Следуй за ритмом

Мама, не ведая о моих планах, повезла меня из школы не домой, а в гостиницу.

– Мы только на пару минут, – уверила она. – Поздороваться.

Это означало, что в гостинице я проведу не пару минут, а час. Как минимум.

Она захватила меня с собой, чтобы я поприветствовала одну тетушку, приезжавшую раз в год погостить в «Плюмерию». Тетушка была пожилой тринидадкой, проживающей теперь в Нью-Йорке. Она чересчур сильно трепала меня за щеки и пахла так, словно искупалась в мяте, зато рассказывала забавные истории и любила дарить подарки. В этот раз она привезла мне две коробки ирисок – особой марки, изготовлявшиеся только в одной кондитерской лавке Бруклина.

Когда час спустя мама припарковала машину у нашего дома, я уже придумала, где припрячу свои вкусняшки: в дальнем углу овощного ящика, куда никогда не догадается заглянуть папа. Если дело касается сладостей, ему доверия нет.

– Будет здорово, если ты сделаешь для тети Джен благодарственную открытку, – словно бы предложила мама. Однако я знала – это наказ. – Ей будет приятно.

– Но я уже поблагодарила ее, когда она подарила мне конфеты.

Мама выключила мотор.

– Ты поступишь хорошо, если сделаешь это, Рейна. Тебе же нравится рисовать. Почему бы не нарисовать открытку?

Я со вздохом открыла дверцу.

В машину ворвалась музыка калипсо[7]: ритмичная, бодрая, с ревущими духовыми и энергичными ударными.

Мама вышла из машины и захлопнула дверцу.

– Давно не слышала ее. – Прислушиваясь, она склонила голову набок, а потом начала подпевать на английском и испанском.

– Кого? – в замешательстве спросила я.

– Калипсо Роуз[8].

– Эм?

Мама удрученно вздохнула.

– Ни испанского не знаешь, ни истории музыки. Чему тебя учат в школе? За что я им плачу?

Я промолчала. Мама увлекалась защитой и прославлением культуры Тринидада с Тобаго и их населения. Поэтому часто использовала гостиницу и свои ресурсы для поддержки и инвестирования местных предприятий: художественных, мебельных и пищевых. Большая часть еды в гостиницу доставлялась с островов.

– Вслушайся в эту музыку, Рейна. Это музыка твоих прародителей.

Я указала в конец Иксоры Драйв:

– По-моему, музыка моих прародителей доносится из старого дома Чандры.

– Верно, – подтвердила мои слова миссис Клей по другую сторону забора, разделявшего наши дворы. В руках она держала два продуктовых пакета. Видимо, только что вернулась домой из магазина.

– Хотите сказать, ее поставил старик? – рассмеялась мама. – Не знала, что у него такой хороший вкус.

– Нет, его внук, – ответила миссис Клей.

У мистера Чандры есть внук?

Шелл Хейвен – маленькая деревушка. Все знают друг друга если не по имени, то в лицо уж точно. Но старик Чандра каким-то образом оставался для всех загадкой. В свои семьдесят он жил один и держался особняком. Заядлый рыбак, он уходил на пляж еще до рассвета и возвращался с рынка уже далеко затемно. Иногда Чандру месяцами не видели, и единственным доказательством старика служил горящий ночами в его доме свет. До этой самой минуты я понятия не имела о том, что у него есть семья.

– Мальчик, лет одиннадцати-двенадцати. – Мисс Клей подошла поближе к забору поделиться новостями. – Останется у деда на несколько недель. Думаю, приехал помогать ему на рыбалке.

– Он приехал с мамой? – удивила меня вопросом мама. Похоже, ей о семействе старика было известно больше моего. – В последний раз мы с ней виделись… еще до рождения Рейны.

– Вроде нет. Но это и не удивительно после того, как он вышвырнул ее из дома беременную. Как будто от нее можно было ожидать чего-то другого. Девчонка всегда была… сама знаешь какой. Однако удивительно, что после случившегося она отпустила сюда своего ребенка.

Мама сузила глаза.

– Возможно, у нее не было выбора. Особенно если она все еще одна.

Ее тон стал резковатым, но миссис Клей этого не заметила.

– А вот этому я бы не удивилась. Как говорится, яблочко от яблони…

Мама молчала, устремив взгляд в конец улицы. Из-за кустов вышел мальчик моего возраста. Прижимая к груди серый шлакоблок, он скрылся за деревьями, которые росли возле двора мистера Чандры.

