Джо Варвар и Чвокая Шмарь

Крис Ридделл, Пол Стюарт

Джо Варвар и Чвокая Шмарь

Copyright © Paul Stewart & Chris Riddell, 2003

© И. Тогоева, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Посвящается Анне и Джеку

Книга первая. Энзельберт Необъятный

Пролог

Ночь спускалась на Чвокую Шмарь. Солнце давно уже село, и на темный небосклон выплыли из-за Гнилых Гор две из трех здешних лун – одна багряная, точно пернатая мышь, а вторая желтая, как подштанники людоеда в день стирки. И обе светили очень ярко, ибо наступило полнолуние.

Сумерки еще полнились шумами: дневные существа (древесные кролики, длинноногие коромыши, горные рыбы и розовые смердуны), собираясь лечь спать, здоровались с существами ночными (пернатыми мышами, птицами-ленивками и газовыми лягушками), которые еще только пробуждались. Высоко в небесах в багряно-желтых полосах лунного света уже вовсю носились пернатые мыши и, врезаясь друг в друга спросонок, громко вскрикивали: «Ай! Ой!»

В Эльфийском Лесу под порывами сырого холодного ветра кланялись и качались деревья. А в Благовонных Грязях липкая жижа вздувалась огромными пузырями, которые лопались с громким и неприятным хлюпаньем. С Людоедских Холмов доносилось мощное чавканье – словно тысяча очень крупных младенцев одновременно сосут во сне большой палец.

По мере наступления темноты все чаще вспыхивали огоньки в огромном и весьма перенаселенном Гоблинтауне: это гоблины готовили себе ужин, громко перекликаясь между собой, распространяя вокруг запахи вонючей овсянки и сопливого хлеба.

– Ты в жаркое плевал?

– Нет еще.

– Ну так плюй скорей, а то у меня духовка перегреется.

Зато Мост Троллей был, как всегда, объят тьмой, казавшейся в ту ночь особенно промозглой. В кромешном мраке тамошние тролли не способны были разглядеть даже кочаны капусты и клубни турнепса, приготовленные на ужин, и порой из-под моста доносился утробный голос:

– Эй, никто мой турнепс не видел?

– Да вот же он!

– Ты что! Чуть башку мне не оторвал!

Когда багряные и желтые полосы лунного света сползли по склонам вулкана Маунт-Бум к его подножию, где высился величественный замок Рогатого Барона, ночную тишину разорвал вдруг пронзительный вопль, донесшийся из окна самой высокой башни замка. Похоже, и здесь кто-то из обитателей Чвокой Шмари перепутал чужую голову и известный корнеплод.

– Уолтер, свекольная твоя башка! УОЛТЕР! ГДЕ ЖЕ ТЫ, НАКОНЕЦ!

Пронзительный голос принадлежал Ингрид, супруге Рогатого Барона, и радости в этом голосе, надо сказать, было мало.

– Иду-иду, радость моя! – заторопился Рогатый Барон, карабкаясь по узкой винтовой лестнице.

– Знаешь, я нашла в каталоге именно то, что хотела! – сообщила ему Ингрид. – Поющие шторы! Вот послушай, что здесь говорится: «Ни одна уважающая себя супруга Рогатого Барона не может обойтись без волшебных поющих штор, ибо они будут нежно убаюкивать ее по ночам, а по утрам будить ласковой и одновременно бодрящей песенкой». Я непременно хочу такие шторы, Уолтер! Хочу, чтобы меня нежно убаюкивали! И будили ласковой бодрящей песенкой! Ты меня слышишь?

– Да, любимая, ты, как всегда, говоришь очень громко и ясно, – ответил усталый барон. – СЛИШКОМ громко и ясно! – проворчал он себе под нос.

* * *

Как раз в эти минуты взошла и третья луна Чвокой Шмари – маленький ярко-зеленый шар, который, похоже, появлялся на небесах исключительно в зависимости от собственного желания. Зеленая луна образовала идеальный равносторонний треугольник со своими соседками, желтой и багряной. Разноцветные лунные лучи скользнули по водам Зачарованного Озера, висевшего в воздухе довольно высоко над землей, и высветили семь восхитительных плавучих домиков, что покачивались на темной воде.

