосы были заплетены в косу и связаны бантом, гардероб состоял из самосшитого платья, поношенного плаща и стоптанных босоножек. Но при этом мнения о себе Тина была самого высокого. Мнение других ее пока не интересовало. Периодически она доставала из кармашка обрывок газеты и сверяла адрес.

Ведьминская улица в тот день напоминала бурную реку с водоворотами, что катилась вниз, под гору, где посреди топкого пустыря, прозванного Утиным полем, поднимались пестрые палатки и раскрашенные фургончики торговцев амулетами, белыми мышами и книжной снедью. Здесь людской поток закручивался спиралью вокруг палаток, вскипая веселыми бурунчиками на островках желтого песка. Песок этот, насыпанный накануне, скрывал наиболее глубокие ямины на Утином поле. Ямы и лужицы поменьше так и остались, и отсвечивающий янтарем песок постепенно темнел и погружался в жирную чавкающую «Уткину» грязь.

Второй людской поток, не менее бурный, тек от торговых палаток наверх по Ведьминской к особняку Аглаи Всевидящей.

Новенький молочно-белый «Мерседес», захваченный течением, застрял посреди дороги и теперь надсадно сигналил, как корабль, терпящий бедствие.

Тина остановилась перед высоченными воротами и осторожно постучала. В воротах отрылось окошечко, и в квадратике появился чей-то глаз и нос картошкой:

– Чего тебе?

– Мне бы к госпоже Аглае.

– Записываем за месяц вперед, – буркнул охранник. – Запись – пять баксов. Наличными. Рубли не принимаем.

– Погодите, – запротестовала Алевтина. – Я не на прием. Я ассистенткой работать хочу.

– Ассистентки не треба, – объявил охранник, окошечко захлопнулось.

У Алевтины задрожали губы. Но она справилась с собой и постучала громче, настойчивее:

– Хочу поговорить лично.

– Вали отседова, козявка, – рявкнули из-за ворот, – пока тебя госпожа в курицу не обратила.

Алевтина кинулась бежать и очнулась только у дверей магистра черной магии Гавриила Черного. У Гавриила охранника не было, и Тина зашла в приемную. Выкрашенные в черный цвет стены, черный сверкающий пол, потолок тоже черный. За полированным столом сидела секретарша, ослепительная платиновая блондинка в белом брючном костюме.

– Девочка, какие ассистентки, – устало махнула рукой блондинка, едва Тина заговорила. – Тут каждый день минимум три длинноногие приходят, трясут грудями и просятся на работу. Раздеваются по первому требованию и даже без всякого требования и в приемной, и в кабинете.

– Но у меня колдовской дар, – теряя уверенность с каждой минутой, упавшим голосом поведала Тина.

– Милая моя, в Темногорске у каждого второго колдовской дар. Главное – вовсе не дар, а Синклит. Понимаешь, Синклит?

– Не понимаю, – призналась Тина. – Разве мы в Древней Греции?

– О чем нам еще говорить? – Секретарша поджала губы и отвернулась, давая понять, что разговор закончен.

Целый день Тина бродила по ухабистым и грязным улицам Темногорска, тычась в высокие ворота и железные двери. Порой охранники бросали на нее любопытные взгляды, порой ее пускали в приемную, но здесь все объяснения и заканчивались.

Наконец, выйдя из очередного особняка, Тина рухнула на скамейку под огромным кленом и разрыдалась. Но слезы почти сразу высохли, даже плакать не осталось сил. Она достала косметическую салфетку и долго терла разгоряченное лицо.

Какой-то сильно подвыпивший небритый парень в грязной куртке и мятых брюках плюхнулся рядом.

– Ну как, детка, плохо в Темногорске жить? – Он подмигнул Тине, будто сказал нечто чрезвычайно смешное.

– Плохо, – согласилась Тина. – Как и всюду.

Она хотела встать и уйти, но усталость тянула пудовыми гирями к земле.

– Вот и я говорю: хреново. Простым смертным – всегда хреново. А колдунам – еще хреновее.

– Вы – колдун? – недоверчиво спросила Тина. – С первого взгляда не заметно. Ну разве что со второго.

– Я – Слаевич. Слышала небось обо мне?

– Нет, – честно призналась Тина. – Я только про Станкевича слышала, и еще про Сенкевичей. Но они все не колдуны.

