Конан и честь империи

– Как что-нибудь интересное, так бедную женщину сразу выставляют за дверь? – сварливо осведомилась стигийка. – Ну уж нет! Благодарю за заботу, но я предпочитаю остаться и насладиться этим любопытным зрелищем до конца.

– Тогда едем, – удрученно мотнул головой Магнуссон, и кавалькада загромыхала вниз по потрескавшемуся деревянному настилу Рудной улицы, вслед за удаляющейся толпой, продолжавшей на все лады выкликать проклятия злокозненным колдунам. – Хотел бы я знать, с чего им взбрело в головы обвинить во всех неурядицах именно гиперборейцев? Почему не немедийских лазутчиков? Или, скажем, туранских торговцев желтым лотосом?

– Сила традиции, – без малейшего признака насмешки пояснил Рэф. – В бедах Пограничья всенепременно повинны гиперборейцы, – он помолчал и добавил, словно рассуждая сам с собой: – Вряд ли им удастся взять усадьбу. Лет шесть назад, когда случился неурожай и мор, уже пробовали, но стены там крепкие, а охрана свое дело знает туго… Покричат вволю, пошвыряются камнями и разойдутся – заливать горе в ближайших трактирах.

* * *

Особенностями характера и телосложения брат Бомбах чрезвычайно напоминал ристалищного зингарского быка, хотя вряд ли об этом догадывался. В данный миг, когда почтенный брат стоял, крепко упершись в землю поношенными сандалиями и упрямо наклонив лысоватую крупную голову, сходство особенно бросалось в глаза. Не хватало только пары длинных, изогнутых на концах рогов, чтобы пропороть ими любого, рискнувшего встать на пути.

Первой возможной жертвой, к его величайшему сожалению, вполне мог оказаться некий Грайтис Дарго, по злой прихоти судьбы – ширриф Вольфгарда со всеми вытекающими последствиями в виде, скажем, возможности быть затоптанным толпой. В душе Грайтис клял себя последними словами: если с самого начала понимал, что попытка любых переговоров с разъяренными обывателями обречена на провал, то какого ляда потащился рисковать жизнью? Покрасоваться напоследок захотелось? Что ж, покрасовался: хотя ширриф восседал на коне, а митрианец громоздился на своих двоих, Грайтиса не оставляло пакостное ощущение, что монах с изрядным раздражением косится на него сверху вниз.

И беседа, похоже, тоже прочно зашла в тупик. Если в представителей королевской власти еще не летели тухлые овощи, так исключительно благодаря авторитету святого брата. Или таковые овощи приберегались для более важной цели – обитателей гиперборейского посольства.

– Братия возлюбленные! – вновь возопил митрианец, отвернувшись от ширрифа с его небольшой свитой и обращаясь к разгоряченной пастве. – Час решительный настал ныне! Пришло время искоренить злокозненных гиперборейских магиков, а такодже и омерзительные создания их, огнем и хладной сталью! Ибо доколе можно терпеть на священной земле предков наших сей колдовской вертеп! Обитель чернокнижия, колодезь зла неисчерпаемый! Подымемся, как один, люди!..

В усадьбе меж тем старательно делали вид, будто никакой толпы под стенами вовсе не существует. Никто не высунулся на разноголосый шум и выкрики, маленькая дозорная башенка над воротами вопиюще пустовала, и создавалось обманчивое впечатление, будто подворье разом обезлюдело.

– Отцу настоятелю это здорово не понравится, брат Бомбах, – крикнул ширриф, наклоняясь с седла. – Разве в обычаях у служителей Митры Милосердного возжигать гнев в сердцах людских, а наипаче вдохновлять неразумных на суд скорый и неправый? Не говорил ли Творец: «Не в мече сила, но в слове, не в избиении иноверцев, но в обращении заблудших»? Одумайтесь, брат!

Оборотившись, звонарь прожег Грайтиса презрительным взглядом, а заодно обдал крепким винным духом. Толпа за его спиной всколыхнулась и воинственно загудела. Да, подумал ширриф, сотен пять, никак не менее. Ох… быть беде.

– Кои от рождения бродят во тьме, тех не молитва очистит, но могила! – рявкнул Бомбах, потрясая золоченым митрианским диском, подвешенным на стальной цепочке на манер кистеня.

