Полная версия
Андрей Пастухов. Кто он?
Поблагодарив Радде, посетители музея обратились к осмотру его экспозиции. Андрей, решив, что для внимательного изучения ему понадобится много времени, покинул музей, довольный, что узнал о таком интересном человеке, как Густав Иванович.
После Рождества начали собираться в чертежной топографы, заканчивались отпуска.
– Рад всех видеть здравыми! – басит Векилов, едва переступив порог, и, прищурившись, покручивает кончики своих пышных усов. На его некрупном, как и вся фигура, лице чуть лукавая улыбка, значит, поручик доволен отпуском. Теперь на всю зиму заряжена энергией его остряцкая натура, скучно не будет.
Снова расспросы, разговоры. От работы отвлекают.
– Господа! Меру знайте, – не выдержал капитан Кирпичников, начальник четвертого отделения.
– Вы, господин капитан, – не поднимая головы от планшета, вмешался в разговор Николай Васильевич Жуков-второй, как его зовут (есть еще и Жуков-первый, Василий Васильевич), – не лишайте их удовольствия выговориться до конца, и чем скорее иссякнет их источник, тем скорее в чертежной настанет молчание.
Жуков-второй, крепыш, широкой трудовой кости, с высоким, умным, открытым лбом и совсем закрытой нижней частью лица – пышными усами и не менее пышной бородой, сросшейся с усами по всей их линии, при всей серьезности своего характера слыл милейшим товарищем. Однако начальники, несмотря на его добродушие, считались с ним, зная его принципиальность и независимость в своих суждениях.
– Хорошо бы, – улыбнулся Кирпичников, – все разом являлись из отпуска, тогда бы одновременно отговорились и в чертежной установилось бы спокойствие, а если вот так, как сегодня, каждый день по одному, то нам и месяца мало будет, чтобы всех встретить.
– Не волнуйтесь, капитан, – сегодня еще кто-то из ваших идет, – с издевкой в голосе сказал Гламаздин, услышав в коридоре тяжелые шаги.
– Вы, господа, меня ждали? – распахнув дверь и высовывая вперед свою бородку с округлыми бакенбардами, смеясь, гаркнул Михаил Голомбиевский.
– Вы правы, Николай Васильевич, – усмехнулся Кирпичников, – пожертвуем сегодняшний день на встречи.
– Господин капитан! – тяжело ступая, на Кирпичникова надвигался статный красавец Михаил Казимирович. – Коллежский секретарь Голомбиевский из отпуска явился.
Прибывший отдал рапорт начальнику отделения. Со всеми поздоровавшись, Голомбиевский подсел к столу Андрея.
– Тебе, дружище, мое особое, как говорят, «с кисточкой», самое доброе приветствие, – крепко пожимая руку Пастухову, сказал Михаил.
– Спасибо, Миша, рад и я тебя видеть в здравии и хорошем расположении духа, – ответил Андрей и спросил: – Может быть, зайдем после службы ко мне?
– Охотно. Хочется поговорить.
В начале января, когда весь личный состав отдела был в сборе, генерал Стебницкий провел совещание, на котором подвел итоги работ прошлого года. Все пять отделений съемщиков успешно справились с заданием в трудных условиях Дагестанской и Терской областей, в Горийском и Душетском уездах. Геодезисты полковник Кульберг, подполковник Гладышев, капитан Гедеонов, штабс-капитан Первас выполнили большой объем работ по нивелировке в целях определения уровня Каспийского моря, разности долгот Тифлиса и Ростова-на-Дону, по испытанию новых приборов и определению новых тригонометрических пунктов в Закавказье и Закаспийской области.
На зимний период ставилась задача произвести обработку всех материалов, вычисление конечных данных по геодезическим работам и вычертить издательским черчением все планшеты топографической съемки.
– Как, не страшно начинать столь ответственную работу? – спросил Федюкин Андрея, сидящего за столом, в раздумье уставившегося в лежащий перед ним планшет, испещренный так плотно горизонталями в карандаше, что из белого он превратился в какое-то темное пятно.