Слаевич окинул ее презрительным взглядом:

– Ну, ты даешь. Слаевича и не знаешь? Да меня по всей России… Да что там – России, по всему миру знают. У меня такая сила! Если бы я свою силу водкой не гасил, мир бы взорвался. От Земли бы только мокрое место осталось. Сечешь?

– Секу, – поддакнула Тина и поднялась, пересиливая усталость. – Я очень рада, что вы алкоголик, господин Слаевич.

– Э, ты куда? У меня хата свободная. Пошли ко мне.

Тина отрицательно мотнула головой:

– Я посещаю только люксы в пятизвездочном отеле.

– Ну и дура. У меня вскоре звездный час намечается. Я бы такое мог для тебя сотворить! Раз не хочешь, так катись. Жалеть не буду. – Пьяненький колдун демонстративно повернулся к Тине спиной.

– Я тоже.

Она вновь пошла по Ведьминской. Кажется, в третий или четвертый раз за сегодняшний день. Остановилась зачем-то возле хором Аглаи Всевидящей. Прорицательница как раз вышла из ворот. Намеренно остановилась, демонстрируя импортную косметику, дорогие серьги и новый наряд: длинное кожаное пальто и сапоги на высоченных каблуках. Толпа тут же окружила Аглаю, какой-то журналист стал щелкать фотоаппаратом. Тина тоже остановилась посмотреть на Всевидящую. Позавидовала.

Так она стояла несколько минут, будто окаменев, как вдруг почувствовала, что кто-то хватает ее за локоть. Инстинктивно Тина притянула сумочку с деньгами и документами к себе. Обернулась. Рядом стояла какая-то тетка в платке и застиранном фланелевом халате, который она носила вместо платья.

– Угол не нужен? – спросила тетка. – Я дешево сдаю. Одна-единственная койка осталась. Последняя.

– Да, да, мне ночевка нужна! – радостно закивала Тина.

Вноьв мелькнула надежда: вдруг завтра удастся пробиться к Аглае Всевидящей?

Тетка не обманула. Койка нашлась в десятиметровой комнатушке. В этой крохотульке помещалось сразу две кровати. На одной из них лежала немолодая женщина в одном белье. Черное платье и платок, аккуратно сложенные, висели на никелированной спинке с шишечками.

– Кого ищешь? – спросила женщина, привстав.

Тина замялась, не зная, что и сказать. Кого она ищет? «Человека, – напрашивался ответ, – просто человека». Но она промолчала.

– Я сына ищу. В Чечне пропал. Может, жив. Валентина Васильевна меня зовут, можешь просто Валя. А тебя?

Тина назвалась.

– Я номерок к Роману Вернону взяла. Слышала про такого?

Девушка отрицательно покачала головой, со стыдом признаваясь, что, обладая колдовским даром, не знает светил этого мира.

– Его хвалят. Скажу по секрету: у меня два номерка. Один – про запас. По два номерка в одни руки дают. Вот я и подумала: приедет издалека человек, в дороге умается, а ему необходимо к Роману Вернону попасть. Номерков, как всегда, нет, очередь на три дня вперед расписана. А тут я. Как чудо. Может, мне и зачтется это доброе дело.

– Мне нужен номерок. Просто необходим, – сказала Тина неожиданно для себя и молитвенно сложила руки.

– Я так и знала. – Женщина достала из сумочки кружок серебряной фольги с выдавленным номером и протянула Тине.

– Сколько я вам должна?

– Да ничего. Я же сказала – доброе дело.

Тина отыскала в сумочке газетную заметку о темногорских колдунах. Да, Роман Вернон в тексте упоминался. Правда, вскользь. Было сказано, что он повелитель водной стихии, а «господин Вернон» – псевдоним, все колдуны псевдонимами пользуются. На самом деле зовут его Роман Васильевич Воробьев, родился он в селе Пустосвятово и занимается исцелениями и снятием порчи, а также может находить пропавших. И все.

Женщины почти всю ночь проговорили, каждая рассказывала о себе. Вернее, говорила Валентина Васильевна. К утру стало Алевтине казаться, что роднее этой женщины у нее на свете нет человека. Она знала множество подробностей про семью Валентины Васильевны, про мужа, про сына, что пропал на войне, про невесту сына, которая жениха не дождалась и выскочила замуж за хозяина ларька, про друзей сына, про увлечения сына, про… Они заснули на рассвете и, если б хозяйка не грохнула в дверь кулаком, проспали бы до полудня.

