Обратный отсчет

– О чем речь? – прервал его Хобарт.

Энтони неторопливо повернулся к нему.

– Небольшое учебное задание. Организуем слежку за подозреваемым дипломатом.

– Передайте это дело ФБР, – отрезал Хобарт.

Войну Хобарт провел в разведке ВВС. По его понятиям, разведка должна была выполнять одну-единственную задачу: выяснять, где враг и чем он занят. Ветеранов УСС он презирал за «грязные трюки». Раскол проходил по самому центру управления. Ветераны, пришедшие сюда из УСС, были по натуре свободными корсарами: они делали все, что считали нужным, не задумываясь рисковали головой и терпеть не могли следовать правилам или держаться в рамках оговоренного бюджета. За эту безалаберность бюрократы их ненавидели. Энтони же был корсаром из корсаров – отчаянный сорвиголова, из тех, кому даже убийство сходит с рук.

– С какой стати? – холодно поинтересовался Энтони.

– Вы прекрасно знаете: ловить коммунистических шпионов на территории США – работа ФБР, а не наша.

– Нам необходимо проследить связи подозреваемого. Такое дело, если правильно к нему подойти, может открыть уйму информации. А ФБР это не интересует, у них одна забота – разрекламировать себя, отправив очередного «красного» на электрический стул!

– И все же таков закон.

– Мы с вами оба знаем, что это дерьмо собачье, а не закон.

– Тем не менее…

Как бы ни ненавидели друг друга разные «партии» в ЦРУ, все они разделяли неприязнь к ФБР и его директору, самовлюбленному Дж. Эдгару Гуверу.

– Вспомните, когда ФБР в последний раз делилось с нами информацией? – стараясь сохранять хладнокровие, мягко поинтересовался Энтони.

– Никогда, – ответил Хобарт. – Но в любом случае сегодня у меня для вас другое поручение.

Энтони почувствовал, что закипает. Что этот жирный ублюдок о себе вообразил? Считает себя вправе давать ему «поручения»?!

– О чем речь?

– Белый Дом запросил у нас доклад: что делать с переворотом на Кубе[7]. Совещание по этому вопросу начнется через несколько часов. Мне нужно ваше мнение и мнения самых опытных ваших людей.

– Хотите, чтобы я вам рассказал биографию Фиделя Кастро?

– Разумеется, нет! О Кастро я и так все знаю. Мне нужны практические предложения: как нам поступить в этой ситуации.

– Почему бы не сказать прямо: как нам уничтожить Кастро и его шайку?! – ответил Энтони, который терпеть не мог хождений вокруг да около.

– Ну… может быть.

– А что еще, интересно, мы можем с ними сделать? – язвительно усмехнулся Энтони. – Отправить в воскресную школу?

– Это уж Белому дому решать. Наша задача – предложить варианты. Поэтому мне хотелось бы вас выслушать.

Энтони пытался сохранить внешнее хладнокровие. Сегодня у него попросту нет на это времени! Да и люди ему нужны все, а опытные – особенно.

– Посмотрим, что я смогу сделать, – ответил он, надеясь, что Хобарт удовлетворится таким расплывчатым обещанием.

Надеялся он зря.

– У меня в конференц-зале, со всеми самыми опытными вашими агентами, в десять часов – и не опаздывать! – приказным тоном объявил Хобарт и пошел к двери.

Энтони принял решение.

– Нет, – ответил он.

Хобарт резко повернулся к нему.

– Это не просьба, – сообщил он. – Это приказ.

– Читайте по губам, – предложил Энтони и, когда Хобарт недоуменно воззрился ему в лицо, громко и отчетливо, старательно артикулируя каждый звук, произнес: – Пошел на хрен!

Кто-то из агентов фыркнул. Лысая макушка Хобарта побагровела.

– Ну… – пропыхтел он. – Ну… погодите, Кэрролл! Вам это с рук не сойдет!

И вылетел за дверь, с треском захлопнув ее за собой.

Все в комнате дружно расхохотались.

– Вернемся к работе, – предложил Энтони. – Сейчас за нашим объектом наблюдают Саймонс и Беттс. Как только они выйдут на связь, Ред Райфенберг и Экки Горвиц их заменят. Будем следить четырьмя сменами по шесть часов каждая, плюс дежурные на телефоне. Пока все.

