Град безначальный. 1500–2000

Ю. Н. Палагин

Ганс Борк

Рыцарь-неваляшка. 1610

От Борьки до Васьки, от Васьки до Гришки,от Гришки до тушинских мест,и к Ваське опять все на те же коврижки,и все их никак не доест.Где лен, где крапива, где хрен и где редька,где хутор, а где и сельцо.И все-то равно, что Мартынка, что Петька, —лишь бегай, да гладь брюшенцо.За глупых валахов, за мрачных ливонцев,за прочих вонючих козлов, —отсыплют поляки немало червонцев,немало отрубят голов.Коль рая не будет, не будет и ада,нет друга, так нет и врага;прибравши подарки, всего-то и надо —удариться снова в бега.В Москве ли, в Калуге, в Можае ли, в Туле,восторгом и рвеньем горя,уверенно, строгость блюдя, в караулестоять при останках царя.Прыжки хороши и движения ловки,но лезть не положено в бой;вот так он и пляшет от Вовки до Вовки,кружась, будто шар голубой.При нем торжествует закон бутерброда,скисает при нем молоко.Он – двигатель вечный десятого родаи маятник деда Фуко.Не действует яд на подонка крысиный,тот яд для него – перекус,и нет на земле ни единой осины,что выдержит эдакий груз.…Но облак вечерний закатом наохрен,но тянет с востока теплом, —а жизнь коротка, и пожалуй, что пó хрен,гоняться за этим фуфлом.

У Шуйского был один немец по имени Ганс Борк, который некогда был взят вплен в Лифляндии. Его-то Шуйский и послал со 100 немецкими конниками под Брянск, а этот Борк прошлой зимой перешел от Шуйского в войско Димитрия в Калуге, но потом, оставив там на произвол судьбы своего поручителя, снова перебежал к Шуйскому, который за доставленные сведения пожаловал его ценными подарками; но у Шуйского он не долго задержался, а вторично перебежал к Димитрию второму, который воздал бы этому изменнику по заслугам, если бы его не упросили польские вельможи. Однако, не пробыв и года у Димитрия, он чуть было не переманил у него крепость Тулу (перед тем сдавшуюся Димитрию) и не передал ее Шуйскому, но, поняв, что его лукавые козни замечены, он убрался восвояси в Москву к Шуйскому, который опять с радостью принял его и, как и в первый раз, щедро одарил его за замышлявшуюся пакость в Туле.

Конрад Буссов

Капитан Жак Маржерет

Гугенот Московский. 1611

У мира вкуса нет, а вкус войны отвратен:что ж после этого дивиться послевкусью?Зато Россия – край великих белых пятен,засим и справиться весьма непросто с Русью.У нас затуплен меч, у нас подмочен порох.Восточные врата у нас отменно ржавы.А у России врат нет вовсе никоторыхи вовсе нет искусств, и в этом мощь державы.Европе этот край куда как любопытен.Как называть его? Вопрос отменно странен:его бы надо звать страною московитян,коль Франция была б страною парижанян.В сравнении с Москвой изрядно мы убоги,у нас бездельники окружены почетом,у наших королей уходят все налогимазилам всяческим, а также стихоплетам.Хотя и то скажу, что страшной прежней мощипри нынешних царях в Москве я не нашел уж:боярам нынешним желанна власть попроще,что их бы не драла за меховой околыш.Беда со званьями! Тут спорят неустанно,как своего царя вознесть пред мощью вражьей.Не император ли достойнее султана?Чин выше ль герцогский, а может – титул княжий?Несчастный царь Борис, несчастная царица,страну спасавшие в годину недорода!Здесь ведает народ: коль голод приключится,так именно царем испорчена погода!В итоге предпочли они царя-болвана,свой уподобив край глубокому болоту,один Димитрий, – сын великого Ивана, —царем казался мне, французу-гугеноту.Но истины страна нисколько не искала,да и теперь судить мне вовсе не по силе:иль самозваному Москва рукоплескала,иль настоящего оклеветал Василий?К чему чернила здесь, но и к чему белила?А все-таки его жалеть велит мне разум,хоть бородой его природа обделила,хоть бородавку он имел под левым глазом.В одну лишь Польшу мне оставлены дороги,и ни копейки нет – не то что луидора,и виноват ли кто, что я теперь, в итоге,на льду Москвы-реки добился лишь позора?Что жизнь кончается, – не повод для насмешки.Коль чашу выхлебал, так не проси добавки.И если ждешь орла, как раз дождешься решки,а коль фортуны ждешь, – дождешься бородавки.