– Что он делает? – спросила мама.

– Да кто ж его знает, – пожала плечами миссис Клей. – Пэт сказала, он к ней заходил. Предлагал подстричь лужайку за пятьдесят долларов. На что ему такие деньги?

Мама неопределенно хмыкнула.

Заиграла песня Машела Монтано[9]. Ее я узнала и беззаботно начала подтанцовывать.

– Как ты сама, Клэр? – понизила голос миссис Клей. – Сейчас все хорошо? Вижу, волосы отрасли. Красивые.

– А, спасибо. – Натянуто улыбнувшись, мама пригладила волосы на висках. – Это парик.

У меня сжалось сердце, и я перестала танцевать.

– Ох. – Мисси Клей отодвинулась. – Попробуй постричь волосы в новолуние. Будут расти быстрее. – Она подняла пакеты. – Нужно разложить продукты. Поболтаем позже.

Мама снова неопределенно хмыкнула, по-прежнему глядя в конец улицы. Судя по задумчивому наклону головы, что-то планировала. Я пошла домой, но как только нога коснулась первой ступеньки крыльца, меня окликнула мама:

– Рейна, сходи к соседям и поздоровайся со внуком мистера Чандры.

Я остановилась.

– Мне обязательно это делать?

– Ты поступишь хорошо, если сделаешь это. – Мама пересекла лужайку и подошла ко мне. – Бедный мальчик… Я знаю, каково это – когда незнакомые люди осуждают тебя и твою семью. Мама растила меня в одиночестве. – Она взяла из моих рук школьный рюкзак. – Когда она была занята, мне приходилось оставаться с любым, кто меня примет. Мне было бы гораздо проще и легче, если бы встречавшиеся на моем пути люди были ко мне добрее. – Прежде чем я успела возразить, мама достала из рюкзака коробку конфет и протянула мне. – Подари ему в качестве приветственного подарка.

У меня отвисла челюсть. Я не успела и глазом моргнуть, как меня лишили половины ирисок.

– Но они – мои.

– Не будь жадиной, Рейна. – Мама взяла меня за плечи, развернула и подтолкнула в сторону дома Чандры. – Вернись до темноты.

Я удалялась от нее, обиженно пыхтя. «До темноты», сказала она. Да я там дольше чем на пять секунд не задержусь. Все это нечестно по отношению ко мне, но «хорошие поступки» для мамы превыше всего.

Я шла по улице к дому. Музыка доносилась с заднего двора, поэтому я юркнула в кусты, скользнула вниз по склону и наткнулась на скрытый пятачок земли за домом. Внук Чандры там пилил доску. Он положил ее на импровизированный рабочий стол, который смастерил из старой двери и двух перевернутых мусорных баков. Ступени позади дома подпирали три цементных блока.

Черные как уголь волосы парня были коротко подстрижены, и кожа на голове блестела от пота. Он работал, сосредоточенно сдвинув брови. Босые ноги покрывала грязь. Он уже тогда был высоким, с длинными узловатыми руками и ногами. Однако, несмотря на нескладность тела, двигался поразительно ловко.

Вел он себя не по возрасту. Вынужденно, как позже узнала я. Ему приходилось самому заботиться о себе, когда его мама долгие часы пропадала на работе, будучи медсестрой. Недавно она восстановила общение с отцом. Дед согласился брать внука на каникулы, чтобы тому не пришлось сидеть целыми днями дома одному.

Парень поднял взгляд, увидел меня и вздрогнул от неожиданности.

– Привет! – громко поздоровалась я. Не знаю, слышал ли он меня за музыкой. – Меня зовут Рейна. Я пришла познакомиться с тобой и отдать тебе приветственный подарок. Ты – внук мистера Чандры?

Он не ответил, направившись к припаркованному возле дома грузовику. И по пути все время бросал на меня изумленные взгляды, словно ему не верилось в то, что я здесь. Мне тоже в это не верилось.

– Это был глупый вопрос, – продолжала я, повысив голос. – Конечно, ты его внук. Иначе с чего тебе торчать у него во дворе. Если бы ты не был его внуком, это выглядело бы стремновато.

Музыка оборвалась на половине последнего предложения. И мы уставились друг на друга во внезапно наступившей тишине.

Парень захлопнул дверцу грузовика и пошел ко мне, удивленно подняв брови. Я стиснула в руках коробку, борясь с желанием удрать с ней, спрятать ее, а потом тайком, пока мама не видит, пронести в свою комнату. Но кого я обманываю? Она узнает.