Агенты толпой вышли за дверь, однако Пит Макселл задержался. Он уже побрился и переоделся в обычный деловой костюм с модным узким галстуком: в таком виде родимое пятно у него на щеке и неровные зубы бросались в глаза, словно разбитые окна в новом доме. Быть может, из-за своей непривлекательной внешности Пит был застенчив и необщителен, зато немногим своим друзьям по-настоящему предан. Сейчас он с тревогой спросил Энтони:

– Это не опасно для вас – так разговаривать с Хобартом?

– Он никчемный болван.

– И еще наш босс.

– Я не допущу, чтобы он сорвал мне важную операцию.

– Вы солгали. Ему не составит труда выяснить, что Люк – вовсе не дипломат из Парижа.

– Тогда сочиню другую историю, – пожал плечами Энтони.

Пит посмотрел на него с сомнением, но кивнул и двинулся к дверям.

– Вообще-то ты прав, – остановил его на пороге Энтони. – Я рискую, и чертовски сильно. Если что-то пойдет не так, Хобарт не упустит возможности откусить мне голову!

– Так я и думал.

– Значит, наша задача – чтобы все прошло, как задумано.

Пит вышел. Оставшись один, Кэрролл несколько раз глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Кабинетные «войны» и подковерные интриги его бесили… К сожалению, от людей вроде Хобарта нигде не спрячешься.

Он не сводил глаз с телефона – и действительно, не прошло и пяти минут, как телефон зазвонил. Энтони снял трубку.

– Кэрролл слушает.

– Опять ты изводишь старину Хобарта! – раздался в трубке хриплый прокуренный голос человека, который большую часть жизни наслаждался всеми возможными дурными привычками.

– Утро доброе, Джордж! – ответил Энтони. Джордж Купермен, заместитель директора ЦРУ и глава оперативного отдела, был непосредственным начальником Хобарта и боевым товарищем Энтони в годы войны. – Пусть не путается у меня под ногами!

– Ну-ну, хватит дерзить начальству! – почти ласково проговорил Купермен. – Зайди-ка ко мне.

– Уже иду.

Энтони повесил трубку. Открыв ящик письменного стола, достал оттуда толстую папку с бумагами, накинул пальто и отправился к Купермену – в соседний Корпус Пи.

Джордж Купермен был высоким костлявым человеком лет пятидесяти, хотя изрытое морщинами лицо делало его старше. Он сидел, закинув ноги на стол, с неизменной сигаретой во рту; перед ним дымилась на столе огромная кружка кофе. Он читал московскую газету «Правда»: в Принстоне Купермен специализировался по русской литературе и отлично знал русский язык.

– Ну почему ты не можешь быть с этим жирным ублюдком хоть немного повежливее? – проговорил он, откладывая газету и не вынимая сигареты изо рта. – Нелегко, понимаю, но хоть ради меня постарайся!

– Хобарт сам виноват, – ответил Энтони, садясь. – Пора бы уже усвоить, что я его оскорбляю только в одном случае – когда он открывает рот.

– Ну и какую отговорку ты придумал на этот раз?

Энтони молча положил на стол папку. Купермен раскрыл ее и некоторое время вглядывался в ксерокопированные бумаги.

– Чертежи, – проговорил он. – Судя по всему, чертежи ракеты. И что?

– Это сверхсекретные материалы. Найдены у объекта слежки. Он шпион, Джордж.

– И ты решил не говорить этого Хобарту.

– Я хочу проследить за этим парнем, пока он не раскроет нам всю сеть, а затем использовать его для дезинформации. А Хобарт передаст дело в ФБР; они просто схватят парня, потащат в тюрьму – и прости-прощай вся сеть его контактов.

– Черт, ты прав! И все же очень хотелось бы увидеть тебя на совещании. Я там председательствую. Сделаем так: приходи один, твои ребята пусть работают, а если случится что-то срочное, всегда сможешь уйти.

– Спасибо, Джордж.

– И послушай: ты сегодня вытер ноги о Хобарта на глазах чуть ли не у всего своего отдела, так?

– В общем, да.

– Так вот: в следующий раз, когда захочешь послать его куда подальше, сначала пригласи его выйти. Договорились?

И Купермен снова уткнулся в «Правду». Энтони собрал чертежи и двинулся к дверям. Уже у дверей начальник его окликнул:

– И постарайся, черт побери, чтобы с этой слежкой дело выгорело! Если к оскорблению босса добавится провал операции, я уже не смогу прикрыть тебе задницу!

Энтони молча вышел.