…Эти русские с некоторых пор, после того как они сбросили иго татар и христианский мир кое-что узнал о них, стали называться московитами – по главному городу Москве, который носит княжеский титул, но не первый в стране, так как государь именовался некогда великим князем владимирским и теперь еще называет себя великим князем владимирским и московским. Поэтому ошибочно называть их московитами, а не русскими, как делаем не только мы, живущие в отдалении, но и более близкие их соседи. <…> Я хотел предуведомить читателя, чтобы он знал, что русские, о которых здесь идет речь, – это те, кого некогда называли скифами, а с некоторых пор ошибочно называют московитами, поскольку московитами могут называться жители всего лишь одного города; все равно как если бы всех французов стали называть парижанами по той причине, что Париж – столица королевства Франции.

Жак Маржерет

В грамоте, посланной англичанам, князь Дмитрий Пожарский весьма резонно заявил, что, учитывая все деяния наемника Маржерета, – «Московскому государству зло многое чинил и кровь крестьянскую проливал, ни в котором земле ему, опричь Польши места не будет». Слова князя оказались пророческими. С 1612 г. Маржерет действительно скитался по Польше и Германии и до своей смерти в начале 20-х гг. исполнял роль французского политического агента и мелкого фактора по торговле мехами.

Ю. А. Лимонов

Конрад Буссов

Наемник. 1612

Наемник, ты облаян и охаян,зато не думать можешь о судьбе:кто лучше платит, – тот и есть хозяин,и жаловаться не на что тебе.Россия больше Даний и Германий, —и глупо, что у шведов царь Борис,с такою мощью, против ожиданий,Мариенбург и Нарву не отгрыз.Подумал бы, владыка, на досуге!Хозяйственно на дело посмотри!Чем лучше платят, тем надежней слуги.…Да только мрут московские цари.В порфире Гришка, без кафтана Тришка,за вором вор, и следом тоже вор.Чесночная боярская отрыжка,что в воздухе висит, как шестопер.Орет народ с восторга и со страху,а слушать, что орут, – и смех и грех;к кому-то там воззваху, называху, —а что с того, коль все противу всех?Без меры люд российский осчастливлен,возрадовалась глупая Москва:князь Шаховской опять надул путивляни вытащил царя из рукава.И поделом башкам поляков дурьим;узнать несложно корни по плодам, —их посадили в тридцать разных тюремпо тридцати далеким городам.Печально, Русь, смотреть на этот фарс твой,не отводя глаза, из-под руки:хоть царствуй, хоть мытарствуй, хоть бочарствуй,а все тебя растащат на клочки.Жаль, если о тебе забудут книги,и жаль, что путь ведет сегодня мойот Тулы до Смоленска и до Риги,и дальше, до Ганновера, домой.Что уповать на старческую силу?Рассказывать – не хватит жизни всей,и жаль, что всё почти возьмет в могилувернувшийся наемный Одиссей.

Конрад Буссов – представитель тех авантюристов-иностранцев, которых было так много в Европе XVI–XVII вв. и которые являлись главным источником, откуда черпались и за счет которого пополнялись кадры наемных солдат-ландскнехтов многочисленных армий того времени, столь насыщенного войнами всех видов.

