Панакея. Книга 3. Гея. Земля

Татьяна Зубкова

Панакея

Книга 3

Гея. Земля

© Т. Зубкова, 2020

© Интернациональный Союз писателей, 2020

Павлова Татьяна Васильевна имеет высшее медицинское образование, заведует кафедрой патологии НИУ «БелГУ». Профессор, доктор медицинских наук, член Европейского общества патологов и ряда других обществ и организаций. Ею написано и опубликовано около 500 научных работ, в том числе 10 монографий. Под её руководством защищено 30 кандидатских и докторских диссертаций.

Пишет художественную прозу и стихи всю жизнь. Публикуется под псевдонимом Татьяна Зубкова. Взяла фамилию своих предков с дворянскими корнями, живших когда-то в том числе и в Белгороде, куда она была приглашена для участия в основании медицинского факультета. Ею опубликованы романы «Адам и Ева после ада» («Звонница», Москва, 2016), «Город имени ветра» («Издательство Интернационального Союза писателей», Москва, 2017), «Панакея. Книга 1. Российская империя. Пламя Табеты», «Панакея. Книга 2. Российская Федерация. Иштар. Любовь» («Издательство Интернационального Союза писателей», Москва, 2019) и ряд рассказов.

Пишет картины и устраивает выставки.

Посвящается всем Героям и тем, кто любил их

Не оскверняйте земли, на которой вы [будете жить]; ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее.

Ветхий Завет. Числа

Крайне важное сообщение относительно Космического Корабля Земля: к нему не приложено руководство по эксплуатации.

Бакминстер Фаллер

Боюсь, что земной шар – желтый дом Вселенной.

Вольтер

Тут есть такое твердое правило, – сказал позднее Маленький Принц, – Встал поутру, умылся, привел себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету.

Маленький принц. Антуан де Сент-Экзюпери

Нашей планете не нужно еще больше успешных людей. Земля отчаянно нуждается в миротворцах, лекарях, защитниках, рассказчиках и всех тех, кто несет любовь.

Далай-Лама

Посвящается моей маме

Нелли Викторовне Мольгун (Зубковой)

Часть 1

Война

Глава 1

Земля

В кромешной тьме, освещаемой только звездами, движется транспортное средство, заполненное людьми: с их страстями и эмоциями, любовью и враждой, немощами и надеждами. И это – Земля в пространстве, которое мы называем Вселенной.

– Стреляй же! – закричала я прямо в лицо стоящему метрах в пятидесяти от меня бывшему любовнику, наводящему на меня автоматическое оружие. При его зрении он вряд ли мог быть снайпером. Но изобретенные в последнее время самонаводящиеся пули давали ему возможность застрелить меня и с более отдаленного расстояния. Но он – медлил. А может, он все же узнавал меня?

Официально я приехала с грузом фармакологических препаратов в эту зону затянувшегося конфликта. Но у меня была и другая миссия, с которой я вынуждена была справляться самостоятельно. Она и занесла меня на эту десятикилометровую разделительную полосу. Я должна была взять пробы для определения возможного накопления в воде и земле психотропных, генномодифицированных и онкогенных веществ. На месте я, естественно, разобраться с этим вопросом не могла: ведь не существует еще такой волшебной лаборатории в чемоданчике, как в сериале «След». Надо мной периодически пролетали дроны, а пейзаж вокруг, несмотря на то, что это была часть Европы, утратил за пять лет военного конфликта признаки цивилизации, и его можно было использовать для фильма «Сталкер», если бы здесь не было так опасно. Меня, как эксперта, направили сюда после того, как офицер-перебежчик запустил в «паутину» видеообращение, в котором рассказал о том, что здесь применяется химическое оружие и он обладает доказательствами, но опасается за жизнь своих родных. Сейчас он находится в одной из стран Евросоюза, что и придает ему смелости. Экс-военный выразил готовность дать показания в любом суде и международных организациях. На следующий день после этого он погиб в автомобильной катастрофе. Водителя грузовика, как прозвучало, араба-эмигранта, вскоре нашли застрелившимся. На этом след обрывался. Помимо этой информации врачами, работающими в этом регионе, был зафиксирован рост онкологических заболеваний более чем в два раза, особенно среди детей.