– Я о черчении еще и подумать не успел, – поднимая голову и смотря в глаза Александру Николаевичу, ответил Андрей, – а мне сейчас стало страшно, оттого что не могу представить теперь себе, как можно было по изображенным на планшете кручам ходить, а еще и снимать.
– Разделяю твое ощущение, оно напоминает то, что переживает человек, проснувшись после кошмарного сна, – улыбнулся Федюкин, – но как с наступлением дня тяжесть кошмаров исчезает, так и твой страх перед кручами и недоступными ущельями улетучится, как только ты снова окажешься среди них.
Теперь в чертежной тишина, четок регламент работы и отдыха. В короткие перерывы все в коридоре, разминка, разрядка – и снова тонкое, тщательно заточенное перо ведет на планшете тонкую линию горизонтали, замыкающую в себе все точки поверхности земли с одной и той же высотой над уровнем моря, мелкую строчку едва проходимых троп, редкие жирные линии дорог, сетку оврагов и промоин, где-то сливающихся в змейку реки.
Горизонталей так много, что не хватает места, чтобы вычертить каждую из них, и тогда, сливаясь на планшете, они образуют пятна штриховки либо упираются в белые пятна, изображающие недоступные ледники. Но постепенно самые невероятные по ширине и форме замкнутые фигуры, разбившись на множество мелких, все дальше и дальше расходящиеся друг от друга, превращаются в точки с указанной высотой. Это вершины гор.
Для человека непосвященного все эти линии, испещряющие лист ватмана невероятнейшими зигзагами, представляются забавными лабиринтами, а для топографа это вид земли с высоты птичьего полета, с грозными заоблачными пиками снежных вершин, мрачными ущельями горных теснин и беснующимися в них потоками, с тонкими проблесками дорог, зеленеющими рощами благодатных долин, с полосками нив и квадратиками аулов и саклей, в которых живут люди. Для топографа планшет оживает.
Но не для себя топограф создает карту, он должен ее еще озвучить, подписать названия, дать оцифровку элементам карты, сделать ее доступной пониманию других людей, и только тогда она материализуется силой в сознании того, что увидел и нарисовал топограф.
– Господа! – откинувшись от планшета и бросая чертежную ручку на стол, не вытерпев напряжения работы и тишины, взорвался титулярный советник Нильский. – Как хотите, а мне претят эти бесконечные линии горизонталей. Какой это умник придумал их?
– А что, тебе нравились штрихи или отмывка? – отозвался его друг Ильин, вздохнув и решив воспользоваться напрашивающейся паузой в работе.
– Дело не в том, что нравится, а что не нравится вычерчивать, штрихи или горизонтали или изображать рельеф отмывкой, а то, что читать нашу карту стало трудно даже нам самим, топографам. То ли дело, когда наглядность была. Любой не посвященный в нашу премудрость мог определить на карте, где гора, она выпирала из листа бумаги.
– Ну уж если с этой точки подходить к оценке топографической карты, – не вытерпев, возразил Нильскому капитан Федотьев, – то художники на своих картинах куда как выразительнее горы показывают, понагляднее, чем мы с вами, а, кстати, умники, о которых ты говоришь, господин Нильский, придумали и нас с тобой, топографов.
– Да еще и каких топографов. Художников, – поддержал Федотьева штабс-капитан Степанов. – Значит, нужда в нас давно была.
– Не о нужде или не нужде говорю, а о наглядности изображения элементов местности на плане, – настаивал Нильский, – и утверждаю, что горизонтали для изображения рельефа ввели ни к чему.
– Как же можно было по карте, которую вы, ветераны-топографы, делали, определить высоту любой нужной вам точки местности? – с иронией спросил поручик Первас Нильского.
– Господа! Отвлеклись от дел, – прикрикнул подполковник Близнецов, – а что касается существа дела, то ставить под сомнение преимущество карты с рельефом, изображенным горизонталями, просто неграмотно. Но не забывайте, господа, что за последние десять лет не только повысились требования к топографическим картам, но и мы получили новые приборы, прежде всего кипрегель-дальномер с вертикальным кругом, и с того времени имеем возможность создавать карту более точную и наглядную.
