Полная версия
Музыкальные вечера в Дахау. «Променад» по аппельплацу и лагерштрассе
Созданный под Керчью лагерь военнопленных представлял собой страшное зрелище. На огороженное колючей проволокой пространство были согнаны десятки тысяч красноармейцев и местных жителей. Раздетые и разутые люди умирали от холода и голода. Рядом с живыми лежало множество трупов, которые не убирали по нескольку дней. Жителей, передававших пленным пищу и хлеб, избивали, а военнопленных, пытавшихся взять передачи, расстреливали. На смену погибшим гнали новых пленных. Жители Керчи в ужасе наблюдали, как конвоиры пристреливали тех, кто не мог идти от истощения и ранений. «Вся дорога от переправы до города, протяженностью 18–20 км, была усеяна трупами красноармейцев» (МНП, документ СССР-63—/6). Такие переходы назывались «маршами смерти».
Перемещение советских военнопленных осуществлялось с большими жертвами, особенно в первый и последний годы войны. Транспорт использовался редко, основной формой их перемещения были пешие колонны. Конвоировали пленных по специальным маршрутам, как правило, вдали от населенных пунктов, по бездорожью и открытой местности. Их протяженность достигала от нескольких десятков до нескольких сотен километров. Переходы длились до четырех недель. Ежесуточный переход иногда составлял около 40 км, причем в колоннах находились раненые, больные и истощенные пленные.
Из архивных документов и свидетельств очевидцев известно, что в лагерях и в ходе марша царили произвол, издевательства, переходившие в зверство: раненых убивали, сжигали, подвергали пыткам, вырезали на теле звезды, отравляли газом в каменоломнях, топили в море, забрасывали гранатами помещения, где находились красноармейцы. Полно и ясно по этому поводу высказался один из очевидцев крымской трагедии 1942 г.: «Земля была полита кровью и усеяна трупами умерших и убитых в пути следования колонн военнопленных».
Людей, прибывших в лагерь, окруженный колючей проволокой, в первые месяцы войны размещали под открытым небом на голой земле. Они были незащищены от ветра, дождей и холода. У большинства пленных не было даже шинелей. Они жили в норах, пещерах, землянках, шалашах, спали на холодной и сырой земле. Это значительно увеличивало смертность. Насилие и издевательства лагерной охраны были обычным явлением. Особенно жестоко с пленными обращались лагерные охранники из украинцев (Ерин М. Е. Советские военнопленные в нацистской Германии 1941–1945 гг.).
Первые немецкие лагеря в прифронтовой полосе чаще всего представляли собой открытое пространство в поле, овраге, или же это были карьеры, на дне которых размещали пленных. Склоны служили естественной преградой для побега. Нередко, размещаясь под открытым небом, пленные вынуждены были ночевать в вырытых ими ямах. В 22-м армейском пункте сбора пленных большая их часть располагалась в землянках и «только с помощью ручных гранат их удавалось выгонять на свет божий» (К. Streit). С наступлением темноты все пленные должны были лежать, по каждому поднявшемуся открывался огонь без предупреждения.
Иногда пленных размещали на скотных дворах, складах, фермах, стадионах, в разрушенных казармах и церквах. Лагерная территория огораживалась несколькими рядами колючей проволоки, некоторые лагеря обносились дощатыми заборами высотой до 3 м. Для длительного пребывания, как правило, использовались уже имеющиеся постройки: полуразрушенные здания, бараки, конюшни, сараи, все малопригодные или вовсе не приспособленные для жилья помещения. Пленные сами строили бараки и лагеря, используя примитивные средства, вся территория огораживалась колючей проволокой и сторожевыми вышками.
Согласно справочнику Федеральной архивной службы (Росархив, 1994) в Керчи военнопленных содержали в лагерях, расположенных:
– ул. Аджимушкайская (концлагерь);
– район бочарного завода (концлагерь);
– Вокзальное шоссе (концлагерь);
– клуб ИТР (лагерь);
– школа им. Войкова (лагерь);
– здание гестапо (тюрьма);
– городская тюрьма (военнопленные и гражданское население);
– ул. Чкалова, здание детских яслей (лагерь);
– здание средней школы № 24 (лагерь);
– п. Самострой (лагерь);
– п. Аджимушкай, клуб им. Энгельса (лагерь).