Предложение Буссова о сдаче Мариенбурга не было (или не могло быть) принято правительством Бориса Годунова, и в начале 1602 г. Мариенбург, как и Нейгаузен, были заняты поляками. Но это не означало прекращения секретных связей Буссова с агентами Бориса Годунова. Напротив, такая деятельность Буссова в пользу России продолжается до самого конца его пребывания в Ливонии. Больше того, именно этой деятельностью и объясняется то, что Буссов оставил Ливонию и оказался в России. <…> Итак, Конрад Буссов – изменник, глава заговора, составленного в Нарве, участники которого заключили с Борисом Годуновым соглашение, имевшее целью «изменнически отторгнуть Нарву от шведской короны и предать ее России». Это свидетельство <…> не является ни неожиданным, ни способным вызвать сомнение в его достоверности. Оно полностью отвечает общему авантюристическому облику Буссова. <…> При этом Буссов исключительно скуп по части сообщения каких-либо данных автобиографического порядка. Те немногочисленные места сочинения Буссова, которые содержат автобиографические моменты, известны, можно сказать, наперечет. <…> Этим же можно объяснить и то, что, даже когда в рассказе о тех или иных событиях или лицах Буссов называет себя очевидцем этих событий, он большей частью избегает говорить о том, где он находился и что делал во время этих событий.

Поэтому история жизни Буссова в России является почти столь же темной и загадочной, как и на ее предшествующих этапах.

И. И. Смирнов

Исаак Масса

Промемория Морицу Оранскому. 1614

Неверно говорят, что московитвсех более на свете страховит:кто так речет, – молчал бы, не позорясь.Среди негоций и других трудовя восемь прожил в той Москве годов.Прими мой робкий труд, великий Морис.Вполне предвзятых мнений сторонясь,скажу: не столь давно великий князьпривержен стал отеческим заботам:он первенца немедля утопил,затем второго посохом убил,а третий оказался идиотом.Тот вовсе не готовился в цари,как ты на сей вопрос ни посмотри, —не нужен скипетр нежным мальчуганам.О том, пожалуй, говорить не след,он был царем почти пятнадцать летно был, увы, политиком поганым.Однако шурин старшего царяшалался возле трона не зазря,и, младшего считая за болвана,смекнул: кому, кого, зачем, куда,не пожалел старанья и труда,и был убит четвертый сын Ивана.…Боюсь, увидеть можно за версту:я нынче что-то лишнее плетуоб этом самом Годунове, то бишьуместно сей расхваливать бардак:в России брякнешь что-нибудь не так,и сам себя немедленно угробишь.…А, впрочем, нет, совсем наоборот:возненавидел деспота народ,он на Москве считался зверем сущим,и, чтоб не заморачиваться впредь,ему бояре дали помереть,как он давал владыкам предыдущим.Еще не вовсе оный царь протух,когда от Польши прикатился слух,что царь воскрес, и что не Годунов он:был этот парень тот еще петух,и весь народ челом о землю – бух,и был он всем народом коронован.Однако у судьбы готов ужал:и слух среди народа пробежал,что все поляки суть ночные тати.Обратно в Польшу покатилась весть:хоть всех волков теляти можно съесть,да только царь не может есть теляти.Описывать подробно не берусь,как в эти дни рассвирепела Русь,и, меж собой немного покалякав,вошла в неописуемый азарт,и буря околесиц и чехардпошла крушить и немцев, и поляков.Я нынче никого не обвиню,что перешло махалово в грызню,что Русь явилась в новой ипостаси,когда что белый день, что темный лес,когда то хай, то буча, то замес,то драки, то бои, то свистопляси.И как-то сразу стало тяжело,совсем, весьма, и слишком, и зело,и порешил народ, слегка подумав,что слишком горек Вавеля нектар,что лучше уж хлебать кумыс татар,что Сигизмунды хуже всех Кучумов.Давай-ка ты, незваный гость, приляг.О том и не хотел бы знать поляк,да только жизнь дороже для рубаки.У Сигизмунда больше нет идей:в Кремле поляки режут лошадей,и скоро их самих съедят собаки.…В России нынче та же чехарда,с ордой воюет новая орда,и на воров войною ходят воры.Все кончится в ближайшие года,но, коль посольство отправлять туда,то не с кем там вести переговоры.И, возвратясь к родному очагу,я только скромно уповать могучитателя найти в достойном принце,в чьих жилах кровь Оранская течет.Смиренно вам вручаю сей отчет,великий воевождь семи провинций.