Глава 2

Фармаколог

– Стреляй же, наконец! Меня там ждут! – закричала я. Но ничего не случилось, и я продолжала вспоминать. Мне тогда было между сорока и тридцатью, и недавно состоялась защита моей докторской в Москве. В то время мы и познакомились: я и мой бывший. Покидая этот Город, увозила своего сына, а также и его, аспиранта и почти мужа, так как пожениться мы решили после переезда. Именно он стоит теперь на дороге и целится в меня из автомата. Помимо обустройства на новом месте, работы на кафедре и над кандидатской диссертацией, он помогал мне с сыном, причем как-то по-своему. Как-то он подарил ему складной нож, который он достал в школе, защищаясь, а у нас с ним были большие неприятности, хотя он никого и не ранил. Ведь, как известно, следы воспитания или его отсутствия проявляются через много лет! Еще мы с ним вместе танцевали ламбаду и он мне соло стриптиз, рассказывал сказки о ниндзя, продолжал заниматься карате, и зрение у него падало все больше. Чуть больше, чем через год, когда мы уже расстались и он вернулся к родителям, совершив достаточно, мягко говоря, неэтичных поступков, я обрела и свою большую любовь. О ней и вспоминаю сейчас, стоя на дороге, чтобы она согрела, а лучше – спасла меня!

С тех пор прошло достаточно, по масштабам человеческой жизни, времени и миновал целый ряд событий, после которых я стала жить в Москве. Я – фармаколог, доктор наук, профессор, эксперт по влиянию на организм человека ряда психотропных и других средств. Заведую кафедрой в университете. Много времени отдала экспериментальной работе. Ведь и знаменитый нобелевский лауреат Иван Павлов претендовал когда-то на заведование кафедрой фармакологии! Я за эти годы изменилась не очень сильно, но, может, это мои иллюзии! Ношу все тот же размер одежды и обуви, что сильно экономит деньги на тряпки! По-прежнему люблю, но уже вкупе с рядом других, духи от Ив Сен-Лорана. Мне все еще нравится Мона Лиза, но я давно ее не видела, то есть не была в Лувре, хотя я часто бываю в поездках, отдыхая и по работе. Но смотрела глаза в глаза другой, которая висит в «Прадо». Мы поулыбались друг другу – и расстались. Быть может, навсегда! Но я не изменила и своей слабости к Ван Гогу, особенно к его «Подсолнухам». Надо сказать, что я вообще редко в жизни меняю свои пристрастия!

Накануне отъезда состоялся следующий разговор с моей подругой-социологом, которая работает профессором в ведущем московском вузе. Какая она? Внешне – типичная москвичка, каких так много на ее улицах и в подземке. Среднего роста, стриженая, с темными волосами и с черными восточными глазами, доставшимися от мамы-казашки. Макияж преимущественно не использует, а всей массе одежды предпочитает джинсы и кроссовки. Благо на них теперь смотрят толерантно в учебных заведениях ректора, которые уже сами не по одному разу побывали за этой самой границей, но с вожделением и тоской все же говорят о дамах в юбках, причем преимущественно коротких. Она сама так говорит о своем возрасте:

– Наиболее благоприятный для жизни: уже нет иллюзий молодости, но не наступили еще галлюцинации старости! – Но при ее интеллекте, склонности к изучению языков, преимущественно иностранных, а не коровьих, последнее ей, я думаю, не грозит. Живет одна. На мои слова: «Как это у тебя нет ни ребенка, ни котенка?» – со свойственной ей эрудицией и юмором приводит научные данные из жизни волков:

– В стае всегда одна доминирующая волчица. Она и рожает от вожака, после страстной любви, естественно. Энергетика ее столь сильна, что остальные самки даже не смеют течь! Они только помогают ей воспитывать щенков, в том числе переварив пищу, срыгивают ее для них. Так регулируется возможность на определенном участке суши прокормить определенное сообщество. Лишних ртов никому не надо! Такой закон не только джунглей, леса в данном случае, но и жизни в целом. Если даже случится что-то романтичное у молодой особи женского пола, у роженицы-волчицы могут отобрать потомство, а ее саму – изгнать из стаи или даже загрызть, что в сложившихся обстоятельствах милосерднее: одна она обречена на гибель. Так и я – живу в стае. В частности, помогаю тебе, когда ты уезжаешь, нянчить твоего пса, как сейчас.

– Ну ты скажешь! – перебила я.

– Но и твой сын сейчас не с тобой, а на обучении в Лондоне.