– Святой же Эпимитриус не единожды призывал искоренять огнем и мечом колдовскую заразу! Всем ведомо, что в первых рядах шел он изничтожать последние оплоты безбожных кхарийцев, закосневших во зле! Не путайтесь вы под ногами, ваше степенство, с конниками своими, душевно прошу вас и господина управителя тоже – не ровен час, под горячую руку и вам достанется… А лучше всего, коли вы добрые митрианцы и чтите Всеединого – присоединяйтесь к нам, и делу конец!

Темвик, приходивший в ярость всякий раз, когда он оказывался бессилен, скрипнул зубами и двинул коня. Рэф успел схватить управляющего за руку, и в результате добрый нордхеймский клинок Магнуссона не покинул ножен.

– Оставьте, право, – ровным голосом присоветовал дознаватель. – Нас тут хорошо если десяток, а погромщики, сами видите, настроены решительно. Гиперборейцы отобьются, а с братом Бомбахом я по-другому потолкую, когда все кончится.

– Потолкуем, – прорычал Темвик Магнуссон. – Ох и потолкуем мы с ним наедине! Пес брехливый! Краснобай…

– Начинается! – звонко воскликнула Ренисенб, приподнимаясь на стременах.

Призывные вопли Бомбаха потонули в мрачном вое толпы, и на двор гиперборейского посольства полетели первые снаряды – камни, гнилые овощи и поленья, запасливо прихваченные погромщиками. С полдюжины горожан, из числа наиболее молодых и ретивых, подогретые вином и речами звонаря, полезли на стену. Толстенные бревна после недавнего дождя оставались сырыми и скользкими, кое-где поросшими кисточками мха. Зацепиться было не за что, и до верха никто не добрался.

Изнутри усадьбы по-прежнему не доносилось ни звука.

– Говорю же, пошумят и разойдутся, – меланхолично повторил Рэф. – Уже сколько раз пытались. Испоганят месьору Эгарнейду двор, да и… Хоп, это что-то новенькое!

– Смотри, что творят… – охнул кто-то из стражников. Грайтис выругался от души.

– Проклятье! – вскричал Темвик, весь сморщившись. – Надо было сразу зарубить мерзавца-звонаря, как-нибудь отмахались бы! Ну, теперь пойдет веселье!

Под руководством энергично жестикулировавшего монаха вплотную к стенам выдвинулись те, кто догадался прихватить с собой топоры. Железо звучно застучало по сырым бревнам, и вскоре на стенах появились глубокие затесы. Цепляясь за них, несколько самых отчаянных сорвиголов снова начали карабкаться наверх. С воротами, окованными толстыми бронзовыми полосами, у штурмующих получилось хуже – топоры лишь высекли снопы искр – и тогда, опять же по команде Бомбаха, откуда-то из-за угла посольской ограды бегом вынырнула куча угрюмых мужиков, волокущих нечто длинное и тяжелое.

– Жаба их задави, и таран заранее припасли! – взревел Магнуссон. – Снесут ведь ворота, стервецы! Стража, к бою!

– Да охолони, Темвик! – крикнул Грайтис, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки. То, что творилось вокруг подворья, напоминало развороченный муравейник: море плеч, рук и голов, ощетинившееся дрекольем и сталью, ревущее в мрачном упоении грядущего боя. – Теперь поздно уже, сомнут… Раньше б знать…

Молодежь из числа штурмующих бодро карабкалась по стенам, таран глухо бухал по створкам, Бомбах торжествующе орал и размахивал своим диском-кистенем. Ворота начали сдавать. Достигнутых успехов толпе показалось мало. Под стеной что-то неярко пыхнуло сразу в нескольких местах, и во двор, на крыши башенок и сараев полетели небольшие круглые предметы, оставляющие за собой дымные хвосты.

Тогда гиперборейское посольство в один миг словно взорвалось изнутри.

Из окон второго этажа мрачного каменного здания, выходящих на двор, с треском брызнули толстые свинцовые стекла, и в беснующуюся толпу вонзился веер оранжевого огня – гиперборейцы не зря хвалились повсюду своим колдовским могуществом. С десяток погромщиков заметались, охваченные пламенем, издавая жуткие вопли и усиливая неразбериху. Часто захлопали арбалеты. Двое, как раз пытавшиеся перескочить через гребень стены во внутренний двор, свалились на улицу, подстреленные почти в упор. От шума заложило уши даже у Грайтиса, вместе со своими спутниками оттесненного толпой и беспомощно наблюдающего за штурмом из дальнего конца запруженной народом Медовой аллеи.