– А я бы добавил, – сказал другой начальник отделения, капитан Кузьмин, – что в те, теперь уже далекие времена нашего брата было мало, а карты требовались, вот мы и делали их, чтобы люди имели хотя бы какое-нибудь представление о земле, на которой они живут, а то ведь повсеместно «белые пятна» были.
– Совершенно верно, – продолжил его мысль подполковник, – тогда-то и «чертеж» Семена Ремезова был великим новшеством в России, а теперь мы способны и должны дать карту, отвечающую возросшим требованиям науки, государственного хозяйствования и, что не менее важно, обеспечения военных нужд.
Андрей внимательно слушал разгоревшийся спор бывалых товарищей, исходивших своими ногами многие сотни верст по тропам Кавказа, отметив, что все они серьезно относятся к делу, ставшему их жизнью. Никто не жалуется на трудности работы, а оценивают ее с точки зрения полезности для общества. И он сам, познав условия работы топографов в горах Кавказа, не страшился ни заоблачных вершин, ни темных грохочущих ущелий. Хотелось скорее вычертить планшет, сдать его и, получив новый, уйти туда. Он уже познал весеннее влечение топографов, которое овладевает ими, как птицами перелетными инстинкт.
В начале года на одном из совещаний начальников отделений генерал Стебницкий сообщил о районе работ на 1883 год:
– Господа! Нам предстоит выполнить некоторые работы по съемкам в западной части Грузии и других частях Закавказья, но основные работы будут в Терской и Дагестанской областях.
– Какую сеть подготовили нам геодезисты? – спросил генерала начальник пятого отделения капитан Кондратенко.
– Об этом сообщит вам полковник Кульберг. Пожалуйста, Павел Павлович, – ответил Стебницкий.
– Слушаюсь, ваше превосходительство. Господа! – начал Кульберг. – Последние три года мы, триангуляторы, в основном вели работы по областям Северного Кавказа, Терской и Дагестанской, где развивали триангуляцию первого и второго классов. Плотность пунктов недостаточна, но все же начинать топографические съемки вы можете, предварительно составив надежные съемочные сети на каждом планшете.
– К тому же, – добавил начальник отдела, – при определении объема съемок на каждого съемщика мы предусматриваем дополнительные работы по геодезическому обеспечению их, понимая, что верстовой масштаб очень требователен к основе.
– Кроме того, можно будет использовать и астрономические пункты, – продолжал полковник Кульберг, – определенные капитаном Гладышевым и мной.
– Конечно, не густо, – разведя руками, сказал генерал, – но от нас срочно требуют карты районов, разоренных недавними войнами, встала необходимость их изучения и организации мирной жизни.
– Не забывайте, господа, и о тех невзгодах, кои терпели русские войска в горах, где не было топографических карт, и наши топографы, нередко тайно проникая в тылы горцев, могли производить только глазомерные съемки по главным направлениям действий войск, – пояснил в заключение Иероним Иванович.
В марте месяце, как только Пастухов сдал в корректуру завершенный планшет, начальник третьего отделения съемщиков подполковник Близнецов пригласил его к своему столу.
– Готовится приказ об определении состава отделений на этот год, и вас, господин коллежский регистратор, назначают в третье отделение. Как на это смотрите? – сказал он, смотря в глаза Пастухова, желая определить, как тот примет сие известие.
– Так я же человек еще новый в отделе, ваше высокоблагородие, – смущенно, но про себя удовлетворенный, что придется работать под командой опытного и авторитетного офицера, начал он, – и почту за честь учиться у вас и совершенствоваться.
– Не приписывайте моей особе исключительность, а чем могу, помогу, тем более, как я знаю, желания к этому у вас не занимать. Одним словом, как говорят, взаимопонимание установлено, и к делу. Как сами считаете, попроще или посложнее дать вам участок работ? – улыбнулся подполковник и продолжал: – Я исхожу из простых и разумных суждений, ибо все остальные съемщики в отделении будут старше и опытнее вас. Понятно?
– Понятно, господин подполковник, – с некоторой ноткой обиды в голосе ответил Пастухов, что сразу уловил Близнецов, – только я не намерен за счет товарищей приобретать себе поблажки, да и привык трудностей не бояться.