Гражданка П. Я. Булычева, 1894 г. р., уроженка Керчи, показала: «Я была свидетельницей того, как неоднократно гнали наших военнопленных красноармейцев и офицеров, а тех, которые из-за ранений и общего ослабления отставали от колонны, немцы расстреливали прямо на улице. Я несколько раз видела эту страшную картину. Однажды в морозную погоду гнали группу измученных, оборванных, босых людей. Тех, кто пытался поднять куски хлеба, брошенные проходящими по улице людьми, немцы избивали резиновыми плетками и прикладами. Тех, кто под этими ударами падал, расстреливали. В период второй оккупации Керчи в мае 1942 г. они с еще большим остервенением стали расправляться с пленными.
…Военнопленные были загнаны в большие здания, которые потом поджигались. Так были сожжены школа им. Войкова и клуб инженерно-технических работников. Ни одному из пленных не удалось выбраться из горящего здания. Всех, кто пытался спастись, расстреливали из автоматов. Зверски были замучены раненые бойцы в рыбацком поселке Маяк» (МНП, документ СССР-63/6).
Другая свидетельница, жительница этого же поселка А. П. Буряченко, показала: «28 мая 1942 г. немцы расстреляли всех оставшихся в поселке и не успевших спрятаться мирных жителей. Фашистские изверги издевались над ранеными советскими военнопленными, избивали их прикладами и потом расстреливали».
В районе Керчи имеются Аджимушкайские каменоломни. Жительница деревни Аджимушкай Н. Н. Дашкова рассказала: «Я лично видела, когда немцы, выловив красноармейцев в каменоломне, подвергли их издевательствам, а потом расстреливали».
В 1942 г. фашисты бросили живьем в колодец деревни Аджимушкай около 100 пленных красноармейцев, трупы которых впоследствии были извлечены жителями и похоронены в братской могиле.
В клубе им. Энгельса во время оккупации был расположен лагерь военнопленных, в котором находилось свыше тысячи человек. Немцы издевались над ними, кормили их один раз в день, гнали на тяжелые, изнурительные работы, а тех, кто от истощения падал, расстреливали на месте.
Жительница поселка им. Войкова Н. И. Шумилова показала: «Я лично видела, когда мимо моего двора вели группу военнопленных. Трое из них не могли двигаться. Они были тут же расстреляны немецким конвоем».
Гражданка П. И. Герасименко, жительница поселка Самострой, свидетельствует: «…В наш поселок согнали много красноармейцев и офицеров. Территория, где они находились, была огорожена колючей проволокой. Раздетые и разутые люди умирали от холода и голода. Их держали в самых ужасных, нечеловеческих условиях. Рядом с живыми лежало множество трупов, которые не убирались по нескольку дней. Пленных избивали прикладами, плетками, кормили их помоями. Жителей, пытавшихся передать пленным пищу и хлеб, избивали, а военнопленных, пытавшихся взять передачи, расстреливали».
В 24-й керченской школе немцы создали лагерь военнопленных. О порядках в этом лагере рассказала учительница школы А. Н. Наумова: «В лагере было много раненых. Несчастные истекали кровью, но оставались без помощи. Я собирала для раненых медикаменты и бинты, а фельдшер из числа военнопленных делал им перевязки. Люди падали от истощения и болезней, умирали в страшных мучениях. 20.06.1942 трое военнопленных были избиты плеткой за попытку совершить побег из лагеря. Пленных расстреливали».
Учительница школы им. Сталина Кожевникова лично видела, как была расстреляна группа военнопленных офицеров и красноармейцев в районе фабрики-кухни и завода им. Войкова.
Тех пленных, которых не смогли использовать в прифронтовой зоне, эвакуировали. При дивизиях были созданы пункты сбора военнопленных, откуда они должны были направляться в такие же пункты при армиях. Командующим тыловыми районами групп армий подчинялись пересыльные лагеря, охрану которых обеспечивали охранные дивизии, состоящие из стрелковых батальонов охраны тылов и пехотных полков. Из этих пересыльных лагерей (дулагов) пленные должны были направляться в «пункты приёма» на границе с генерал-губернаторством, а оттуда – в стационарные лагеря (шталаги) на территории генерал-губернаторства и Третьего рейха.