Подходя к двухэтажному дому господина Вернона, Тина страшно нервничала. Боялась, что и здесь какой-нибудь ражий тип столкнет ее с крыльца и не пустит дальше порога. Дом колдуна стоял в глубине участка, отгороженный от улицы сплошной кирпичной кладкой забора, деревянными воротами, а также густой сетью яблоневых веток. На крыльце распоряжалась бойкая тетка, вела списки, сверяла жетоны и деловито тасовала очередь по своему усмотрению. Охраны не было.

– Зачем господину Вернону охрана?! – почти с религиозным восторгом воскликнула распорядительница. – Его колдовская сила охраняет.

– Сильнее Вернона никого в Темногорске нет! – поддакнула Валентина Васильевна.

«Они все здесь сумасшедшие, – решила Тина, – и я тоже чокнутая. Но я иногда смеюсь над собственной глупостью. А они такие серьезные, что поневоле начинаешь чувствовать себя виноватой».

– Марфа Сталеновна, вы уж нас в конец очереди не отодвигайте, – попросила Валентина Васильевна и сунула в ладонь распорядительницы сложенную в несколько раз бумажку. Та глянула и скривилась: «денежка»-то была «деревянная».

Ждали долго. О Романе Верноне рассказывали чудеса. Стоит ему показать фото, и он тут же отыщет пропащего. Будто бы находит он человека где угодно, даже под землей, в прямом смысле этого слова: если убит и закопан, колдун непременно укажет где.

– Вчерась при мне одной дамочке могилку аж в Сибири указал, – объясняла распорядительница ожидавшим приема.

При этих словах Валентина Васильевна вздрогнула и бросила на Тину умоляющий взгляд.

– Ваш сын жив! – Тина изо всей силы стиснула локоть своей новой подруги.

И в тот же миг поняла, что нет, не жив. Давно уже не жив. Показалось Тине, что внутри у нее все обрывается. Будто она сама, а не кто-то другой, в этой безвременной смерти виновата. И от вины этой никак не откреститься. Оказывается, это так страшно, когда у тебя дар.

А Валентина Васильевна уже всходила на крыльцо. Как на эшафот.

«Я ошиблась», – попыталась упросить немилосердную судьбу Тина, но знала, что бесполезно, не поддастся на подобные уловки фортуна.

Валентина Васильевна пробыла в доме минут пятнадцать. Вышла с потемневшим, совершенно чужим лицом, стала спускаться, беспомощно нашаривая рукой перила. Оступилась, едва не упала, и вдруг завыла в голос, припав к перилам; принялась рвать с головы платок и бить себя кулаком в грудь. Люди к ней сбежались. Нет, не ошиблась Тина. И господин Вернон не ошибся.

– Девушка, чего ж вы стоите? Ваша очередь! – строгим голосом обратилась к ней Марфа.

Тина хотела подойти к Валентине Васильевне и сказать… Да что тут скажешь?! Надгробье гранитное метровой вышины человека не заменит.

«Мне теперь будет удача, она мое счастье выкупила», – пронеслась в голове у Тины кощунственная мысль.

Кабинет колдуна был погружен в полумрак, золотистый отблеск свечей ложился на бархатные портьеры. Господин Вернон сидел в глубоком кресле, сцепив в замок длинные пальцы. На столе перед ним стояла белая тарелка. И все. Ни черепов, ни четок, ни карт таро, ни прочей колдовской шелухи. Пахло странно. Так возле реки веет влагой и водорослями. Только здесь этот запах мешался с запахом горящего воска.

– Мне надо с вами поговорить. У меня дар. Настоящий, – выпалила Тина, все еще стоя у двери и не осмеливаясь подойти ближе. – Я вот что вам скажу: у Валентины Васильевны сын погиб. Я это поняла сразу. За локоть ее взяла и поняла.

У колдуна было необычное лицо – белое, с орлиным носом и надменным, изломленным в недоверчивой улыбке ртом. Длинные волосы, черные и блестящие, доходили почти до плеч. Но самое странное – золотистые огни свечей в его глазах отражался холодными голубыми бликами.