Огненный веер шарахнул еще раз. Передние ряды колыхнулись назад, но задние, не разобравшись в происходящем, напирали, и пустое пространство перед воротами почти не увеличилось. Посольские сараи и длинная приземистая постройка – скорее всего, конюшня – вовсю полыхали, подожженные горючими горшками нападавших, языки пламени тянулись к главному зданию. В довершение всего с последним ударом тарана воротные створки душераздирающе затрещали и осели внутрь, открывая просторный двор и одиноко стоящую посреди двора неловко скособоченную фигуру.

При виде этой фигуры над толпой разнесся протяжный вопль, в котором изумление и страх мешались с отвращением. Потом стало на удивление тихо – лишь гудел огонь да пронзительно ржали кони, запертые в охваченной огнем конюшне.

– Что там, что? – волновались стоящие в задних рядах, вытягивая шеи и вставая на цыпочки в тщетной попытке разглядеть получше. Грайтис, хоть и подозревал, что там может быть, с высоты конского крупа видел немногим больше. Каменно застывший силуэт имел явное сходство с вороньим пугалом – косо, по-птичьи склоненная набок голова, раскинутые крестом руки, правая кисть свисает надломленной плетью, а левая… сжата в кулак? Или… или нет ее вовсе?..

У ширрифа вдоль хребта пробежал отчетливый холодок. Ренисенб, что-то пробормотав по-стигийски, близоруко прищурила глаза и удовлетворенно хмыкнула – будто увидела именно то, что ожидалось.

– Надо же, рискнули, – произнесла она неожиданно спокойно. – Что ж, никому, как себе…

– Митра Светоносный, защити нас и убереги! – раздался от снесенных ворот тонкий, дрожащий крик. – Колдуны проклятые умруна выпустили!

– Мертвяк неупокоенный… умертвий ходячий… умруна натравили клятые гиперборейцы… – зашелестело над головами.

Умрун, переваливаясь по-утиному, сделал несколько неуклюжих шагов. Толпа в ужасе шарахнулась.

Мертвец заговорил. Голос у неупокоенного оказался низкий, гулкий, ровно в пустую бочку, и загадочным образом доносился до самых дальних рядов замерших в непонятном оцепенении погромщиков. Солнечный свет померк, словно бы Око Митры закрыла набежавшая тучка. Беспрерывно льющийся речитатив выпевал слог за слогом на тяжелом, гнусавом незнакомом наречии, и Грайтиса вдруг одолела страшная сонливость. С трудом разлепляя ставшие неподъемными веки, ширриф заметил, как один за другим сгрудившиеся у посольства люди роняют свое оружие, как его спутники клонятся в седлах, как пошатнулась и взмахнула рукой стигийская магичка, будто бы защищаясь от наваждения… Голос мертвого мага проникал под череп, успокаивал, усыплял, шептал…

Сет его ведает, чем бы закончилось последнее деяние покойного месьора Унтамо – а это, без сомнения, был именно он или то, что от него осталось – но в этот миг к порушенным воротам метнулся некто низкорослый, кряжистый, в истрепанном и грязном коричневом одеянии. Тусклый лучик сверкнул на тяжелом золотом диске.

– Во славу Митры Лучезарного! – заорал брат Бомбах, крутанул священным символом и обрушил на поникшую голову неупокоенного могучий удар.

То ли упоминание святого имени оказалось на редкость действенным, то ли против недюжинной силушки звонаря не устоял даже оживленный злой магией покойник, но колдовской морок сгинул разом, будто обрубленный мечом. Умрун качнулся, утробно заурчал и загреб клешнями. Толпа, подхватывая оброненное дреколье, с воем хлынула во двор, и там, где только что возвышалась нелепая и жуткая черная фигура, вскипел водоворот вил, топоров и палиц, взлетающих и опускающихся со свистом.

По крыше посольства побежали первые огненные язычки. На центральной площади ударили в набат.

Грайтис, на коего резкое освобождение от чар Унтамо подействовало подобно внезапному ледяному душу, вскинулся и завертел ошалело головой. Гвардейцы намертво вцепились в поводья, пытаясь удержать пляшущих коней, Темвик Магнуссон, белый как стена, бормотал что-то нечленораздельное. Лишь Ренисенб вела себя более осмысленно. Ее конь также плохо слушался поводьев, однако стигийке удалось совладать с напуганным животным, и она направила его в ближайший проулок, крича на скаку:

– Темвик, Рэф! Скорее за мной! Ширриф, скорее!