Все находившиеся в лагерях Германии военнопленные и иностранные рабочие были в ведении: а) концернов и их отдельных предприятий; б) верховного командования вермахта (ОКВ); в) главного управления имперской безопасности (РСХА). Во власти первых были так называемые рабочие лагеря. Под началом ОКВ находились различного рода лагеря военнопленных: дулаги, т. е. транзитные лагеря, шталаги – лагеря для красноармейцев и офлаги – лагеря для офицерского состава, а также лагерные рабочие команды. В подчинении РСХА были концентрационные лагеря и так называемые рабочие исправительные лагеря. Концлагеря имели множество филиалов или внешних команд, количество которых, по официальным данным, опубликованным правительством ФРГ, доходило до 1118.
После поражения советских войск на Керченском полуострове гитлеровское командование 15 июня 1942 года издало подробные распоряжения о вывозе из прифронтовой полосы вновь поступающих пленных и об обращении с ними. Считалось достаточным, чтобы пленные жили в землянках и питались «русским хлебом». Численность советских пленных при этом продолжала неуклонно сокращаться за счёт чрезвычайно высокой смертности. На совещании в германском министерстве снабжения 24.11.1941 г. был предложен новый рецепт «русского хлеба»: «Чтобы изготовить для русских специальный хлеб, необходима смесь, состоящая из 50 % ржаных отрубей, 20 % отжимок сахарной свеклы, 20 % целлюлозной муки и 10 % муки, изготовленной из соломы или листьев» (МНП, документ СССР-117).
Из обвинительного заключения Нюрнбергского трибунала под номером СССР-32 (ЦГАОР СССР, ф. 7445): «Обвиняемый ефрейтор германской армии Рецлав Рейнгард, прошедший обучение в отдельном батальоне «Альтенбург», на следствии показал: на курсах было организовано несколько лекций руководящих чиновников германской тайной полевой полиции, которые прямо утверждали, что народы Советского Союза, и в особенности русской национальности, являются неполноценными и должны быть в подавляющем большинстве уничтожены, а в значительной своей части использованы немецкими помещиками в качестве рабов. Эти указания исходили из политики германского правительства в отношении народов оккупированных территорий, и надо признать, что в практической работе каждым военнослужащим германской армии, в том числе и мною, неуклонно выполнялись».
Оказавшись в плену, люди попадали в необычные для жизни условия (массовые казни, горы трупов, крематории, голод, издевательства). Сотни тысяч советских военнопленных были подвергнуты одному из самых страшных испытаний – голоду. Из приказа № 22 штаба 88-го полка вермахта: «Конские трупы будут служить пищей для русских военнопленных. Подобные пункты (свалки конских трупов) отмечаются указателями». Голод заставлял людей есть траву, сухие листья, сено, кости, ремни, кору деревьев, желуди, улиток, крыс, падаль.
В фашистских лагерях военнопленных умерщвляли не только при помощи голода, массовых расстрелов, но и применяли усовершенствованные методы убийства. В концлагере Освенцим осенью 1941 года впервые был опробован на 900 советских военнопленных способ массового убийства при помощи «Циклона Б».
Из свидетельских показаний шофера частей СС Пауля Вальдмана (МНП, документ СССР-52): «Заключенных беспрерывно возили из внутреннего лагеря на трех грузовых машинах, одну из которых водил я. Сама экзекуция происходила в бараке, который незадолго до этого был оборудован для данной цели. Одно помещение предназначалось для раздевания, а другое – для ожидания. В помещении играло радио, и довольно громко. Это делалось для того, чтобы заключенные не могли заранее догадаться, что их ожидает смерть. Из второго помещения они поодиночке шли через проход в маленькое, отгороженное помещение, на полу которого была железная решетка, под решеткой был сделан сток. Как только военнопленного убивали, труп уносили два немецких заключенных, а решетка очищалась от крови.
В этом небольшом помещении имелся прорез, приблизительно в 50 сантиметров. Военнопленный становился затылком к щели, и стрелок, находящийся за щелью, стрелял в него. Такое устройство практически не удовлетворяло, так как часто стрелок не попадал в пленного. Через восемь дней было произведено новое устройство. Пленного, так же как и раньше, ставили к стене, потом на его голову медленно спускали железную плиту. У военнопленного создавалось впечатление, будто хотят измерить его рост. В железной плите имелся ударник, который опускался и бил заключенного в затылок. Он падал замертво. Железная плита управлялась при помощи ножного рычага, который находился в углу этого помещения. Умерщвленные таким образом военнопленные сжигались в четырех передвижных крематориях, которые перевозились на прицепе автомашины» (речь идет о Заксенхаузене – нацистском концлагере, расположенном рядом с Ораниенбургом в 35 км к северу от Берлина).