Он не стал сразу возвращаться к себе, а прошел вдоль обреченных корпусов ЦРУ, заполняющих пространство между Конститьюшн-авеню и набережной пруда, мимо парковки и вышел через задние ворота в парк.

Энтони шел по аллее, обсаженной английскими вязами, с наслаждением вдыхая свежий морозный воздух, смягченный близостью моря. Утро выдалось нелегкое, но в целом все идет по плану. Главное – что никто из его коллег так и не узнал правду.

Он дошел до конца аллеи и остановился примерно посредине между Мемориалом Линкольна и памятником Вашингтону. «Это вы во всем виноваты, – думал Энтони, обращаясь к двум великим президентам. – Вы внушили людям, что они могут стать свободными, зажгли их этой мечтой. Теперь я сражаюсь за ваши идеалы. Давно уже не верю в свою правоту, не уверен, что у меня вообще остались какие-то принципы… Должно быть, я просто слишком упрям, чтобы сдаться. Быть может, и вы чувствовали себя так же?»

Мертвые президенты не давали ответа; и, немного подышав воздухом, Энтони вернулся в Корпус Кью.

У себя в кабинете он обнаружил Пита вместе с парой агентов, следивших за Люком: Саймонс – в синем пальто, Беттс – в зеленом габардиновом плаще. Однако здесь же сидели и Райфенберг и Горвиц, которые должны были их сменить.

– Какого дьявола вы здесь делаете? – проговорил Энтони, охваченный внезапной тревогой. – Кто следит за Люком?

Саймонс потупился, сжимая в руках серую фетровую шляпу.

– Н-никто, – пробормотал он.

– Что?! – взревел Энтони. – Что случилось, мать вашу? Отвечайте, недоумки!

После короткого тяжелого молчания заговорил Пит.

– Мы… – Он тяжело сглотнул. – Мы его упустили.

Часть вторая

9.00

Ракета «Юпитер-Си» изготовлена для армии корпорацией «Крайслер». Огромный и мощный двигатель, который поднимет в воздух первую ступень, произведен компанией «Норт-Американ авиэйшн инкорпорейтед». Вторая, третья и четвертая ступени ракеты были разработаны и прошли испытания в Лаборатории реактивного движения в Пасадене.

Люк был страшно зол на себя. Как он мог так оплошать? Встретил двух человек, скорее всего знающих, кто он такой, – и упустил обоих!

Он вернулся в район дешевых съемных квартир вблизи благотворительной столовой на Эйч-стрит. Уже совсем рассвело, и в бледном свете зимнего дня трущобный квартал казался непригляднее прежнего: дома старше, улицы мрачнее, люди потрепаннее. На крыльце какого-то давно закрытого магазина он увидел двух бродяг с бутылкой пива – и, вздрогнув, поспешно прошел мимо.

Тут Люка поразила новая мысль. Алкоголика постоянно тянет выпить, верно? Но его затошнило при одной мысли о том, чтобы накачиваться пивом с раннего утра. Значит, заключил он с огромным облегчением, он не алкоголик.

Хорошо, он не пьяница; тогда кто же?

Мысленно он составил список всего, что знает о себе. Ему от тридцати до сорока. Не курит. Не пьет, хотя с виду похож на пьяницу. Служил в полиции или в какой-то секретной службе. И знает слова гимна «Иисус – наш лучший друг».

Негусто.

Следуя своему плану, Люк разыскивал полицейское отделение и решил спросить дорогу у прохожих. Минуту спустя, проходя мимо заброшенного дома с железной оградой, ржавой и кое-где поломанной, он увидел, как сквозь дыру в ограде, отдуваясь, вылезает на улицу полицейский. «Вот это удача!» – подумал Люк и обратился к нему:

– Вы не подскажете, как мне добраться до отделения полиции?

Коп – жирный тип с крысиными усиками – взглянул на Люка с отвращением и прорычал:

– У меня в багажнике доедешь, если не уберешься отсюда к долбаной матери!

Грубость полицейского поразила Люка. Что с ним такое? Однако Люк устал бродить по улицам и хотел знать, куда ему идти, так что повторил вопрос:

– Я просто хотел узнать, где ближайший полицейский участок.

– Вали отсюда, придурок гребаный! Второй раз повторять не буду!

Люк почувствовал, что начинает злиться. Что этот коп о себе вообразил?

– Мистер, я просто задал вам вопрос! – проговорил он.