Шесть домов были темны и, казалось, покинуты их обитателями. В седьмом же светились все окна; он буквально купался в маслянисто-желтом свете, исходившем изнутри. На верхнем этаже дома, у окна, стоял невысокий и полный господин по имени Рэндальф и не мог оторвать глаз от треугольника, образованного в небесах разноцветными лунами. На лысине у Рэндальфа уютно устроился маленький волнистый попугайчик.

– Ну что ж, Норберт, – обратился толстенький господин к своему помощнику, – астральные знаки вполне благоприятны. Подай мне волшебную шляпу. Я чувствую: у меня в душе зреет заклинание!

– Сию минуту, господин мой, – молвил Норберт голосом грубоватым, но вполне добродушным и, шаркая ножищами, протопал через всю комнату к шкафу. Плавучий дом закачался. Для людоеда Норберт Невеликий был, пожалуй, мелковат, да и силой особой не отличался, но, как и все представители его породы, даже самые тощие и слабые, весил немало.

– Значит, у тебя в душе зреет заклинание? – ироничным тоном переспросила попугаиха, которую звали Вероника. – Ни за что не поверю! Неужели ты опять готовишься произнести то самое, с помощью которого вызывают героя-воителя?

– А почему бы и нет? – с вызовом ответил Рэндальф.

Вероника презрительно фыркнула:

– Я так и думала! Ты у нас, конечно, настоящий волшебник и даже знаешь одно заклятие, вот только…

– Да, да, да! И, пожалуйста, не сыпь мне соль на раны! – воскликнул Рэндальф. – Я делаю все, что в моих силах. Поскольку никого из волшебников… э-э-э… дома нет, оборону крепости приходится держать мне одному!

– Это всего-навсего плавучий дом, а не крепость, – заметила Вероника. – А остальные волшебники…

– Заткнись, Вероника! – резко оборвал ее Рэндальф. – Ты же обещала никогда больше не упоминать о той ужасной трагедии!

Плавучий дом снова закачался, поскольку Норберт наконец пустился в обратный путь.

– Вот, господин мой, – сказал он, подавая Рэндальфу остроконечную волшебную шляпу, и тот, надев ее, подчеркнуто вежливо поблагодарил людоеда, стараясь подавить вызванное Вероникой раздражение. Всезнайка проклятая! Ну почему он не завел себе в качестве ближайшего друга какое-нибудь другое существо, милое и доброе, вроде газовой лягушки или скользкого болотного духа? Оба они, правда, пахнут не слишком приятно, зато не стали бы ему без конца дерзить и перечить! А эта чертова попугаиха совсем обнаглела! И все-таки он так к ней привязан… Так что Рэндальфу пришлось в очередной раз спустить все на тормозах.

Он осторожно извлек из складок своего черного плаща кусок пергамента, бережно развернул его и откашлялся.

– Начнем! – провозгласил он.

Голос его из-под надвинутой на лоб шляпы звучал несколько придушенно, и Рэндальф как следует прокашлялся, а потом прочел первые строки великого заклятия:

– «Привет вам, Тройственные Луны Чвокой Шмари! Светите же с небес на тот листок с волшебными словами, что я держу в руке…»

– Начало отличное, просто замечательное! – прервала его Вероника. – Но ты не забыл, что нужно прежде всего сосредоточиться на последнем куске?

– Да знаю я! – раздраженно прошипел Рэндальф сквозь стиснутые зубы. – А теперь помолчи: я как раз стараюсь сосредоточиться.

– Раньше надо было стараться! – небрежно бросила Вероника и вспорхнула с полей его шляпы.

Рэндальф в отчаянии посмотрел на текст заклятия. Как ни тяжело это признавать, но Вероника совершенно права! Ему надо было действительно заранее сосредоточить все свои силы на последней части заклинания. Беда в том, что нижняя часть заветного листка давным-давно оторвана и утеряна, а вместе с нею исчезли и последние, самые важные слова волшебного заклятия, способного призвать героя-воителя. А значит, Рэндальфу в очередной раз придется импровизировать…

– «…О, чудотворец, искусств изысканных знаток, владеющий умениями такими, что дух захватывает…» – монотонно вещал Рэндальф.

– Смотри не перестарайся, – предупредила его Вероника. – Однажды ты уже произнес нечто в этом роде. Или, может, ты хочешь, чтобы явился ВТОРОЙ Квентин Кондитер?