Мама знает все.

– Ты слышал хоть что-нибудь из того, что я тебе сказала? – спросила я.

– Только то, что ты назвала меня стремным.

– Я не называла тебя стремным… – смущенно замямлила я. – Ты не слышал полной фразы. Я, наоборот, говорила, что ты не стремный.

– Все равно довольно странный способ поздороваться с незнакомцем.

– Да нет же, клянусь, я не имела в виду ничего плохого. – Куда-то не туда идет этот разговор. – Я просто…

Я умолкла, когда он начал смеяться.

Он прикалывался надо мной.

Никогда не встречала никого, кто бы умел взбесить меня быстрее его. Ни до нашего знакомства, ни после.

– На, – протянула ему коробку. – Мама сказала отдать ее тебе. В знак приветствия.

– Спасибо. – Он взял конфеты. – По виду классные. Очень мило со стороны твоей мамы.

– Да, она очень милый и добрый человек, – ровным голосом отозвалась я и повернулась уходить. – Добро пожаловать в Шелл Хейвен. Еще увидимся. – Или нет.

– Подожди… Может, останешься ненадолго? Хочешь конфеты? Я с тобой поделюсь.

Я застыла и глянула на него через плечо.

Он поднял коробку.

– Ладно. – Я медленно повернулась к нему. Может, он не так уж и плох. Раз хочет поделиться конфетами.

– Меня зовут Эйден. – Он попятился и сел на ступеньки. – А тебя?

– Рейна. Я живу в оранжевом доме. Самом первом после поворота.

– В том, у которого большой двор?

– Да. – Не знаю, почему он посчитал его большим и почему вообще обратил на это внимание.

Эйден возился с оберточной пленкой на коробке конфет, пытаясь ее открыть. Возился целую вечность. У меня руки зудели отобрать у него коробку и открыть ее самой. Чтобы отвлечься, я огляделась.

Участок земли возле старого дома Чандры загромождали вещи. Вокруг машины стояли кипы коробок, полки с инструментами, пластиковые контейнеры и рыболовные снасти. В углу приткнулись проржавевшая стиральная машина и сушилка. Между двух свай висела бельевая веревка. Я почувствовала себя неловко оттого, что стояла, в то время как Эйден сидел, и заняла место рядом с ним, уперев ногу в цементный блок.

– Зачем тебе все это?

– Делаю дополнительную ступеньку. – Он указал нам под ноги. – Нижняя слишком высока для деда. Ему трудно спускаться.

Нижняя ступенька и правда была высоковата. Не для нас, а для пожилого человека за семьдесят. Подъем и спуск действительно могли вызывать трудности. Как мило со стороны Эйдена позаботиться о своем дедушке. Все-таки он неплохой.

Эйден ухмыльнулся.

– Дед заплатит мне за это сотню долларов.

Неа. Все-таки плохой.

– Ты делаешь это для своего деда за деньги?

Он выгнул бровь.

– Это работа. И он ее оплачивает. Так делаются дела.

– Я постоянно помогаю маме в гостинице, но не заставляю ее оплачивать мой труд. – «Плюмерия» – наше общее дело. Семейное.

Эйден оторвался от вскрытия пленки на коробке, глянул на меня.

– Какой школы у тебя форма?

Я провела пальцами по складкам на юбке.

– Частная начальная школа Нельсона. А что?

– Так я и думал.

– Не поняла.

– Что ты из Нельсона.

– И?

– Тебе не понять. У твоей семьи есть деньги.

Я вскочила на ноги. Слышала, что говорят о детях, учащихся в моей школе. Но мне никогда не говорили подобного в лицо.

– Думаешь, знаешь меня, раз я хожу в эту школу? Типа, я снобка? Выпендреха? Считаю себя лучше других?

– А ты считаешь себя лучше других?

С меня достаточно.

– Я пришла сюда вручить тебе подарок.

– Твоя мама заставила тебя прийти сюда и вручить мне подарок.

– Эти конфеты подарили мне, но я отдала их тебе из вежливости. Которая и тебе не помешает.

Я взобралась по склону к дороге, ни разу не оглянувшись назад. Вне всякого сомнения, Эйден Чандра ужасен. В следующий раз при встрече проигнорирую его. Будет знать!

* * *

Утром меня разбудил звук работающего под окном мотора. Я сунула голову под подушку, чтобы приглушить шум. Когда это не помогло, спрыгнула с постели, распахнула шторы и увидела источник моих проблем.