– В твои сорок с небольшим и с современными возможностями еще совсем не поздно тебе завести своего!

– Всем рожать необязательно! И я должна добавить, что жаль, что нет той селекции, хотя я понимаю, что говорю в унисон теориям фашизма, как у породистых собак.

– Жестко ты! – только я нашла, что ответить, я.

А молодой бульмастиф, о котором шла речь, лежал рядом со мной и лизал мои ноги, жалостливо глядел на меня, и в моей голове звучало: «Не уезжай!» Я взяла его почти через год после того, как от рака, но уже достаточно пожилым умер мой прежний пес. И это было для меня, прожившей с ним почти десять лет, большой трагедией. Я все же заставила себя пойти через несколько месяцев на выставку. Поплакала там немного, увидев чужих собак, но познакомилась с заводчицей питомника под Питером, которая сказала, что у нее осталось два прекрасных щенка около пяти месяцев от роду. Папа же на той выставке занял все в своем виде и возрасте призовые места. Я взяла у нее координаты, и мы стали вести активную переписку. Из двух щенков на присланных фотографиях и видео я по глазам, хотя это и непрофессионально, выбрала (одного). И, как показало будущее, не ошиблась! А тогда мы переписывались, она писала:

– Этот – тихий! Соня. Тихоход небесный. Спокойный до одурения. Хорошо ходит на поводке и ничего не грызет.

После прогулки ложится спать и его не видно и не слышно. Короче, ведет себя как будто взрослый. Но если он находится на выгуле и вдруг кто-то идет по дороге, то он начинает очень неласково облаивать. И если подбежит к нему сводный по отцу братец, то он может вцепиться и драться. Ест быстро и жадно и тоже может вцепиться за еду. Если кто-то приходит, то сидит и смотрит, но никогда первым не подойдет – серьезный пес будет! Но я люблю более открытых щенков-собак, а в этом под мирным спокойствием живет черт!

– А он вообще бегает, играет? – уточнила я.

– Идешь – бежит. Остановилась – сел. Сижу курю, а он на ступеньках спит.

– А сколько щенков было? – спросила я.

– В помете было пять мальчиков и одна девочка. Сейчас кто в Бостоне, кто в Африке, – ответила она.

– А почему этот остался? – резонно заволновалась я.

– В Африку я отправила на свое усмотрение. А в Бостон хотели рыжих, а он с зачернениями! Но я даже рада, что он остался. Если бы он не был таким серьезным, то, возможно, я бы оставила его себе. Но он собака одного хозяина и когда видит, что его отец всегда ходит со мной, то у него в глазах печаль и он ревнует. Ему свой хозяин нужен, чтобы он смог любить его. К тому же мне все же не нравится его характер. Я все-таки предпочитаю собак простых и открытых!

Мне же все это вполне устраивало, и я стала готовить миски-коврики-поводки-игрушки, так как все, что оставалось от из вещей прежнего пса, я в одну ночь после его смерти, рыдая, собрала и выбросила. Продолжала разговоры о кормлении и содержании. И хотя меня здесь уже что-то насторожило, не придала этому значения. Да я все равно я бы взяла его!

Мой уже подросший пес оставил мои ноги и лег в тот вечер прощанья четко между нами, стараясь не обидеть ни одну. В этом отрезке моей части жизни, когда уже нет со мной давно и рано погибшего Моего Героя, я предпочитаю видеть, когда прихожу, влюбленно смотрящего на меня барбоса у двери, а не недовольного моим поздним возвращением сожителя на диване! А где взять другого? Укажите место! У людей бывает: Face Control c ограничением входа клиентов, не удовлетворяющих определенным критериям, Dress Control при несоответствии одежды, а мой пес устроил Hand Control – смотря на руки тех, кто приходит, и как бы говоря: «А вы что принесли моей повелительнице?» Это вам ничего не напоминает?

