Хайаса. Свет Ликующий

– Здрав будь, Мусса Кару, друг мой. Что же ты тут стоишь, внутрь не заходишь? Аль обиделся на что? – улыбнулся я.

– И ты здрав будь, Ара. Правда, не знаю, как к тебе обращаться. Кто вы? И что вы хотите от нас? – в его голосе вызов смешался со страхом.

Я взглянул на его дух: да, так и есть. Но чтоб случайно не потревожить его, я сразу же перешел на нормальное зрение.

– А как обращаются к друзьям в ваших краях? – ответил я встречным вопросом. – А кто мы и что хотим, я уже рассказал тебе, и ничего в моих словах не изменилось.

– Мы услышали, что говорил йохтая этих роовелов. Вы древние боги? – прямо спросил Мусса Кару.

– Нет. Я повторюсь: мы путники, ищущие своих друзей, – в сотый раз попытался успокоить я вождя.

– Сиили мне рассказал про белого петуха, предвестника рагнарёка, – не поддавался Мусса Кару.

– Кого-кого? – переспросил Потапов.

– Это они про Вальку Кукконена69, – объяснил я.

– За что они его так… – неодобрительно сказал Ромка.

– Да хрен его знает, – не нашел подходящего ответа Потапов.

– Это наш друг, ты что-то напутал, – ответил я Муссе Кару.

– С незапамятных времен в священную рощу путь был заказан, чтоб не потревожить древнее божество, живущее там, и оно оказалось вашим другом? И ты продолжаешь утверждать, что вы «просто люди»?

– Да, что ни говори, а кочерыжка у него варит, – прошептал мне Потап.

– Мусса Кару, мы не враги вам, поверь мне, – я все-таки понимал, что никакие доводы не изменят его мнения.

– Ара, я видел, как вы заступились за нас, как прогнали северян. Мы все слышали, как вы объявили, что мы отныне под вашей защитой, но… у всего на свете есть своя цена. Какова она?

– Нам, Мусса Кару, всего лишь нужна информация об остальных наших друзьях, – ответил я.

– Но мы ничего не знаем о них, это не наши боги.

Снова и снова объяснять, что мы не боги, порядком надоело.

– Тогда вы нам ничего не должны, тем более что одного вы нам вернули. Пусть это и будет той платой, о которой ты говоришь, а пока прошу – заходите к нам и будьте нашими гостями.

В этот момент прибежала вся заплаканная дочь вождя и бросилась ему на шею. Погладив ее по белым волосам, Мусса Кару стал успокаивать ее.

– Ну что ты, дочка, кто тебя обидел? – обнял ее отец, немного встревожившийся из-за ее слез.

– Никто, – не переставала рыдать папина дочка.

– Так что ж ты тогда плачешь, – вытирая ей слезы, спросил Мусса Кару.

– Я некрасивая!!!

– С чего ты взяла? – засмеялся он, начиная догадываться об истинной причине.

– Ни с чего, просто некрасивая и все.

– Ладно, успокойся, пойдем с нами, – сказал Мусса Кару и, обняв дочь за плечи, пошел за нами.

– Прости нас, мы не были готовы к пиру, поэтому начнем пока с простой еды воина. У нас она называется харисá. Мы ее всю ночь варили, а наши люди сейчас подготовят пиршественный стол.

– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу на виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена70.

Словно из ниоткуда, вдруг вынырнул какой-то мужичок в рваной грязной одежде до пят, со свалявшимися волосами и бородой, с безумными горящими глазами. В руках, подняв высоко над головой, он держал какую-то плоскую блестящую коробочку и тряс ею, как замполит партбилетом. Продолжая громко выкрикивать что-то, он пробился между присутствующими к нам, заглянул мне в глаза безумным взглядом, хихикнул и, сунув мне под нос коробочку, спросил шепотом.