– Ну, это нетрудно, – недоверчиво покачал головой колдун. – Даже в кабинете я слышал, как она кричала на крыльце.

– Нет, я до все поняла. Я не вру. Но ничего ей не сказала. И вы не должны были.

– Не тебе меня учить, что делать, – ответил он надменно. – Теперь она сможет сына похоронить.

– Как я вам завидую: вы не сомневаетесь в собственной правоте.

Роман слегка подался вперед:

– Зачем ты здесь?

– Мне нужно место ассистентки.

Он указал на стул.

– Сядь.

Тина подошла и села. Закинула ногу на ногу. Огоньки свечей слегка заколебались. Она повернулась и дунула на ближайшую свечку. Пламя, вместо того, чтобы накрениться, рвануло вверх, шипя и разбрызгивая искры. Колдун отшатнулся:

– Прекрати! Без фокусов.

– Без фокусов скучно. А я веселая. Вы заметили?

Он пододвинул к ней тарелку. Вода была так прозрачна, что, лишь колыхнувшись, выдала свое присутствие.

– Сконцентрируй внимание и подумай о ком-нибудь, – приказал господин Вернон.

– Мне ни о ком не хочется думать.

– О простом человеке. Не колдуне. Но чтоб этот человек был тебе близок. Очень близок.

Тина подумала о Валентине Васильевне – кто ж теперь ей роднее этой женщины, которую Тина больше никогда не увидит?

– Положи руку на поверхность воды, – последовал приказ.

Девушка повиновалась.

Вода в тарелке замутилась. На дне, как в зеркале, появилось растерянное лицо Валентины Васильевны. А потом вода зарябила, и картинка пропала.

Колдун задумчиво кивнул:

– Дар у тебя в самом деле есть. Вот только я не пойму – какой.

– Я и сама не знаю, – совершенно не к месту хихикнула Тина.

– Впрочем, у меня были ассистентки и без всякого дара, – продолжал Роман Вернон, будто и не заметил ее нелепого смешка. – Тебе повезло. Сейчас место свободно. Я плачу двести баксов в месяц. Если будешь готовить, можешь жить в комнате наверху бесплатно. Одно условие соблюдать неукоснительно: никого в дом не приводить и никому ничего не рассказывать. Ослушаешься – сотру память начисто. Вплоть до младенческой поры.

– Ваша власть так велика? – недоверчиво спросила Тина.

– Моя власть огромна. Не хотелось бы испытывать ее на тебе.

– Вы научите меня своим… – она едва не сказала «фокусам», но вовремя спохватилась, – приемам?

– Это несложно. Вода – носитель информации. Вскоре ты сможешь сама находить потерянные кошельки, абортированных детей, мужей и жен в чужих постелях.

– Я бы предпочла более ценные находки.

– Не все ли равно? Ведь ищешь не для себя.

Она не могла понять, какого сорта его цинизм – напускной, или подлинный, изъевший ржавчиной душу. В принципе ей было все равно. Пока. Но цинику служить не хотелось.

– А лечить? Ведь вы излечиваете? Исцеление недужных приносит самую громкую славу. Я слышала, вы многих вылечили. – Она хотела сказать совсем не то, не про славу, а про добрые дела. Но почему-то не посмела. Не хотелось выглядеть дурочкой.

В узких серых глазах колдуна блеснули нехорошие огоньки:

– Слава мне не нужна. Ну а твоей силы, может быть, и хватит, чтобы свести пару бородавок и справиться с застарелым геморроем.

– А как же Аглая Всевидящая? Или Гавриил Черный? Говорят, когда Гавриил приходит в палату к больному, воздух становится, как на горном курорте.

– Больной при этом умирает на два дня раньше. Гавриил забирает энергию у пациента для своих эффектов, только и всего. Ведь энергию надо откуда-то брать.

– Разумеется, я помню про энергию и возрастание энтропии, хотя в школе у меня была тройка по физике, – призналась Тина. – Но если так, то откуда берете энергию вы? Или это тайна?

– Что ж тут скрывать? Я – водный колдун и черпаю силы из своей стихии.

– Вода? Аш-два-о. Значит, можно быть повелителем кремния или азота? Все-таки элементов в таблице Менделеева больше, чем стихий.