Собаку привезли в жуткой перевозке, и я очень пожалела, что не съездила за ним сама. С шофером вдвоем мы еле вытащили его из маленькой деревянной клетки, где он, по ряду причин, провел более десяти часов. На следующий день с ним начались трудности. Он жил до меня, как теперь уже понятно, как и большинство животных в питомниках сейчас, в клетке. Вылезли проблемы, в том числе и инфекционные, от плохого питания и содержания. Вначале был совсем плох, сидел в углу в квартире и не уходил: привык к клетке и ограниченному пространству. С ним было очень сложно: он не хотел гулять, и я с трудом, плюнув на соседей, выволакивала его. Он был похож на ребенка, который жил даже не в интернате, а в концлагере! И все время находился в углу. А я садилась рядом с ним на коврик, гладила его, что он сразу совсем не понимал, и разговаривала с ним. И он стал оттаивать. Через месяц он впервые улыбнулся, к этому времени мы с ними стали спокойно гулять. Он сова, очень любит вечер. Интроверт – сидит себе, принюхивается, прислушивается, нюхает. Совершенно бесстрашный, но ни внешнего мира не знал, поэтому изучает его и остерегается, ни ласки не видел. Был очень нелюбим своей заводчицей за этот его внутренний мир. Пришлось его много лечить, даже оперировать, дважды, под общим наркозом, удаляя возникшие от неправильного питания папилломы.

Сейчас, в десять месяцев, он стал красавцем. Почти темно-коричневый, а не с волчьей окраской, как казалось раньше. Лунообразное лицо с японским разрезом глаз и черной красивой маской. Лапы от правильного кормления стали крепкими, как и хвост, а спина – прямой. От него я поняла много правильных вещей. И одна из них, главное в жизни, чтобы был дом и возможность любить кого-то! И все, это и есть счастье!

Глава 3

Девичник

В тот вечер мы с подругой устроили, можно сказать, отвальную и вдвоем приканчивали уже вторую бутылку сухого красного чилийского винца и, расслабившись, что характерно для русской интеллигенции, заговорили «о высоком». Подруга начала первой:

– Пришло время, когда компьютерные игры слились с реальностью. В виртуальной жизни приучали убивать, причем всех! Ты убьешь – и получишь бонусы! Так приучали в школах, офисах, на войне.

– Неужели все так печально? – спросила я, попивая красное вино.

– Все еще хуже! Будь однотипным и подчиняемым! Руководители многих стран стремятся к тому, чтобы все были серыми и не отличались друг от друга и ими легко было управлять. Я вижу это даже в собственном ВУЗе. Происходит перестройка всей системы ценностей начиная с детского возраста, и уже не стесняются говорить, меняя сознание: «Если хочешь победить врага – воспитай его детей»!

– Да, я припоминаю! – воскликнула я. – В передаче «Время покажет» прозвучала фраза, что положительные отзывы по поводу организации чемпионата по футболу в России украинского блогера были истолкованы частью общественности как упущение в воспитании в детском саду.

А моя подруга продолжила:

– Применяются идеологические, биологические и нанотехнологии, которые направлены на изменение самого человека. Каждый индивидуум несовершенен душой и телом, болеет и умирает. Новейшие научные исследования все же предоставляют возможность улучшить качество жизни и продлить ее. Но при этом человек впадает в зависимость от специалиста.

– Да я знаю. Американским военным предлагается сканировать тела военнослужащих для создания их виртуальных копий, которые затем могут быть использованы для 3D-печати новых костей в случае получения травм.

– Все больше работ проводится, направленных на манипуляцию человека под маркой сохранения его психики, в частности для автоматического управления настроением общества, когда производится сканирование мозговой активности и устраняются состояния, которые могут вызвать депрессию или, наоборот, повышают агрессию. Активно ведутся работы по созданию нейроимплантатов, делающих возможным осуществлять связь между компьютером и человеком, – продолжала она. И я добавила, почти перебив:

– И используются химические препараты для изменения состояния человека и рождения геномодифицированной особи с последующим созданием людей-киборгов, которые уже нашли свое место в голливудских фильмах! В людей уже начали вживлять чипы, пластины, имплантаты, позволяющие заменить орган или контролировать его работу.

– А мы так восторгались фильмом «Аватар», помнишь? Теперь мне кажется, особенно после второй бутылки вина, что фэнтези выпускается Голливудом по определенному заказу, чтобы подготовить соответствующую психологическую базу, – высказала она еще одну свою выстраданную мысль, а затем продолжила: – Почти сформировано общество тотального контроля со связью через мировую информационную паутину. В условиях рынка нужны не личности, а именно мыслить нас учили раньше в вузах, а люди, обладающие определенными компетенциями, что сейчас четко прописывается в наших учебных программах!