Полутемный проезд, огибающий посольскую усадьбу, мгновенно опустел при появлении десятка вооруженных верховых, несущихся во весь опор – зеваки брызнули в стороны, прижались к глухим заборам, освобождая дорогу всадникам. Ренисенб на своем буланом коньке по-прежнему держалась впереди, указывая дорогу. Освободив от поводьев одну руку, она махнула куда-то влево от объятого пламенем посольства Великой Халоги, и там, словно в ответ на ее жест, полыхнула между домами яркая зарница.

– Быстрее! – услышал Грайтис умоляющий голос магички. – Нужно спешить!

Впрочем, они успели.

Широкий безлюдный тупик, образованный задворками лавок Кузнечного и Кожевенного цехов (сей тупик именуется Благодатным, припомнил ширриф совершенно не к месту) встретил их нехорошей возней и криками. В пыльных лопухах чернела разверстая пасть потайного хода. Меж мусорных куч курилась сизым дымком изрядных размеров яма, земля вокруг нее на добрый локоть была опалена и густо усыпана пергаментными свитками и листами, высыпанными из вспоротых мешков – от их количества у ширрифа зарябило в глазах.

Прямо по пергаментам азартно топталось с дюжину цеховых, почти все с разномастным оружием в руках. На краю провала темнело чье-то бездыханное тело, поодаль, зажимая пропоротый рункой бок, корчился плечистый бородач в богатых черно-золотых одеждах. Трое, по виду подмастерья, деловито кряхтя и ругаясь, выкручивали руки четвертому, повалив его носом в грязь.

Внезапное появление вооруженных гвардейцев явно не входило в их планы. После того как Темвик, молодецки гикнув, с налету оглушил одного из погромщиков плоской стороной своего тяжелого клинка, а Рэф снес конем второго, пытавшегося размахивать ржавой алебардой, остальные почли за благо немедленно ретироваться.

Ренисенб осадила коня и спрыгнула. Спешились и ее спутники, убирая в ножны мечи. Рэф нагнулся, подобрал один из устилающих землю свитков, но тут же выронил его – окрик стигийки прозвучал подобно удару плети:

– Ничего не трогать! Ты, ты и ты, – приказала она стражникам, – соберите все в мешки. Ни в коем случае не касайтесь печатей! Темвик, присмотри за раненым. Не вздумайте ему помогать, да глядите в оба, он опасней горного барса. Попробует дотянуться до любого из свитков – рубите руку прежде, чем он сорвет печать.

Холодная властность и сила, прозвучавшие в голосе Ренисенб, несказанно удивили ширрифа, как и то, что стражники без единого возражения принялись исполнять приказ. Магнуссон, правда, не удержался, буркнув:

– Зачем же руки-то сразу рубить? Чай, свиток не клинок, а я не муха, бумажкой не прихлопнешь…

– Не глупи, Темвик. Это оружие, и опаснейшее. Предметная магия, – отрезала Ренисенб, не отрывая взгляда от раненого бородача. – Мы только что видели ее в действии – огненные стрелы, помните? О, какая встреча, Эгарнейд! Кажется, ты обязан мне своей никчемной жизнью?

Второй гипербореец, которому кузнецкие подмастерья все же успели связать за спиной руки, завозился на земле, пытаясь сесть. Извалянный в грязи и крепко побитый, месьор Эгарнейд выглядел скверно. Тем не менее голос его, когда он заговорил, звучал по-прежнему надменно, а на породистом лице застыла привычная маска высокомерия:

– Ты находишь это поводом для злорадства? Прикажи развязать меня и окажи помощь моему другу, Ренисенб, и тогда, может быть, я не упомяну тебя в…

– Эгарнейд, – непреклонно оборвала его стигийка, – ты не имеешь права приказывать мне или кому-либо еще. Ты арестован. Нет, – поспешно добавила она, заметив, как взгляд гиперборейца воровато скользнул по раскиданным вокруг пергаментам, – даже не пытайся. Я буду быстрее.

– Но какому праву? – показное спокойствие посольского письмоводителя наконец треснуло, он сорвался на визгливый крик: – Женщина, что ты себе позволяешь? Я – лицо неприкосновенное, я представляю Великую Халогу! Вы ответите за этот чудовищный погром! В конце концов, я являюсь подтвержденным магом второй ступени посвящения, меня может судить только круг Белой Руки…

– Только-то? – презрительно скривила губы волшебница. – Ты еще и недоучка к тому же… Вторая ступень, подумать только!.. Эгарнейд, являясь, в отсутствие Тотланта Луксурского, придворного волшебника короля Эртеля Эклинга, полномочным представителем магической гильдии Вольного Пограничья, я, Ренисенб эш'Шарвин, маг четвертой ступени посвящения, арестовываю тебя и твоего… друга, – она кивнула в сторону раненого бородача, взиравшего на нее с откровенной ненавистью, – Крэгана Беспалого, одного из Семи Верховных круга Белой Руки, за практикование некромантии на земле Пограничья, чернокнижие и попытку магического заговора.