Федот Котов

Хожение. 1624

Россия, Персия, одна ебёна мать.Сергей ПетровКуда как долог путь по Волге до Персиды!В Индею да в Урмуз, – за брегом новый брег, —Да вот еще купцу великие обидынаносит бусорман: татарин да узбек.Киюз, карамсарай, тропа до Ыспагани:с верблюда каждого везде плати рахдар;запоны разные, что учтены заране:потерпим, только пусть не отберут товар.Ведет безводный путь то в гору, то в долину;доехать надобно с Дербени на Шаврань,а там на Шемаху, – а угодишь к лезгину, —три киндяка с вьюка с поклоном притарань.Зато за Шемахой есть земли плодовиты,не только много там достойных овощей,но тулунбасы есть, шелка и аксамиты —и тысячи иных пользительных вещей.А город Ыспагань садами весь обрамлен,для всех один закон великим шахом дан, —здесь множество жидов, арменьян и аврамлянторгуют, поутру стекаясь на майдан.По праздникам в сады лежит дорога шаха,от жонок и робят аж звон стоит в ушах,а кто не голосит, – тому готова плаха,зане на похвалы зело повадлив шах.В мечетях абдалы нагуливают пузо,а по ночам не спит ни турок, ни арап,что в месяц рамазан, да и в часы наврузапьют до утра чихирь и мнут дешевых баб.Я озирать устал горячую Персиду,уже не до чудес московскому купцу,нисколь не жалуюсь, что днесь домой отыду,и повесть подвести положено к концу.Еще б рассказывал, да только ехать надо,подробно говорить об этом смысла нет, —боюсь, что в пятницу не выпустят из града:здесь пятницу блюсти велел пророк Бахмет.Как дальше поступать – мы разберемся сами;но мысль особую имею в голове:чем на Персиде быть верховным псом над псами,то лучше просто быть собакой на Москве.Что, дело тонкое – Восток для инородца?Кто хочет знать ответ, – тогда меня спроси:и я на то скажу, – где тонко, там и рвется,а стало быть, – меня заждались на Руси.

Федот Котов известен своим путешествием в Персию в 1623–1624 годах, которое он совершил по поручению царя Михаила Федоровича Романова «в купчинах, с государевой казною», выступив из Москвы в сопровождении отряда из восьми человек. Поскольку Котов купечествовал с царскими товарами, это обстоятельство давало ему множество различных привилегий, в первую очередь – отсутствие всевозможных дипломатических препятствий на своём пути. Историю своего посольства он описал в труде под названием «О ходу в персидское царство и из Персиды в Турскую землю и в Индию и в Урзум, где корабли приходят», которое было записано с его слов в первой половине XVII века и опубликовано более чем через два столетия после завершения его странствий с сохранившейся рукописи; возможно, этот своего рода дневник он вёл намеренно, по специальному повелению Посольского приказа.