С удивительным для толстяка проворством коп схватил Люка за отвороты потрепанного пальто и толкнул сквозь дыру в заборе. Люк пошатнулся и упал на асфальт, больно стукнувшись плечом.

К его удивлению, он оказался не один. Рядом, прямо за забором, он увидел молодую женщину – грубо размалеванную крашеную блондинку, в расстегнутом пальто поверх легкого платья, вечерних туфлях на каблуках и порванных чулках. Она торопливо поправляла чулки. Люк догадался, что это проститутка – и, должно быть, она только что обслужила толстяка-полицейского.

Полицейский шагнул следом и пнул его ногой.

– Господи, Сид, – послышался рядом голос проститутки, – что он тебе сделал? Плюнул на тротуар? Оставь беднягу в покое!

– Я его научу уважать закон и порядок! – прорычал полицейский.

Краем глаза Люк заметил, что коп вытаскивает свою дубинку. Он откатился в сторону – но недостаточно быстро: удар пришелся по левому плечу, и рука сразу онемела. Полицейский занес дубинку еще раз.

В этот миг в мозгу у Люка что-то щелкнуло.

Вместо того чтобы снова ускользнуть от удара, он сгруппировался и бросился копу под ноги. Из-за неустойчивой позы тот рухнул наземь, выронив дубинку. Люк вскочил. Полицейский тоже успел подняться: но Люк, не теряя времени, бросился на него, схватил за форменную куртку, резким движением притянул к себе и нанес удар кулаком в лицо. Послышался тошнотворный хруст, и коп заорал от боли.

Люк выпустил его и, повернувшись на одной ноге, ударил копа другой ногой по колену. Заскорузлым, давно потерявшим форму ботинком ему едва ли удалось бы сломать кость; однако колено – слабое место, и от удара по нему коп грохнулся наземь.

«Где это, черт возьми, я научился так драться?» – как-то отстраненно, словно во сне, подумал Люк.

Из носа и рта у полицейского шла кровь; однако он приподнялся на одно колено и правой рукой потянул из кобуры пистолет.

Люк прыгнул и ударил копа правым локтем об асфальт – пистолет выпал из его руки. Затем Люк выкрутил ему руку за спину, заставив упасть на живот, сел на него, схватил за указательный палец правой руки и со всей силы заломил назад.

Коп заорал. Люк продолжал выкручивать ему палец. Раздался треск сломанной кости, и коп вырубился.

– Теперь долго не будешь бить бродяг! – тяжело дыша, проговорил Люк. И, чуть подумав, добавил: – Придурок гребаный!

Затем он встал, подобрал револьвер, открыл затвор и высыпал патроны на асфальт.

Проститутка смотрела на него во все глаза.

– Ты кто такой, Элиот Несс?[8] – спросила она.

Люк взглянул на нее: изможденное тело, бледное лицо под неровным слоем пудры и румян.

– Я и сам не знаю, кто я.

– Ну, не обычный бродяга, это уж точно! – заметила она. – В жизни не видела алкаша, который сумел бы так отделать эту жирную свинью!

– Да, пожалуй.

– Нам надо валить отсюда, – сказала женщина. – Когда Сид придет в себя, на глаза ему лучше не попадаться.

Люк кивнул. Сида он не боялся, но понимал, что скоро здесь появятся другие полицейские – и им действительно попадаться не стоит. Он пролез сквозь дыру в заборе обратно на улицу и быстро зашагал прочь.

Женщина шла рядом, цокая каблуками по тротуару. Люк замедлил шаг, чтобы она поспевала за ним, ощущая с ней что-то вроде общности: ведь оба они пострадали от жирной свиньи в форме по имени Сид.

– Вообще круто, что Сидни наконец напоролся на кого-то, кто дал ему отпор, – проговорила женщина. – Наверное, я у тебя в долгу!

– Вовсе нет.

– Ладно, когда тебе захочется девчонку, приходи, обслужу бесплатно!

Это щедрое предложение вызвало у Люка только гадливость, однако он постарался ее скрыть.

– Как тебя зовут?

– Ди-Ди.

Он поднял брови.

– Ну, на самом деле Дорис Доббс, – призналась женщина. – Но что это за имя для девочки на ночь?

– Я Люк. А фамилии не знаю. Я потерял память.

– Ух ты! Стремно, наверное, себя чувствуешь, когда ничего не помнишь!

– Чувствуешь себя совершенно дезориентированным.

– Ну да, я это и хотела сказать.