Ренисенб запнулась и посмотрела на Грайтиса, словно бы колеблясь.

– Кроме того, – решилась она, – ширриф Вольфгарда Грайтис Дарго предъявит тебе и твоим сообщникам обвинение в убийстве. Пожалуй, даже не в одном.

Эгарнейд лишился дара речи.

У Грайтиса голова шла кругом. В ответ на вопросительный взгляд стигийки он молча кивнул, в то время как мысли у него крутились по одному усталому кругу:

«Надеюсь, Рени знает, что делает… Митра Милосердный, хоть бы на этом все и кончилось… месячное жалование пожертвую в обитель…»

Он вытер ладонью взмокшее лицо и отметил, что треск пламени и крики пожарных команд как-то незаметно пошли на убыль. Должно быть, там сумели справиться… или не осталось ничего, годного для прокорма жадных огненных языков. Вот и конец одинокой усадьбе на Медовой аллее. Надо бы поскорее пригнать туда с полсотни блюстителей, оцепить квартал и ловить замешкавшихся участников погрома, пока не разбежались. Как бы в дурные головы не взбрело после свалки у посольства отправиться громить дома и лавки живущих в Вольфгарде гиперборейцев… С горожан станется. И брата Бомбаха задержать всенепременно, желательно вместе с сообщниками. Кстати, где человек, который способен этим заняться?

Сбросив невовремя навалившееся оцепенение, Грайтис огляделся в поисках помощника. Часть Магнуссоновых подчиненных заталкивала в мешки последние листы пергаментов, остальные под присмотром Ренисенб и Темвика на скору руку соорудили носилки, куда не слишком бережно взвалили бородатого Крэгана. Тщательно прикрученный к стремени коня одного из стражников Эгарнейд с ненавистью зыркал по сторонам, но язык держал за зубами и вел себя смирно. Рэф со своим всегдашним чуть отсутствующим видом стоял над черным квадратом подземного хода, пристально разглядывая земляные ступеньки, уводящие в темноту. Ширрифу пришлось дважды окликнуть дознавателя, прежде чем тот отозвался.

Выслушав приказ, Рэф вяло кивнул, взобрался в седло и отбыл наводить порядок. Озабоченный Грайтис мельком подумал, что никогда еще не видел своего помощника в таком состоянии, но, с другой стороны, и подобные мятежи в Вольфгарде случаются не часто… Тут его отвлекло рычание Темвика, спешившего доставить ценную добычу в коронный замок.

Глава третья

Королевский вердикт

22—24 день Первой летней луны.

Искусство составления докладов для вышестоящего начальства сродни приготовлению блюда туранской кухни: побольше острого, соленого и самая капелька горького. То есть изрядная горсть вымысла, приправленная крупицами правды и засыпанная сверху щепотью желаемого, выдаваемого за действительное. Не исключено, что где-нибудь в Офире или Шеме любой младший квартальный надзиратель с легкостью сочиняет по десятку подобных докладов за седмицу, но здесь, в захолустном Пограничье, над его созданием бились три не самых бестолковых человека. В итоге сочинители порешили: сразу по завершении рассказа ширрифа о событиях минувшей седмицы дружно податься в бега.

– Иначе король прикажет швырнуть нас за решетку, а мне в застенки попадать никак нельзя – растолковал невольным сообщникам по заговору Темвик. – Меня тогда сразу тянет волком перекинуться и заесть кого-нибудь. Госпожа Рени, как полагаешь – вдруг я тоже попал под злодейские чары гиперборейцев и теперь взбешусь?

– Непременно взбесишься, – уныло согласилась волшебница. – Тебе хорошо, ты под любым кустом можешь спрятаться, а мне куда податься? Просить убежища в «Радуге»? Там теперь заправляет… – она оглянулась по сторонам, но длинная галерея пустовала и подслушать ее никто не мог, – … этот желчный и въедливый старикан, Озимандия. Читали, что он мне написал? В ответ на все расшаркивания? Они, видите ли, чрезвычайно заняты! Прибудем, когда изволим! Не малые дети, справляйтесь сами!