Яков Хрипунов

Три пуда одекуя. 1630

От бесконечных войн землица подустала;пора бы отдохнуть стрельцам да пехтуре,и заплатить долги, но вовсе нет металлав монетных мастерских на денежном дворе.Кто знает, от кого и кто сие услышал,старинная Москва на выдумки щедра:богато наградит того, кто рылом вышел,Тунгусия, страна слонов и серебра.Трофей богат зело, да порученье скользко.Сколь велика Сибирь, где ты один как перст!Приказано дойти к Тунгуске от Тобольска,короче, одолеть все тридцать сотен верст.Не возразишь: пойдешь что волей, что неволей,но скажешь ли кому, сколь этот путь рисков?Зерколишек возьми – менять на мех соболий,и браги не жалей для всяких остяков.Слух про богачества имеется в народе,но, если врет народ, быть, стало быть, беде:Берут-де там руду, да плавят серебро-де,да только не поймешь – берут-то, гады, где.Князишки купятся на русские посулы, —наутро вспомнят ли, что пили ввечеру?Пусть олово берут за просто так вогулы,но путь желаемый укажут к серебру.Тунгус горазд болтать, да верить ли ловчиле?…Но и казнить его не следует пока:из руд, что он принес, расплавив, получилиотливку серебра на три золотника.Конечно, риск велик – придется жить, рискуя;коль верную тропу укажет местный люд,так подарить ему три пуда одекуя,пятьсот зерколишек да шесть десятков блюд!Так что ж запрятано под валуном лежачим?Открыты берега, морозу вопреки.Легко бы серебро найти войскам казачьим,да только серебра не ищут казаки.Для инородцев тут любой казак – вражина,бурят бы и принес весь тот ясак добром,однако что ни день беснуется дружина,коль запрещаешь ей устраивать погром.И пишет он, уста молчаньем запечатав:«Сибирь не для ворья, и это весь ответ:не больно-то легко собрать ясак с бурятов,а что до серебра, – его здесь просто нет».И более угроз желая не имати,ушел Игнатьевич в пургу и снеговерть:чем сгинуть у царя в промозглом каземате,так лучше средь тайги спокойно встретить смерть.Примеривал февраль морозную обнову,был день второй поста у христиан, когдапустыня белая открылась Хрипунову:вовек не досягнет рука Москвы туда.Уж лучше погибать в таежной лихоманке,чем от лихих друзей быть выданным врагу, —и встретить тень царя однажды она свиданкеслучится стольнику, замерзшему в снегу.Века надвинутся, и в узелок увяжутнеобретенный клад серебряных монет,и, в общем-то, плевать, что именно расскажутминувшие снега снегам грядущих лет.

В 1623 году бывший енисейский воевода Яков Игнатьевич Хрипунов возглавил экспедицию в «брацкую страну». Одной из основных задач его экспедиции в страну бурят был поиск серебряных месторождений в тех краях. Изобилие серебряных украшений у встреченных ранее «брацких мужиков» натолкнуло русских на мысль о том, что в их стране может скрываться большое месторождение этого металла. Поэтому Хрипунову был вменен в обязанность, наряду со сбором соболиной казны поиск серебряных руд. <…> Хрипунов отправил вверх по Тунгуске двенадцать казаков для поисков серебряной руды. <…> В результате этих опытов «из руды трёх гор изо шти золотников родилось три золотника с четвертью чистово серебра». <…> Образцы, привезённые казаками находили подтверждение в рассказах ясачных людей о неких князцах Окуне и Келте, обитавших на какой-то малой речке близ Тунгуски. По рассказам ясачных тунгусов, «около их жилищ есть Камень, до которого судами идти невозможно. В горе у князцов имеется серебряная руда, из которой они берут понемногу камней и плавят серебро, и которое де, серебро они переплавливают, они де, то серебро носят себе на нагрудниках». <…>

Проблемой хрипуновской экспедиции было то, что чаемых «серебряных руд» они не находили, а вот за средства, отпущенные на экспедицию, отвечать бы пришлось. Ну и в принципе, разношёрстное воинство совершенно очевидно ориентировалось на личное обогащение. Обогатиться же можно было, только до нитки ограбив окрестное население, – что они, с огромным удовольствием и сделали. Удовольствие же это икалось дальнейшим русским партиям в Предбайкалье добрых двадцать лет. В начале 1630 году по делу Хрипунова было назначено следствие, не сулившее ничего хорошего. 17 февраля 1630 года неугомонный воевода умер – о деталях рассказано в стихотворении почти дословно документам.

