Последний гость

– А твоя жена, ее, по-моему, Соней зовут, она в детском саду работает поваром? У вас с ней все хорошо?

– В смысле? – морща лоб, осведомился Данила, не понимая, к чему клонит Надин.

– Бывало так, что вы в последнее время ссорились, или, может быть, она не ночевала дома? – начала издалека Надин, пытаясь вывести Данилу на разговор про ночь убийства, на что у Данилы была странная, но очень красноречивая, на ее взгляд, реакция. Он вдруг весь покраснел, сжал руки в мощные кулаки, ноздри его мясистого носа возбужденно затрепетали, и он начал выходить из себя:

– А я не намерен с вами откровенничать, вы мне за это не платите, моя жена – мое дело.

– Угомонись, ты что так разошелся? – сказала Надин, включая зажигание. – Забыл, с кем разговариваешь? Пошел с глаз, и чтоб вечером был отчет.

В шесть часов вечера Надин спешным шагом вошла в свой ресторан под названием «Зиккурат», не успев даже переодеться в нарядное платье, чего старалась не позволять себе, поскольку это место для нее было неким оплотом радости, как, впрочем, и весь поселок. Потеряв семью, единственной возможностью не покончить с собой стало для Надежды Львовны, Надеждой Львовной больше не быть, и она начала называть себя мадам Надин. Придумав красивую историю о том, как жила в Пуатье, она переехала в Персиковую Долину и построила в ней рай на земле. Здесь никогда не бывало хмурых дней, тусклых красок и потерь, потому что терять мадам Надин было нечего: замуж она больше не вышла, детей и даже питомцев не заводила, оттого не было в ней страха, а чтобы в душу не просочилась тоска, окружила она себя неистово веселящейся толпой и работой без единого выходного.

Открывался ресторан «Зиккурат» не раньше шести часов вечера, в силу своей занятости, жители Долины приходили в ресторан по особенным случаям, и Надин старалась этот случай сделать для них незабываемым. И если много тысяч лет назад жители Междуречья пытались приготовить себе еду, не имея для этого даже примитивной посуды, то в этом ресторане все было оформлено и оборудовано на высшем уровне. Просторный зал утопал в свете огромных хрустальных люстр, а столики напротив были небольшими, уютными, покрытыми белоснежными накрахмаленными скатертями, с букетами свежих цветов в любое время года. По вечерам свет приглушали, и на столы ставили канделябры с горящими свечами. Их растопленный воск, словно слезы умиленья, неспешно стекал в медные подставки причудливой формы. Полы сияли черным мрамором с золотым орнаментом по краю, в центре возвышался камин в человеческий рост, фланкированный с двух сторон изысканными восточными вазами. Служащими этого ресторана были только красивые мужчины в идеально подогнанной по фигуре форме, а официанты еще должны были надевать исключительно чистые белые перчатки. Кухня была укомплектована по последнему слову техники, а наличию такого шеф-повара мог позавидовать любой великий император.

Переступив порог, Надин прислушалась к тягучим звукам джаза, окутывающим каждый уголок зала. Она подошла поближе к сцене, чтобы посмотреть на джаз-банд, приглашенный на вечер для показного свидания победительницы вчерашнего бала. Все столики первого этажа ресторана были заняты, жители Персиковой Долины любили наблюдать за этими необычными свиданиями, а Надин старалась сделать этот вечер для посетителей ресторана запоминающимся. Но сегодня у нее за долгое время существования необычной традиции были другие намерения.

Стол для пары – виновников торжества – обычно ставили ближе к сцене, отделив его пышными букетами в высоких напольных вазах от общего зала, но так, чтобы при желании можно было собравшимся гостям понаблюдать за зарождающимися отношениями между юной победительницей и мужчиной, желающим покорить ее сердце. Поэтому, когда мадам Надин скомандовала накрывать для главных гостей вечера столик не у сцены, а у лестницы, ведущей в башню с маленьким банкетным залом, официанты были удивлены.