– А я, когда была в Японии, узнала, что преимуществом при устройстве на работу в престижной фирме пользуются люди, не окончившие магистратуру, а только бакалавриат, – расширила я до всемирного масштаба ее идею. Мы долго тогда еще разговаривали у меня дома, перейдя уже на третью бутылку, правда красное уже закончилось и в ход пошло белое, но пили уже потихонечку. Подруга продолжила: – Геополитические войны были всегда. И горела Русь много веков назад! И детей бросали в пламя пожара, чтобы истребить генофонд, и женщин, чтобы не стали волчицами. Но мне так хочется верить в эту утопию мира! И – бороться за нее. Идеологические войны были всегда! Та же Елизавета распространяла по Европе слух об особой жестокости Ивана Грозного после увеличения пошлины на товары английских судов в порту Архангельска.

– Но возможности были другими! – присоединилась я. А она уже почти читала, как лекцию: не зря же ее считают одним из лучших лекторов в ее шарашке:

– Всегда шли религиозные войны: в Средневековье – за христианство. Сейчас – за ислам! И этим многие пользуются! И вооруженные конфликты не только приобрели геополитический характер, но и стали мерой защиты своей системы ценностей. Это же означает, что современные войны зачастую возникают не только из-за желания получить геополитические преимущества, но и по причине национальных и идеологических различий. В психологии это называется сверхценной идеей. Главный парадокс – назначение агрессора! При этом могут искажаться как откровенно негативные аспекты, так и позитивные. Примеры легко найти в военных конфликтах в Сирии и на Украине.

Мы все же еще попили чаю, и ближе к полуночи, вызвав такси, подруга уехала.

А до того еще посидели и уже попили зеленого чайку с жасмином. Десерты обе не употребляли – диета! Хотя и приняли их, зловредных, очень много с винцом. Помолчали. Потом она неожиданно для меня спросила:

– А ты вспоминаешь его? – Она не уточнила, но я сразу поняла, что речь идет о моем погибшем гражданском муже, Моем Герое… Как раз накануне он снился мне: в голубой рубашке в белую полосочку, почти такая же у него была когда-то, но не такая яркая, с рукавами, закатанными так, что туго обтягивали хорошо выраженные бицепсы, и я дотронулась до этой загорелой руки; в джинсах, он никогда бы не позволил себе ходить по городу в пляжных трусах, которые у нас мужчины почему-то считают шортами и в них ходят даже уж с совсем уродливыми ногами и пожилые! Когда я коснулась его, он повернулся ко мне и засмеялся, чуть, как всегда, запрокидывая голову и с закрытым ртом – стеснялся новых зубов, вставленных после того, как выбило взрывом свои.

Я сказала:

– Ты же погиб!

– Нет, как видишь! – ответил он и обнял меня.

А я, отталкивая его, но неактивно, и возмущаясь, сказала:

– Зачем же ты столько лет мучил меня?

– Так надо было! – прозвучало в ответ, и я проснулась. Но подруге я ответила просто:

– Вспоминаю. И – снится! – Вскоре она уехала, а я стала, как всегда в последний момент, собирать дорожную сумку.

Глава 4

Родина

В стране, которая когда-то была моей родиной, шла гражданская война. Мне, как эксперту по ряду запрещенных к использованию препаратов, предложили эту поездку с официальным отпуском по основному месту работы на это время, которое должно было занять на это время – неделю, максимум две. Параллельно я все же сопровождала груз медикаментов. Было сказано оказать мне всестороннюю помощь, не уточняя какую. И я – поехала! Такая вот бесстрашная, а скорее – бесшабашная!

Я считаю, что в переводе на язык искусства женщина скорее не статуя, а фреска. Когда она, назовем так, взрослеет, особенно в военно-полевых условиях, с нее может осыпаться то здесь, то там уже не только краска, а и штукатурка, обнажая местами кирпичи. Женщину надо лелеять, как ценную фреску на стене храма. Но, как ни странно, в те дни и без ботокса, массажа, хорошего сна, питания, масок, кремов, фреша, фитнеса, тренера и много чего другого я выглядела на удивление молодо. Я похудела, загорела, а форма типа военной мне всегда шла. Правда, десять дней, которые я здесь уже была, – не такой уж большой срок.