– Вот и хорошо, считаю, что сделан еще очень важный шаг к доброму доверию между нами, которое будет так необходимо в нашей с вами общей работе на Кавказе, – заключил начальник отделения. – Свободны.
Теперь, когда стало известно о месте съемок в этом году, Андрей решил в свободное время заняться изучением района, чтобы иметь представление о нем. Имеющиеся в отделе старые карты на некоторые участки были схематичны. Надо было иметь представление о жизни и быте населения, еще нередко враждебно настроенном.
– Пойдем на днях в Географическое общество, – посоветовал Андрею Голомбиевский, – там должны быть материалы путешественников по тем краям. Это общество организует экспедиции в целях изучения Кавказа и Закавказья, а нередко, как я слышал, в библиотеку общества поступают заметки и из других источников.
– Вот завтра и пойдем, – сказал Андрей. – Чего откладывать? Время не ждет.
За небольшую плату в библиотеке им разрешили пользоваться имеющимися архивными собраниями, «Записками» и «Известиями», издаваемыми отделом, в которых Андрей нашел обширные сведения по исследованию края, сообщения историков, этнографов, языковедов. Заинтересовали его и сведения о самом Географическом обществе, в его работе принимали участие люди, о которых он не раз читал и слышал.
Перелистывая недавно вышедший седьмой том «Известий», Андрей обнаружил некролог, посвященный недавно умершему в Тифлисе генералу Ходзько, о котором много слышал в разговорах среди топографов. Статья была написана генералом Стебницким, учеником и последователем покойного, в нее он вложил всю боль утраты и гордость за дела его, свершенные на Кавказе.
Изучение Кавказа и Закавказья началось со времен усиления влияния России на развитие событий в этом районе еще при Алексее Михайловиче, а при Петре Первом оно приняло систематический характер. Обследовались не только пути связи с краем, но и отдельные территории его. Составлялись описания и глазомерные съемки. С присоединением к России Крыма в 1783 году, Дербента и Баку в 1796 году и Грузии в 1801–1804 годах для изучения новых земель Российская академия наук организовала несколько научных экспедиций: переходили от географических описаний к исследованиям.
В результате к началу XVIII века были созданы глазомерные карты наиболее важных в военном и экономическом отношениях частей этой обширной территории.
Только после окончания войны с Турцией в 1829 году в Закавказском крае были начаты топографические съемки под руководством офицеров Корпуса военных топографов, что позволило начать составление десятиверстной карты его, основой которой служили астрономические пункты и редкие еще геодезические, положившие начало высотному обоснованию ее.
Недостаточность опорных пунктов, отсутствие необходимых инструментов не позволяли создать карты требуемой точности. Нужно было создать сеть тригонометрических пунктов с надежными данными в плановом и высотном отношениях, что и выпало на долю Иосифа Ивановича Ходзько.
Иосиф Иванович родился 20 января 1800 года в состоятельной и известной семье в Виленской губернии Царства Польского. Службу в армии начал колонновожатым после окончания физико-математического факультета Виленского университета в 1821 году.
С 1824 года он начал заниматься астрономическими и геодезическими работами, и особенное значение имело участие Ходзько в тех, которые проводили В. Я. Струве и К. И. Теннер в западных губерниях России по определению градусного измерения от Балтийского до Черного моря.
В 1831 году поручик Ходзько командируется на съемки в Молдавию и Валахию, где, занимаясь описаниями и съемками планов крепостей, ведал и квартирмейстерской частью русской армии, с отрядом генерала Н. Н. Муравьева ходил на Босфор.
В 1842 году было утверждено решение об учреждении триангуляции в Закавказье, и, по представлению генерал-адъютанта Головина, назначенного командующим созданным Кавказским отдельным корпусом, полковник Ходзько назначается ее начальником.
Он выхлопотал себе длительную командировку в Пулковскую обсерваторию, основанную В. Я. Струве и им руководимую, для совершенствования своих знаний в астрономии и геодезии и изучения полученных из-за границы новых, более совершенных геодезических инструментов.
Возвратившись на Кавказ, Иосиф Иванович приступил к разработке проекта Закавказской триангуляции, который и был утвержден в 1846 году.