Эйден. Он косил лужайку.

Движение штор, должно быть, привлекло его внимание, и он посмотрел прямо в мое окно. Остановился и помахал мне. Я торчала у окна застывшей статуей, пока не вспомнила, что стою в пижаме с Пикачу и растрепанными со сна волосами. Смутившись, резко села на корточки.

– Мам! – поползла на карачках к двери.

Маму я нашла в гостиной. Она клала в сумочку банку с тунцом и крекеры, чтобы потом позавтракать ими.

– Зачем он косит нашу лужайку?

– Доброе утро, Рейна, – бодро ответила мама. – Эйден утром зашел поблагодарить меня за ириски и предложил услуги газонокосильщика. Он показался мне находчивым молодым человеком, и я его наняла. – Она застегнула молнию на сумочке. – Эйден спросил, свободна ли ты сегодня, чтобы сходить с ним на пляж. Я сказала ему спросить об этом тебя, но ты можешь погулять с ним, если хочешь. – Мама улыбнулась и поцеловала меня в лоб. – Похоже, у тебя появился новый друг.

Друг?

Я потерла глаза.

– Ты на работу?

– Да. Тебя сегодня не беру с собой. – Мама стерла большим пальцем с моего лба отпечаток своей помады. – Эйден кажется мне хорошим мальчиком. Повеселитесь.

Хорошим? Он?

– Вернусь к семи. – Она пошла к двери, звякнула взятыми со стойки ключами. – Папа в спальне работает над своей статьей. Постарайся до обеда не беспокоить его.

Я кивнула. Папа и о еде забывал, если его не трогали. Он работал независимым журналистом, и его статьи регулярно печатали в крупнейших газетах и местных журналах. Однако самым его любимым проектом был обширный путеводитель по острову. Иногда он брал нас с мамой в исследовательские поездки по самым популярным местам и достопримечательностям, рассказывая их истории.

– Плата за работу Эйдена на стойке, – сказала мама, выйдя за порог. – Можешь отдать ему, когда он закончит.

– Уху, ладно. – Я придержала дверь открытой, провожая ее взглядом до машины.

Полчаса спустя, поле того как Эйден покосил лужайку, я встретила его на веранде.

– Что ты сказал маме? – спросила, отдав ему деньги. – Ты показался ей «хорошим мальчиком».

Он выгнул бровь.

– Я хороший мальчик.

– Ты обозвал меня снобкой, – скрестила я руки на груди.

– Ты сама себя так обозвала. – Эйден снял и отложил в сторону папины защитные перчатки, подхватил оставленный в углу рюкзак. Достал из него знакомую коробку конфет и протянул мне. – Это тебе.

Я, не задумываясь, взяла ириски и тут же пожалела об этом.

– Ты их не хочешь?

– Не люблю сладости. Думал перепродать их, но не стал заморачиваться.

Боже, ну и чудной он. Как он собирался их перепродать?

Заполучив ириски обратно, я решила любезно уделить ему немного времени и села в одно из кресел на веранде.

– Для чего тебе нужны деньги?

Эйден плюхнулся в соседнее кресло. Вытащил мобильный и, понажимав на кнопки, протянул его мне. На потрескавшемся дисплее подсвечивалась фотография гитары.

– Акустическая гитара «Гибсон сонграйтер». Мамин друг продает ее за тысячу американских долларов. Он дал мне время накопить на нее. До конца лета.

Тысяча американских долларов – примерно семь тысяч долларов Тринидада и Тобаго. Невероятная сумма.

– И сколько ты уже накопил?

– Тысячу триста двадцать два доллара.

Ну да. За два месяца ему ни за что не собрать нужной суммы. Я, конечно, этого не озвучила.

– Ты умеешь играть? – спросила я.

– Немного. Чему-то мама научила, чему-то сам научился. – Эйден размял пальцы. – Но у мамы старая-престарая гитара. Плюс для написания песен мне нужна своя.

– Ты пишешь песни? – Впечатляюще. Но не особо верилось. – Споешь одну?

– Я только что сказал, что мне не на чем играть, – закатил он глаза. – В этом-то и проблема.

– А на синтезаторе играть умеешь? У меня есть. Можешь взять, пока гостишь у деда.

– Правда? – обрадовался Эйден. У него загорелись глаза.

– Правда. – Почему бы нет? Если синтезатором будет пользоваться Эйден, мама перестанет заставлять меня играть на нем каждый день. Мне с лихвой хватало выступлений за роялем перед отдыхающими гостиницы. Своей неуклюжей игрой я выставляла себя на посмешище.