Михаил Кречмар (в сокращении).

Петр Бекетов

Основание Якутска. 1636

Здесь индрик из-под скал показывает клык,здесь драгоценное блестит речное ложе,здесь соболь шелковист и бобр зело велик,здесь место рыбисто и для житья угоже.По тайгам казаки три долгих года шливо соблюдение московского указа.Чтоб сердцем город стал якуцкия земли,основывать его пришлось четыре раза.И вышел на берег отряд передовой.И, государевой благословен рукою,в год семитысячный и сто сороковойпоставлен был острог над Леною-рекою.Ему подаст земля толь тороватый плод,что вряд ли будет вред от редких половодий;да станет войску он казачьему оплот,защита ясаку и пороху кустодий.Кто здесь поселится, – собьет с тунгусов спесь:кто добывает соль, – еду как надо солит.Любой добравшийся остаться сможет здесь,лишь основателю остаться не позволят.…Ему же и беда, что пышут из нутратерпенье ангельско и велелепье адско;боюсь бы, не видать нам без того Петрани Верхнеудинска, ни Нерчинска, ни Братска.Страна великая проигранных побед,нетающих снегов и муторной цифири;в том много ль радости, чтоб три десятка летс убогим воинством мотаться по Сибири?Но не поймет чужак, чем любо голытьбежить между молотом и жаркой наковальней,а если есть печаль во эдакой судьбе,так доля индрика, поди, еще печальней.Уходит летопись, – кто ведает, куда, —тоскует край, тремя империями битый;и, город отразив на краткий миг, водастепенно в океан стекает ледовитый.

25 сентября 1632 года отряд енисейского сотника Петра Бекетова заложил Якутский острог. В 1635 году местные казаки получили право называться якутскими казаками. Бекетов позднее основал еще несколько городов (Жиганск, Олекминск, Нерчинск и др.).

Деорса-Юрий Лермонт

Смоленск. 1633

Храбрый солдатик, куда ж ты приперся,распрей замученный и шебаршой,мальчик семнадцатилетний, Деорса,клана шотландского отпрыск меньшой?Понял ты рано: что в жизни ни делай, —в бой без аванса не надобно лезть.Бросить наемников в крепости Белой —это дворянская польская честь.…Смылись поляки, не хлопнувши дверью.Кто б из наемников не офигел?В крепости между Смоленском и Тверьюсделался русским затурканный гэл.Сделался, и не искал вариантов,скотт на войне не бывает скотом.Лермонт ты звался, а стал ты Лермáнтов,сотником стал, православным притом.Сколько врагов на веку перебил ты,шкотския немец далекой страны?Редкость в России шотландские килты.Носят в России обычно штаны.Каждая сволочь об этом лепечет,шепчется кремль, недоволен посад:то ли тартан недостаточно клетчат,то ли неправильно он полосат.Но никаким не подвластен хворобамиз Дал Риады пришедший народ,и отличился геройством особымпарень в бою у Арбацких ворот.Мысли о доме в бреду предрассветном,и ни единой о нем – наяву.Драться приходится с быдлом шляхетным,прущим с хохлатой шпаной на Москву.Вряд ли научишь стрелять ополченца,если бедняга стреляет впервой.Вряд ли дождешься восьмого коленца,род на котором окончится твой.Русская речь превратилась в привычку,годы все более тянут ко дну.Ты покидаешь жену-чухломичку,снова идешь под Смоленск на войну.…Каждого время оставит в покое,если со злобы не вставит судьбав вечную память и в сердце людскоени дезертирства, ни даже горба.Часто добро превращается в худо,реже удачей бывает беда.Можно увидеть – и как, и откуда,непредсказуемо – что и куда.Из-под руки посмотри загрубелой.Чуть попридержишь ладонь надо лбом, —мигом увидишь отчаянно белыйпарус в тумане морском голубом.