– Нет, ни за что! Ты права. – Рэндальф задумчиво погладил бороду. – Ну а если попробовать так? – Он набрал в грудь побольше воздуха и громко произнес, опасливо глянув на Веронику: – «О, сильный… верный… с шевелюрою густою, приди! О, Тройственные Луны, светите ж ярче! Пусть явится могучий избавитель!»

Вспыхнул яркий свет, что-то загремело, из камина вырвались облака багряного, желтого и зеленого дыма, который постепенно рассеивался. Рэндальф, Норберт и Вероника, раскрыв рты (и клюв), смотрели на непонятное существо, возникшее перед ними.

– А это еще ЧТО такое? – ошалело пробурчал Норберт.

Вероника, пискнув от изумления, рассмеялась и воскликнула:

– Пожалуй, тут сказать можно только одно: «Вернись, о Квентин Кондитер! Ты полностью прощен!»

– Заткнись, Вероника! – велел ей Рэндальф. – И перестань наконец хихикать. У нас все получится просто прекрасно! Верь мне, я ведь волшебник!

1

Джо сердито швырнул ручку на стол и изо всех сил зажал руками уши: шум в доме стоял просто невыносимый.

– Нет, совершенно безнадежно! – вскричал он. – Как можно делать уроки при таком чертовом гвалте?!

Шум действительно доносился со всех сторон – сверху, снизу, из соседней комнаты… Джо казалось, что его засунули в гигантский сандвич, где вместо ломтей хлеба слои шума.

На столе перед ним лежал чистый лист бумаги, и наверху было аккуратно написано название сочинения: «Мое удивительное приключение». Воскресный вечер неумолимо приближался, хотя солнечный летний день был удивительно долгим, и если Джо все-таки собирался сдавать сочинение в понедельник утром, то давно пора было его начать. Вот только КАК писать сочинение в таком диком шуме?

Джо Джефферсон проживал в небольшом кирпичном домике с родителями, старшей сестрой и младшими братьями-близнецами. А также со своим верным псом Генри. Обычно людям со стороны их семейство казалось очень милым и тихим. И лишь переступив порог дома Джефферсонов, вы убеждались, что семейство это можно назвать как угодно, но только не тихим.

Миссис Джефферсон работала в банке. Высокая, стройная, темноволосая, она фанатично гордилась тем, что в доме у нее идеальный порядок. Мистер Джефферсон, мужчина невысокий и довольно плотный, в дневное время служил торговым представителем одной фирмы, попросту коммивояжером, и много времени проводил в разъездах; а вечерами и по выходным (а также в праздники и вообще в любую свободную минуту!) был величайшим поклонником идеи «Сделай сам!», и не было для него большей радости, чем сжимать в руках, скажем, электродрель.

За несколько лет мистер Джефферсон успел сам построить гараж и превратить чердак в отличную жилую комнату; сам сделал множество полок для книг и для посуды и понавешал их по всему дому; сам создал оранжерею и полностью перепланировал сад, а в настоящее время трудился над расширением кухни. Впрочем, по словам миссис Джефферсон, лучше всего ее мужу удавалось создавать в доме вечный беспорядок.

В данный момент как раз шел очередной упорный поединок электродрели с пылесосом. Миссис Джефферсон неотступно следовала с пылесосом за мистером Джефферсоном по кухне, почти вертикально подняв шланг с трубкой на конце, и старалась прямо в воздухе перехватить пыль, разлетавшуюся от дрели.

Поскольку поединок этот происходил прямо под его комнатой, Джо, чтобы не оглохнуть окончательно, только головой тряс. Ему еще ни разу не приходилось писать сочинение в подобных условиях, но, с другой стороны, если он его не напишет, то завтра неизбежно возникнут серьезные неприятности с учителем английского, мистером Диксоном.

Интересно, думал усталый Джо, тщетно пытаясь сосредоточиться, почему папа не выбрал себе какое-нибудь менее шумное хобби – скажем, шахматы или вышивание? И почему мама прямо-таки помешана на чистоте? И почему Элла, его сестрица, комната которой прямо у него над головой, на переоборудованном чердаке, абсолютно все – от перелистывания страниц журнала до накрашивания ресниц – делает под аккомпанемент включенного на полную катушку тяжелого рока? И почему близнецы из всех прочих игр предпочитают с дикими воплями гоняться друг за другом по лестнице мимо дверей его комнаты?