По решению тети Джемма пригласила друзей в «Гнездо», назначив встречу на полчаса раньше свидания победительницы бала. Поднявшись наверх, девушка почувствовала в себе знакомую с детства уверенность, что с наступлением лета ее жизнь начинает светиться разноцветными красками приключений, дружбы и головокружительных любовных историй. Она обошла вокруг сервированного на шесть персон стола и направилась к распахнутым настежь окнам с тонкой золотой обрешеткой, сияющим отражением предзакатного солнца. В них развевался прозрачный тюль от дуновения легкого ветерка, и от этого движения и летающих за окнами чаек на фоне голубого неба казалось, что ресторан в башне возносится и парит на уровне облаков. Сегодня девушка была одета в летний комбинезон из серебристого плиссированного шелка, его рукава заменяли два мягких волана, доходящих до самой талии, открывая нежные руки и спину. Она замерла и слушала, как хлопают от ветра занавески, а воланы-крылья комбинезона вторили этим движениям, делая Джемму похожей на волшебную птицу с сияющим опереньем.

Утром в разговоре с Надин Джемма, естественно, отрицала, что хочет увидеть Николя и уж тем более его вернуть, но сейчас, глядя на то место за столом, которое традиционно много лет подряд занимал ее Ник, она не могла унять в себе губительное желание видеть его. Джемма мечтала, что как только он услышит их суетную возню и громкий смех, то ноги сами приведут его в знакомое место, к людям, которые когда-то были ему очень дороги. «Разве может наша история сравниться с каким-то сомнительным свиданием? – размышляла Джемма, рассматривая пышный букет пионовидных роз и крупных белоснежных гвоздик в прозрачной шаровидной вазе. – Нет, он обязательно придет».

Справа от стола стояло начищенное до блеска ведро для шаманского, лед в нем постепенно таял, и девушка бросила тревожный взгляд на дверь. Но вот послышались первые шаги по лестнице, и на пороге появилась Лиля со своим братом Артуром. Обворожительная хрупкая Лиля в легком воздушном платье обняла подругу, прошептав в самое ухо: «Я отпросилась у мужа на весь вечер и отключила телефон, – а потом оглянулась на брата и еще тише спросила: – Думаешь, Николя не придет?» На что Джемма только пожала плечами и перевела взгляд на Артура, который стоял у кресла с высоким изголовьем, широко расставив ноги в мягких мокасинах на босу ногу, и внимательно изучал Джемму, бесстыдно скользя взглядом по ее привлекательным формам. По крупному лицу Артура с близко посаженными глазами, широким плечам и небольшой черной бородке сложно было сказать, что он младший брат Лили. За последние четыре года Артур сильно возмужал, и Джемма искренне надеялась, что к своим двадцати двум годам вместе с юношеской угловатостью фигуры ушли и его сумасбродность, откровенная развязность и непредсказуемость. Но не успела она обмолвиться с ним и парой слов, как в маленький банкетный зал башни, словно ураган, ворвался невысокий краснощекий молодой человек с горящими темными глазами. Он выглядел таким возбужденным и суетным, что, казалось, с его появлением все вокруг пришло в движение. Пробираясь к Джемме для объятий, он потянул за собой край скатерти, и это бы обернулось катастрофой для фарфоровой посуды, но Джемма вовремя отреагировала, сделав шаг ему навстречу.

– Макс, рада тебя видеть! Ты все такой же энергичный!

– И толстый, – язвительно заметил Артур.

– Артур, как некрасиво, – сказала смущенно Джемма, подставляя Максиму щеку для поцелуя.

– Он прав, я раздался, возраст берет свое. Ты зато расцвела, ну, прямо и не знаю, как к тебе подступиться, – смущался юноша, доставая из кармана небольшую коробочку цвета морской волны, перевязанную золотой тесьмой. – У меня для тебя маленький подарок.

Максим вручил Джемме коробку с таким довольным лицом и так торжественно, что, казалось, получал от этих действий безмерное наслаждение. Девушка тут же уловила настроение друга, радостно захлопала в ладоши, поставила коробку на стол и, ловкими движениями развязав тесьму, открыла крышку. Подарком была раскрытая раковина, внутренняя часть которой сияла перламутром, а в центре нижней створки застыла жемчужина небывалой красоты.

– Макс, какая прелесть, эта же настоящая жемчужина, и такая большая!

– Теперь это мой бизнес, я их выращиваю и устричную ферму держу, правда, еще не все получается, но начало положено, и я уверен: мой бизнес будет процветать, – сказав это, юноша вдруг растрогался и заморгал. Джемма поняла, что он по-прежнему излишне эмоционален, и с годами его милая в детстве особенность стала казаться нервным расстройством. Юноша хотел достать платок, но вместо этого вынул из кармана осколок гладкого камня со странным рельефом.