– Так мы вроде справились, – нерешительно заикнулся Грайтис. Оборотень и стигийка дружно бросили на него столь мрачный взгляд, что ширриф обескуражено смолк, как охранительную молитву твердя про себя речь, которую ему надлежало вскорости произнести.

«Мы по самое горлышко в грязи, – заявил два дня назад Темвик, стоя возле бывших ворот гиперборейского посольства и озирая закопченный остов каменного здания с темнеющими провалами окон. Над руинами до сих пор курился белесый дымок, и два десятка стражников с явной неохотой копались в горелых обломках. Грайтис и Ренисенб кивнули. – Мы остолопы, способные только хлопать ушами. Гиперборейцы с легкостью обвели нас вокруг пальца и вдобавок заставили платить за битые горшки. Нам позарез необходимо выбраться из этого гнилого болота и оправдаться перед королем за ротозейство. Согласны?»

Возражений не последовало. Управляющий говорил сущую правду: недавние события вполне могли привести к изрядному ухудшению и без того натянутых отношений между королевством Пограничным и его полуночным соседом. Магнуссон сотоварищи приложили все усилия для того, чтобы справиться с растущей волной слухов, однако большая часть гиперборейских купцов свернула торговлю и спешно отбыла из Вольфгарда домой, в Халогу, наотрез отказавшись участвовать в Летней Ярмарке. С ними, надо полагать, сбежали уцелевшие обитатели посольства. Грайтис представил, сколь жуткие истории они поведают соплеменникам о царящих в Пограничье нравах, плюнул и велел себе больше над этим не задумываться. Что сделано – то сделано.

В остальном же замыслам компании сопутствовал успех. Может быть, из-за того, что они сумели действовать достаточно быстро и решительно, подстегиваемые ожидаемым со дня на день возвращением Эртеля и аквилонских гостей.

«Состряпаем ужасный заговор и заявим, будто мы его раскрыли, – предложила Ренисенб и, вымученно хихикнув, добавила: – Глядишь, еще наградят за проявленное усердие. Гиперборейцы ведь в самом деле затевали какую-то пакость, которую мы вовремя предотвратили. А о том, что произошло это по чистейшей случайности и совпадению обстоятельств, мы мудро умолчим».

Двое угодивших в подвалы столичной цитадели гиперборейских магиков вначале дружно решили отмалчиваться, заявляя, что станут говорить только с королем и в присутствии посланника из Халоги. Рассвирепевший Темвик пригрозил безотказным средством для развязывания языков и обратился за помощью к стигийке.

Госпожа Ренисенб явилась в каземат, выгнала из отведенной месьору Эгарнейду камеры всех посторонних и накрепко закрыла дверь. Что она там делала, Темвик и Грайтис так и не узнали, хотя в нарушение строжайшего запрета подслушивали в коридоре. Из-за створки пару раз полыхнула темно-багровая вспышка, тек приторно-кисловатый запах, слышались неразборчивые вопли и проклятия, а потом вышла усталая и рассерженная Ренисенб. Ширриф через ее плечо заглянул в камеру и злорадно полюбовался на гиперборейского письмоводителя, мешком болтавшегося на вбитых в стену цепях.

– Поразительное и в чем-то туповатое упорство в намерениях. Гиперборейцы в очередной раз попытались найти средство воздействовать на звериную сущность племени Карающей Длани, – бросила магичка. – Чуть позже мы расспросим Эгарнейда подробнее и запишем его признания, а сейчас появилось неотложное дело – отыскать тех, на кого пробовали наложить чары. Одно такое создание уже мертво. Я имею в виду нищего по прозвищу Волчец. Одно живо и находится в безопасном месте – девочка Мави. Осталось еще пять или шесть человек, Эгарнейд в точности не знает и тут он не лжет. Блистательный замысел принадлежал Унтамо, тот своими тайнами ни с кем не делился, даже с соотечественниками. Однако у Унтамо что-то пошло наперекосяк. Ловушка обернулась против охотника, и, по законам высшей справедливости увлекшийся колдун пал от руки той самой девочки, которую пытался подчинить.

– И что нам теперь с ней делать? – Мави по-прежнему сидела в подвале крепости, шарахаясь от любых попыток заговорить с ней и ведя себя более как дикое животное, нежели человек. – Это поддается какому-нибудь… лечению, что ли? И знаешь, Рени, мне ужасно не нравится известие о том, что где-то в городе болтается без присмотра еще несколько таких тварей. Где их искать? Как? Ждать, пока учинят очередную резню?