– Мужик, айфон двенадцатый не нужен? За полцены отдам…

Я удивленно посмотрел на него, потом на Муссу Кару. Тот улыбнулся и виновато пожал плечами. Вдруг появился Сиили, схватил мужичка за руку, резко одернул его, строго посмотрев в глаза, а потом перевел взгляд на меня и сказал:

– Это лолл, ну дурачок, я тебе о нем рассказывал, ты забыл, наверно, но не обращай внимания, Ара.

– Ара? Что, армянин? И здесь?! И здесь понаехали, еретики-и! – завизжал истерично незнакомец, но вожанские воины быстро оттеснили его от нас.

Да, странный мужик. «Что-то неправильное во всей этой ситуации, что-то не то», – как навязчивая муха, крутилась в голове эта мысль, пока мы не зашли в лагерь, сели за приготовленные столы, накрытые по-военному просто, и начали пировать. По этому поводу открыли бочку вина. Пока ели харису, подоспели и другие блюда.

Местные, явно не привыкшие к такому обилию специй, вкушали то же самое мясо и рыбу, которые они каждый день употребляли в пищу. Но, приготовленные совершенно по-новому, наши кушанья из рыбы и мяса вызвали их интерес, и гости сегодня словно заново знакомились с привычными для них продуктами. Белая кожа вожан при употреблении щедро поперченного мяса тут же становилось красной, и они сразу запивали его вином, так что, несмотря на обилие разнообразной еды на столе, все уже были под мухой, причем конкретной. И скоро разговор перешел со сдержанно-дипломатичного стиля на братски-застольный.

– Спасибо тебе, Ара, за защиту, а то северяне каждый год грабят, жизни не дают, но теперь, я думаю, они еще долго сюда не сунутся, – чуть заплетающимся языком сказал Мусса Кару.

– А нормально объединиться и дать отпор… не пробовали?

– Совет племен не дает добро на это. Каждое племя само по себе, пока не станут угрожать всем, – махнул он рукой.

– А такое было? – поинтересовался я.

– Да, старики рассказывали: в последний раз при нашествии гутов, когда они пришли и начали сжигать священные рощи, убивать людей и ломать сейды. Вот тогда совет племен объединился. А с этими разбоями… каждый сам за себя, – опять обреченно махнул рукой вождь.

– Это плохо, сила в единстве. Так скоро сюда придут чужаки, и от вашего народа останется только имя, если оно и останется, – напророчил я.

– Ты прав, Ара, но это все равно не изменит сущности человеческой, своя рубашка ближе к телу.

– Да, и ты прав. Кстати, Мусса Кару, а кто этот человек, который кричал там? – поинтересовался я.

– Какой? А-а, лолл? Ну дурачок местный, он безобидный, ходит по городищу, всякую несуразицу несет. Вначале побаивались его, а потом поняли, что слаб человек умом, тут уж ничего не поделаешь. Но помогают люди ему, кто чем может: кто накормит, кто одёжу подправит, а кто на сеновал ночевать пустит, ежели дождь или снег. Пытались его к работе пристроить, вроде здоровый муж, ан ничего не умеет, да и учиться не может, слабоват умом. Вот и бродит по городу лолл без дела.

– Он с детства такой?

– Ну, того я не знаю. Он у нас не так давно появился.

– Не так давно, это сколько?

– Уже как… две зимы минуло, – на мгновение задумался вождь.

– Да? – удивился я. – А откуда он к вам пришел?

– Того не ведаю, его Сиили в лесу нашел, вот у него и спроси. Эй, Сиили, подойди к нам, арпуйя.

Сиили подсел к нам.

– Да, паа, что хотел? – спросил он.

– Тут Ара про твоего дурачка спрашивает.

– Так я же рассказывал тебе про бедолагу.

– А как он вообще оказался здесь? Что сам-то рассказывает? – я заинтересовался сильнее.