В Яновском «Цвангсарбайтлагере» подо Львовом по приказанию гитлеровцев оркестр из заключенных музыкантов исполнял специально сочиненную мелодию, названную «Танго смерти». Территорию лагеря оккупанты замостили надгробными камнями с Яновского и Клепаривского кладбищ, под ногами на плацу кое-где на могильных плитах читались фамилии погребённых. За мастерскими, неподалеку от конюшни, поставили две виселицы. Такие же эшафоты соорудили возле кухни во второй части лагеря. Если не хватало места, людей вешали и на дереве. Пытки, истязания и казни гитлеровцы проводили под «Танго смерти», а незадолго до подхода советских войск все оркестранты, прямо во время последнего исполнения этой музыки, ставшей символом ужаса, во главе с дирижером львовской оперы Мунтом и профессором львовской консерватории Штриксом также были расстреляны.
Комендант Яновского лагеря оберштурмфюрер Вильгауз систематически стрелял из автомата с балкона канцелярии лагеря в заключенных, работавших в мастерских, потом передавал автомат своей жене, которая также стреляла. Гауптштурмфюрер СС Франц Вардок подвешивал заключенных за ноги к столбам и так оставлял их до наступления смерти; оберштурмфюрер Рокита лично распарывал заключенным животы; начальник следственной части Яновского лагеря Гайне просверливал тела заключенных палкой или куском железа, плоскогубцами вырывал у женщин ногти, затем раздевал свои жертвы, подвешивал за волосы, раскачивал и стрелял по «движущейся мишени». Гауптштурмфюрер СС Фриц Гебауэр замораживал военнопленных зимой в бочках. Жертвам связывали руки и ноги и опускали в воду. Обреченные находились в бочке до полного замерзания.
Из протокола допроса свидетеля Манусевича под номером СССР-6в/8 (в Яновском лагере Манусевич работал в команде заключенных, занятой сжиганием трупов, после сожжения 40 тысяч трупов советских людей, умерщвленных в Яновском лагере, команда была отправлена для аналогичных целей в лагерь, размещенный в Лисеницком лесу): «В этом лагере на фабрике смерти были организованы специальные 10-дневные курсы по сжиганию трупов, на которых занималось 12 человек. Фамилии курсантов не знаю, но это были не рядовые, а офицеры. Преподавателем курсов был комендант сжигания полковник Шаллок, который на месте, где выкапывали и сжигали трупы, рассказывал, как практически это производить, разъяснял устройство машины по размолу костей». Суду далее будут представлены фотография этой машины и акт её осмотра, вернее, акт технического освидетельствования.
«Дальше Шаллок объяснял, как разровнять яму, просеять и посадить деревья на этом месте, где рассыпать и прятать пепел человеческих трупов. За время моего пребывания, то есть за пять с половиной месяцев работы в Яновском и Лисеницком лагерях, было пропущено десять партий курсантов».
«Кроме расстрелов, в Яновском лагере применялись разные пытки, а именно: в зимнее время наливали в бочки воду, привязывали человеку руки к ногам и бросали в бочки. Таким образом человек замерзал. Вокруг Яновского лагеря было проволочное заграждение в два ряда, расстояние между рядами 1 м 20 см, куда забрасывали человека на несколько суток, откуда он сам не мог выйти, и там умирал от голода и холода. Но прежде чем забрасывать, человека избивали до полусмерти. Вешали человека за шею, ноги и руки, а потом пускали собак, которые разрывали человека. Ставили человека вместо мишени и производили учебную стрельбу. Этим больше всего занимались гестаповцы: Гайне, Миллер, Блюм, начальник лагеря Вильгауз и другие, фамилии которых не могу припомнить. Давали человеку в руки стакан и производили учебную стрельбу. Если попадали в стакан, то человека оставляют живым, а если в руку, то тут же расстреливают и при этом заявляют, что «вы к труду не способны, подлежите расстрелу». Детей от 1-го месяца до 3-х лет бросали в бочки с водой, и там они тонули. Привязывали человека к столбу против солнца и держали до тех пор, пока человек не умирал от солнечного удара.