Джо вытащил из ящика стола наушники и надел их. Он был готов прямо-таки в уши их запихнуть! И тут вдруг Генри издал леденящий душу вой, яростно залаял и бросился вон из комнаты.

– Этого только не хватало! – застонал Джо, вскочил из-за стола и бросился к двери. – Ко мне, Генри! Сейчас же ко мне!

Однако лай, доносившийся теперь из ванной комнаты, стал еще громче. Оттуда же неслись и восторженные вопли Марка и Мэтта.

– Он здесь, Джо! – орали близнецы.

– Генри! – снова крикнул Джо. – Ко мне!

Генри взлетел по лестнице и остановился напротив Джо, виляя хвостом и вывалив наружу язык. Следом за ним примчались близнецы.

– Он опять пил из унитаза! – возбужденно затараторили они. – Так что мы взяли и спустили воду!

С мохнатой морды Генри действительно ручьем лилась вода.

– Ну что, получил? – засмеялся Джо.

И пес, поняв, что хозяин не сердится, радостно гавкнул и протянул Джо лапу. Наверху, в комнате Эллы, открылась дверь, и музыка стала поистине оглушительной, а потом послышался сердитый голос старшей сестры:

– Пусть эта собака немедленно заткнется!

Доносившийся снизу звук электродрели сменился громким стуком молотка.

– Пошли, Генри, – сказал Джо. – Давай-ка, мальчик, уберемся из этого сумасшедшего дома!

Они с Генри спустились по лестнице, и Джо, взяв поводок, висевший у двери на крючке, уже собирался шагнуть за порог, когда его заметила мать.

– Ты куда? – крикнула она, надеясь, что он ее услышит, несмотря на вой пылесоса и грохот молотка.

– Туда, – ответил Джо и указал на дверь.

– Куда это «туда»?

Но Джо уже и след простыл.

* * *

В парке не было ни души. Джо подобрал подходящую палку и бросил ее подальше; Генри тут же помчался за ней, принес обратно и уронил у ног хозяина, чтобы тот бросил еще разок. Джо усмехнулся: какой бы кошмарной ни казалась порой жизнь, Генри всегда мог поднять настроение. Он благодарно почесал пса за ухом, снова бросил палку и пошел по траве следом за Генри.

Они миновали купу деревьев, спустились по склону холма и подошли к ручью, Джо свистом подозвал Генри к себе и пристегнул поводок – мама страшно рассердится, если пес опять искупается в грязной воде!

Джо ласково погладил собаку по голове.

– Ну, пошли, мальчик. На сегодня, пожалуй, хватит. Ведь это чертово сочинение само не напишется, – проворчал он себе под нос. – И название какое-то идиотское придумали: «Мое удивительное приключение», надо же! Да идем же, Генри! В чем дело?

Однако пес застыл как изваяние; шерсть у него на спине вздыбилась, уши стояли торчком, ноздри раздувались от возбуждения.

– В чем дело, мальчик? – Джо даже на колени опустился, пытаясь понять, куда так упорно смотрит Генри.

Пес натянул поводок и заскулил.

– Интересно, что ты там такое увидел? – пробормотал Джо. – Надеюсь, не белку? Помнишь, что было, когда ты в последний раз… Ой!

Но Генри явно больше не мог стоять на месте и рванулся вперед. Низко опустив голову и буквально ведя носом по земле, он мчался к густым зарослям рододендрона, таща за собой Джо. Там, среди темной листвы, виднелось нечто вроде норы, однако вход в «нору» был, к сожалению, пригоден разве что для такой небольшой собаки, как Генри.

– Генри! Генри, стоять! – кричал Джо, тщетно натягивая поводок. – Стоять! Ах ты, глупая ско…

Договорить он не успел: рот моментально оказался забит листьями и травой, потому что проклятый пес затащил-таки его прямо в «нору», и теперь Джо оставалось только нагибаться пониже и прикрывать свободной рукой глаза, поскольку Генри неудержимо волок его все глубже и глубже в заросли.

Вдруг ветки и листья рододендронов стали потрескивать, точно насыщенные электричеством, и с них посыпались серебристые искры; воздух задрожал, заколебался, послышалась медленная печальная музыка и… вокруг разлился запах подгоревшего в тостере хлеба.