– Ой, что это у тебя? – оживилась Джемма, протягивая руку к необычному предмету. – Можно взглянуть?

– Я нашел это на утесе, там, где устанавливал платформу для устричной фермы. Забавная вещица, правда? – отозвался Максим.

– А можно я возьму его на время, покажу Надин?

– Конечно. А ты думаешь, это что-то древнее?

Но ответить девушка не успела. Следом за Максимом в комнате появился Тимур Дробус – элегантный, молчаливый, стройный юноша с большими умными глазами, и пока девушки рассматривали подарок Максима, парни изучали карту вин, громко обсуждая новшества любимого ресторана. И так как все понимали, что Николя, скорее всего, не присоединится сегодня к их посиделкам (так было принято с легкой руки Лилиной бабушки называть их встречи в «Гнезде), ждали только появления Руслана, который сегодня задерживался. Поскольку Руслан работал врачом в местной амбулатории, то к его опозданиям и срочным вызовам относились с пониманием. Но сегодня Руся опаздывал не из-за профессиональной занятости: он возил свою четырнадцатилетнюю сестру в город на занятия по танцам и присоединился к друзьям, задержавшись минут на сорок. Его белая наутюженная рубашка выгодно подчеркивала бронзовый загар, глаза цвета горького шоколада смотрели спокойно и вдумчиво, а черные блестящие волосы были аккуратно уложены, завершая безупречный образ.

– О, а вот и наш Русланчик! – воскликнула Лиля, с восторгом захлопав глазами, словно она увидела сверхчеловека.

– Не Русланчик, а Руслан Игоревич, – поправил ее Максим, протягивая другу руку.

Руслан протиснулся между окном и креслами, стараясь не потревожить сидящих за столом парней, подошел к улыбающейся Джемме и, поцеловав ей руку, положил на стол небольшой букетик лаванды, перевязанный сиреневой лентой, а затем повернулся к Лиле, и точно такой же букет появился у ее фужера с шампанским.

– Русланчик, спасибо, – проговорила Лиля. – Я положу ее на прикроватную тумбочку, чтобы лучше засыпать.

Потом доктор вернулся к Максиму, протянул ему флакончик с таблетками от болей в поджелудочной. А проходя мимо Тимура, забрал у него карту вин и картинно погрозил пальцем со словами:

– Я же предупреждал, с антибиотиками нельзя.

Артур наблюдал за действиями доктора с презрительной усмешкой на губах и сказал наконец:

– Вы, Русланчик Игоревич, всех облагодетельствовали, всем помогли, прямо как подорожник, хоть к ране прикладывай.

Молодой доктор повернул непроницаемое лицо в сторону Артура и сказал совершенно спокойно:

– Пойду помою руки перед едой.

– Давай быстрее, пока Макс все не сожрал, – ехидно прищуриваясь, добавил Артур и рассмеялся.

Когда под звук фанфар Николя заводил в зал свою избранницу, в высокой башне ресторана пили, не чокаясь, в память о безвременно ушедшем из жизни Андрее Дижэ.

Николя, усадив свою спутницу за накрытый стол, был удивлен его странному расположению, но не успел официант разлить шампанское, как он догадался, в чем подвох. С широкой винтовой лестницы, ведущей в «Гнездо» ресторана, доносились знакомые голоса, звон бокалов, стук приборов и, конечно, смех, смех, который он не спутает ни с одним в мире, звонкий, как перелив колокольчика, заразительный своей неподдельной радостью, смех, который он готов был слушать снова и снова, смех его крошки Джеммы.

«Ах, эта хитрющая лиса мадам Надин, – думал Николя, хватаясь за накрахмаленную салфетку, удерживая себя всеми силами, чтобы не сорваться и не вбежать по лестнице, ведущей в мир его юношеских радостей. – Думала, я не устою и пошлю к чертям это никчемное свидание, но теперь уж нет, не стану играть по ее правилам».