План работ был рассчитан на 6 лет, и уже весной 1847 года Ходзько сам приступил к измерению начального базиса длиной в 8,5 версты по правому берегу реки Куры близ Шамхорской станции.
Вплоть до 1853 года, с апреля по ноябрь, трудились триангуляторы и топографы над воплощением плана триангуляции в натуре, причем все самые трудные и ответственные наблюдения вел сам Иосиф Иванович, выполнив половину всех триангуляционных работ. Так, в 1847 году он поднялся на Алагез (Арагац), где ему с командой пришлось прожить восемь дней, для того чтобы отнаблюдать созданный на вершине пункт. 31 июля 1850 года Ходзько начал восхождение на Большой Арарат с той же целью. Его сопровождали ученые Ханыков, Услар, Мориц, топографы и 60 казаков. В труднейших условиях непривычной высоты, туманов и снежных бурь в течение недели Иосиф Иванович наблюдал 134 направления на главные пункты Закавказской триангуляции, включая Эльбрус и Казбек.
В 1851 году он на горе Галавдур наблюдал солнечное затмение.
К 1854 году были завершены основные работы по развитию триангуляции. Было определено 1386 тригонометрических пунктов, ставших основой предстоящих топографических съемок.
6 декабря 1853 года Ходзько производится в чин генерал-майора.
С организацией в Тифлисе в 1850 году Кавказского отдела Русского географического общества – он его член-учредитель.
«Какой же силой воли, устремленностью и какими познаниями нужно было обладать, чтобы так четко представлять себе нужды и цели, так умело организовывать работы? – думал Андрей, читая о Ходзько. – Недаром его прозвали „отцом Закавказской триангуляции“».
Как только в 1854 году командующим отдельным Кавказским корпусом был назначен Николай Николаевич Муравьев, старый знакомый Ходзько по походу на Босфор, который хорошо понимал значение карт в войне, то, по его представлению, при корпусе был сформирован геодезический отряд, в задачу которого входило создание карт и составление описаний на участки боевых действий в предстоящей кампании против Турции.
В развернувшихся операциях, организуя работу отряда, Иосиф Иванович принимал и непосредственное участие в баталиях, как было на реке Чолоке, когда русские войска под командованием генерала Андроникова разбили большой отряд турок. За храбрость Ходзько был награжден орденом Станислава I степени.
Перед штурмом турецкой крепости Карс, когда нужно было планировать эту операцию, генерал Муравьев выделил для прикрытия работ по съемке окрестностей крепости четыре батальона пехоты, два казачьих полка и 8 орудий. На открытой для обзора врага местности генерал-майор Ходзько с подпоручиком Писарским, прикрываемые действиями войск прикрытия, произвели съемку и представили нужную карту. Русские войска одержали победу, за которую генерал Муравьев получил к своей фамилии добавление – Карский.
В последующих боях на эрзерумском направлении геодезисты и топографы отряда своевременно обеспечивали боевые действия войск.
«Вот ведь какое большое значение имеет топографическая карта и описания местности для планирования и ведения боевых действий», – вспомнил Андрей недавний спор офицеров-топографов с офицерами других служб на одном из совещаний в штабе округа по вопросу взаимодействия войск в прошедших операциях в войне с Турцией. Некоторые – до сих пор не понимающие изменившихся форм и методов войны – сторонники борьбы «рать на рать» в чистом поле о значении карт не имели понятия, а самих топографов именовали «табуреточной кавалерией».
События и время не раз посрамляли незадачливых стратегов, но они нередко произрастали на поле брани и действия их стоили крови русского солдата.
В 1858 году, после того как Кавказский корпус был преобразован в отдельную армию, созданный при ней военно-топографический отдел возглавил генерал-майор И. И. Ходзько.
В последующие годы И. И. Ходзько занимался планированием и осуществлением связи Крымской триангуляции с Закавказской, созданием Кавказской триангуляции (на Северном Кавказе, а с завершением в 1859 году войны в Дагестане и восточнее), лично производя наблюдения на пунктах, на заоблачных высотах. Последний пункт отнаблюдал Иосиф Иванович, когда ему было 65 лет, на одной из горных вершин Западного Кавказа. Сорокалетняя деятельность Ходзько была отмечена орденом Белого Орла и денежной рентой на 12 лет. С 1862 года он генерал-лейтенант.