Он покосился на нее – и увидел, что она улыбается. «Я ей нравлюсь», – подумал Люк, и на сердце у него стало теплее.

– Я не просто не помню свою фамилию или адрес. Я даже не знаю, что я за человек.

– Как это?

– Я спрашиваю себя: порядочный ли я человек? – Быть может, глупо изливать душу случайно встреченной проститутке посреди улицы, но иных собеседников у Люка не было. – Может быть, я верный муж, любящий отец, надежный товарищ… А может, какой-нибудь бандит. Понимаешь? Отвратительно этого не знать.

– Солнце мое, можешь не париться. Что ты за человек, и так понятно. Бандит, будь он на твоем месте, думал бы совсем о другом. Он спрашивал бы: есть ли у меня бабки, много ли народу я пришил, достаточно ли меня боятся?

Люк кивнул: в этом был смысл. Однако такое утешение его не вполне удовлетворило.

– Одно дело – хотеть быть хорошим человеком, и совсем другое… Что, если я жил не так, как считал правильным?

– Добро пожаловать на землю, солнце, – улыбнулась женщина. – Все мы так живем. – Она остановилась у подъезда. – Ладно, ночка сегодня выдалась нелегкая, и мне пора на боковую.

– Пока.

– Хочешь совет? – спросила она вдруг.

– Конечно.

– Приведи себя в порядок. Побрейся, причешись, раздобудь где-нибудь нормальное пальто, а то это выглядит так, словно ты попону у лошади стащил.

Люк понял, что она права. Никто на него и внимания не обратит – не говоря уж о том, чтобы ему помогать, – пока он напоминает уличного сумасшедшего.

– Да, думаю, ты права. Спасибо!

– И достань себе шляпу!

Он машинально поднял руку к голове, только сейчас сообразив: в самом деле, он единственный человек на улице без шляпы! Но где бродяге раздобыть новый костюм? На мелочь у него в кармане много не купишь.

Решение пришло мгновенно: то ли это был очень простой вопрос, то ли в такой ситуации Люку случалось бывать и раньше. Нужно пойти на вокзал. Там целая толпа путешественников, в чемоданах у которых найдется и полный набор одежды, и расческа, и бритвенные принадлежности.

Дойдя до следующего угла, он взглянул на табличку на доме. Сейчас он на углу А-стрит и Седьмой. А несколько часов назад, выходя с вокзала, заметил, что поблизости располагался угол Ф-стрит и Второй.

Люк зашагал в ту сторону.

10.00

Первая ступень ракеты скреплена со второй пружинными пироболтами. Когда она исчерпает свое топливо, болты взорвутся, пружины распрямятся, и использованная ступень будет сброшена вниз.

Психиатрическая клиника Джорджтауна размещалась в викторианском здании из красного кирпича, с современной пристройкой сзади. Билли Джозефсон оставила свой красный «Форд Тандерберд» на стоянке и вихрем влетела внутрь.

Она терпеть не могла опаздывать. Это выглядело как неуважение к работе и к коллегам. А ведь они здесь занимались жизненно важным делом! Медленно, с трудом преодолевая каждый шаг, учились понимать, как работает человеческий ум, словно составляли карту далекой планеты, на поверхность которой удавалось бросить лишь краткие взгляды сквозь разрывы в густой пелене облаков.

Сегодня она опоздала из-за матери. Проводив Ларри в школу, Билли побежала в аптеку за таблетками – а вернувшись, увидела, что мать лежит одетая на кровати и тяжело дышит. «Скорая» приехала немедленно, но ничего нового врач не сказал: у Бекки-Ма слабое сердце, ей нужно регулярно принимать таблетки и избегать нагрузок. Особенно же вреден для нее стресс.

«А как насчет меня? – хотелось спросить Билли. – Для меня стресс не вреден?!» Вместо этого она в который уже раз поклялась себе с сегодняшнего дня ходить вокруг матери на цыпочках.

На секунду задержавшись в приемном покое, она бросила взгляд на регистрационный журнал, раскрытый на стойке. Вчера поздно вечером, уже после ее ухода, в клинике появился новый пациент: Джозеф Беллоу, шизофрения. В имени почудилось что-то знакомое, хотя Билли не могла вспомнить, где его слышала. Как ни странно, пациента в ту же ночь выписали.

Билли прошла через общую комнату, где собирались больные в дневное время. Работал телевизор. Репортер вещал: «Здесь, на мысе Канаверал, у всех на устах один вопрос: когда же наш искусственный спутник Земли отправится в космос? Хотя военные утверждают, что это произойдет в ближайшие несколько дней, точная дата и время остаются неизвестны».