– Ценю твой юмор, но положенные тебе пятнадцать минут истекли. Меня ждет следующий клиент. Ты иди. Вернешься в семь. Обсудим план завтрашнего дня и поужинаем.

Она шагнула к двери и вдруг, набравшись дерзости, повернулась к нему.

– Ваша секретарша означает одновременно и ваша любовница? – Тина хотела спросить это шутливым тоном, но почему-то не получилось. Прозвучало слишком серьезно.

Колдун вновь рассмеялся:

– Это по желанию самой ассистентки. Но я заметил, что совмещение обязанностей вредит работе.

– Да, поговорка насчет двух зайцев все еще справедлива.

Он вышел из-за стола и распахнул перед нею дверь. Тине нестерпимо захотелось дотронуться до колдуна. Это желание было выше ее сил. Было как приказ. Она подняла руку…

«Дура! Что делаешь!»

Ее пальцы коснулись его кожи и скользнули по щеке.

«Не любит… Никого не любит…» – пришла как будто чужая мысль.

Она приподнялась на цыпочки и подалась вперед. Роман тоже наклонился, делая вид, что хочет поцеловать, но тут же отпрянул. Он играл с нею.

– Тебе нужно ожерелье, – сказал он, касаясь пальцами ее шеи. – Сегодня вечером я подарю тебе водную нить.

«Сегодня мы уже будем вместе, – опять подсказал кто-то извне. – Ведь ты не можешь этому противиться».

Она тряхнула головой и отвернулась.

«Только не влюбляйся в него, дура! – предупредила Тина свое сильно бьющееся сердце. – Можешь спать с ним, но только не влюбляйся».

Но грош цена всем подобным предупреждениям. Грош цена…

– А что такое Синклит? – вдруг спросила она дрожащим голосом. – Вы член Синклита?

Взгляд колдуна сделался хитрым. Нет, не хитрым, а хитрющим.

– Синклит – это тайна. – Он приложил палец к губам. – Лишь посвященных приглашают.

Колдун сдержал слово. В тот вечер он сплел для Тины водное ожерелье. Разрезал кожу на руке, залил водой, а из пореза извлек серебряную нить. Она блестела, переливалась и казалась живой. Тина следила за странной операцией, содрогаясь от ужаса и чуть не плача от восторга. Особенно, когда Роман оплел серебряную нить косицами из собственных волос. Пряди мгновенно изменили цвет, из черных сделались желтыми, голубыми и красными. Колдун преподнес Тине дар, усиливающий ее дар. Что-то вроде возведения в степень. По математике в школе у Тины была пятерка. Когда Роман замыкал водное ожерелье у нее на шее, девушке казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

А потом… потом она обняла колдуна и первой коснулась его губ.

«Не влюбляйся!» – напрасно остерегал голос.

Странно, но колдовское ожерелье Тининого дара не усилило. Как была у нее небольшая способность к колдовству, таковой эта способность и осталась. Никакой новой склонности не открылось. Роман наблюдал за девушкой несколько дней и, кажется, сам был обескуражен. Он даже выспрашивал, не появилось ли у Тины какое-нибудь особое свойство? К примеру, умение двигать вещи силой мысли или убивать взглядом. Тина со смехом отвечала, что нет, не появилось. И отправлять на тот свет она никого не собирается.

Впрочем, что-то ожерелье в ней переменило. Теперь, едва слышала она голос Романа, или только начинала думать о нем, как все внутри у нее переворачивалось, под грудиной сдавливало томительно и сладко, сердце колотилось в такт пульсирующему ожерелью. Ей хотелось взмыть в воздух и парить. Мчаться куда-то, делать глупости. В общем, это была совсем другая, новая Тина. Но признаться в этом ассистентка своему патрону не решалась.

С лета до осени жизнь Тины текла безмятежно: колдун не перегружал ее работой, поручив круг самых нехитрых обязанностей, но и этот круг Тина по возможности сузила. Вся тайна Романова колдовства сводилась практически к одному ритуалу: господин Вернон привозил из родного Пустосвятово чистейшую воду и с ее помощью делал практически все. Украсть эту тайну было невозможно, потому что никто, кроме господина Вернона, повелевать водой не умел. Раз в полгода Роман уезжал в Пустосвятово на три или четыре дня – налагать охранительные заклятия и ставить колдовские ловушки, чтобы никто реку его драгоценную не отравил и воду не испортил – намеренно, из зависти, или по недосмотру, не имело значения.