– Да кто ж его разберет. Глупости лопочет. Мол, отец он… без детей. Меня наркодилером каким-то обзывает. Сначала обижался, а потом привык. Ну, что со слабоумного возьмешь. Поначалу сеть искал, рыбаки ему и отдали старую. Так он взбеленился так, словно мы ему вместо сети навозу дали. Стоял кричал, что мы дураки, ему, мол, сеть нужна, а мы ему черт-те что подсовываем. Бедолага. Но в основном он безобидный.

Пока мне рассказывали о слабоумном, я все пытался понять, что же мне показалось уж очень странным… одежда? Да вроде нет, длинная до пят рубаха, вся порванная и грязная, кстати, не подпоясанная, что редкость здесь. Длинные, грязные волосы, такая же борода? Тоже нет… так что же? А коробочка в руках… какая-то странная – блестящая, пластмассовая. Стоп! Какая на фиг пластмасса в эти времена!

– А можно с ним поговорить? – попросил я вождя.

– Конечно, но зачем это тебе? – удивился Мусса Кару.

– Просто мне кажется, этот дурачок не совсем прост, как кажется на первый взгляд. Он рассказывал что-то странное?

– Да у него что ни слово, то странность, – засмеялся Мусса Кару. – То у него птицы железные прилетят и всех нас уничтожат, то какие-то машины со спецназом каким-то приедут за ним и освободят, как будто кому-то он нужен. Потом кричит о своем боге, что он всех нас почему-то покарает, как будто мы ему что плохое сделали.

– Скажи своим людям, пусть найдут и приведут сюда этого человека, если он далеко еще не ушел.

– Да, конечно, – он подозвал к себе одного из воинов, что-то шепнул на ухо, и тот умчался на поиски.

Глава 5. Тайна запретной рощи

Через несколько минут два водских воина привели извивающегося как угорь, брызжущего слюной и проклятиями городского дурачка.

– Гореть вам в аду, безбожники, сектанты проклятые, а ну отпустите меня, а то я полицию вызову, они вас быстро разгонят, антихристы.

Не обращая на его крики никакого внимания, воины молча принесли его, поставили перед нами. Под конец он исхитрился и до крови укусил за руку одного из воинов, за что справедливо схлопотал подзатыльник и сразу же успокоился.

– Сиили арпуйя, ты бы последил за своим лоллом, этот дурачок мне руку до крови укусил, – сказал разозлившийся воин жрецу, так как знал, что с дурачком разговаривать бессмысленно.

– Не кипятись Аapa71, вот тебе мазь, помажешь, пройдет все, – Сиили протянул ему какой-то маленький сверток из листьев.

– А вдруг заразу какую занесет, – забеспокоился воин.

– Я же сказал, Аара, не кипятись, бери мазь, помажешь, и все пройдет, – слово в слово, но намного тверже повторил жрец, – а продолжишь квакать, в лягушку превращу, – напоследок пригрозил Сиили.

Воин при этих словах закрыл рот, молча взял сверток и, затравленно оглядываясь на арпуйю, удалился. На этом инцидент был исчерпан.

– Что, серьезно, можешь в лягушку? – усмехаясь спросил я жреца.

– Нет конечно… ты что, дитя малое, в сказки веришь, что ли? – с ухмылкой ответил мне Сиили.

– А чего ж тогда? – я кивнул на удаляющегося воина.

– А это для авторитета, – подняв указательный палец и сделав серьезную физиономию, сказал Сиили.

– И что, верят? – я не мог сдержать улыбку.

– Да-а… темные люди, – разочарованно махнул рукой жрец.

Я повнимательней рассмотрел стоявшего перед нами человека, который все еще трясся как осиновый лист.

– Не бойся ты, парень, тебя никто здесь не обидит, – попытался я успокоить испуганного человека.

– Я не боюсь, – угрюмо ответил он, но его все равно трясло.

– Ну и хорошо, что не боишься. Как тебя звать? – я попытался сделать произнести это как можно дружелюбнее.