Кроме этого, в лагере перед посылкой на работу производили так называемую проверку физически здоровых мужчин путем бега на расстояние 50 м, и если человек хорошо пробежит, то есть быстро и не споткнется, то остается живым, а остальных расстреливали. Там же, в этом лагере, была площадка, заросшая травой, на которой производили бег, если человек запутается в траве и упадет, то его немедленно расстреливали. Трава была выше колен. Женщин вешали за волосы, при этом раздевали догола, раскачивали их, и они висели, пока не умирали.
Был такой еще случай: одного молодого парня гестаповец Гайне поставил и резал от его тела куски мяса. И одному сделал в плечах множество ножевых ран. Этот человек вылечился и работал в бригаде смерти, а впоследствии был расстрелян. Возле кухни во время получения кофе палач Гайне, когда стояла очередь, подходил к первому, который стоял в очереди, и спрашивал, почему он стоит впереди, и тут же его расстреливал. Таким же порядком он расстреливал несколько человек, а потом подходил к последнему в очереди и спрашивал его, почему ты стоишь последний, и тут же расстреливал его. Все эти зверства я лично сам видел во время пребывания в Яновском лагере».
Из выступления помощника главного обвинителя от СССР Л. Н. Смирнова (стенограмма заседаний военного трибунала 14–19 февраля 1946 г.): «Оглашенные мною показания свидетеля Манусевича находят полное подтверждение в официальном Сообщении Чрезвычайной Государственной Комиссии «О злодеяниях немцев на территории Львовской области». Из Сообщения Чрезвычайной Комиссии видно, что система гнуснейших издевательств над беззащитными людьми насаждалась и организовывалась высшей лагерной администрацией, неизменно подававшей подчиненным личные примеры бесчеловечности.
Я не буду никак комментировать этот документ, но я прошу уважаемый Суд обратить внимание на некоего оберштурмфюрера СС Густава Вильгауза, упоминаемого в этом документе».
Гауптштурмфюрер СС Гебауэр установил в Яновском лагере систему зверского истребления людей, которую потом, после его перевода на новую должность, «совершенствовали» коменданты лагеря – оберштурмфюрер СС Густав Вильгауз и гауптштурмфюрер СС Франц Варцок.
«Я лично видел, – сообщил Комиссии бывший заключенный лагеря Аш, – как гауптштурмфюрер СС Фриц Гебауэр душил женщин и детей, а мужчин замораживал в бочках с водой».
Заключенные в лагере истреблялись без всякого повода, часто на спор. Свидетельница Р. С. Киршнер сообщила следственной комиссии, что комиссар гестапо Вепке, поспорив, ударом секиры разрубил мальчика пополам.
Одной из отличительных особенностей Яновского лагеря было то, что помимо имеющихся эшафотов, гитлеровцы дополнительно соорудили так называемую «добровольную виселицу» для тех, кто уже не в силах был дальше терпеть зверства фашистов и решил покончить жизнь самоубийством.
В 1943 году в день рождения Гитлера (ему исполнилось 54 года) комендант Яновского лагеря оберштурмфюрер Вильгауз отсчитал из числа заключенных 54 человека и лично их расстрелял.
При лагере для заключенных была организована больница. Немецкие палачи Брамбауэр и Бирман каждого 1-го и 15-го числа проводили проверку больных и, если устанавливали, что среди них имеются такие больные, которые находятся в больнице более двух недель, тут же их расстреливали. При каждой такой проверке расстреливались от 6 до 10 человек.
Пытки, истязания и расстрелы немцы производили под музыку. Для этой цели и был организован оркестр из заключенных, который во время казней постоянно исполнял одну и ту же мелодию, названную «Танго смерти». С сентября 1941-го по июнь 1944 г. под песчаной горой ниже лагеря, в «Долине смерти», где совершались массовые казни, фашистами расстреляно от 150 до 200 тысяч заключённых.
Особенно тяжелая участь выпала на долю раненых военнопленных. В зону ответственности ОКВ можно было эвакуировать только тех раненых, чьи раны заживут в течение 4-х недель. За другими следовало присматривать в особых вспомогательных лазаретах для военнопленных, оборудованных персоналом пересыльных лагерей. Эти лазареты создавались не внутри пересыльных лагерей, а на расстоянии 500–900 м от них. Во многих случаях раненых расстреливали сразу на поле боя. Более четкие инструкции даны в документах, регламентирующих обращение с «ненужными на войне» пленными, которые из-за утраты зрения, конечностей или из-за других ранений были «более неспособны к службе» и, соответственно, нетрудоспособны. Даже в ужасающих условиях лагеря их участь была особенно трагична.