Представитель семьи Лермонт (Learmonth) Георг (Деорса) Лермонт, попавший в плен к русским в 1613 году, принявший православие и оставшийся на русской службе под именем Юрия Андреевича, происходил из равнинного (лоулендерского) клана, так что, будучи кельтом, собственно гэлом (хайлендером) может считаться с натяжкой. Однако именно таковым считал его прямой потомок в восьмом поколении – Михаил Юрьевич Лермонтов. Родословная между ними восстановлена полностью.

Дружина Огарков

Наглость второе счастье. 1635

В России склочнику живется слаще всех.От куманька сего не ожидай подарков.Терпенье долгое – почти всегда успех,но думать не моги, – уступит ли Огарков.…Всё сорвалось. Москва опять подымет вой,да только хоть стращай пожаром, хоть потопом,ни хлеб с ножа, ни меч над дурьей головоймунгала гордого не сделают холопом.А дьяк такой второй: шлет жалобы в приказ, —мол, этот сучий сын, а этот тож собака;знать, ябеды плодить в пятидесятый раз —уменье главное, да и призванье дьяка.Тебя – или себя – он точно вгонит в гроб;с ним просто говорить, не то, что спорить, тяжко:тут не подействуют ни розга, ни ослоп:иль ты не ведаешь, с кем ты связался, Яшка?Пять лет всего, как с ним наплакалась мордва,там до сих пор клянут Огаркова Дружину.Что ни скажи ему, ответишь за слова,и сколь ни дергайся – не упредишь вражину.Конечно, уповать на честь и верность зряу повелителей конюшен и свинарен,да кто же виноват, что шерть Алтын-царяне стоит зипуна, что был ему подарен?И так-то пакостно, а тут домашний катгрозит расправою и обвиненьем ложным!И, право, стоило ль в вино бросать дукат —и чашу на троих пить с тем царем ничтожным?…Зазнайка мерзостный, да шел бы ты к свиньям,как раз ты среди них сойдешь за домочадца!В Москве-то помнит всяк: боярским сыновьямписьму и чтению не нужно обучаться.Ругаться на козла – лишь воздух сотрясать,и сколько ни лупи, – лишь пальцы онемеют:сажай его в острог, – да он горазд писать,хоть бей, а хоть не бей, – да он читать умеет!И есть один лишь путь, чтоб сгинула беда:ни сердца, ни души бесплодно не уродуй,но расхвали его: глядишь, и навсегдаего на Вологду поставят воеводой!Кукушкиным яйцом сей вылуплен птенец.Не оскорби его ни мыслью, ни словесно!Не ведает никто, кем был его отец,а вот кто мать его, – так это всем известно.И сколько радости, хоть это и пустяк,с его головушкой проститься забубённой,увидя вдалеке, что окаянный дьякидет не к Вологде, а к матери согбённой.

Колоритной фигурой был и первый помощник Якова Тухачевского, Дружина Огарков. В свое время на Руси Огарков «заварил» такое дело, что, как это бывало нередко у нас в стране, чтобы от него отвязаться, ему дали отличную характеристику и с повышением отправили в Томск. Но и здесь он не угомонился, и оказался героем многих скандалов. Забегая вперед, скажем, что и на Тухачевского он объявил «государево слово». Следствие по этому делу длилось около двух лет, и в конце концов на радость казаков кляузный подъячий был бит батогами и посажен в тюрьму. Но и на этот раз он не успокоился и стал закидывать Москву жалобами уже на томских воевод. Дело опять завершилось обычным путем: что-бы отвязаться от него, томские власти выдали ему хорошую характеристику, и в 1651 году Огарков уже сидел на новой должности в Вологде.

Владимир Богуславский