Я редко ездила по городу, но когда это происходило, не чувствовала знакомых запахов, в том числе любимый с детства – печеных белых караваев с поджаренной коркой посередине, разносившийся из пекарни возле дома бабушки. Я не видела ухоженных клумб с цветами, одна из которых была разбита под окнами четырехэтажной «сталинки», где она жила, прямо на асфальте, где росли, распространяя аромат, казалось, что на весь город, привезенные из Крыма пионы, чайные розы, табачок и фиалка, пахнущие ночью, и неприхотливые, цветущие до морозов сальвии. Казалось, что засохли елки на терриконах, которые продолжали стоять и тогда, когда вырабатывали шахты. Город был серый, перекореженный, с запахом нищеты и бедности. И я не узнавала город. Была в областной больнице. Наверняка здесь работали мои бывшие студенты, но я не узнавала их, а они, по-видимому, не признавали меня.

Меня хорошо приняли во временной маленькой семье, на базе которой мне было рекомендовано останавливаться, когда будет необходимо, и просить помощи, если понадобится. Она состояла из Командира, бывшего беркутовца. Помощником у него был бывший капитан, воевавший когда-то в Афгане. который после отставки После отставки он работал мастером на заводе, который делал когда-то оборудование для шахт, затем, во времена перестройки, безуспешно пробовал выпускать самолеты, почти полностью встал, а в начале конфликта ремонтировал все подряд, пока его основательно не разрушили. Был в этом отряде также парень-шахтер лет двадцати пяти, причем совсем не бывший, так как в свои короткие выходные бегал помогать ребятам в забое, а также парнишка с хорошими мозгами и основательными знаниями компьютерщика. Еще несколько человек общались с нами не так тесно.

Глава 5

Посиделки

Мы сидели на веранде, стены которой были с облупившейся штукатуркой и со следами от выстрелов, на стенах которой облупилась штукатурка и виднелись следы выстрелов. Дом был одноэтажный, из него из-за близости с разделительной полосой выехали хозяева. В его подвале мы часто прятались от бомбежек. Все кругом напоминало какой-то смутно припоминающийся фильм про войну. Люди были всё такие же, а вот оружие с фосфорными и другими поражающими смесями, радиоуправляемыми снарядами, роботами, отключающими не только бомбы, но и другие устройства и способными детонировать противопехотные мины или неразорвавшиеся боеприпасы, появившиеся «на той стороне» джетпаки, которые уже не являются прерогативой голливудских сценаристов, а используются военными как прототип индивидуального летательного средства и крепятся к спине человека, помогая ему пробежать путь за более короткое время, несмотря на дополнительный металлический груз для увеличения максимальной скорости бега на поле боя. В реальном ли мы живем мире или это сценарий фантастического фильма, которых, преимущественно американских, мы насмотрелись так много с эры перестройки? Особые хлопоты нам доставляли дроны. Они подлетали, чаще ночью, управляемые кем-то, похоже, из самого города, и не только взорвали троллейбус днем, но и подстрелили одного из командиров.

Компьютерщик Богдан вечно сидел в своем навороченном гаджете и почти всегда у него в ушах были наушники. Я как-то попросила послушать – не понравилось! Мальчишка был влюблен и бесконечно писал СМС, слал смайлики и забавные стикеры, как я увидела однажды, с сердечками, розочками, краткими признаниями в любви на английском языке: видно, именно на нем говорили их производители! У меня создается впечатление, что такое общение из кем-то созданных образов сейчас основное в мире! Да и я сама, признаться, все больше ими пользуюсь в «Viber» и «WhatsApp». Причем кто говорит, что мы стали общаться меньше? Я почти всегда на связи минимум с десятью друзьями! Отображение другое, без больших писем, даже электронных, дневников. Но чувства были все те же, древние и неподдельные! И какая разница как их выражать – гусиным пером или клавиатурой? Да и какие тут чернильницы! Впрочем, разве просто было писать Наполеону Жозефине с поля боя? Те письма хотя бы частично сохранились. От наших, виртуальных, не останется ничего… Поэтому я так трепетно, все же распечатываю свои и близких фотографии: вдруг сгорят все мои гаджеты и флешки! А впрочем, нужна ли будет когда-то кому-то моя жизнь? Может, легче и честнее ее и не хранить? Недавно я прочитала фразу одного из пособий, учащих жить. В нем, в частности, было сказано: «Не храните старых фотографий! Любите себя такого, каким вы являетесь сейчас!» – впрочем, не я переводила с японского одну из популярных книг по уборке своего пространства. Сама же эта нация в целом очень трепетно хранит свое прошлое! Но, может, только коллективное?