Николя заулыбался белозубой улыбкой и, как только заметил Надин в зале, сразу взял за руку сидящую с ним рядом рыженькую девушку. Он оценивающе посмотрел на нее, ему нравились юные красотки, а почему нет? У них была упругая кожа, высокая грудь, практически отсутствовал страх и предубеждения, их можно было легко удивить. Но не это же его привлекало, должно было быть что-то еще. Николя жадно скользил взглядом по телу девушки, отчего щеки ее покрылись еле заметным румянцем, и она была уверена, что знаменитый ловелас предложит ей уйти вместе еще до того, как подадут горячие блюда. Но взор Николя остановился на ее глазах, такой взгляд открытый, светлый нельзя было ни нарисовать у визажиста, ни подтянуть в спортзале, его нельзя было ни с чем перепутать – это был взгляд человека, не знавшего потерь и разочарований. И больше всего на свете Николя нравилось не спать с молоденькими девицами, а видеть, как этот взгляд потухал в их глазах, когда он объявлял, что между ними все кончено. Обычно таких мужчин в гостиных за чаем называют «ловелас» или «Казанова», в дамских туалетах – все больше «бабник». Но для Ника это было не просто распущенностью, это скорее был своеобразный извращенный фетиш, своего рода коллекция потухших взглядов, и он не мог не думать о том, что там, наверху, среди его друзей находился венец его коллекции – его первая жертва и единственная девушка, чьи глаза он так и не видел с момента их разрыва. Мысли его прервал голос официанта:

– Господин Вересков, желаете ли малиновый соус к утке?

– Желаю, – ответил Николя, двусмысленно глядя на свою спутницу, а не на официанта. Почувствовав в воздухе нотки вседозволенности, молодой официант, лукаво улыбаясь, предложил:

– Может, подать еще устриц? Свежайшие, с фермы вашего друга Максимилиана Лапина, он, кстати, тоже здесь, в VIP-зале, если захотите поздороваться.

Николя вспыхнул.

– Нет, благодарю, – процедил он и сделал рукой движение, показывающее официанту, что ему пора скрыться.

Но после этого разговора, как ни старался Николя не думать о друзьях, собравшихся в башне, не мог. В голове без конца крутилось «ваш друг», «здесь в башне», «ваши друзья», «хотите поздороваться». Да, черт возьми, он хотел не просто поздороваться, а быть там. Это было место, где Надин устраивала им праздники с таким размахом, от которого даже дух захватывало. Вначале детские шумные посиделки с огромными тортами и лимонадом, потом подростковые пирушки с розыгрышем подарков, и когда они совсем стали взрослыми – безудержные вечеринки с алкогольными коктейлями и караоке до самого утра. Надин позволяла племяннице и ее друзьям все: любую еду и выпивку, громкую музыку, азартные игры, кальян. Единственное, чего Надин не позволяла, – это скука. Но это было не самым важным, главное было делать все вместе, как единый организм, как маленькая армия или скорее шайка разбойников: забраться в персиковые сады Надин и убегать с бешено колотящимся сердцем от сторожа; стащить у рыбаков лодку и уплыть на маяк ночью, а потом купаться голышом и обещать девчонкам, что не будешь за ними подглядывать, но не сдержать обещание; устроить гонки на лошадях без седла или сделать из старенького запорожца кабриолет, срезав кабину, и всей компанией забираться в него, чтобы на предельной скорости рассекать по побережью, оставляя на мокром песке глубокие следы, испробовать все опасные виражи; прыгать с самых высоких утесов; выпить весь алкоголь в баре Надин и заявиться пьяными на праздник цветения эхинопсиса.

Николя устало потер лоб. Девушка напротив что-то говорила о тартаре из говядины, Николя делал вид, что слушает, а наверху молодые люди старались делать вид, что не ждут появления Николя. Они первый раз после смерти Андрея собрались вместе, и им не терпелось высказать свои предположения относительно этого жестокого убийства. Первым начал с запальчивостью тараторить Максим, живший с Андреем по соседству, поэтому видевшийся с ним каждый день, и хотя Андрей был человеком весьма закрытым, Максим был уверен в своей осведомленности.

– А знаете, это хорошо, что Коли сейчас нет с нами, я хотел вам кое-что рассказать. У них с Андреем была ссора накануне, и я даже видел, как Вересков хватал Андрея за грудки.

– Не понимаю, на что ты намекаешь, – удивленно поднимая брови, спросила Джемма. – Разве мог Николя сделать что-то подобное?

– А что, разве твой Николя был когда-то пай-мальчиком? – занервничал Максим, наливая себе полный бокал красного вина. – Он всегда любил нарушать правила, разве нет? К тому же в последнее время он сильно изменился. Как только дела его пошли в гору, он очень от нас отдалился.