Учеба колдовскому мастерству не отнимала слишком много времени: Роман готов был наставлять ученицу, но лишь в том, что она сама стремилась понять. А ей многочисленные заклинания, обряды, однообразные повторы непонятных действий казались нелепым спектаклем. Кое-что у нее получалось, но, по сравнению с тем, что творил господин Вернон, Тинины ухищрения выглядели убогим шарлатанством. Единственное, что выходило неплохо у новой ассистентки, это поиск пропавших вещей. Особенно, если просили найти что-нибудь по мелочи: кошельки, бумажники, документы. То ли природу этих вещей она понимала, то ли существовала какая-то тайная связь между Тиной и потерянными паспортами, но иногда в соседней с кабинетом гостиной колдун разрешал Тине устраивать свой собственный прием. На двери, ведущей в его кабинет, было даже написано: «Поиск паспортов, кошельков и драгоценностей – у ассистентки Тины Светлой». Прозвище это Тина придумала себе сама. Она брала за прием куда меньше Романа, и к ней приходило порой человек шесть или семь за день.

Поначалу помощнице колдуна нравилось проводить приемы, затем все чаще стала нападать тоска. Как в любом, даже самом интересном деле, в колдовстве было много однообразия, а нудятина выводила Тину из себя. Прежде она воображала, что у колдуньи каждый день ярок и не похож на другой, и едва что-нибудь сделаешь удачное, как сразу придет громкий успех: слава, репортеры, огромные деньги и фото на первых страницах престижных журналов. Каких именно – Тина не знала, потому как ни одного престижного журнала за всю жизнь не держала в руках. На поверку колдовство оказалось работой, как все прочие, однообразной и трудоемкой, к тому же приходилось все время общаться с людьми. А люди нередко встречались пренеприятные. Успех и слава доставались Роману, Тину никто не замечал. Не то что бы господин Вернон присваивал достижения ассистентки, напротив, он всегда подчеркивал даже самые мелкие ее заслуги. Просто окружающие хотели славить Аглаю Всевидящую, Гавриила Черного и Романа Вернона. Никого не интересовала Тина Светлая, которая научилась искать кошельки. Тина порой обижалась до слез и все больше разочаровывалась в колдовской профессии.

Любовь была куда интереснее. Любовь, как чувство почти колдовское, мистическое, всеохватывающее, была для Тины в новинку. Она предалась любви и в любви буквально растворялась. Ежечасно, ежеминутно любовь присутствовала в ее жизни. Если шла в магазин, Тина непременно покупала то, что нравилось Роману, а уж только потом то, что приглянулось лично ей. В газетах она выискивала все, связанное с колдовством, и если упоминалось имя господина Вернона, то радовалась, а если его не упоминали – негодовала. Все заметки про Романа она вырезала из газет и журналов и складывала в отдельную папку. Когда Романа не было рядом, Тина разговаривала с ним вслух и не находила это нелепым. Обожала целоваться с ним на людях, а по ночам просыпалась и долго смотрела на него, спящего. Во сне он иногда разговаривал. Вернее, вдруг начинал бормотать: «Уйди, оставь, убирайся…» или даже кричал «Отхлынь!» Видимо, в снах кто-то из колдунов ему досаждал нередко. Тина знала, что во сне колдуны уязвимы. И потому в такие минуты непременно шептала охранные заклинания. Колдун успокаивался, переставал бормотать, Тина осторожно касалась губами щеки любимого. И такая ее жалость охватывала, что хоть кричи. Все внутри переворачивалось от той жалости, на глазах выступали слезы. Странно ведь: Роман удачлив, красив, силен, не обделен ни вниманием, ни богатством, а вот, поди, ж ты, жалела она его, и все тут. Так жалела, будто он был самым несчастным человеком на свете, калекой от рождения, ненавидимым людьми и судьбой. И чем искусней делалось его колдовство, чем громче становилась слава, тем сильнее была ее жалость. Ничего с этим Тина не могла поделать.

1 2 3...8 >

На страницу:

Перейти

1 из 8

Полная версия

Путь в Беловодье

Другие книги автора