– Какого черта!.. – задохнулся Джо, и в следующий миг Генри втянул его головой вперед в длинный сверкающий туннель. Музыка становилась все громче, а запах подгоревшего хлеба все отчетливее, и тут…

Раздался страшный треск!

– Ух ты! – воскликнул Джо. Он понимал, что все еще куда-то падает, но теперь по крайней мере чувствовал стенки туннеля, которые, надо сказать, довольно сильно обдирали ему локти и колени. Бесконечное падение продолжалось… И там, внизу, было темно, как в колодце! Джо закричал от страха и боли, выпустил поводок, и Генри тут же исчез. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Джо вылетел наконец из туннеля, ставшего абсолютно вертикальным, и тяжело шлепнулся на землю.

Открыв глаза, он понял, что сидит в каком-то помещении на выложенном плиткой полу, весь исцарапанный, в синяках, голова у него кружится, а вокруг густым облаком, забивая нос и горло, стоит пыль. И он не имеет ни малейшего понятия о том, что с ним произошло и куда он попал.

Неужели он действительно провалился в ту дыру под кустами?

Или просто так сильно ударился обо что-то головой, что теперь ничего не соображает?

Когда пыль вокруг несколько рассеялась, Джо с изумлением обнаружил, что сидит… в очаге, прямо за огромным котлом, висящим на цепи. Он осторожно выглянул из-за котла, стараясь рассмотреть темноватую и чрезвычайно захламленную комнату, в которой столь неожиданно оказался.

Вдоль всех стен здесь стояли столы, загроможденные горами горшков, кастрюль, мисок, каких-то бумаг, свертков и еще черт знает чего. В комнате имелись также табуретки, а на стенах висели полки, битком набитые всякой всячиной – посудой, книгами, коробками, бутылками… Занят был буквально каждый дюйм стен, ибо, помимо полок и шкафчиков, там висели разные карты и схемы, огромные пучки трав и кореньев, засушенные растения целиком, а также чучела животных и птиц и необычного вида сверкающие инструменты, о предназначении которых Джо даже не догадывался. Пол в комнате был завален мешками, глиняными сосудами и странными угловатыми приспособлениями из дерева и металла со множеством пружин, клапанов и зубчатых колес. И посреди всего этого невообразимого беспорядка спиной к Джо спокойно стояли два весьма странных существа.

Один тип был маленький, толстенький, с густыми вьющимися седыми волосами и в очень высокой остроконечной шляпе, на полях которой сидел голубой волнистый попугайчик. Второй – настоящий великан, весь покрытый какими-то шишками, постоянно горбился и смотрел в пол, чтобы не стукнуться головой о тяжелую люстру, висевшую под потолком.

– Не больно-то он разговорчивый, господин мой, – услышал Джо голос шишковатого великана.

– Видимо, Норберт, нам достался чрезвычайно сильный духом, но крайне молчаливый герой-воитель, – важно отвечал толстенький коротышка.

– Что сильно отличает его от Квентина Кондитера! – заметила птичка довольно ехидным тоном.

Толстенький над кем-то склонился – Джо было плохо видно – и ласково сказал:

– Ну-ну, не стоит так смущаться. Меня зовут Рэндальф. А тебя как?

Джо стало так интересно, что он наконец собрался с силами и вылез из очага. «Неужели все это происходит со мной? – думал он. – Неужели я, всего на несколько минут выйдя на прогулку с собакой и провалившись в какую-то нору в кустах, действительно оказался в чужой кухне да еще и, похоже, в чужой стране? И куда, кстати, подевался Генри?»

Тут как раз пес впервые подал голос, коротко и резко тявкнув.

– Груб? – озадаченно переспросил Норберт. – Он сказал «Груб!»?

– Ну да, Груб! – воскликнул коротышка с энтузиазмом. – Это ведь так естественно! Превосходное имя для героя-воителя! На редкость короткое и точное! – Он снова низко склонился к кому-то и тоном заговорщика спросил: – Может быть. Груб Могучий, а? Или Груб Губитель? Или Груб… э-э-э… Мохнатый?

Генри снова тявкнул.

– Генри! – окликнул его Джо.

Пес тут же бросился к нему, обогнув великана Норберта, радостно виляя хвостом. Джо взял его на руки и крепко прижал к себе. «Господи, – думал он, – как приятно увидеть кого-то знакомого даже во сне. Если, конечно, это сон!»