– Да, деньги портят людей, – произнес Артур, сидевший напротив Максима, – но сейчас речь не об этом. Если ты что-то знаешь, выкладывай, а то голословно обвинять человека – это…

Максим заерзал на стуле, взлохматил волосы, будто собираясь с мыслями, чтобы ничего не забыть, затем подался вперед, положив руки на стол и понизив голос, таинственно начал рассказывать:

– Андрей весь этот год доставлял удобрения для Колиных виноградников, и вдруг выяснилось, что большая часть какого-то редкого сорта винограда погибла из-за некачественной подкормки. Вот тут Вересков и разошелся, кричал на Андрея, даже угрожал. Я в это время убирался в саду и сам слышал их ссору.

– И что ты слышал? – робко спросила Лиля, не веря, что Николя мог быть замешан в убийстве друга.

– Коля говорил, что Андрей хочет его разорить, и что если тот сделал это специально, то ему не жить! Представляете, так прямо и сказал: «Тебе не жить», – стирая капельки пота со лба рукавом, словно после тяжелой работы, произнес Максим и, оглянувшись на дверь, продолжил совсем тихо: – Потом Коля уехал к себе на виноградники, а вчера вечером появился – и сразу ко мне, вина притащил разного, мы выпили, то да се, а потом он вдруг начал просить не рассказывать следователю, если тот будет спрашивать, что они с Андреем не ладили в последнее время. Вот и закрадываются подозрения: а не виновен ли наш Николя в убийстве?

– Не городи чепуху, – вмешался в разговор Руслан, державшийся всегда слегка отрешенно. – Мало ли что можно ляпнуть в сердцах. Коля не мог убить Андрея, он слишком любит жизнь, чтобы кого-то лишить ее.

– Да уж, скорее это ты, Макс, убил Андрея, потому что хотел его слопать, – сказал, смеясь, Артур и начал демонстрировать, как пожирает воображаемую кость, и причмокивать. Так как Лиля никогда не делала замечаний своему брату, Джемма хотела сама остановить Артура или даже стукнуть его чем-нибудь, чтобы он наконец замолчал, но она сидела далеко, поэтому просто закричала, как-то испуганно и строго одновременно:

– Артур, хватит!

За огромными окнами заискрилась очередная темная южная ночь, ветер сменил направление, и в зал начал проникать запах прибоя. По заведенной в ресторане традиции безмолвный официант занес и поставил на стол серебряные канделябры с уже зажженными свечами. Свет от пламени отбрасывал яркие блики на гладкие волосы Джеммы и еле заметными искорками сверкал в ее голубых глазах. Гости уже разошлись, в «Гнезде» остались только она и Руслан. Джемма нервно дергала ногой под столом и периодически терла рукой лицо. Ей хотелось поскорее разобраться в этом преступлении, то, что сейчас падала тень на ее любимого Николя, в невиновности которого она была уверена, несмотря на все, что он ей сделал, не давало ей возможности обойти расследование этого запутанного дела стороной.

– Ты выглядишь встревоженной и растерянной, тебе нужно поспать. Может, дать тебе снотворное? – послышался сдержанный голос Руслана.

– Нет, разве что у тебя есть что-то, чтобы вернуть мои 16 лет, мне совсем не нравится быть взрослой. Я не хочу хоронить друзей, подозревать бывших любовников в убийстве и тем более пить снотворное, – постукивая пальцем по фарфоровому блюдцу, ответила Джемма, она и вправду была на взводе, но едва ли сон мог решить ее проблемы.

– Если бы я не был врачом, то, наверное, предложил бы тебе сейчас выпить виски, но я могу только дать совет. Помнишь деда Макара?

– Он еще жив?

– Да, на днях ему будет 95, и он прекрасно себя чувствует. Так вот, я как-то спросил у него, в чем секрет его долголетия, и знаешь, что он ответил мне? «Я никогда никого не любил!»

– Это ужасный совет, Руслан, – отодвигая от себя нетронутое пирожное, ответила Джемма, – бесчеловечный.

– Я же врач, а не проповедник. И, как твой врач, я не разрешаю тебе волноваться за Николя. С ним все будет в порядке, а твое неравнодушие к его судьбе уже и так награда, и неизвестно, заслуживает ли он ее.