Военно-топографический отдел приступил к созданию и изданию новой десятиверстной топографической карты на весь край, которая отличалась бы полнотой отражения элементов местности и точностью их положения в плане и по высоте.
В 1867 году, выйдя в отставку, И. И. Ходзько сдал свою должность ученику и помощнику по службе – полковнику И. И. Стебницкому.
В 1868 году Иосиф Иванович за большие заслуги в области картографирования края и активную работу в составе Кавказского отдела Географического общества, в котором он в течение 23 лет исполнял обязанности помощника председателя отдела, был награжден высшей наградой общества – Константиновской золотой медалью.
Кавказским отделом была учреждена специальная премия имени И. И. Ходзько в 1500 рублей, которая начиная с 1871 года присуждалась членам отдела за лучшие работы по изучению и описанию края.
Скончался Иосиф Иванович в 1881 году, 21 февраля, в Тифлисе.
Благодаря самоотверженной деятельности таких выдающихся топографов, как Ходзько, его учеников и сподвижников, в середине XIX века была заложена основа для создания топографических карт более крупных масштабов, а введение с 1863 года новых условных знаков и изображения рельефа горизонталями, поступления на вооружение топографов с 1868 года нового кипрегеля позволяло придать картам необходимую полноту и точность.
С 1866 года в Закавказье были начаты съемки топографических карт в масштабах: 250 сажен в дюйме (1:21 000) – для густонаселенных районов, 500 сажен в дюйме (1:42 000, верстовка) – для менее обжитых районов и 1000 сажен в дюйме (1:84 000, двухверстка) – для необжитых, труднодоступных горных областей, с сечением рельефа, соответственно, 2 сажени, 5 и 10 сажен.
В биографии Ходзько перед Пастуховым предстала история предшествующих дел военных топографов Кавказского топоотдела, к счастью, с некоторыми из них предстоит продолжить их дело и ему, перенимая и совершенствуя их опыт.
– Итак, господа офицеры и топографы! – обратился подполковник Близнецов к собравшимся топографам отделения. – Записывайте в свои журналы текст задания на производство съемок на 1883 год. Номера назначенных каждому из вас планшетов и их площадь известны, окончание полевых работ – к октябрю. Моя база в ауле Дылым, что на реке Терегуа, правом притоке реки Акташ. Готовность к переезду в район работ – конец апреля, что будет уточнено приказом по отделу. В этом году одно отделение будет продолжать съемки на восток от Военно-Грузинской дороги, в Тианетском уезде, в котловине между Картлийским и Кахетинским хребтами, южными отрогами горы Барбало Главного Кавказского хребта, остальные же – по Северному Кавказу и Дагестану, от Владикавказа до Темир-Хан-Шуры, начиная с предгорий его.
– Нам еще повезло, – не удержался штабс-капитан Шарифов поделиться своими мыслями вслух, как только начальник отделения окончательно сообщил о месте работ, – масштаб верстовки хотя и строг, но площадь «божеская», не то, что десятиверстка.
– Да и высота предгорий не столь значительна, – подхватил штабс-капитан Шебанов.
– Послушайте, господа! – прервал разговор Голомбиевский. – Я вам прочту выдержку из недавнего сообщения одного известного натуралиста: «Предгорья тянутся неширокой полосой с 20–50 верст высотой над уровнем моря 600–800 сажен, иногда доходя до 1200. Рельеф представлен четко выраженными передовыми хребтами с резким переходом от равнины к горам, с большим количеством низменных участков и котловин. Горы, как правило, покрыты лугами со злаково-полынными травами, которые перемежаются обширными зарослями кустарника и широколиственного леса. Климат более влажный, чем вокруг».
– Данные удовлетворительны, господа топографы. Так что не унывайте – и за дело! – отозвался на сообщение поручик Векилов.
– Первым делом нужно решить, господа, кому бежать на базар за яичками, – объявил поручик Винников.
– Все решено давно, – заявил решительно, посмеиваясь, Федотьев, – Кебадзе, он выберет самые крупные яйца и по дешевке.