– А ты кто такой? – раздался у него над ухом скрипучий пронзительный голос.

Джо поднял голову: оба нелепых существа, обернувшись, уставились на него. Оказалось, что у коротышки седая курчавая борода до пояса, а у великана целых три глаза! И оба они при виде Джо застыли как изваяния, выпучив глаза (все пять!) и широко разинув рты. А противный голос, как оказалось, принадлежал попугаю, который снова повторил свой вопрос.

– Я, кажется, задала вопрос: кто ты такой?

– Я… я – Джо, но я…

– Разве ты не видишь, Вероника? – воскликнул толстенький Рэндальф. – Это, должно быть, оруженосец или близкий друг нашего героя. У всех настоящих героев-воителей есть такой спутник. Мендигор Лживый, например, всегда имел при себе гоблина по имени Дьявольское Отродье, а у Лотгара Противного любимым другом считался цверг Кровавый Прыщ…

– А у Квентина Кондитера – пудель Мэри, – буркнула попугаиха.

– Заткнись, Вероника! – рассердился Рэндальф. – Ты уж прости мою подружку, – обратился он к Генри. – Она, что называется, недавно из пеленок и чересчур болтлива. – Он повернулся к Джо. – Я ведь не ошибся? Ты приятель Груба Мохнатого, верно? Видимо, ты его оруженосец? Или, может быть, ты точишь его боевые топоры?

– Это не совсем так… – сказал Джо слабым голосом. – И зовут его Генри, а не Груб. Я держал его поводок, когда…

– Ах, повод! – воскликнул Рэндальф. – Так ты его стременной! Хм… Необычно. Хотя и допустимо. Мы и не о таком слыхали!

Попугаиха гневно затопала ногами в крохотных, но весьма крепких ботиночках на высокой шнуровке и даже закашлялась:

– Я лично о таком никогда не слыхала! – заявила она.

– Помолчи, Вероника, – сказал Рэндальф и смахнул птичку с полей своей шляпы. – Мы с тобой совершенно забыли о приличиях! – И он опять повернулся к Генри. – Итак, господин мой, позволь представиться тебе как подобает. Перед тобой Рэндальф Мудрый, главный волшебник Чвокой Шмари!

– Скорее, единственный, – заметила Вероника, садясь ему на плечо.

– А это, – продолжал Рэндальф, словно не замечая ее слов, – мой помощник Норберт, точнее – Норберт Невеликий.

– Невеликий? – изумленно воскликнул Джо. – Да ведь он просто великан!

– Ты прав, он значительно выше ростом и тебя и меня, – согласился Рэндальф, – но все же для настоящего людоеда-великана Норберт мелковат, да и силенок у него маловато.

– Тебе бы папашу моего увидать, господин мой, – сказал Норберт, ласково улыбаясь Джо. – Вот уж действительно великан!

– Однако вернемся к нашим баранам, – прервал его Рэндальф. – Я призвал сюда заклятием Генри Мохнатого, великого героя-воителя, во имя…

– Героя-воителя? – изумился Джо. – Но Генри – не герой-воитель. Он мой пес!

И Генри выказал по этому поводу такой восторг, что завилял хвостом и даже на спину повалился, задрав вверх все четыре лапы.

– Что это он делает? – в ужасе спросил Норберт, широко раскрывая свои три глаза.

– Хочет, чтоб ему брюхо почесали, – пояснил Джо, все еще не веря своим глазам. Он даже головой на всякий случай потряс. «По-моему, я в любую минуту могу очнуться в больнице с забинтованной головой!» – подумал он.

– Ну так что ж ты стоишь, Норберт? Чеши ему брюхо! – велел Рэндальф.

– Но, господин мой!.. – слабым голосом возразил великан.

– Чеши! – повторил Рэндальф. – Я приказываю!

Норберт осторожно присел на корточки, и вся комната как-то странно качнулась. Он нежно погладил брюшко Генри своим толстым пальцем и вопросительно посмотрел на Рэндальфа.

– Давай, давай! – подбодрил его Рэндальф. – Он тебя не укусит, верно? – И волшебник, поглаживая бороду, с улыбкой посмотрел на Джо. – Похоже, возникло некое недоразумение… – заметил он несколько неуверенно.