Прощаясь с Джеммой, Руслан постарался убедить ее, что все непременно будет хорошо. Он вообще всегда был очень спокоен и рассудителен, его профессия была для него не просто работой, а предназначением. Еще в детстве он прочитал слова древнегреческого философа Сократа, что все профессии в мире от людей и только три от богов: судья, педагог и врач. И сразу решил, что вырастет и станет врачом. Сейчас он мог предотвращать боль, облегчать страдания, возможно, он не считал себя богом, но героем – вполне. Руслан знал, что люди на него рассчитывали, поэтому никогда не позволял себе слабости, и его уверенное «Вам не о чем беспокоиться», сказанное прямо в глаза больному, не раз вытаскивало людей с того света. Поэтому репутация и честь были для доктора не пустым звуком, ведь что такое профессионализм без доброго имени? Так, замок из песка.

По окончании встречи Джемма ни нашла в себе сил ни на прогулку по тихим ночным улицам Долины, ни на задушевную беседу с Надин. Она с тяжелым сердцем поднялась на второй этаж тетиного дома, осторожно ступая на поскрипывающие половицы, чтобы никого не разбудить, и, расстегивая по пути жемчужные пуговички комбинезона, с грустью думала о том, что дружба в детстве кажется более искренней и значимой. Добравшись до своей спальни, она тихо открыла дверь и вдруг почувствовала, что в комнате кто-то есть. В другое время присутствие человека в спальне не особенно бы ее напугало, но в свете последних событий она вздрогнула, прикусив губу, и резко включила свет. В глубине комнаты за миниатюрным бюро сидел улыбающийся Николя. Юноша тут же поднялся ей навстречу, но Джемма резко замерла у входа с таким испуганным выражением лица, что он тоже оторопел, не понимая, рада она его появлению или нет.

– Ник?! – наконец произнесла девушка, все еще испуганно хлопая глазами. – Как ты здесь оказался?

– Так же, как и всегда, через балкон, – смеясь, ответил молодой человек, внимательно разглядывая застывшую в дверях девушку. – Как ты изменилась, крошка Джемма, стала еще красивее. Да, теперь тебя, наверное, не стоит так называть, теперь ты настоящая Джемма-Виктория.

Услышав обращение «крошка Джемма», да еще произнесенное до боли знакомым голосом, девушка почувствовала слабость в ногах. Если бы Николя сказал еще что-нибудь, она бы непременно съехала всем телом вниз по дверному косяку и распласталась бесформенной кучей на полу. Но он молчал, все еще не понимая ее реакции. И это позволило девушке немного прийти в себя.

«Крошка Джемма» – так Николя называл ее с детства, будучи старше на три года. Сейчас она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, бегающей с сачком за бабочками. Она ловила этих хрупких насекомых и в банке приносила Николя, а он умертвлял для нее хлопающих по стеклу крылышками несчастных созданий, вкалывая иглу в секретное место, где-то между головкой и брюшком, а потом вручал ей со словами: «Все готово, крошка Джемма, получай очередной хладный труп для твоей коллекции».

«Как же это было давно», – подумала девушка, а может, даже произнесла эти слова вслух. Встреча, которую она сотни раз прокручивала в голове, которая снилась ей, встреча, для которой были продуманы все диалоги, позы, происходила прямо сейчас, в реальном времени, но Джемма будто застыла в вязком желе. Мозг словно отказывался ей подчиняться, и она пролепетала самую нелепую, на ее взгляд, фразу, а впоследствии корила себя за нее беспрестанно:

– Ты тоже изменился, даже, кажется, ростом стал выше, – и улыбнулась ему, как будто не было между ними этой пропасти или скорее горы Джемминых разочарований, бессонных ночей, ненависти к себе, ненависти к нему, жалости к себе и еще страха.

Николя же никогда не боялся их встречи, он знал, что Джемма не станет его упрекать и даже спрашивать, что тогда произошло. Она не была из тех, кто выпрашивает любовь к себе, она просто наслаждалась, когда ей ее давали.

И сейчас Николя был готов дать ей весь мир. Улыбка, сиявшая на ее лице, не была улыбкой радости от долгожданной встречи, она просто знала, что если Николя здесь, значит, он хочет здесь быть, и неважно, что было четыре года назад, что будет завтра или через десять лет, ведь счастье нельзя просчитать – это лишь мгновение, и это мгновение было прямо сейчас.