Я принесла из дома синтезатор, и мы установили его на веранде. Играл Эйден поразительно, особенно учитывая то, что не нуждался в нотных записях. Он с серьезным видом послушал, как я сыграла «Прелюдию и фугу до мажор» Баха: склонив голову набок и не сводя опущенных темно-карих глаз с моих пальцев. И я чуть со стула не упала, когда минутой позже он сыграл ее мне сам без нотных записей.

– Опять прикалываешься надо мной? Ты берешь уроки. И уже годы как практикуешься в игре.

Эйден попытался сдержать улыбку, но его губы заметно дрогнули.

Я пихнула его в плечо.

Он, морщась, потер ушибленное место.

– Ну ладно. Мама моего друга начала учить меня играть в январе. Однако эту песню я исполнил впервые.

– В январе? – нахмурилась я. – Не может быть. Чтобы так играть, нужно больше практики.

– Почему? Думаешь, я хорош?

– Ой, заткнись.

Эйден улыбнулся еще шире.

Я годы брала уроки по музыке и часами практиковалась играть мелодию, которую он выучил за минуты и исполнил, не глядя в ноты. Я не знала, восхищаться им или ненавидеть его.

– Сыграй мне что-нибудь еще, – попросил Эйден, снова приклеившись взглядом к клавишам. В ожидании он придвинулся ко мне ближе.

Он взволнованно покачивал ногой, пошатывая кресло. И мне передалось его возбуждение.

– Ладно. Что бы сыграть… – Я стала листать нотные записи. Обычно я избегала самых сложных мелодий в конце тетради, но рядом с Эйденом мне вдруг захотелось попробовать. И, что еще страннее, я стала получать от этого удовольствие.

Глава 7

Мало кто догадывается о том, что я не жаворонок. Я всем своим существом ненавижу вставать рано утром. А с работой в гостинице мне приходится делать это каждый день. К счастью, бодрость духа, необходимая для встречи с персоналом и гостями, достигается большой чашкой черного кофе.

Хорошее настроение – часть работы. Его ожидают от нас. Людям на отдыхе хочется видеть вокруг себя одни лишь улыбки. Я годы практиковалась и совершенствовалась в достижении нужного настроя, но в некоторые дни он дается мне особенно трудно. Если бы не большая конференция, проводимая в этот день в нашей гостинице, я бы осталась дома.

Пфф. Кого я обманываю? Я все равно бы пошла на работу.

Я рано приехала в «Плюмерию». Не задержалась у ресепшена поболтать с работниками и послушать последние гостиничные сплетни. Опустив голову и устремив взгляд в пол, прошла прямиком в папин кабинет. Папы, по обыкновению, там не нашла, поэтому заняла его место за письменным столом и начала отвечать на электронные письма. И чуть не заклевала носом: подобные занятия и в хорошие-то дни навевают скуку, а сегодня я к тому же не выспалась. После звонка Эйдена я долго смотрела в потолок, прокручивая в голове каждое сказанное нами слово.

Завибрировал телефон. Пришло сообщение от Оливии.

«Ты поговорила с ним?»

Мои пальцы замерли над кнопками. Я уклонялась от разговора с подругой с нашего обеда у Грейс. Уверена, она снова заведет свою песню о том, что я избегаю Эйдена, потому что по-прежнему в него влюблена. Я же, если честно, просто хотела избежать болезненного для нас с Эйденом разговора. Который все-таки произошел.

«Да», – ответила я.

Секундной позже раздался звонок.

Я была не настроена на телефонный пересказ и анализ беседы с бывшим парнем, поэтому нажала отбой. Если бы я только отклонила звонок Эйдена! Так нет же, ответила. Даже он удивился.

– Не ожидал, что ты ответишь.

– Но я ответила, – сказала я, и мы погрузились в молчание. Может, он уже жалел, что позвонил? – Откуда у тебя номер моего телефона?

– Твой папа дал.

– Оу. – Я уперлась спиной в спинку кровати. – Как… – начала я, но потом передумала спрашивать, как у него дела. Вопрос казался банальным и пустым. Нужно было подготовить текст. Как трудно подобрать слова, когда не знаешь, с чего лучше начать разговор. Я попыталась сказать что-то честное и более личное. – Так странно было увидеть тебя сегодня.

– Да, странно, – отозвался он и хмыкнул, то ли удивленно, то ли печально. – Потому я и позвонил. Решил, нам надо поговорить.