– Лолл… Гришка… Григорий, – заикаясь, словно перебивая самого себя, ответил парень.

– Григорий, значит, ну… уже хорошо. Григорий – имя не местное. Откуда ты? Грек, что ли?

– Сам ты грек, – зло ответил он. – Русский я, и имя мое русское! Самое что ни на есть русское!

– А ты, я посмотрю, борзый. А, братан? – ответил ему Ромка. – Ты, походу, чего-то попутал, русский… Или нет?

– Ладно, Ром успокойся, – успокоил я друга, – не видишь, человек вообще не въезжает в обстановку – где он, когда он, кому он…

Вдруг дурачок бухнулся на колени и зарыдал.

– Братки, не губите, Христом богом прошу, не надо, – одной рукой размазывая сопли и слезы по грязному лицу, другой он начал быстро креститься, – я никому не скажу про ваш… – он осекся, не зная, как назвать все окружающее, – про вашу малину никому не расскажу. Я же ваш, я ж русский!!!

– Ну, это хорошо, что ты наш, русский. Только вот незадача: славян здесь еще лет четыреста не будет, а русских и того дольше, – я попытался объяснить несчастному обстановку.

– А ты, армяшка, молчи, – вдруг завизжал он.

– Ты фильтруй базар-то, чмо, – сказал Ромка и встал из-за стола.

Увидев это, вставший было с колен человечек опять бухнулся и, быстро-быстро крестясь, залопотал.

– Простите, Христа ради. Господа хорошие, простите, не со зла я.

Я взглядом остановил Ромку, показав на стул.

– Ара, в натуре, чего ты терпишь этого сморчка? Он вообще попутал, не знает, с кем базар ведет, в натуре, – Ромка обиделся, но сел обратно на место.

– Да успокойся ты, Ром, не видишь, человек совсем запутался, не понимает, что с ним вообще произошло, где он, что и когда…

– Люди добрые, – вдруг снова взвыл Григорий, – да что ж это творится, средь бела дня-то, посреди России-матушки эти армяне нас, русских, притесняют и гнобят!!! Да что ж это такое творится-то! – его вой заглушил громкий ржач Потапова, Полякова и Дена. – Да что же вы ржете, окаянные, как лошади! – наш новый знакомый опять взбеленился – теперь уже на них.

– Смешной ты, вот и ржем, – за всех ответил Потапов, – говорят же тебе: здесь и сейчас нас, русских, всего трое, – Потапов указал на себя, Дена и Польку. – Ну и ты, может быть, хотя по морде особо и не скажешь, – подшутил под конец Потапов.

– Я русский! – заорал Григорий.

– Ладно, ладно, русский так русский, только это тебе здесь не очень поможет, – попытался объяснить Ден.

– Все, Ден, хватит вам над человеком прикалываться, – остановил я словесную перепалку. – Скажи мне, мил человек, какой сейчас год, по-твоему? – спросил я.

Ответ меня поверг в шок, но это сначала… по большому счету, какое мне дело до его времени. Ведь мы здесь и сейчас.

– Почему это «по-моему», это по-всемирному… по григорианскому календарю – две тысячи двадцатый год, конечно.

Я присвистнул.

– Он, походу, с нашего будущего запрыгнул, – сказал Ден.

– Походу… да.

– Григорий, ты успокойся прежде всего. Голодный? – он кивнул. – Ребята, посадите за стол бедолагу.

Его посадили за стол напротив меня. Он стал запихивать в рот все подряд – с жадностью человека, не евшего неделю. Набросившись на еду, Гриша жадно кусал и проглатывал, не разжевывая.

– Оголодал, касатик, – с нежностью и добротой в голосе сказал Сиили.

Все, кто сидел рядом с Григорием, подкладывали ему еды и молча следили, как он поглощает ее. Мусса Кару, отрезав очередной кус мяса, положил перед Григорием. Тот сразу же вцепился в него зубами.