Объекты исследований Билли сидели вокруг: одни смотрели телевизор, другие читали или играли в настольные игры, некоторые просто невидящим взором смотрели перед собой. Билли помахала Тому, молодому человеку, утратившему понимание смысла слов.

– Привет, Томми! – поздоровалась она.

Тот широко улыбнулся и помахал в ответ. Том прекрасно чувствовал язык тела, часто реагировал так, словно понимал, что ему говорят – и лишь через несколько месяцев Билли смогла определить, что он не сознавал ни единого слова.

Рядом строила глазки молодому медбрату алкоголичка Марлин. Алкоголь выжег ее память: пятидесятилетняя Марлин не помнила о себе ничего, начиная с девятнадцатилетнего возраста. Она считала себя юной девушкой и не желала верить, что «старик», навещающий ее в больнице, – ее муж.

Сквозь стеклянную стену опросной Билли увидела Рональда, сидящего за математическим тестом. Рональд, блестящий архитектор, получил травму головы в автомобильной аварии и напрочь утратил способность считать. Даже на вопрос «сколько будет три плюс четыре» он отвечал страшно медленно, считая на пальцах – и далеко не всегда находил правильный ответ.

Многие пациенты здесь страдали шизофренией – болезнью, разрушающей связи человека с реальным миром.

Некоторым больным удавалось помочь лекарствами или электрошоком, однако Билли занималась не лечением, а исследованием расстройств. Изучая болезни, при которых те или иные умственные способности «выпадают», оставляя неповрежденным рассудок в целом, она составляла перечень функций сознания. Так, архитектор Рональд легко мог ответить, три или четыре предмета стоят перед ним на столе; но если предметов было больше – например дюжина – и их приходилось считать, он очень мучился с подсчетом и часто ошибался. Это подсказало Билли, что способность определить на глаз количество предметов в небольшой группе не то же самое, что способность их сосчитать.

Таким-то образом она постепенно составляла карту человеческого разума: вот память, вот речь, вот способность к счету. А в тех случаях, когда психические расстройства были связаны с механическими повреждениями мозга, это подсказывало, какой участок мозга за какую способность отвечает. Рано или поздно, думала Билли, у нас появится «карта», на которой каждому участку мозга будет соответствовать та или иная функция сознания.

Учитывая скорость работы, на это понадобится лет двести.

Впрочем, она работает одна. Будь у нее команда психологов, работа пошла бы куда быстрее и, возможно, «карту мозга» удалось бы составить еще при ее жизни.

Много лет прошло с тех пор, как отец Билли, впав в депрессию, покончил с собой. Некоторым больным врачи с тех пор научились помогать, но для многих и многих лечения не было, и человеческое сознание в целом по-прежнему оставалось загадкой для ученых. Если бы только Билли могла работать быстрее! Тогда скоро появилось бы лекарство и для таких, как ее отец…

Она поднялась по лестнице на второй этаж, размышляя о таинственном ночном пациенте. Джозеф Беллоу – похоже на Джо Блоу[9]. Может быть, имя вымышленное? И почему его выписали среди ночи?

Из окна ее кабинета открывался вид на строящееся здание. К больнице пристраивали новый корпус – а вместе с ним открывалась и новая должность: заместитель директора по научной работе. Билли очень надеялась, что должность достанется ей. На это же кресло претендовал один из ее коллег, доктор Леонард Росс. Лен был старше Билли, однако у нее больше опыта и публикаций: несколько статей в научных журналах и учебник «Введение в психологию памяти». Она не сомневалась, что Лена сможет обойти – весь вопрос в том, с кем еще придется соперничать. А эта должность ей нужна, очень нужна. Ведь, заняв руководящий пост, она сможет привлечь к своим исследованиям и других психологов!

Возле здания, среди строителей, она заметила группу мужчин в деловых костюмах – шерстяные пальто и фетровые шляпы вместо комбинезонов и касок. Они, как видно, осматривали строительство. Приглядевшись, она заметила среди них Лена Росса.

– Что это за делегация, которой Лен Росс показывает новый корпус? – спросила Билли у секретарши.

– Из Фонда Соуэрби.

Билли нахмурилась. Фонд Соуэрби будет финансировать отдел научной работы – а значит, кто будет им руководить, решат именно эти большие шишки. И Лен уже их вовсю обхаживает!