– Согласна. – Я подтянула к груди колени и обняла их свободной рукой. Стиснула в ладони телефон. Грудь распирало от долго хранимых в душе извинений, готовых вот-вот прорваться наружу. Пора. Настал подходящий момент.

– Хочу, чтобы ты знала, приезд сюда был не моей идеей, – сказал Эйден.

– Что? – выдохнула я. Слова-извинения болезненно застряли в горле. Пришлось затолкать их обратно.

– Все спланировали мои друзья. – Похоже, Эйден не слышал меня. – Виллу забронировали Элиза и Хейли. Пока мы не подъехали к гостинице, я даже не знал, где мы останавливаемся. Это сюрприз к моему дню рождения. Не знаю, помнишь ли ты, что он в конце месяца.

Я помнила. Просто не сложила два и два.

– Они столько сделали для меня. Мне очень не хотелось бы, чтобы они узнали, какую ошибку совершили, забронировав виллу в вашей гостинице. Я бы предпочел любую другую.

Его слова были как ушат ледяной воды. Я поморщилась. Одно дело – подозревать, что он не хочет иметь со мной ничего общего, и совсем другое – слышать это. Надежды на выправление отношений испарились.

– Поэтому я не сказал им, кто ты… кем ты была для меня. Так легче. Они знают, что мы росли вместе, но не более того. Не хочу открывать им правду. Нам ведь не обязательно видеться, пока я здесь. А если будем осторожны, то вообще друг друга не увидим.

– Неплохой план. – Соскользнув вниз по спинке, я оцепенело лежала в постели.

– Рад, что ты с этим согласна, – отозвался Эйден после небольшой паузы. В его голосе проскользнуло нечто похожее на злость.

Может, в отличие от меня, он как раз подготовил текст разговора? Эйден никогда не был разговорчивым. Наверное, я впервые услышала от него столько слов за раз. Он разозлился, потому что я согласилась с его планом или потому что нарушала подготовленный им сценарий импровизированными ответами?

– Но как насчет твоей семьи? – спросил он, вернувшись к ровному тону, который поддерживал большую часть разговора. – Твой отец не знает, что мы были вместе? У меня сложилось такое впечатление, когда я попросил у него номер твоего телефона.

– Он думает, мы были просто друзьями, – ответила я, не вполне уверенная в своих же словах. Раньше казалось, мама рассказала папе о наших с Эйденом отношениях, но потом я начала в этом сомневаться. Сама я, конечно же, не рассказывала ему о своей личной жизни. В которой-то и были всего одни-единственные отношения.

– И Пэм, видимо, тоже не в курсе. – В голосе Эйдена снова послышались злые нотки.

– Не в курсе. Мы сблизились только год назад. Упоминать о тебе не приходилось.

– Это все облегчит.

Да, его голос, без сомнения, выдавал злость. Хорошо.

– Возможно. Оливия знает о нас, но, уверена, сохранит твой секрет. – Я села. – Теперь, когда мы все прояснили, мне пора идти. Рада, что мы это обсудили. Спокойной ночи.

Я нажала на отбой, обрывая разговор. Мелочно? Да. Зато полегчало.

Мой телефон принялся без остановки вибрировать. Оливия посылала одно сообщение за другим.

«Что случилось????»

«Рей»

«Что он сказал?»

«Все настолько плохо?»

Приложение показывало, что подруга продолжает печатать. Я вздохнула, охваченная противоречивыми чувствами: желанием успокоить ее ответом и нежеланием говорить о нашем с Эйденом разговоре. Ответ вроде: «Он сказал мне, что мы должны держаться друг от друга подальше», только подольет масла в огонь. Поэтому я написала Оливии полуправду.

«Все нормально. Мы поставили точку в отношениях».

Первая часть – ложь, вторая – правда. Эйден практически захлопнул перед моим носом дверь с надписью «Наши отношения».

Оливия снова попробовала дозвониться до меня. Я написала ей, что занята, и поставила мобильный на беззвучный режим. Подруга не виновата, что слова Эйдена ранили меня, но это она убеждала меня поговорить с ним, и посмотрите на результат. Сейчас в списке тех, с кем я не желаю говорить, она стояла сразу после Эйдена.

– Эй, ты здесь? – заглянул в кабинет Уильям. – Хорошо. На вилле что-то происходит. Зовут посмотреть и разобраться. Мне нужно, чтобы ты сходила и решила проблему.

Мобильный выскользнул из пальцев и со шлепком приземлился на ковер.