С июня 1942 года всех пленных офицеров Красной Армии, от младшего лейтенанта до полковника включительно, имевших гражданские специальности, стали отправлять на работу в Германию. Обращение с легкоранеными пленными несколько улучшилось, что было связано с дефицитом рабочей силы в рейхе. В то же время тяжелораненых советских военнопленных, признанных инвалидами и нетрудоспособными, командование вермахта передавало СС и полиции на местах. Согласно указаниям рейхсфюрера СС и начальника германской полиции Гиммлера, предписывалось «передать пленных дальше и обеспечить работой», что являлось зашифрованным приказом о ликвидации пленных. Бывший руководитель отдела IV А 1 РСХА штурмбанфюрер СС Курт Линдов заявлял после войны, что генерал-майор фон Гревениц, начальник службы по делам военнопленных, в 1942 г. на совещании представителей ОКВ и РСХА предложил передавать неизлечимых советских пленных для ликвидации в гестапо (Christian Streit).
Общее количество нетрудоспособных пленных, переданных гестапо, неизвестно, поскольку данная статистика тщательно скрывалась. Начиная с осени 1941 года айнзатцкоманды мюнхенского гестапо стали отбирать в VII корпусном округе «неизлечимо больных» пленных и расправляться с ними. После выхода в сентябре 1942 года приказа Кейтеля нетрудоспособные пленные были доставлены в концентрационные лагеря и умерщвлены. В концлагере Нойенгамме только за ноябрь 1942 года газом отравили 251 советского пленного инвалида. Большое количество нетрудоспособных пленных было доставлено в концлагерь Маутхаузен, где их попросту уморили голодом. В концлагере Майданек в ноябре 1943 года газом отравили группу из 334 советских военнопленных инвалидов.
Как показывают сохранившиеся документы, в оккупированных советских областях приказы Мюллера и Кейтеля о ликвидации тяжелораненых советских военнопленных неуклонно выполнялись. В конце октября 1942 г. нетрудоспособные пленные 358-го стационарного лагеря в Житомире «в большом количестве были переданы в распоряжение начальника полиции безопасности». Часть пленных была незамедлительно ликвидирована. 24 декабря 1942 года оставшиеся в живых 68 или 70 военнопленных по приказу начальника полиции безопасности подверглись в Житомире, на северо-западе Украины, «особому обращению». Дело только потому попало в документы, что 20 человек из подлежащих «особому обращению» пленных, ставшие свидетелями расстрела своих товарищей, убили эсэсовцев и сумели бежать (Streit C. Keine Kameraden. – Stuttgart, 1978).
О стойкости советских пленных, проявленной в фашистских застенках, можно судить по письму пятерых заключенных из гестаповской тюрьмы г. Киева (конец 1941-го – начало 1942 г.): «Дорогие друзья, мирные жители, бойцы и командиры. Мы, узники фашизма, сейчас находимся за три часа от смерти. Нас пять человек: Виктор Селезнев, Иван Кириллов, Петр Афанасьев, Андрей Кошелев и Володя Данилов.
Сидим в смертной темнице уже девять дней. Попали в плен в момент оккупации Киева. Нас терзали, пытали, казнили… Мучили два месяца подряд. Пытались узнать много из военной тайны. Но честные воины, русские воины знают, что Родина дороже жизни. Если мы пятеро погибнем, то за нас отомстят миллионы наших товарищей. Прощайте, скоро мы все погибнем, но погибнем геройской смертью.
Прочтите эту записку и сообщите родным, что русские погибают смертью храбрых. Возле виселицы в минуту перед смертью споем «Интернационал». Да здравствует Родина! Да здравствует Красная Армия! Витя Селезнев. Ржев, Кирова, 14. Иван Кириллов. Калинин, ф-ка Ворошилова, д. 5, кв. 20. Кошелев Андрей. Хреновое, Воронежская область. Петр Афанасьев. Ст. Оскол, Советская, 3. Володя Данилов. Тамбовская обл., дер. Негорелое. Прощайте. Данилов».