– Это сколько же в него влезает! – удивился клаанин паа.

– Это он впрок наедается, – объяснил Сиили, – когда еще его сердобольные люди вот так за стол посадят. Это я его научил, – гордо признался он.

– Ну молодец, только как бы он не лопнул, – занервничал Поляков.

– Не лопнет, не бойся, – успокоил его Сиили.

– Потом тебе лечить, если что, я пас, – отмазался Галуза.

– Ладно, – согласился Сиили.

В этот момент к Галузе подошел один из его медбратьев и шепнул что-то на ухо. Тот подскочил, потом остановился, наклонился и тоже прошептал мне на ухо:

– Кукконен очнулся.

Я встал из-за стола.

– Все нормально, Ара? – спросил Ден, и все напряженно посмотрели на меня.

– Все хорошо. Вы сидите пока, я скоро вернусь, – успокоил я их. – И смотрите, нашего русского брата не обижайте, – напоследок «проинструктировал» я.

– Да он, походу, сам кого хочешь обидит, – хмуро сказал Ромка.

– Ладно, я скоро, – и мы с Галузой пошли в сторону палатки санчасти.

Ребята проводили нас взглядом.

* * *

– Валька! Кукконен! Очнулся, братуха, – подскочил к нему Шурик, – вот ты нас напугал! Думали, кони двинешь. Хорошо, армян пошаманил над астралом твоим!

– Духом, – поправил я Галузу.

– Шо? А, да какая разница, Ара, главное, белобрысый очнулся! – от души радовался Галуза.

– Как ты, брат? – спросил я Вальку, садясь на край постели.

– Все тело болит, – пожаловался он.

– Ни фига себе, он еще жалуется. Болит – значит живой, радуйся!!! Ты вообще слышал такое – «раны, несовместимые с жизнью»? Так вот, это про тебя, я вообще не знаю, как ты дотянул до сегодняшнего дня.

– С трудом, – попытался пошутить белобрысый финн.

– Ничего, Валька, теперь мы тебя в обиду не дадим, подлатаем – будешь как новенький. Кстати, кто это тебе ногу так криво присобачил, пришлось снова ломать и складывать.

– Никто.

– Ладно, Галуза, еще успеешь наговориться. Как он вообще, с ним поговорить-то можно?

Галуза взял себя в руки, вспомнив, что он здесь прежде всего доктор. Быстро проверив общее состояние пациента, кивнул – дескать, можно.

Я устроился поудобнее.

– Ну, Кукконен, рассказывай, как тебя угораздило.

* * *

– После того как мы ушли из Вана72, решили не разделяться, тем более, что всем на север нужно было. На землях Магога, в которых нам везде были рады (еще помнили, кто посадил их на лошадей), помогали нам – кто чем мог. Но вскоре мы дошли до их границ, и тут уже начались непроходимые леса. Здесь стало посложнее. Людей встречали редко, в основном в деревеньках, затерянных в лесах, где ни дорог, ни тропинок… и как только там люди жили! Они никогда не слышали ни о Вавилоне, ни о Белe. Видно, не везде простиралась его рука. В лесах люди жили вовсе не воинственные… если, конечно, не разозлить их. Некоторые думали, что они вообще единственные на земле люди, и удивлялись, увидев нас. Занимался местный люд в основном охотой. Ну, ты Никиту знаешь, он решил устроить техническую революцию. Куда бы мы ни приходили, везде учили людей металлы обрабатывать – бронзу, конечно, землю возделывать, скотину разводить. Скоро о нас слух пошел – как о богах плодородия. Сначала мы сопротивлялись этому, но скоро поняли, что это бесполезно, и махнули рукой. Вот так мы и стали ванами, подарившими людям плодородие земли…

Долго мы нигде не останавливались, добрались до северных морей, где должен был быть Архангельск… ну, в наше время. Сначала решили обосноваться там, даже начали строительство крепости, но быстро надоело, поэтому, не закончив стройку, пошли бродить по свету. Обошли всю Балтику, потом Смит заканючил: дескать, в Британию, на родину хочу, посмотреть хочу, а то, мол, ни разу там не был. Короче, и туда добрались, но там вообще… в натуре край, люди вообще дикие. Насколько Никита терпеливый, и то не смог ничему научить. Короче, Смит расстроился и сказал, что ему там делать нечего и что нужно эмигрировать в Америку. Но, слава богу, такого транспорта, чтоб туда добраться, не существовало, а в кораблестроении никто из нас не фурычил. И так мы еле-еле добрались до Британии, хотя тысячу раз думали – все, потонем…

…Короче, кое-как вернулись на материк. Решили все-таки обосноваться на одном месте, поставить крепостницу, пожить спокойно… ну, знаешь – семья, дети. Облюбовали место неплохое, недалеко от реки, которую местные называли Великой73, нашли островок в болотистой местности. Место хорошее, близко не подберешься, одна дорога – мост, который мы построили, метров этак сто пятьдесят. Для нас это так… деревянный мостик, а для местных – грандиозное сооружение. Они его «радужным мостом»74 назвали, говорили, что никто не ступит на него без разрешения, а кто ступит, сразу помрет. Это на самом деле Кузин слух пустил, но зато за то время, пока мы там были, ни разу никаких эксцессов не было. Мы помогали людям, люди помогали нам… все честно и красиво. Но пришло время, и наши жены и дети постарели и ушли, а мы остались такими же. В душе мы надеялись, что и наши дети останутся с нами, как и твои, но… что-то пошло не так. Тогда мы решили уйти. И ушли на этот раз на восток…

… Обратно мы вернулись лет через пятьсот и увидели, что все изменилось. Сначала, узнав, что сюда пришел род Аскеназа, мы обрадовались. Но оказалось, что зря радовались. Мало того, что они пришли и заняли нашу крепость, которую мы построили и назвали ее Асгард75, так они и всю округу нагнули под себя, объявив себя богами, а их правителя Адона – верховным богом. Они заставляли приносить им жертвы – и не только животных, но и людей, отбирали урожай, обрекая людей на голод.

В память об их праотце, старике Аскеназе, Никита попытался вразумить его потомков… но все напрасно.

* * *

… – Óдин, – пройдя к воротам так знакомой им крепости, крикнул Никита, – отзовись, давай поговорим.

Сверху из-за стены показался какой-то великан в какой-то странной шапке с широкими полями (редкость в этих краях) и с одним глазом. В руках он держал огромное бронзовое копье.

– Что тебе надо? Как ты посмел вступить на радужный мост Биврест и подойти к Асгарду – священному граду Аскеназа.

– Ну, я думаю, имею право находиться здесь. И право это – право того, кто поднял эти стены, того, кто построил этот мост. А еще это право того, кто сидел за одним столом с самим Аскеназом – и у Врат Богов, и в землях Араратских, когда он жил в землях племянника своего Айка.

При этих словах глаза собеседника расширились:

– Этого не может быть, ты лжешь!

– Ты следи за своим языком, одноглазый. Никто не смеет называть меня лжецом, – грозно ответил Никита. – Но я прощаю тебя… в память о том, что твой великий предок когда-то помог нам и пропустил через свои земли к Зиккурату и, пока мы разбирались с храмом Бела на вершине Башни, стерег наших лошадей и охранял наш отход. Я не хочу вернуть наш город, который вы заняли, слишком давно мы ушли отсюда, а… пусто место свято не бывает. Но говорю вам: не стоит людей обижать. За них мы всегда были в ответе, и обижать их никому не дадим.

– И что ты сделаешь, лгун?

Никита повернулся, кивнул, и один из воинов бегом принес его меч и старый щит – с крестом-деревом на нем, и крикнул:

– Спустись со стен сюда, ко мне, и я объясню, что я сделаю, а заодно и накажу за твои слова!

Увидев щит, вернее, крест на нем, люди на стене зашушукались.

– Ваны! Ваны!

– Кто вы? – спустя мгновение спросил Один. – Вы говорите, как сыны Фаргома. И я слышал о знаке на твоем щите. Неужели это правда?

– Как видишь, – развел руками Никита.

– Не верится, что передо мной стоит сам Ара, – удивленно произнес Один.

– Я не Ара, я его брат Никита. Но здесь меня называют Ньёрд76, – ответил Никита.

– Ван Ньёрд, я многое слышал о тебе. О том, как ты и твои люди помогали всем. Как научили обрабатывать землю, строить дома, изготавливать инструменты. Но ваше время ушло вместе с вами, когда вы покинули эти земли, – все так же с гонором поставил вердикт асгардец.

– Мы не претендуем на земли, мы всего лишь хотим, чтоб вы оставили в покое людей, – успокоил его Никита

– Я подумаю об этом, – ответил Один, но в этот момент к нему подошел… скорее – словно подплыл по воздуху, какой-то субъект в капюшоне, натянутом аж до подбородка, так что лица совсем не было видно, но узоры на его одежде, да и повадки были очень знакомы.

– Никит, тебе этот мужичок никого не напоминает? – тихо сказал Никите Кузин, которому стало не по себе.

– Кого-то… да, а вот кого, не пойму, – задумчиво произнес Никита.

– Этот плащ я в последний раз видел… на Хете, – вспомнил Кузин.

Никита оглянулся, еле сдерживая страх.

– Сатана? – переспросил он.

– Не дай Бог, лучше, если б я ошибся, – промолвил Кузин.

А тем временем неизвестный, что-то шепнув на ухо Одину, повернулся, медленно поплыл в сторону и скоро исчез из глаз.

– Знаете что, – вдруг резко поменял настроение Один, – я не думаю, что мы откажемся от всего, что уже и так наше. Так что можете убираться с наших земель, ваны, это Асгард, земля асов – детей Аскеназа.

– Аскеназу было бы стыдно за тебя, Один, – печально ответил Никита.

– Вечером перед сном, когда я буду молиться и беседовать с предками, я спрошу у него, как он относится ко всему этому, но я думаю, это мало изменит ситуацию… – сделав паузу, Один продолжил, – разве что… если вы заплатите за них дань вперед.

– Это сколько? – спросил Никита

– Двести мин77.

Сзади Кузин присвистнул.

– Нехило запросили! – обалдел Смит.

– Это сколько? – поинтересовался у друга Никита.

– Почти сто кило.

– Н-да… действительно нехило, но у нас в схроне есть столько? – задумался Никитенко.

– Есть. Даже раз в десять больше есть, но все равно… многовато просят, – сказал Поляков.

– Слышь, Один, многовато запросил! – крикнул Никита.

– Ну, как знаешь, я сказал – ты услышал, – ответил Один и сделал вид, что уходит, хотя и ежу было понятно, что это был понт.

– Ладно, мы согласны, но с одним условием, – остановил его Никита.

– Каким же? – сразу оживился правитель Асгарда.

– Ты навсегда оставляешь в покое этих людей, – выдвинул встречное требование Никита.

Секунду подумав, Один махнул рукой.

– А, твоя взяла!

– Врет же, – прошептал Смит.

– Надеюсь, что нет, – ответил Никита.

– Да, но и у меня будет условие, – вдруг прокричал со стены Один.

– Какое? – встревожился Никита.

– Я не такой дурак, чтоб пропускать вас в город, поэтому подыщите кого-нибудь не из ваших. Пусть он привезет сюда золото.

– Хорошо, – ответил Никита.

Вечером, когда собрались у костра в своем временном лагере, ребята стали решать, кто же повезет золото в Асгард.